В ожидании, пока цубуан загустеет, Токуэ-сан посоветовала ему записать подробно все, что они проделали до сих пор.
— Зачем? — отмахнулся Сэнтаро. — Я и на глаз запомнил.
— Да неужели? — усмехнулась она. — А ну-ка, расскажите мне рецепт! С самого начала!
Смущенно помявшись, Сэнтаро открыл ноутбук.
— Вы слишком самоуверенны, шеф!
— Вовсе нет…
— Тогда почему не записываете? В кондитерском деле столько мелких премудростей. Без конспекта не научишься, это факт!
— Ладно, понял…
Окончательно смутившись, он послушно записал под ее диктовку все пройденные этапы.
— А вы сами где-то учились?
— Я просто очень долго этим занималась.
— Пятьдесят лет?
— У вас много клиентов моего возраста?
Сэнтаро покачал головой.
— Если бы! В основном галдящие школьницы. Такие вредные, что придушил бы!
— Ах, эти! Помню, как же… — На бледном лице Токуэ-сан вдруг проступил румянец. — Но вредность в таком возрасте — это нормально, разве нет? Пускай себе галдят…
— Лишь потому и терплю. Хоть какие-то покупатели!
— А я могу с ними встретиться?
Ответить ей «нет» он не смог. Хотя от своего решения — не подпускать старушку к клиентам — отказываться не собирался. Что угодно, только не это…
Токуэ-сан заглянула в котел. Потрогала загустевшую массу лопаткой.
— Вот теперь в самый раз!
Зачерпнув немного пасты, она выложила клейкую массу на расстеленную тряпицу и разровняла. Затем подложила еще. И еще.
— А это зачем? — удивился Сэнтаро.
— Чтобы выветрить пот… Сейчас бобы устали и вспотели. Но как только остынут — вы получите тот цубуан, который вам нужен!
Выложенные на тряпицу бобы сияли на солнце. С каждым движеньем лопатки в руке Токуэ-сан над ними поднималось облачко пара, разнося по всей кухне глубокий сладковатый аромат.
— А теперь проверим, подходит ли эта начинка для вашей стряпни…
Раскалив жаровню, Сэнтаро взял поварешку и нацедил на черный металл небольшой, с пол-ладони, кружок желтоватого теста.
Тесто это называлось «трехчастным» — из-за рецепта, который сегодня считается старомодным. Жарить лепешки — единственное мастерство, которому Сэнтаро научился от прежнего босса. Три ингредиента — яйца, мука и сахар — смешиваются в равных весовых пропорциях. Иногда, для пущей вязкости, он добавлял туда немного соды, кулинарного сакэ «мири́н» или просто воды, — но сам принцип «равной трехчастности» не менялся у него круглый год, вне зависимости от сезона. Отличный и очень простой рецепт — спасительный для всех, кто набьет на нем руку.
Самое мудреное — это способ жарки.
В отличие от традиционных способов приготовления горячих сластей — например, имага́ва-я́ки, которые запекаются в формочках, — дораяки требуют широкого раскаленного гриля. Со стороны кажется, что выпекать лепешки — проще простого, забава для ленивых. Но это — очень сложный процесс, при котором только сам повар решает, каких размеров и толщины получится очередной кругляш, в каком темпоритме его переворачивать до полной прожарки — и когда, уже готовый, снимать. Малейшая разница в соотношении воды и теста может серьезно повлиять на получившийся размер, а само тесто далеко не всегда растекается по жаровне ровными кружочками. А мешкать нельзя: зазевался, перевернул не вовремя, — тесто сразу же подгорает.
Впрочем, сегодня — то ли благодаря тому, что он впервые в жизни приготовил настоящий цубуан, то ли из-за пристального внимания, с которым за ним наблюдала Токуэ-сан, — все кружочки теста на гриле получились такими идеальными, что он сам себе удивился.
До открытия лавки оставалось пятнадцать минут. А начали они чуть позже шести. Значит, вся готовка заняла у них четыре с половиной часа.
Присев на раскладные стульчики в кухне, Сэнтаро и Токуэ-сан отдыхали, разминая плечи и массируя запястья.
Подцепив парочку только что испеченных лепешек, Сэнтаро проложил между ними еще теплый цубуан. Священный момент, от которого все поклонники этого лакомства мечтательно глотают слюнки. Отвесив легкий поклон в сторону Токуэ-сан, он поднес дораяки ко рту…
Сладковато-уютный аромат не просто щекотал ноздри. Он проникал в голову и заполонял ее до самого затылка. Куда до него фабричному цубуану! Это был запах живых бобов. Задиристый, энергичный. Немного приглушенный и в то же время — неописуемой глубины. Как и мягкий, фантастический вкус, что растекся у него за щекой.
Удивленно улыбнувшись старушке, Сэнтаро откусил еще. Тот же эффект повторился: будто волна эйфории прокатилась по всему телу.
— Просто небо и земля! — пробормотал он, озадаченно поглаживая щеку.
— Ну? Что скажете, шеф?
— Никогда еще такого не пробовал…
— Что, серьезно?
— Наконец-то нашелся цубуан, который я могу есть!
— То есть как?
Токуэ-сан посмотрела на обкусанную лепешку в его руке. Полукруг от зубов Сэнтаро считывался вполне отчетливо.
— Вы о чем это, шеф? — переспросила старушка, держа свою недоеденную порцию на весу.
— Ну, в общем… Должен признаться…
— В чем же?
Она положила недоеденную порцию обратно на тарелку.
— На самом деле ни одного дораяки в своей жизни я еще не доел до конца.
— Что-о?! — У старушки отвисла челюсть. — То есть вы их терпеть не можете?
Спохватившись, Сэнтаро замахал на нее руками:
— Ну что вы, дело не в этом! Есть-то я их могу… Просто — не сладкоежка по жизни.
— Вот как? Хм!
— Но ваш цубуан, уж поверьте, оценить я способен. Еще с первого раза понял, что это — просто фантастика. Никогда такого не ел!
— И при этом не любите сладкого, так? — уточнила она, не сводя с Сэнтаро пристального взгляда.
— Да не то чтобы не люблю… Но до конца обычно не доедаю.
— О боги… Шеф! — Чем неохотней он отвечал, тем активней она его теребила. — Но тогда почему же вы работаете в кондитерской?
— Почему? — повторил за ней Сэнтаро. — Хороший вопрос…
Изумленно уставившись на него, старушка ждала ответа.
— Да как-то само сложилось. Пришлось приземлиться здесь.
— «Само сложилось»?
— Ну, были свои… обстоятельства. — Он взял недоеденную лепешку, поднес ко рту, откусил еще. — Но это…
— Что — это? Вы постоянно недоговариваете, шеф!
— Просто я вдруг заметил, что мои лепешки такому цубуану не ровня! Слишком разный уровень мастерства.
Токуэ-сан взяла с тарелки последний кусочек, сунула в рот.
— Ну… Может, конечно, и так… — задумчиво протянула она.
— Вот! Тоже заметили? Сам цубуан так хорош, что ничего другого не ощущаешь. Подавать его в таких лепешках нет никакого смысла. Они ему только мешают!
Не успел он договорить, как в его голове зазвучал совсем другой голос. «Ты что творишь?! — закричал этот голос. — Лишнюю работу себе придумываешь? Замолчи!!»
Но было поздно. Его губы уже двигались сами:
— Будь мои лепешки удачнее — другое дело, не так ли?
— И… что же для этого нужно?
— Буду думать. Но сегодня у нас, по крайней мере, получилась лучшая начинка за всю историю «Дорахару»!
— Похвалами делу не поможешь… Вы меня очень расстроили, шеф. Кондитерской-дораяки заведует человек, который не любит сладкое? Просто кошмар наяву!
— Да нет же, говорю вам! Вот, смотрите, я съел все до конца… — Показав ей пустые ладони, он стряхнул ими крошки с губ. — Чего не делал уже давненько!
— Ну и зачем себя насиловать? — Она недоверчиво пожала плечами.
— Просто у меня в жизни лакомство чуть другое… — усмехнулся он, изображая губами и пальцами, как потягивает из чашечки сакэ.
Токуэ-сан с досадой сморщила нос.
— Тогда почему вы не стали барменом?
Не найдя что на это ответить, Сэнтаро встал, подошел к окну и поднял железную штору.