ГЛАВА 1

Я юркнул в подъезд и прижался к стене. Толпа оборотней пронеслась мимо, улюлюкая и завывая, точно волки. До полуночи оставалось еще несколько часов, но они явно решили порепетировать. Я искренне надеялся, что они меня не унюхали. Если им это не удалось, то лучшего и пожелать нельзя.

Я отряхнул куртку от крошечных капель, осевших на ней. Когда так несешься, не обращаешь внимания на то, что на улице дождь. Пусть мелкий, пусть не такой уж холодный, но все-таки дождь. Так и воспаление легких схватить недолго, а лекарства достать негде. Большинство аптек давно умыли руки, когда поняли, что из всех продаваемых ими товаров в основном востребуются только дезинфекторы и бинты.

Хотите спросить, кто я? Есть ли нужда представляться? Думаю, вы меня уже знаете. Меня зовут Дэрриен Лэйвери, и я далеко не последний человек в списках самых разыскиваемых преступников нашего времени. Тут я занимаю самую верхнюю строчку чарта. Мое преступление не прописано в уголовном законодательстве и никогда не будет. Оно уникально по своей природе, так как его можно совершить всего один раз, зато — с необратимыми последствиями. И по тяжести оно несопоставимо даже с серийными убийствами. Это — геноцид. Геноцид представителей человеческой расы.

Итак, начнем сначала.

Я — Дэрриен Лэйвери, художник. Тихо-мирно рисовал комиксы в одном местном издательстве и довольно неплохо получал за свою работу. Чего только стоил мой последний комикс "Тутанхамон". С него все и началось.

Начальник не принял мой фундаментальный труд. Не захотел даже вынести его на обсуждение комиссии, чем очень меня огорчил. Не его вина, понимаю, но что поделать с директором издательства, которого интересуют только смазливые герои?

Так, на чем я остановился? Ах, да. В тот вечер я узнал, что могу извергать огонь. Как дракон. Стоило мне разозлиться, и троих хулиганов, испортивших мой комикс, как не бывало. Впрочем, невелика потеря, хотя совесть будет грызть меня до скончания веков. Дальше — больше. Дома я обнаружил своего будущего учителя, наставника, в общем, мизерную летучую мышь, которая представилась египетским жрецом Аменохеприти. Тут бы мне и сойти с ума, но…

Мышь сообщила мне потрясающие новости — за мной началась широкомасштабная охота. И Добро, и Зло искали меня по своим причинам. Одни хотели меня убить, другие — перетянуть на свою сторону. Как вы думаете, почему?

Да потому, что на роду мне было написано уничтожить Добро. Нехило, а? Как бы вы себя почувствовали на моем месте? Что бы стали делать? Наверняка попытались бы всеми силами это предотвратить. Я так и поступил. Извивался, словно уж на сковородке, стараясь держаться как можно дальше от белых магов, но меня вынудили обратиться к ним за помощью.

Короче, описывать все мои злоключения смысла нет. Скажу лишь одно. Как веревочке ни виться, конец все равно будет. Я это сделал, раздавив цветок лотоса. Ну откуда мне было знать, что символ, дающий энергию Добру, окажется живым, а не хрустальным? Казнить меня на месте добрые маги не смогли лишь по одной причине — в загробный мир лотос забрал и их силы. Это дало мне время скрыться.

Теперь я обитаю в тетушкиной квартире, которую она оставила год тому назад — отбыла в Германию с каким-то типчиком, которым познакомилась по Интернету. Квартира располагалась в самых отвратительных трущобах, какие только можно найти в нашем городе. Каждый выход на улицу сопровождался массовым суицидом нервных клеток, а они, как известно, восстанавливаются очень медленно. Стоит ли удивляться, что, очутившись вне дома, я дергался при каждом шорохе, озирался, а по улицам ходил вприпрыжку. Страх цеплял меня за горло и не отпускал, пока я, вернувшись в квартиру, не запирал за собой дверь.

Я подобрал с пола продукты, высыпавшиеся из пакета, и поднялся в квартиру. Дверь громко заскрипела, когда я, повернув ключ, открыл ее. Неудивительно, что тетушка отсюда сбежала: более ужасного жилья в еще более ужасном районе я и представить себе не мог. Но выбора у меня не было. Уверен, меня искали. Возможно, ищут до сих пор.

Свой дар поджигать что ни попадя я упрятал так далеко, как только мог. Да-да, я чародей. Формально. Управляться со своим волшебством я так и не научился — не было времени. Зато я на собственном опыте узнал, что наш город наводнен вампирами, оборотнями, черными магами и тому подобной жутью. Не могу сказать, чтобы это меня сильно обрадовало, но утешала мысль, что я все-таки не единственный в своем роде.

Думаете, уничтожение какого-то цветочка никак не повлияло на окружающий мир? Ошибаетесь. Повлияло, еще как. Если до этого мир всего лишь катился в пропасть, то сейчас он оказался на самом ее дне. Полиция сначала брыкалась, но быстро поняла, что это бесполезно. Все, кто никак не относился к творившемуся на улицах беспределу, сидели по домам, высовываясь наружу лишь в случае крайней необходимости. Как я.

Только вот я имел самое непосредственное отношение к этим беспорядкам.

И вот я здесь. Скрываюсь от окружающего мира, но на душе все равно неспокойно, потому что от себя не спрячешься. Чувство вины за содеянное не отпускало меня даже во сне, вгрызалось в сердце и мозг. Пару раз я был близок к тому, чтобы сунуть голову в петлю.

Я достал спички из ящика стола и зажег свечи. Когда я только поселился здесь, электричество еще было, но вырубилось через четыре дня. Либо за неуплату, либо какая-то гнида перегрызла кабель. Смешно, не правда ли? Вервольф, перекусывающий провод. Полгода назад я бы тоже посмеялся, так как еще не знал, насколько опасны ликантропы. Я тогда вообще не знал, что они существуют.

Свечи у меня расставлены по всей квартире, и от этого она напоминает обитель свихнувшегося чародея, что, впрочем, недалеко от истины. Правда, чародей из меня фиговатый. Я пробовал поджечь свечи без помощи спичек, но это не увенчалось успехом. В первый раз свеча вообще не зажглась, а во второй я чуть не подпалил кухню. С магией пришлось завязать, чтобы не натворить дел. Если квартира сгорит, я потеряю свое единственное убежище, а это мне ой как не на руку. Особенно в преддверии зимы. А она будет холодной. Не спрашивайте, откуда я это знаю. Просто после того, что я сделал с миром, я, как никто другой, чувствую его боль. Чувствую не каждого человека в отдельности, а весь мир. Будто он — это живое существо, которое корчится в предсмертных судорогах и никак не может умереть. Оно чувствует, что конец близок, и каждый новый день проходит в мучительном ожидании. Что бы вы сделали? Прекратили бы страдания несчастного или оставили умирать своей смертью? Убили бы целый мир? Ха, если ответ "да", спросите меня, как.

Откуда-то с улицы донесся крик. Я даже не шелохнулся, хотя всего пару месяцев назад от подобного почти впадал в истерику. Привыкаешь ко всему, даже к смерти, ежедневно приходящей за кем-то прямо у тебя под носом. Я все равно ничем не могу помочь тем несчастным, кого скелет в черном балахоне настиг под моими окнами. Именно поэтому я в конце концов перестал обращать внимание на вопли и отворачивался от свеженьких трупов, регулярно появляющихся во дворе за мусорными баками. Думать о том, что на их месте мог оказаться я, не хотелось.

Вспоминал ли я о тех, кто всеми силами пытался вытащить меня из той передряги? Нет. Если ловил себя на мысли о ком-то, тут же обрывал ее. Я не желал возвращать прошлое, ведь я добился, чего хотел — вернул свою прежнюю жизнь. Загвоздка была в том, что теперь она меня не устраивала.

Темные шторы закрывали окна, чтобы свет не было видно снаружи. Учитывая стоящую на улице темень, отнюдь не лишняя мера предосторожности. Небо теперь было постоянно устлано тяжелыми свинцовыми тучами, которые на закате окрашивались в темно-багровый цвет. Ночью же не было видно ни зги.

И попробуйте только сказать, что цветок лотоса тут ни при чем.

Я достал из пакета банку газировки, открыл и залпом выдул половину. В носу защипало, на глаза навернулись слезы. Я встряхнул головой. С чего это на меня сегодня вдруг нахлынули воспоминания? Прошлое не вернешь, так есть ли смысл думать об этом?

Я вытряхнул из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Курить я начал совсем недавно. Согласитесь, трудно наблюдать, что происходит с миром по твоей вине, и остаться в трезвом уме и светлой памяти. Сигареты хоть как-то ослабляли постоянно растущее напряжение. От алкоголя я отказался сразу. Во-первых, затратно, а во-вторых, расслабляться до такой степени мне не следовало.

Крик раздался совсем близко, и на этот раз я все-таки вздрогнул. Кричала женщина.

Я подошел к окну и отодвинул штору. Чуть-чуть, чтобы меня не было видно снаружи.

И увидел их. Вервольфы, от которых я удирал четверть часа назад, нашли себе новую жертву. Ей оказалась женщина лет сорока с коротко стриженными темными волосами и смуглой кожей.

Они загнали ее в угол. Прижимая к груди сумочку, казавшуюся мизерной на фоне ее массивного тела, она смотрела на полулюдей-полуволков вытаращенными глазами. Я еще не говорил, что самая страшная форма оборотней — на грани перекидывания? Мне однажды приходилось наблюдать такое. Вервольф по имени Шайтан "успокоил" моего недруга одним своим видом. Честно говоря, мне сразу как-то расхотелось бунтовать.

Один из зверей, немного крупнее остальных, выступил чуть вперед и прижался к земле, готовясь к прыжку. Кончики ушей его подрагивали от возбуждения, из горла доносился угрожающий рык, здоровенная пасть ощерилась в ужасающей ухмылке. На жертву это произвело неизгладимое впечатление. Она подняла свою ярко-красную сумочку, пытаясь защититься, но с места не двинулась. Ужас сковал ее, оставляя возможность лишь наблюдать за собственной смертью. Она раскрыла рот, но из него не вырвалось ни звука — голосовые связки тоже парализовало.

За секунду до того, как мощные челюсти сомкнулись на ее горле, женщина вскинула голову и посмотрела прямо на меня.

Тяжело дыша, я отшатнулся от окна. Штора с мягким шелестом вернулась на место. Я провел дрожащей рукой по лбу и не удивился, обнаружив, что она стала мокрой от пота.

Я не мог. Не мог, черт возьми! Во-первых, не успел бы, но даже если бы успел, то мало чего мог бы сделать. Нас обоих попросту сожрали бы.

"Да ты просто трус", — вдруг раздался у меня в голове до боли знакомый ехидный голос.

От неожиданности я выронил банку с газировкой. На вытертом добела ковре расплылось темно-коричневое пятно.

"Сидишь тут, как каракатица в своей раковине. А там, за окном, рушится целый мир. И все благодаря тебе, герой хренов".

Дэрриен-два. Мой двойник. Моя полная противоположность. Он исчез четыре месяца назад, аккурат после уничтожения лотоса.

Не было нужды отвечать ему вслух, но я ответил:

— Помнится, в последний раз, когда мы с тобой общались, ты ратовал за то, чтобы я присоединился к злу. А сейчас ты хочешь, чтобы я стал рыцарем света?

"Да кто тебя к этому призывает? Я хочу всего лишь повеселиться. Мочить вампиров — лучше не придумаешь! Помнится, за тобой уже закрепилась слава киллера после убийства Адриана".

— Я его не убивал. Это Адальберт.

"Да какая на хрен разница? Зло все равно считает, что это ты. Так почему бы не подтвердить пару раз свой статус а-ля Блэйд? Вот увидишь, тебе это понравится. А какой ажиотаж начнется в вампирских кругах…".

— Отвали, — я поднял пустую банку и швырнул ее в мусорку.

Почуяв, что меня так просто не возьмешь, Дэрриен-два избрал другую тактику.

"Ведь на улицах гибнет столько невинных людей! Ты мог бы спасти их, убивая монстров…".

— Да понял я, к чему ты клонишь, — кисло улыбнулся я. — Сказал же — нет. Никого я убивать не буду. Мне хватило двух премилых старичков.

"Не такие уж они были милые".

— Если ты не заметил, я произнес это с сарказмом.

Двойник фыркнул и, слава тебе, Господи, заткнулся.

Я вновь подошел к окну, но не решился отдернуть занавеску. Конечно, городские вервольфы куда голоднее сельских (там, сами понимаете, овцы, козы и прочая живность), но я все же боялся увидеть останки их чудовищной трапезы. Например, сумочку ярко-красного цвета, на которой кровь будет незаметна, но я-то буду знать, что она там.

Дэрриен-два был в чем-то прав. Я отсиживаюсь здесь, чтобы не замечать происходящего снаружи. Я — моллюск, не желающий знать, что творится вне его раковины. И только когда меня приготовят, я пойму весь ужас окружающего мира, увижу, как он огромен, и во что он превратился. Все люди, не бывшие до этого ни вервольфами, ни вампирами, ни магами — не более чем морепродукты на блюде, подаваемые на стол богатому дяденьке в дорогом костюме. И этот дяденька называет себя Карвином, хранителем вселенского баланса Добра и Зла.

Но я ничем не могу помочь этому миру. Ломать — не строить. Разрушить Добро оказалось даже проще, чем я думал, хоть и никоим образом не собирался этого делать. Все произошло само собой, и глупо надеяться, что все так же и восстановится.

Постояв немного у окна и так и не решившись выглянуть на улицу, я не придумал ничего лучше, чем улечься спать. По освещенности дни не слишком-то отличались от ночи.


Утро встретило меня мелким противным дождиком. По мне так лучше уж ливень, чем такое. И тучи толком не разгоняются, и на душе мерзопакостное ощущение, что в тебя медленно, но верно забирается вода. Даже если сидишь дома под одеялом. Ведь в моей обители жуткая холодрыга — как-никак конец октября. Отопления, естественно, не было, от свечей толку — практически никакого. Я подозревал, что если останусь в этом холодильнике еще на месяц, то замерзну до смерти. Но выбора у меня не было. На улице я погибну куда быстрее.

Четыре месяца. Четыре месяца я прозябал в этой дыре, где один день был похож на другой. Каждый день кого-то убивали, каждый день моросил дождик. И не проходило и дня, чтобы я не чувствовал вины за содеянное.

Только вот за все это время Двойник ни разу не объявился. Что же побудило его вчера выбраться из берлоги подсознания?

Хватит думать о нем. Иначе он решит, что я нуждаюсь в его помощи, и вновь захватит мой разум, а это смерти подобно в новом мире. Я встал и прошлепал на кухню, кутаясь в одеяло. Достал из неработающего холодильника колбасу, сыр и хлеб и быстренько сварганил парочку бутербродов. Затем прихватил банку с газировкой и вернулся в спальню. По пути завернул в гостиную и взял первую попавшуюся книгу с полки. Это оказались "Мифы Древнего Египта". Сразу же вспомнился Аменохеприти. Самый могущественный жрец.

Я невольно усмехнулся, вспомнив это несуразное существо, строящее из себя суперсильного чародея. Несмотря на его самомнение, такого очаровашки я еще не встречал. Ну и пусть, что летучая мышь. Кто сказал, что они не бывают милыми? Но все же под горячую руку (простите, лапу) Аменохеприти было лучше не попадаться.

Я помотал головой, отгоняя воспоминания. Им только дай волю, и через час повесишься от угрызений совести.

Я открыл книгу на середине и погрузился в таинственный мир Древнего Египта.


Так прошло еще три дня. Неотвратимо близился тот момент, когда мне снова нужно было выйти на улицу. Боишься, не боишься — а кушать хочется.

Единственный работающий магазин находился в трех кварталах отсюда. Не так уж далеко, но с самого утра меня не отпускало дурное предчувствие, будто сегодня случится то, что изменит мою жизнь еще более круто, чем уничтожение Добра. Но я привычно плюнул на свои инстинкты. Если уж за четыре месяца со мной ничего не случилось, почему должно случиться сегодня?

Итак, я надел куртку, поднял воротник, натянул бейсболку на глаза. Окинул взглядом свое жилище, проверяя, не оставил ли я где горящей свечи — только пожара мне не хватало. Затем вышел, закрыв дверь на ключ.

Загрузка...