Час расплаты

30

Дениз Гарленд, дипломированная медицинская сестра из больницы общего типа Мерси, жила в небольшом односпальном домике, который, без сомнения, в прошлой жизни был гаражом. Многие сдаваемые в аренду дома в центре города и окрестностях Мак-Астерского колледжа имели похожую историю. Домик этот представлял собой приземистое строение, похожее на подсобное помещение. Теперь его украшали ставни и наружная обшивка. Место подъездной дорожки заняла пешеходная, залитая бетоном. Рядом — малюсенькая лужайка. Возле входной двери горела слабенькая лампа желтого свечения.

Домик стоял на углу земельного участка. Если в главное здание можно было зайти прямо со стороны улицы, то вход в сдаваемый домик находился в переулке. Густые заросли бугенвиллии закрывали вид со стороны заднего двора хозяйского дома.

Что для одних — право на невмешательство в частную жизнь, то для других — хорошее прикрытие. Он смог бы войти и покопаться в вещах, хранящихся в этом доме, почти без риска быть застигнутым врасплох.

Идти к парадной двери смысла не было. Она будет заперта. А если кто-нибудь пройдет мимо или выглянет из окна соседнего дома, то первым делом поинтересуется, кто же там стоит на крыльце. И его наверняка заметят.

Балленкоа не боялся, что за ним следят. Будучи всегда наготове, он предпринял все возможные предосторожности, отъехав от управления шерифа. Он не вернулся домой и, как обычно, пустился наматывать круги между кварталами, запутывая след, пока не убедился, что никакой полицейской машины без опознавательных знаков за ним нет. Никто не увязался за его автофургоном.

Наконец он направился в район, где жила Дениз Гарленд, нашел удобное место и стал ждать, пока девушка не ушла отрабатывать вечернюю смену в больницу. Надев на руки хирургические перчатки, Балленкоа пересек улицу, готовясь приступить к работе.

Два окна на южной стороне дома Дениз Гарленд были плотно закрыты. Окно с фрамугой, обозначающее местонахождение ванной комнаты, было приоткрыто на несколько дюймов. Балленкоа хмыкнул. Что ж, ему уже приходилось проникать в дом таким образом. Он был достаточно высок, чтобы добраться до окна, и вполне строен и гибок, чтобы змеей вползти внутрь помещения. Но торопиться не стоит.

Балленкоа преспокойно пробрался в дом с задней стороны. Отсюда через раздвижную стеклянную дверь можно было выйти из дома в небольшой патио, мощенный недорогими бетонными плитами. Здесь Дениз Гарленд отдыхала. Маленький круглый столик, четыре стула вокруг него. Два шезлонга. Все из белого пластика. В одном из углов патио приютился низенький гриль от «Вебера».

На столике — несколько жестяных банок с диетической кока-колой. На одном из стульев — забытое полосатое пляжное полотенце. На цементной плите между двумя стульями — пепельница с окурками.

Мужчина нахмурился. Курящих он терпеть не мог. Мерзкая, гадкая привычка. Если Дениз Гарленд курит, она ему неинтересна. Но Балленкоа надеялся, что окурки в пепельнице принадлежат ее подруге, которая днем приходила к медсестре в гости, пока он наблюдал за домом с другой стороны улицы.

Он проследил за медсестрой от ресторана-закусочной до ее дома, запомнил, где она живет, и вернулся домой, чтобы поспать несколько часиков. Мысль о том, что Дениз Гарленд, скорее всего, тоже сейчас спит у себя в маленьком домике, перестроенном из гаража, возбуждала.

Балленкоа воображал, что вот сейчас она лежит совершенно голая в своей постельке и фантазирует о том, как незнакомец из ресторана касается рукой у нее между ног, а потом лижет и посасывает свои пальцы. Сейчас Дениз, должно быть, мечтает пососать его член. Мужчина вспомнил застенчивый, но в то же время кокетливый взгляд, которым она его одарила из-под полуопущенных ресниц. Девушка, разумеется, посмотрит на него перед тем, как, опустившись на колени между широко расставленными ногами Роланда, принять в свой горячий влажный ротик символ его мужской силы…

Сетчатая рама двери была захлопнута на защелку, но та оказалась непрочной. Просунув кредитную карточку между дверью и рамой, мужчина с легкостью ее открыл. Раздвижную стеклянную дверь запереть, как обычно, забыли, и Роланд с улыбкой на губах отворил ее.

В крошечной кухоньке горели маленькие флуоресцентные светильники. Благодаря их яркому белому свету мужчина сразу увидел несколько грязных стаканов, оставленных Дениз Гарленд в раковине, и ряд чистых тарелок на сушилке, которая стояла на длинном кухонном столе.

К огромному облегчению Балленкоа, в доме не воняло дымом. Пахло жареным мясом. Гамбургеры. На маленьком столике лежала упаковка со сдобными булочками. Рядом — упаковка картофельных чипсов. Он не ел мяса. Он не любил его запаха, хотя и не испытывал к нему такого отвращения, как к табачному дыму.

Балленкоа открыл дверцу небольшого холодильника и провел быструю инвентаризацию. Приправы. Специи. Снятое молоко. Диетическая кока-кола. Яйца. Маргарин. Баночки с шоколадным коктейлем «Слим фаст». Он запишет о том, что нашел у нее, когда вернется к себе домой.

На тумбе в коридорчике, соединяющем кухню и жилую комнату, лежит карикатура. Медсестры за завтраком. Обрадовавшись, мужчина вытащил карандаш из блокнота, лежащего у телефонного аппарата, и дописал дату под инициалами. Она вряд ли это когда-нибудь заметит, но Балленкоа ужасно хотелось оставить свидетельство того, что он побывал в ее доме.

В жилой комнате находились диванчик для двух человек с цветочной обивкой, два белых пластиковых стула из того же набора, что и во дворике, и кофейный столик со стеклянной столешницей. Сверху навалены женские журналы и каталоги. Телевизор, скорее всего, купили недавно. Рядом с ним на картонной коробке стоял видеомагнитофон.

На видеомагнитофоне лежали две кассеты; судя по наклейкам, их взяли напрокат. «Деловая женщина» и «Большая любовь». Милые фильмы. Милые фильмы для милых девушек.

Ему это понравилось. Милая девушка. Совсем молоденькая. Младше, чем она была на самом деле.

Возбуждение забурлило в его крови.

Кровать она не заправляла. Комок сплетенных цветастых простыней. Он представил ее лежащей голой в постели и смотрящей на него снизу вверх. Лицо сердечком. Смущенная улыбка. Пикантная ямочка на левой щеке. Он представил, как ее тело медленно извивается, когда она ласкает себя.

Раздевшись догола, мужчина направился к постели. Он растянулся на матрасе и стал тереться всем телом о простыни и подушки. Роланд вдыхал едва уловимый запах женщины.

Открыв рот, он начал целовать ее подушку так, словно это было ее лицо. Высунув язык, он лизал наволочку до тех пор, пока та не вымокла от его слюны. Затем мужчина, схватив подушку, прижал ее к своему возбужденному члену. Он будет ее насиловать жестоко, сильно, страстно…

Роланд Балленкоа сжал пальцами матрас. Так он будет сжимать ее маленькие груди… грубо, очень грубо… Она будет рыдать от боли.

Когда в ее глазах появится животный страх, его возбуждение достигнет высшей точки. Как изумительно чувствовать свою силу! Он будет насиловать девушку так, словно собирается разорвать ее на две части… Его член превратится в таран… Она попытается с ним бороться. И тогда он преподаст ей урок. Ей это не понравится, зато ему… очень понравится…

Оргазм был похож на взрыв или на извержение вулкана. После этого он лежал неподвижно, как покойник, пока пот не высох на его теле, а в душе не воцарилось спокойствие.

Роланд Балленкоа не мучился излишним самокопанием. Его не интересовало, почему у него бывают такие фантазии. Они всегда, сколько Роланд помнил себя, были его частью. Он не считал себя извращенцем. Он не стыдился своих желаний. Он принимал себя таким, каким был. По правде говоря, Роланд воображал, что он выше остальных людей. В полной мере принимая свое естество, мужчина считал, что живет более интересной жизнью, чем большинство людей может себе это позволить.

Постель Дениз Гарленд он оставил в таком виде, в каком застал. Пусть скомканные простыни остаются нетронутыми. Пройдя в небольшую ванную комнату, мужчина обмылся. Он воспользовался зубной щеткой девушки. Потом, одевшись, Балленкоа покинул дом тем же путем, каким он в него проник. Грязные трусики девушки он засунул себе в карман брюк в качестве сувенира.