Как и собирался, всю первую половину среды я посвятил тому, чтобы дописать свою кровавую новеллу о серийном убийце с Лиговки. Съездил в Генпрокуратуру, дожал-таки неразговорчивого следователя, и, хотя мысли постоянно вертелись вокруг другого преступления, материал получился вроде бы ничего.
— Стогов, — сказала ответственный секретарь Ира, выдохнув в атмосферу очередную порцию вонючего сигарного дыма, — ты у нас гений. Всем бы так, как ты, работать.
— Скажи Степашину, чтобы прибавил мне зарплату.
Мы обсудили с ней, куда посылать фотокора и что лучше всего снимать, и Ира спросила, не желаю ли я заявить какую-нибудь тему на следующий номер.
— Не желаю, — сказал я. — Времени нет.
— Что так? — удивилась Ира.
— А ты не слышала? Мне наш душка редактор варягов подсунул. Из Ирландии.
— А-а, да-да, — покивала головой она. — Видела я этих варягов. Несколько парней и девица с четвертым размером груди. Наши верстальщики чуть шеи не свернули, когда она позавчера по коридору болталась… Осокина на нее нет. Да будет земля ему пухом.
— Уже и ты про Осокина слышала?
— Все слышали… — скорбно изрекла Ира. — Бедный Леша.
Всю дорогу до своего кабинета я пытался сообразить: неужели Осокин оказался настолько всеяден, что успел затащить в постель даже такое бесполое существо, как секретарь издания Ира?
В кабинете я скинул плащ, взгромоздил ноги на стол и наконец закурил. Из висевшего на стене зеркала на меня смотрело небритое лицо, напоминающее моток колючей проволоки, который неожиданно решил дать побеги. Выглядел я устало и потрепанно. Я поскреб щетину и с сожалением подумал, что скорее всего сегодня мне опять не удастся ни побриться, ни толком поваляться в ванне.
Интересно — почему все эти чудеса и куролесы происходят именно со мной? Собирался ведь Степашин отдать варягов Осокину. Не залети он так вовремя в больницу, и сейчас не я жаловался бы Леше на то, что жизнь моя до идиотизма похожа на голливудский боевик, а он мне. Так ведь нет. Осокин в последний момент рокировался на больничную койку, откуда не позже чем через неделю свежий и отдохнувший вернется к привычной жизни. А вот я…
Который раз за последние двое суток я вспомнил: неловко уткнувшийся лицом в рельсы Шон, а над ним — забрызганный кровью Мартин и надсадно орущий Брайан. Кто из них? Кто, черт подери, из них двоих? Мартин или Брайан?
Оно конечно, последние несколько лет я только и делаю, что сую нос во всякие неподходящие места (коллеги из других изданий гордо именуют такой образ жизни «журналистское расследование»). Однако сказать, что распутывать убийства стало для меня привычным занятием, было бы преувеличением. Не стало. Тем более распутывать убийство, в котором, случись что, могут запросто обвинить и меня самого.
С чего обычно начинают расследование те, кому государство платит за это деньгами налогоплательщиков? Если судить по книгам и фильмам, то с поиска мотива. Находим мотив, дергаем за него, как за ниточку, — глядишь, клубок, разматываясь, сам приведет нас к порогу злоумышленника. Однако сколько я ни ломал голову, никакого сколько-нибудь вразумительного мотива в данном случае найти так и не смог.
Начнем с того, что все мы — и ирландцы, и я с капитаном — в тот день видели друг друга впервые. Ирландцы познакомились между собою чуть пораньше, мы с капитаном чуть попозже — сути дела это не меняет. Можно, конечно, представить, что там, в Ирландии, кровь у народа настолько горячая, что парни уже на третьем часу знакомства готовы хвататься за ножи и топоры, да вот только верится мне в это с трудом. Уж у кого, у кого, а у моих варягов кровь — не горячее пива из холодильника.
С другой стороны, с самого начала меня смущало место, выбранное для этого странного убийства. Допустим, я решил убить с первого взгляда возненавиденного мною Шона — с чего бы я начал? Начал бы я с того, что как следует к своему злодеянию подготовился. Прикинул возможные пути отступления, остро наточил нож, запасся приличным алиби. А здесь? Никто из нас не знал, что в туннеле погаснет свет, — до последнего момента мы даже не знали, что вообще пойдем в тот чертов туннель. Оружие убийства тоже появилось спонтанно. Пройди мы на десять метров дальше, и убийца — кто бы он ни был — просто не успел бы снять топор со щита. А уж об алиби и говорить не приходится… Более идиотское в этом смысле убийство трудно даже представить. Все мы стояли друг от друга на расстоянии вытянутой руки, и… И никто, черт возьми, ничего не видел!
Несколько секунд я прикидывал — а не могла ли вся эта история быть чистой воды импровизацией? Скажем, никто никого и не собирался убивать. Шли мы себе шли по туннелю, и тут… Уж больно удачно сложились обстоятельства — убийца, кто бы он ни был, не мог удержаться от соблазна. «Глупо не использовать такой шанс», — подумал он. Когда погас свет, он быстро дошел до пожарного щита, схватил топор (раз уж он под рукой, отчего бы им кого-нибудь не зарубить?), вернулся обратно и в темноте рубанул сплеча. Так сказать — уж кому повезет. Самым близким затылком оказался затылок Шона — вот и вся разгадка. А я сижу и ломаю голову насчет мотивации.
Я затушил сигарету, встал и пару раз прошелся по кабинету. В принципе очень неплохая гипотеза. Многое объясняющая, в отличие от остальных. Осталось решить, кто именно был этим весельчаком-импровизатором. Я сел обратно в кресло, вытащил из пачки новую сигарету и понял, что думать-то здесь особенно и не о чем. Если все происходило именно так, то убийцей мог быть только один человек — Мартин.
Я смотрел, как за окном, на другой стороне Фонтанки, укрываясь зонтами, бредут одинокие, понурые пешеходы, и вспоминал, как вчера горели глаза Мартина, когда он рассказывал мне о культовых убийствах древней Ирландии. На уровне отвлеченных разговоров эта моя гипотеза смотрится очень стройной, но — Бог ты мой! — если дело обстояло действительно так, то как же все это страшно… Убить человека просто из-за того, что удачно сложились обстоятельства… Или не только из-за этого? Когда в понедельник мы пили «Балтику» в лениздатовском буфете, он говорил, что хотел бы познакомиться с отечественными оккультистами и сатанистами. Может быть, это было культовое убийство? Жертвоприношение?
От подобных мыслей и от сознания того, что, промахнись Мартин по Шону, и следующим затылком мог бы стать мой, на душе стало как-то совсем уж грустно. Я переложил из плаща в брюки кошелек, взял со стола сигареты и зажигалку и спустился в редакционный буфет. Выпить нужно было не просто срочно, а, прямо скажем, безотлагательно.
В буфете, за столиком у окна, сидел парень со смешной фамилией Карлсон. Звали его Женя, и когда я видел его в последний раз — недели три назад, — он сидел в буфете и точно так же гипнотизировал бутылку мадеры, единственную свою собеседницу. Бутылка, стоящая сейчас перед ним, очевидно, приходилась той внучатой племянницей. Жизнь Жени, насколько я представлял, состояла из того, что он пил, ходил на вечеринки, на которых пьют, угощал знакомых тем, что пил сам, и никогда не отказывался от того, чем угощали его знакомые. Все это продолжалось неделями. Хороший парень. Немного жаль, что абсолютно спившийся, но в целом — хороший.
— Привет, — сказал я, взяв пива и подсаживаясь к нему.
— Здравствуй, Илья. Очень рад тебя видеть, — трезвым и вдумчивым тоном сказал Женя. Для тех, кто знал его близко, такой вот проникновенный голос был однозначным симптомом того, что Женя до невменяемости пьян.
— Как дела? — спросил я.
— Неплохо, — подумав, сказал Женя. — Совсем неплохо. Вчера я поймал попугая.
— Попугая? — Мне показалось, что я ослышался.
— Ну да. Попугая. Здоровенного такого — называется ара. Он влетел ко мне в окно и сказал: «Пр-р-ривет, милый». У меня в районе очень много таких попугаев.
— Ты где живешь?
— В Колпине.
— И там много попугаев ара?
— Просто навалом! — убежденно кивнул Женя Карлсон.
Я с опаской глянул на стоящую перед ним бутылку. Вроде бы обычная мадера. Да-а-а… Эк его, бедного, скрутило.
— Думаешь, я с ума сошел, да? — грустно сказал Женя. — Почему вы все так ко мне?.. У меня в районе действительно много попугаев. И нечего на меня так смотреть.
— Да я, собственно, и не смотрю, — сказал я.
— В моем подъезде выше этажом живет мужик, который выращивает этих попугаев на продажу. А форточку закрывать постоянно забывает. Вот они и летают по всему району.
Я облегченно вздохнул.
— Хочешь мадеры? — спросил Женя после паузы.
— Нет.
— Что так? Работа заела?
— Нет, просто не хочу. Не люблю мадеру.
— А я вот люблю. Как ее можно не любить? Но это у меня — последняя. Больше денег нет. Ты-то как?
— Так как-то все… Не хорошо и не плохо. Мне редактор поручил развлекать стажеров из Ирландии. Целыми вечерами с ними по клубам болтаюсь.
— Платит-то хоть кто — ты или они?
— Когда как, — сказал я.
Мы помолчали, и я сходил купить себе еще пива.
— Слушай, Стогов, — сказал Женя, когда я вернулся. — Ты же знаешь — я работаю в глянцевом журнале.
— Знаю. Так себе журнальчик.
— Я работаю светским хроникером. И меня постоянно приглашают на всякие светские мероприятия. Ты об этом знаешь?
— Ага. Устроители поят тебя алкоголем, а ты потом рассказываешь читателям, как плохо тебе было с утра. Об этом знает весь город.
— Обидеть хочешь? Ты бы удивился, если бы узнал, насколько трудно меня обидеть… Но я не об этом. В городе постоянно происходят светские события, и меня везде приглашают. Ты об этом знаешь? А я — человек занятой, везде побывать не успеваю. Несмотря на то что там, куда меня приглашают, бесплатно поят и кормят.
— Ты хочешь, чтобы я тебе позавидовал? Я уже завидую.
— Я хочу тебе предложить взаимовыгодный обмен. У меня наверху лежит целая стопка факсов с приглашениями на светские события. В клубы, на модные приемы, и все такое… Ты покупаешь мне две бутылки мадеры, а взамен забираешь эти факсы. И вечером ведешь своих ирландцев не в чумазые подвалы, в которых ты обычно пьешь свое пиво, а в приличные заведения. Как тебе идея?
— Одну.
— Что одну?
— Я куплю тебе одну бутылку мадеры.
— Идет! — обрадовался Женя.
При входе в лифт хмельной Женя чуть не упал, и мне пришлось схватить его за пиджак.
— Осторожнее, — сказал он, — пиджак от Армани. Пятьсот баксов стоит.
На этом Женином пиджаке я своими глазами как-то видел бирку фабрики имени Володарского. Хотя, может быть, с тех пор он успел ее отпороть и пришить другую.
— Подожди здесь, — буркнул он, когда мы дошли до его редакции, и отправился искать обещанные факсы.
От нечего делать я пробежал глазами наваленные на столе газеты. Столичная и петербургская пресса, заскучавшая было в отсутствие полномасштабных политических скандалов, наперебой обсуждала позавчерашнее заявление пресс-секретаря английской разведки МИ-6 и сообщала новые подробности скандала.
«Городские новости» прямо на первой полосе разместили несколько фотографий полугодовой давности. Британские спецназовцы окружают базу российских спецслужб в Ист-Энде. Агент-резидент (ни лица, ни подробностей фигуры не видно), прикрываясь школьниками из похищенного школьного автобуса, беседует с полицейскими. Финальный аккорд — дымящиеся руины порта в Бристоле. Насколько я помню, эти же самые снимки «Новости» уже печатали в марте, но не на первой, а на третьей полосе.
«Невский хронометр» разразился нудной и очень правильной передовицей насчет того, что похищать детишек плохо, а не похищать — хорошо, и если российским властям действительно известно место, где сейчас скрывается злодей-резидент, то, как и положено цивилизованным людям, следует выдать этого монстра англичанам на растерзание.
Родная газета на общем фоне смотрелась куда более выигрышно. Никакого плакатного пафоса — чистая информация. Дословный перевод заявления британцев плюс некоторые подробности скандала из тамошних газет. Леша Сердитов из отдела политики попытался получить комментарий в МИДе — но безуспешно, о чем и сообщал читателям. Кто-то из молодых, с незнакомой фамилией, здесь же писал, что приметы сбежавшего из Англии российского супермена уже помещены в Интернет и теперь любой желающий может запросто узнать, что единственной особой приметой оного супермена является татуировка в виде морского змея, пожирающего подводную лодку, наколотая на внутренней стороне предплечья — чуть повыше кисти.
— На, забирай свои приглашения…
Вынырнувший наконец из внутренних помещений Женя бросил мне на колени целую стопку аккуратно скрепленных бумаг и выжидательно замер. Я полистал приглашения…
— Оʼкей. Это я забираю. Пойдем, куплю тебе твою мадеру.
Женя облегченно вздохнул и направился к двери.
— Погоди, — сказал я. — Я тут вспомнил… Можно от тебя позвонить?
— Звони. Лучше вон по тому, сиреневому телефону.
— Через девятку?
— Ага.
По аналогии с иностранными шпионскими страстями мне вспомнились собственные неприятности. Пообещав еще в понедельник ежевечерне звонить капитану, взявшемуся за дело об убийстве, я так до сих пор ему ни разу не позвонил.
Трубку взяли почти сразу.
— Здравствуйте, — сказал я. — Извините, мог бы я поговорить с капитаном Тихорецким?
— Я у аппарата.
— Игорь Николаевич? Это Стогов. Мы с вами…
— Я узнал вас.
— Как там наши дела? Нашли что-нибудь?
— Откуда вы звоните?
— Из редакции. Вы сделали анализ пятен на брюках Мартина?
— Сделали.
— Ну и как? Вы говорили, что по конфигурации брызг можно определить…
— Илья Юрьевич, — ледяным голосом произнес капитан. — Мне неприятно вам это говорить, но мы сняли отпечатки пальцев с рукоятки топора…
— Ну и?..
— На рукоятке обнаружены ваши отпечатки. Не Мартина, не мои, не кого-нибудь из ирландцев. ВАШИ! Вы понимаете, о чем это говорит?
На какое-то мгновение мне показалось, что сейчас трубка выпадет из моей ослабевшей ладони. Я зажмурил глаза и мучительно захотел проснуться.