Череп императора

17

Дебби не торопясь прикурила, обвела зал взглядом и криво усмехнулась:

— Стоило уезжать из Ирландии!.. Я пролетела над девятью европейскими государствами, тремя часовыми поясами и предъявляла свои документы дюжине мазефакеров с таможенных и всяких паспортных контролей — и все для чего? Для того, чтобы здесь, в России, сходить в ирландский бар?! Fuck! Ну не идиотизм ли, а?

Мы встретили ирландцев у Пяти углов, и я представил им Осокина, выглядевшего в моем старом плаще немного глуповато. В «Долли» лысый, как бильярдный шар, охранник указал нам свободный столик, и с того момента, вот уже полчаса, Дебби не переставала возмущаться тем, что мы затащили ее в ирландский бар — точно такой же, как тот, что расположен в подвале ее дома в Корке. Парням «Долли», наоборот, понравился. Особенно та пикантная деталь, что ни единый человек в баре не знал о существовании в Ирландии такого города, как Корк. Я молчал, курил и, глядя на ворчащую Дебби, думал, что непонятно почему, но за несколько последних дней — с понедельника — я успел как-то незаметно, но радикально измениться в своем отношении к женщинам.

Нельзя сказать, чтобы последние несколько лет женщины занимали в моей жизни хоть сколь-нибудь важное место. Оно конечно — иногда, просыпаясь по утрам, я обнаруживал некоторых из них в своей постели. Я не гордился этими ничего не значащими победами и, в отличие от Осокина, никогда не стремился их приумножить. Единственные женщины, вызывавшие мое заинтересованное внимание, были машинистки на работе да официантки в клубах, а вот теперь…

Теперь я ловил себя на том, что женщины стали интересны мне просто так — сами по себе. Как прекрасные тропические птицы или зрелище заката на морском берегу. Я улыбался, глядя на их рыжие гривы, зеленые глаза, капризно изогнутые шеи и хрупкие руки. Все это словно превратилось в тайные письмена, в иероглифы, прочесть которые мог только я и которые говорили мне о чем-то важном… Важном и радостном.

— А вот я не согласен, — отбрыкивался от наскоков Дебби Мартин. — Чего плохого в том, чтобы сходить в ирландскую пивную именно в Петербурге? Скажи, Илья?

— Точно, — кивнул я.

— Охотники, где бы они ни были, тут же бегут убивать зверей. Бизнесмены — отправляются на биржу. Фермеры едут в деревню, строители — в каменоломни. А ирландцы в каждом городе планеты отправляются в ирландский кабачок и пьют «Гиннесс». По-моему, это разумно. Правда, Илья?

— Правда, — снова кивнул я.

— Ты молодец, Илья, — сказал Мартин. — Хочешь, я приму тебя в настоящие ирландцы?

— Давай, — кивнул я в третий раз.

— Решено. Отныне и вовеки ты, Илья Стогов, являешься ирландцем. Храни в чистоте это почетное звание. — Он обернулся к Дебби и продолжал: — Представь, что ты не социолог, а инспектор. И родина уполномочила тебя проверить соответствие всех ирландских баров Петербурга нашему национальному духу. Вдруг здесь нет ирландского духа, а? Вдруг ирландское здесь только название? Вот ты, настоящий ирландец Илья Стогов, скажи: что в ирландских пивнушках самое главное?

— Наличие скидок для настоящих ирландцев? — предположил я.

— Нет. Извини, но из ирландцев я тебя исключаю. Как ничего не смыслящего в нашем национальном духе. В ирландских пивнушках главное — это fun. Как по-русски будет fun?

— Никак. В русском нет такого слова[27].

— Господи! Несчастная страна. Как же вы живете?

— Ты не понял, — сказал я. — У нас нет только слова. Сам fun у нас есть.

— А-а-а… Тогда проще. И какой же специфический fun предлагают посетителям в этом ирландском баре?

— Спросите лучше у Леши. Он здесь бывает чаще, чем я. Для меня ходить в «Долли» слишком дорого.

Ирландцы посмотрели на Осокина.

— Какой fun? — задумался он. — Н-ну, здесь бывают дартс-турниры.

— Извини, Алексей, но это не fun. Это развлечение для тупиц, — покачал головой Мартин. — Чего веселого в том, чтобы целый вечер кидаться в мишень детскими дротиками?

— Здесь бывают собачьи бои.

— Как это пошло, — фыркнула Дебби.

— Раз в неделю в «Долли» устраиваются конкурсы любительского стриптиза.

— Что это значит?

— Это значит, что любая девушка из зала может выйти и станцевать голой. Если получится красиво, ей могут дать премию — чуть ли не тысячу долларов… Иногда бывает и мужской любительский стриптиз.

— Нет, — покачал головой непреклонный Мартин. Роль уполномоченного Ирландской Республики по делам увеселений в барах Петербурга ему явно нравилась. — Такие развлечения имеются во всех ирландских пивнушках мира. А есть здесь что-нибудь особое? Что-то такое, чего нет нигде, а?

— Раньше здесь работал барменом один парень. Он клал девушек на стойку, вставлял им между ног стакан, а шейкер запихивал себе в брюки и выливал коктейль в стакан, ложась прямо на девушку. А мог таким же образом вылить коктейль и прямо девушке в рот. И никогда ни капли не проливал. Его даже в клипах показывали.

— А сейчас этот виртуоз работает?

— Нет. Сейчас он куда-то уехал.

— Значит, это не в счет.

— Ну хорошо, — почесал подбородок Осокин, — каждую зиму здесь проводятся «пляжные вечеринки» — «beach party». Когда на улице стоит сорокаградусный мороз, людям, которые приходят в «Долли» в плавках и купальниках, коктейли выдаются за счет заведения.

— Но ведь сейчас не зима, — грустно сказал Мартин.

Осокин взмок. Идея идти в «Долли» принадлежала ему. Соответственно и отстаивать стильность заведения тоже должен был он. Все смотрели на него, и даже Дебби бросила ныть и с интересом следила за тем, как он выкрутится.

— Сейчас, — наконец сдался Осокин. — Дайте подумать. Куплю пива и скажу.

Он занял у меня денег и отправился к стойке. Дебби проводила его долгим задумчивым взглядом.

— А у тебя симпатичный приятель, — сказала она. — Он похож на Кену Ривза.

Вернувшийся с пивом Осокин сиял, как обложка глянцевого журнала.

— Скажи, Мартин, — вкрадчиво поинтересовался он, — а во многих барах ты видел пиво с рыбками?

— Какое пиво? — удивился Мартин.

— Пиво с рыбками.

— Даже не слышал о таком. Что это?

— Это тот самый эксклюзивный fun, которого ты хотел.

— Ну-ну, — заинтересовались ирландцы, — и что же это за пиво?

— Обычное пиво. Светлое или темное — роли не играет. Изюминка в том, что в таком пиве плавают крошечные рыбки. Вот такусенькие. И пить пиво нужно вместе с ними. Залпом, чтобы не повредить их при глотании. Выпил кружечку — и чувствуешь, как они, живые, плавают у тебя в желудке.

— А потом?

— А потом ты просто их перевариваешь.

— Фу, какая гадость! — Дебби аж передернуло от отвращения.

— И здесь есть такое пиво? — подобрался, как перед рывком, Брайан.

— Конечно, — кивнул довольный Осокин. — Только оно дорогое. Семнадцать баксов стакан.

— Ребята, ребята! — запротестовала Дебби. — Давайте обойдемся без экспериментов.

— Погоди, это же…

— Не на-до! — отрезала Дебби. — Не надо! Пусть рыбки умрут естественной смертью. Ты еще мозги живой обезьяны попроси.

Оба ирландца молча налегли на «Гиннесс». На их лицах без труда читались потуги представить, каково это, когда внутри тебя плавают живые рыбки. Осокин сидел с видом победителя.

— Хм, — наконец сказал Брайан, — а здесь действительно очень интересно… Пиво с рыбками — надо же… Стильное заведение…

— Самое стильное заведение в городе, — уверенно кивнул Осокин. — Утверждаю как специалист.

— А вы специалист? — глянула на него Дебби.

— Меня можно называть на «ты», — профессиональной улыбкой жиголо ответил ей Осокин.

— Илья, а почему мы ни разу не были здесь до этого? — спросил Мартин.

— Не знаю… — пожал плечами я. — Мало ли стильных мест в городе?

— Только идиоту может прийти в голову вести ирландцев в ирландский бар, — поддержала меня Дебби. — Послезавтра будете дома, вот там и походите по самым настоящим ирландским пивным.

— Надо же, уже послезавтра, — вздохнул Брайан. — Как все-таки летит время!

— Я скажу, почему Стогов не водил вас ни в один национальный ресторан, — сказал Осокин. Он пил уже пятую кружку и явно чувствовал себя на коне. — Просто дело в том, что Стогов ничего не понимает в национальных кухнях. Он не гурман. В бары он ходит не есть и не наслаждаться атмосферой. Для него главное — напиться, вот и все.

Осокин допил свое пиво, поставил бокал на стол и улыбнулся.

— Как-то я ездил с ним в Пицунду. Это очень популярный курорт на нашем Черном море. Мы сходили на пляж, позагорали и решили зайти в грузинский ресторанчик. Я не успел еще и меню раскрыть, а Стогов все уже прочел и зовет официанта. «Водки, — говорит, — две бутылки и две полные порции грузинской капусты на закуску». Официант уточняет: «Две полные?» А Стогов ему — две-две, несите. Официант всякое видал, но все равно переспросил: «Вы, говорит, ничего не перепутали? Это же, мол, все-таки ГРУЗИНСКАЯ капуста», а Стогов уперся — две, и все тут. Официанту что? Он заказ принял и ушел. А дело в том, что грузинская капуста — это очень дешевое блюдо. По тем временам оно стоило около четверти цента. Простодушный Стогов, ничего не понимающий в тонкостях грузинской кухни, решил, что это очень небольшая порция, но на самом деле в Абхазии грузинской капустой называют целиком замаринованный кочан диаметром чуть ли не в полметра. Обычно заказывают его одну шестнадцатую или одну тридцать вторую часть. Стогов заказал две полные порции. Когда официант поставил их на стол, места не осталось даже для пепельницы… Стогов чуть не умер от удивления.

Ирландцы заулыбались и посмотрели на меня. Осокин же, особенно похожий при этом освещении на Кену Ривза, продолжал:

— И это еще не все. На следующий день мы снова пошли в грузинский ресторан. В другой, потому что в тот же Стогов идти отказался. На этот раз он тщательно изучил меню, долго мялся и наконец говорит официанту: «Принесите две бутылки водки и чего-нибудь э-э-э… на ваше усмотрение». Тот предложил взять хинкали и спрашивает: сколько нести? Стогов заранее насторожился и с ходу ему отвечает: «Один! Вернее, одну! В общем, самое маленькое!» Когда официант принес наш заказ, то все повара из кухни выбежали смотреть на мужчин, которые заказывают две бутылки водки и одну хинкали — ведь это на самом деле такие очень маленькие грузинские пельмени…

Ирландцам явно нравилось слушать Осокина. Когда он хотел, он мог понравиться даже кариатидам некрасовского парадного подъезда. Скорее всего эту историю Осокин выдумал — от начала до конца. Хотя кто его знает?.. Я мало что помню из того времени. После развода с женой я много пил и предпочитал не запоминать ничего из происходящего. Так что, может быть, все это и было на самом деле.

Брайан рассказал Осокину, как они с его позапрошлогодней девушкой пытались приготовить «айриш-рагу» (мясо, сваренное в черном пиве), но вылакали все пиво еще до того, как мясо успело свариться. Мартин глубокомысленно заметил, что любимым мясом древних кельтов была свинина. «По-древнеирландски даже рай обозначается словом, которое переводится как „место, где есть много вареной свинины“», — сказал он. Неисчерпаемый Осокин порадовал публику еще парой гастрономических баек. Старых, но довольно смешных.

К моменту, когда Брайан отправился за следующей порцией пива, Осокин все-таки задал вопрос, который я уже давно предчувствовал, глядя в его пьяные и бесстыжие глаза.

— Знаете, Деирдре, — сказал он, — у вас такое странное имя… Красивое и странное… Оно что-нибудь означает?

«Началось!» — понял я. Пока Осокин трезвый — он неплохой парень, но такой, как сейчас… Каждый раз на какой-то стадии вечеринки он каждый раз вдруг непонятным образом преображался, и я видел перед собой уже не знакомого Лешу Осокина, а снайпера, неторопливо и методично ищущего цель, совмещающего мушку с прицелом, кладущего палец на курок… Ба-бах! Помятый и весь до трусов перепачканный в помаде, Осокин пожимает плечами: «Ну что ты будешь делать с этими женщинами, старик?.. Ну никакого отбоя!..»

Утешало два обстоятельства — в «Долли» приват-кабины не предусмотрены (хотя когда это смущало фантазера и выдумщика Осокина?), и, кроме того, у него — гонорея, сопровождаемая… э-э… В общем, я надеялся, что друг мой сознает — для амурных подвигов время еще не пришло.

Дебби усмехнулась и, прищурившись, взглянула на него.

— Это национальное ирландское имя. Из очень старинной легенды. Как у вас Василиса.

— Василиса — это не из легенды, — сказал я просто для того, чтобы прекратить их воркование. — Василиса — это из сказки. Сперва она была лягушкой, а потом вышла замуж за принца.

— Да-да, — совершенно серьезно закивал Мартин. — Я читал эту сказку, когда учился в колледже. А у оборотня, который ее украл, конец хранился вместе с яйцом.

Мы с Осокиным чуть не попадали со стульев.

— Не обращайте внимания, — сказал Осокин, отсмеявшись. — Это мы так, о своем. Так что же за легенда?

— Расскажи ему, Дебби, — сказал Брайан.

— Ну хорошо, — пожала плечами она. — У нас в Ирландии есть такая старинная книга легенд, называется «Книга Красной Коровы». Там рассказывается, что у короля из Дублина была дочь по имени Деирдре, которая не умела любить. Она владела магией и могла влюбить в себя любого мужчину королевства, но сама не любила никого… В общем, это длинная и старинная легенда. Дети в Ирландии даже изучают ее в школе. В начальных классах…

Осокин начал плести что-то насчет того, что вряд ли та принцесса могла быть красивее Дебби, Мартин тут же выдал историческую справку: оказывается, рыжие волосы в Ирландии считались признаком простонародного происхождения, Дебби, запрокидывая голову, смеялась, и, устав от их гвалта, я потихоньку вылез из-за стола. «Пойду еще за пивом», — буркнул я и отправился к стойке.

Народу в баре успело набиться раза в два больше, чем рассчитывали те, кто проектировал стойку, и поэтому, прежде чем я получил свое пиво, мне пришлось немного потолкаться в очереди.

Бармен, наливавший «Гиннесс», глянул на меня поверх бокала и спросил:

— Это с вами настоящие ирландцы?

— Ага, — кивнул я, — настоящие.

Он нацедил еще один бокал и спросил опять:

— Чего ж они, если ирландцы, не переходят с пива на виски? Обычно после пяти «Гиннессов» просят уже «Джонни Уокера».

Действительно, подумал я, чего это мы? Нельзя уронить престиж ирландской культуры потребления алкоголя, никак нельзя. Я привстал на цыпочки и попытался привлечь внимание парней, однако те слушали, как Осокин рассказывает им в очередной раз что-то неимоверно смешное, и покатывались со смеху. Громче всех, сверкая ровными белыми зубами, смеялась Дебби, и смотреть на это мне было отчего-то неприятно. Ладно, решил я, поддержу престиж культуры самостоятельно.

— Давайте «Джонни», — кивнул я. — Черный лейбл. Одну штуку.

— С содовой? — поднял бровь бармен.

— А как пьют настоящие ирландцы?

— Если настоящие, то пьют чистый виски, безо всяких содовых, — уверил меня бармен.

— Тогда и мне чистый. Безо всяких…

Бармен выставил передо мной приземистый бокал. По его сторону стойки отстаивались мои бокалы с «Гиннессом». Я уселся на высокий табурет и пододвинул виски поближе.

— Не правда ли, сегодня удивительно милый вечер? — улыбнулась мне девица, сидевшая справа. Толпа прижимала нас почти вплотную друг к другу, и я ощущал запах ее дешевых духов. Насколько я мог разглядеть, у девицы были длинные черные волосы и длинные белые ноги. Мой друг Осокин говорит про таких девиц, что они напоминают ему неприбранную кровать.

— Так себе вечерок, — буркнул я, целиком сосредоточившись на том, как бы, не лишившись окончательно звания настоящего ирландца, намекнуть бармену, что бокальчик содовой мне все-таки не помешает.

— Может, потанцуем? — обрадованная ответом, улыбнулась девица.

— А что, уже объявили белый танец?

— Пригласи меня сам, — не сдавалась она.

— Знаешь, милая, — сказал я, допив-таки виски. — В той битве, когда кайзеровские дивизии теснили наших на верденском направлении, мне оторвало правую ногу. И теперь я хожу с деревянным протезом. Так что насчет потанцевать — извини, не ко мне.

Девица сочувственно покачала головой:

— А ходишь — ничего, как с настоящей…

— Привычка, знаешь ли…

— Можно потрогать? — сказала она, наклонившись к самому моему уху.

— Лучше не надо. Боюсь, от твоего прикосновения дерево может загореться. Мне не хотелось бы устроить здесь пожар.

Я слез со стула, рассчитался с барменом за пиво и виски и сказал, что «Гиннесс» заберу через пару минут. «Понимаю», — кивнул бармен. «Не правда ли, сегодня удивительно милый вечер?» — сказала девица парню справа от нее, когда я отошел на пару шагов. В туалете была тоже небольшая, но очередь — руки пришлось мыть втроем в одной раковине — в общем, когда я с пятью бокалами «Гиннесса» протиснулся обратно к столику, то обнаружил там только Брайана и Мартина, порядком осоловевших и по-английски обсуждающих девушек за соседним столиком.

— Ну наконец хоть кто-то пришел! — всплеснули они руками при моем появлении.

Я поставил пиво и огляделся.

— А где остальные? Дебби? Осокин?

— Дебби ушла с этим твоим другом, — заплетающимся языком сказал Брайан. — Он сказал: «Мы щас придем».

В тот вечер мы просидели в «Долли» до трех часов ночи. Домой я приехал только в полпятого. Ни Дебби, ни Осокин так и не вернулись.