Грег положил трубку на телефонный рычаг. Уперся в него взглядом, словно искал себе оправдание и не находил. Как ни поступи, все едино — неправильно. Только и предавать доверие не хотелось. Может, именно сейчас она отчаянно нуждается в помощи, а он медлит…
Видимо, он выдал себя чем-то. Например, молчанием. Или сжатыми кулаками. Пришлось давить вспышку острого недовольства самим собой и разжимать пальцы. Одли сочувственно спросил:
— Что-то серьезное?
Брок сидел на подоконнике у открытого окна и тихонько пил колу прямо из бутылки — Себ принес. Сам Кейдж сидел за своим столом и что-то излишне бодро печатал на машинке. Та то и дело звенела.
Грег отрицательно качнул головой, потом посмотрел на часы — время подбиралось к десяти. Надо было на что-то решаться.
— Мне надо…
Одли встал и, обойдя стол, сочувственно хлопнул его по плечу:
— Иди домой.
— Я вернусь. — твердо сказал Грег. Он только убедится, что все в порядке и сразу же вернется.
— Да необязательно, — отмахнулся Одли.
— Хрень… Я нужен тут!
— Не нужен, — поправил его Одли, настоятельно разворачивая к двери: — давай! Только воду не забудь проверить в паромобиле, чтобы тебя не взорвали. Осторожненько, лады?
Грег посмотрел на Одли, на махнувшего рукой Брока и снова выругался:
— Да вашу ж мать… Я постараюсь быстро — туда и обратно.
— Иди уже, — зевнул Брок. — Я сам сейчас дождусь Вики и поеду с ней домой. Хватит тут торчать. Завтра начало седьмицы, вот завтра со свежей головой и приезжай — буду тебя гонять.
— Точно, — вспомнил свое обещание Грег. — Вот же…
— Иди, мне не настолько плохо. Прорвемся!
Одли фыркнул, нажатием ладони в районе лопаток Грега заставляя его двигаться:
— Рыжие — бесстыжие, а еще — любимчики богов. Иди!
Грег напоследок попросил:
— Если что — телефонируйте. Я тут же приеду.
Он закрыл дверь и чуть-чуть постоял под ней. Было слышно недовольное ворчание Одли: «Узнать?», и ответ Брока: «Да что у него могло случиться… Если несется домой — там Клер…». Проклятье, этому рыжему даже прослушка телефонной линии не нужна! Или все же нужна — Грег глупо поправил Брока:
— Э-ли-за-бет.
Она Элизабет, а не Клер, только Брок еще не знает об этом. На лице невольно заиграла улыбка — Лиззи, Элизабет, лера де Бернье только его. Его маленькая удача. Его незаслуженное счастье. Он пошел быстрее — у Лиз случилось что-то серьезное!
Он промчался по гулкому, пустому коридору, полному теней — электрические лампы под потолком мигали, словно на улице ветер, играющий проводами. Из-за то и дело выключающегося света темнота казалась живой и шевелящейся. Разок она даже Грега за руку схватила и тут же отпустила, хотя всего-то погасла лампа, под которой Грег в тот момент проходил. Сердце, разбалованное без нагрузок, громко ухало в груди. Под кожаными подошвами ботинок что-то противно скрипело. Наверное, уборщик сюда ещё не добрался. Свет в очередной раз погас, вырисовывая черную фигуру в конце коридора, Грег замер на миг, но, когда лампа снова включилась, никого не было. Просто тени, просто воспаленное воображение, просто ночь — ночью всегда темно.
В холле первого этажа и того было хуже — дежурный констебль погасил свет, оставив только настольную лампу на стойке, и нагло спал, сидя на стуле. По пустому черному из-за тьмы холлу гулко разносился его басовитый, громкий храп. Грег качнул головой — ну и порядочки тут! Брок совсем своих людей разбаловал.
Грег вышел на улицу, тут же ежась от налетевшего холодного ветра. Он стонал в узком проулке, куда выходило крыльцо Центрального участка, как голодный баньши, оплакивающий чью-то смерть. Грег стиснул зубы — нервы ни к демону! Надо будет показаться инквизитору, тому же отцу Маркусу, чтобы проверил — постдемонический синдром, впрочем, как и постангельский, не фунт изюма. Грег зажег светляк вместо ручного фонаря и рванул на паровик — времени досконально проверять паромобиль не было. До парка доедет на паровике, а потом мимо инквизиции отступников до «Королевского рыцаря» — там всего-то четверть часа ходьбы.
Ночной пустой парк, освещенный полной луной, был тих и умиротворен. Он унял тревогу в сердце Грега. Тени были просто тенями, и ветер просто пел, запутавшись в ветвях сонных деревьев, и подошвы просто шоркали по брусчатке. Набухали почки на деревьях, капала с ветвей вода, обещая близкую весну, одуряюще пахло нарциссами — они во всю цвели возле паровых труб, сейчас чуть теплых, потому что скидывать излишки давления было не нужно. Грег оглянулся на всякий случай, но в парке он был в одиночестве. Он шагнул с тротуара на газон, присел возле куртины нарциссов, выбирая еще не распустившийся бутон, хоть и понимал — нарциссы не те цветы, что дарят прекрасным лерам. Чуть ближе к трубе нашелся одинокий, медвяный подснежник, и Грег сорвал его, пряча в ладони. Теперь надо вновь поспешить. Огни крыльца «Королевского рыцаря» как маяк звали его.
Лобби уже опустело. Раньше в это время тут бурлила жизнь, но комендантский час все изменил. Только куняла носом совсем молоденькая девушка-продавщица за своим прилавком со сладостями и… цветами. Грег почувствовал себя идиотом, только менять свой подснежник на пышный букет роз не стал.
Грег сунул в руку портье, который его предупредил по телефону, золотой и поблагодарил его:
— Спасибо, я ваш должник, — не дождавшись ответа, он помчался по лестнице — лифт бы полз дольше. Вверх, быстрее, быстрее, чувствуя себя влюбленным юнцом, которому нет и восемнадцати, а загадочная лера прислала записку, обещая… Что-то в общем обещая — отец был истово верующим, и современных правил воспитания мальчиков не придерживался, так что Грег тогда несся на свидание обуреваемый смутными надеждами, отдающими теплом в животе. Ха! Его романтический порыв тогда разбился о реальность жизни, хорошо еще, что Андре была умница, каких мало — она тогда, руша все его надежды, напросилась вместе с ним. Если бы не Андре, жил бы сейчас с нелюбимой женой, которую бы люто ненавидел за подставу со свиданием. Именно Андре его избавила от необходимости жениться, дав показания родителям обоих семейств. Любви отца ей это не прибавило, зато Грег, и до того хорошо относившийся к неожиданной сестре, готов был за неё идти в огонь и воду. А романтические порывы выжигал из себя каленым железом, вспоминая родословные и возможные выгоды лер, штурмующих его. Забавно, с Элизабет все было иначе — он даже не помнил, носительницей каких эфирных генов она является. Нет, когда занимался делом Мюрая, сунул нос в её родословную, но сейчас он даже не помнил, какие возможности могут проснуться в их детях. Да даже если будут пустышки, даже если будут бездарны — какая разница?!
Он открыл дверь номера и осторожно вошел, прислушиваясь. В гостиной горела одинокая лампа на столе. Дверь спальни была плотно закрыта. У дверей стоял чемодан, в кресле ютились несколько портпледов — не так и много нарядов у Элизабет оказалось.
Грег стащил с себя шинель, сбросил ботинки, шляпа отправилась на вешалку. Портупея, кинжал, скрытый под рукавом — все полетело на стол. Тихо, старательно бесшумно, напоминая себе, что пора заняться собой, тем же бегом, чтобы не топать, как слон, он подошел к двери спальни, осторожно приоткрывая её. Свет лампы полоской пробрался в темную комнату. Грег боялся, что Лиззи плачет, но она… спала. Легла на половине кровати, оставляя ему место, словно он мог себе позволить прилечь с ней рядом. Светлые волосы разметались по подушке, одеяло сползло, обнажая плечо с тонкой бретелькой ночной рубашки. Казалось, что теплая, бархатная кожа светится во тьме. Губы чуть подрагивали, словно она что-то шептала во сне. Она была такая хрупкая и беззащитная, что её хотелось обнять и закрыть собой от всего мира. Проклятье, да что с ним такое! Элизабет пришла искать у него утешения или поддержки, а он уставился на неё, как идиот, капающий слюной. Он положил на подушку у её головы подснежник и запретил себе даже пытаться прикоснуться к её волосам, хоть длинную прядь, упавшую на лицо, и хотелось убрать.
Он снял с себя мундир, бросил его на спинку высокого каминного кресла, стащил с плеч подтяжки, чтобы не давили, и сел в кресло. Спать в нем было не особо удобно, но не на кровать же опускаться. Может, вообще вернуться в гостиную и там попытаться устроиться на двух креслах?
Наверное, он все же сильно расшумелся — Элизабет пошевелилась, поворачиваясь к нему. Из-под одеяла показалось не только плечо, но и грудь, прикрытая изящным кружевом. Хорошо, что в спальне было темно, и рассмотреть что-либо не удавалось. Зато воображение разбушевалось не на шутку, словно он опять безусый юнец.
— Грег?
— Я, солнышко. — голос предательски сел. — Прости, не хотел будить.
— Ложись на кровать — в кресле спать неудобно. И да, я помню, что не обломится. — она натянула одеяло на себя и призналась, заставляя Грега вставать с кресла: — Мне так плохо…
Он опустился рядом с ней, осторожно гладя её руку поверх одеяла:
— Кто тебя обидел? Нера Аргайл? Я с ней поговорю…
Элизабет придвинулась к нему, прижимаясь и шепча куда-то в грудь:
— Это ничего не изменит. В любом случае, моя вина — это я остановилась у неё под другим именем. Понятно, что она меня выставила, как только узнала об обмане. — Её дыхание щекотало, будя ненужные желания, даже плотная ткань сорочки не спасала.
— А твоя компаньонка? — вспомнил Грег, заставляя свои мозги работать, а не отключаться в порыве ненужной Лиз страсти. Ей утешение требуется, а не проблемы в виде его желания.
— Я её вчера рассчитала — я же думала, что уеду… Прости, что пришла к тебе — было темно, я боялась, что не найду жилья.
— Маленькая моя… — он медленно погладил её по голове.
Она потерлась носом о его сорочку:
— Соблазнись, пожалуйста. Мне так плохо.
Гмм… Это было не то, что он хотел услышать сейчас. Ему собственных демонов хватало, убеждающих, что лера отдает себе отчет в том, что делает.
— Нет, Лиззи.
— Хорошо, — слишком спокойно сказала она, приподнимаясь на локте. — Тогда я сама тебя соблазню…
Она наклонилась за поцелуем, и Грег не смог не ответить.
Брендон положил телефонную трубку на рычаг и направился обратно в палату. Виктория — умная нера, она поймет его опасения. Сказать открыто он боялся — тут его могли подслушать не только телефонные нериссы. Санитары провезли мимо каталку, на которой лежал молодой карфианин. Говорят, в порту был пожар на каком-то из складов. Все может быть, но уж больно вовремя — как раз, когда Марк пришел в себя и стало ясно: он выжил.
У палаты замерла с подносом в руках молоденькая медсестра, пытаясь одной рукой открыть дверь. У неё не получалось, поднос угрожающе кренился, и Брендон ускорился, приглашающе распахивая перед ней дверь палату:
— Прошу!
Медсестра в далеко не белоснежной после тяжелого дня форме улыбнулась ему:
— Благодарю! — у неё были очаровательные губки, белоснежные зубы и вздернутый вверх носик: только соблазняйся, не робей! Брендон откровенно робел.
— Не за что! — отозвался он, подхватывая поднос с тарелкой овсяной каши и пустым чаем. — Я сам его покормлю, не беспокойтесь.
Его нервировали молодые девушки, игнорирующие его татуировки на лице. Чаще всего от него старались держаться подальше, а не призывно улыбаться и даже заигрывать. Это настораживало, как и смуглый, ближе к ирлеанскому цвет кожи. Это все неспроста! Он поставил поднос на тумбу у кровати — алые глаза из-под опущенных белоснежных ресниц внимательно отслеживали каждое его движение. Марк лежал смирно на спине — левый бок и левая рука были плотно забинтованы, как у мумии. Хирурги, вчера полдня штопавшие его, сказали, что закрыли все раны, оставалось ждать, когда все зарастет и восстановится. Марк почти не изменился — в стазисе нет затрат на дыхание и движение, так что он даже не похудел. Только чуть зарос белой щетиной, да волосы висели грязными сосульками — до душа ему еще не скоро добраться.
— Отцу Маркусу надо перекрыть капельницу, когда «Вита» закончится, — напомнила девушка. — Я…
Брендон заставил себя улыбнуться, алые искры эфира пронеслись по рунам на лице в качестве предупреждения:
— Я справлюсь. Я сам отключу капельницу и отнесу поднос с посудой обратно. Отдыхайте!
Девушка впервые погасила улыбку — не в ответ на пугающие руны, улыбка погасла на предложении «отдыхать»:
— Ах, если бы… Вы не представляете, сколько сегодня пострадавших доставили. Спасибо за помощь!
Брендон промолчал ей в спину, что количество пострадавших он прекрасно представляет — у него столько серебряных пуль с собой нет. Он плотно закрыл за медсестрой дверь и для надежности подпер стулом. Воспользоваться эфиром не решился — это могут счесть за предупреждение. Он вернулся к Марку, садясь на край кровати. Тот нагло закрыл глаза — сверхчеловек оказался запертым в ловушке собственного тела, и это ему откровенно не нравилось.
Брендон убрал зажим с капельницы, ускоряя ток лекарства.
— Потерпи, Марк, — предупредил он. — Будет чуть-чуть неприятно, зато быстро.
Белоснежные ресницы дрогнули, но только-то.
Брендон как ни в чем не бывало спросил:
— Есть будешь? Могу покормить. Каша не фонтан, зато горячая и сытная. Тебе необходимы силы.
Марк снова проигнорировал его — тяжко, наверное, быть обычным. Брендон поправил одеяло, спуская его ниже:
— Поговори со мной, Марк.
Это сработало — Марк резко открыл глаза, алые глаза зло сверкнули. Он приподнял правую руку вверх, показывая болтавшийся на запястье магблокиратор.
— Нет, — твердо сказал Брендон. — Я не сниму с тебя блокиратор, пока ты не поклянешься мне, что не будешь больше обращаться со мной, как с имуществом. Я не храмовое имущество. Я человек. Обещай не копаться в моих мозгах — я сниму с тебя блокиратор.
Марк гневно прищурился и снова затряс рукой.
Брендон поймал его за руку и аккуратно положил на одеяло:
— Поговори со мной. Язык тебе же для чего-то даден.
Рука снова взлетела вверх, почти к самому лицу Брендона.
— Нет, — снова повторил он. — Я не сниму его, пока ты не пообещаешь нормальные, партнерские отношения. Можно даже дружеские. Только учти: ты без спроса поковыряешься в моих мозгах — я без спроса поковыряюсь в твоем теле. Я же колдун! Понял?
Марк плотно сжал челюсти и закрыл глаза.
— Мааааарк… Не хочешь говорить — не говори, но поесть надо. У нас будет долгая и сложная ночь, уж поверь.
Тот молчал. Даже глаза не открыл. Брендон вздохнул, повозил ложкой в остывающей каше, даже чуть лизнул на пробу кашу:
— Вкусно. Марк… Поешь… Иначе я тебя голодным украду из госпиталя.
Алые глаза гневно посмотрели на Брендона.
— Поговори со мной! — вновь принялся настаивать тот. — Тебя славно подлатали. Нера Виктория — чудо, а карфианская магия Дакарея — вдвойне чудо. Поговори со мной.
Губы Марка дрогнули, скривились, а потом из него вырвался сип:
— Ссс… — Марк поперхнулся, замер, и Брендон сам подсказал:
— Сволочь — я понял.
— Ты… — Марк высунул язык и скосил глаза вниз — рассмотреть ничего не удавалось.
Брендон вздохнул:
— Небеса… Я же сказал: у тебя есть теперь язык! Виктория — чудо. Что неясного в моих словах, Марк? Поговори со мной. А еще лучше — поешь кашу.
— Ссссними бло…ки…ра…тор. — Марк замер от удивления, что снова способен членораздельно разговаривать.
— А! — криво улыбнулся Брендон. — Прости, ошибся. Но блокиратор все равно не сниму — ты слишком слаб, а я дорожу не только твоей жизнью, я еще и своей свободой дорожу. Обещай не залезать ко мне в голову, и я сниму магблокиратор, а пока веди себя хорошо и слушайся меня. Сегодня слушайся меня, хорошо?
Он заметил, что бутылка с лекарством опустела, и выдернул иглу из вены Марка.
— Давай-ка ты не будешь вредничать, и поешь.
— Зачем уезжать из госпиталя? — почти внятно спросил Марк.
Брендон набрал ложку каши и с наглой улыбкой предложил:
— Съешь — отвечу.
Марк закрыл глаза, явно пытаясь усмирить свой новоприобретенный язык.
— Съешь, — настаивал Брендон. — Так надо.
— Хххххорошо…
Ложка тут же влетела Марку в рот. Брендон фыркнул:
— Знаешь, я тебя прекрасно понимаю — помню, как сам бесился, когда ты меня выхаживал после пожара… Тяжело принимать чужую помощь, когда еще недавно был всемогущим… Но надо смиряться — я не издеваюсь, я тебя спасаю. Ты пришел в себя, медсестры сегодня весь день обсуждают твое чудо-исцеление, и госпиталь стал подозрительно окарфианиваться.
— Зомби? — тут же сообразил Марк.
— Боюсь, что так. Я могу, конечно, тут принять бой, не тревожа тебя и твои раны, но за сохранность госпиталя и его обитателей я не отвечаю. Проще поесть, одеться и тихонько сделать ноги — лучше принять бой где-нибудь в другом месте, где меньше желающих попасться под перекрестный огонь двух колдунов. Пожалуйста, обдумай мои слова…
Марк дернулся в попытке сесть, у него даже вышло, даже без ругательств — храмовая выучка не упоминать имена богов всуе!
— Я сам поем… — сказал он, кривясь от боли. Брендон послушно поставил тарелку ему на колени, вручая ложку в свободную правую руку. — Мне нужна одежда…
Брендон встал, направляясь к своему мешку, в котором притащил одежду Марка из инквизиции: белье, штаны, теплый свитер. Пальто в мешок не влезло, но в паромобиле будет тепло. Он положил одежду на край кровати, потом поставил на пол ботинки.
— Магблокиратор, — мрачно напомнил Марк, давясь кашей.
— Клятва, — выпрямляясь, возразил Брендон.
— Я из лучших побуждений…
— Я тоже, — Брендон сложил руки на груди. — Клятва. Партнеры, а не собственность. Уважение, а не подчинение. И хватит за мной бегать — я не мальчишка. Аквилита устояла без твоего присмотра за мной.
— Нера Виктория — чудо, — с усмешкой напомнил Марк.
— Язва, — пробурчал Брендон. Он забрал пустую тарелку, поставил её на тумбу и принялся помогать Марку одеваться.
Тот, запутавшись в плотной фланелевой рубашке, скомканно сказал:
— Обещаю.
Брендон одернул вниз рубашку:
— Завтра магблокиратор сниму. Сегодня ты еще очень слаб, а в бой дернешься.
— Ты! Обещал! — возмутился Марк.
— Сегодня я просил слушаться меня. Могу снять блокиратор в обмен на глоток моей крови — тогда у тебя будут мои заемные силы, и я не буду бояться, что ты умрешь в разгар боя. Как тебе предложение?
Марк прищурился и скрылся в свитере, натягивая его на себя. Брендон констатировал:
— Да, обычным человеком быть неприятно после того, как был сверхчеловеком. Привыкай — я не Гилл. Я не буду восхищаться тобой и позволять тебе быть сверхчеловеком. Ты обычный. Ты не имеешь права управлять никем ни ради чего. Просто твой дар — большая ответственность, которую ты не выдержал под гнетом восхищения Гилла. — Он вздохнул и признался: — Аквилита зла к Эвирокам. Гилла вчера убили. Его убийцу задержали. Прими мои искренние сожаления — он был хорошим человеком. Легкого ему пути к богам.
Он сел на корточки и принялся помогать одевать штаны — раны на боку Марка сильно ограничивали его движения. Да и… Марк, каким бы сверхчеловеком себя ни считал, плакал совсем как человек. Слезы у всех одинаковы.
Из госпиталя они вышли под прикрытием невидимости. Марк тяжело опирался на плечо Брендона, но от каталки наотрез отказался. Еле дошел до паромобиля, но дошел. Почти рухнул на пассажирское сиденье, мокрый от пота, как мышь, но улыбался зло — совсем как Брендон. Тот сделал себе зарубку в памяти — научиться улыбаться не так вызывающе. Теперь, когда у него появилась надежда на свободу, можно позволить и себе снова стать человеком.
Мимо их паромобиля в сторону входа в госпиталь промчался Байо. Брендон нахмурился — только этого не хватало! Виктория не так чтобы и доверяет ему, оказывается. Ладно, Байо хаотик — напугается и… Всех зомби ждет неприятный сюрприз.
Марк посмотрел на Брендона:
— Куда дальше?
— Где хочешь умереть? — задумчиво спросил тот.
— Мне казалось, что этого не было в твоих планах.
Брендон повернулся к Марку:
— Не было. Давай-ка поездим по городу, скинем возможный хвост — я не знаю возможностей бокора…
— Он Мудрый, — вспомнил Марк разговор в доме на Малом брате.
— Вот счастья-то… — скривился Брендон. — Ладно. Тогда другой план — поехали в полицейский участок — надо открыто сказать нере Виктории о таком сюрпризе. Кстати, пока не забыл — ты ошибся в направлении летящих дирижаблей. Они плыли на север, в Олфинбург, а не наоборот. Не в Вернию. Вот так-то. А! Война закончена. И у нас новый король.
Он принялся колесить по темным ночным улочкам города, все же на всякий случай путая след — для Мудрого это так, детская задачка, но жизнь Марка надо сохранить во что бы то ни стало — ему и так досталось в Карфе от рук бокоров. Он заслужил нормальную жизнь. Он теперь и жениться может, чем ангелы не шутят! Хотя страшно представить неру рядом с Марком — сначала его надо избавить от комплекса сверхчеловека. Да-да-да, Брендон понимал, что сам им откровенно страдает. Никто не совершенен.
Увидев то, чем стало полицейское управление, Марк сам подал правую руку Брендону:
— Сними магблокиратор и давай свою кровь. Ты тут один не справишься.
Тот согласно кивнул — сплошная жадная тень, чуть шевелившаяся под светом еще полной луны, пугала до колик в животе. Такого не должно быть. Не в этом мире.