Оркестр играл бравурный марш, гости аплодировали и кричали «ура». Опомнившись, Луи Дрэйк подбежал к вошедшим. Он не поздравил их, не пожал им рук, он сразу спросил:
— Где Трумс? Сандерс? Где Ихара? Где секретарь мистер Грей?
— Разве вы посылали их встречать нас? — с самым наивным видом ответил Сапегин.
Дрэйк бросил на профессора… нет, не гневный взгляд — то был испепеляющий взгляд. Весь хмель сразу сошел с Дрэйка. Он выбежал из комнаты. За ним, бледная и растерянная, последовала Анна.
А гости ничего не знали. Им рекомендовали спасителей человечества, и таковыми оказались советские ученые. Ученых окружили, их поздравляли, им жали руки. Их благодарили за избавление от катастрофы.
— Я ничего не понимаю, — обратился к собравшимся Сапегин. — Мы совершили небольшую прогулку, чтобы нагулять аппетит, и немного задержались. В чем дело?
— Об этом сейчас сообщит маркиз Анака, — сказал Ван-Коорен.
Но маркиза не оказалось, и торжественный обед продолжался без него, без Эмери Скотта и Анны.
Сапегин пригласил Ганса Мантри Удама сесть рядом с ним.
— «Все хорошо, что хорошо кончается» — есть такая русская поговорка, сказал Сапегин. — Вам привет от ваших друзей. Они уже отбыли и сюда не вернутся.
Ганс Мантри Удам на радостях чуть не вскочил.
— А вы? — спросил Сапегин.
— Меня уволили, — сказал Удам, — я возвращаюсь к своей старой профессии фельдшера. Мой старший брат был ученее меня в этой области, и он передал мне многое из своего опыта. Он увлекался ядовитыми растениями. Кстати, у него была очень способная ученица — дочь хозяина этого дома.
— Анна Ван-Коорен? — удивился Сапегин.
— Да. В Индонезии есть множество ядов — и быстро действующих и медлительных. Анна очень увлекалась ядами. Вам это полезно помнить, обедая в ее доме, — многозначительно сказал Ганс Мантри Удам. — А я знаю много народных средств. Их не всегда признает голландская медицина, но народ верит в них и вылечивается.
Дверь открылась, и показался маркиз Анака. Его попросили объявить обещанную сенсацию.
— Международный конгресс по борьбе с вредителями и болезнями закончил свою работу, — объявил маркиз Анака, — и мы не будем докладывать на конгрессе о результатах работы комиссии.
— Все ясно, — негромко сказал Сапегин.
— Советские ученые завтра уезжают, и я предлагаю выпить за их здоровье!
Дверь открылась, и лакеи внесли бокалы с вином. Анна Ван-Коорен подошла к Сапегину.
— Я хочу выпить с вами, — сказала она, — и с вашими молодыми друзьями!
Она взяла с подноса бокал. Там оставалось еще три.
— Нет-нет! — сказала она, когда подошедший де Бризион протянул руку к одному из бокалов. — Сейчас я пью только с советскими учеными.
Сапегин бросил предостерегающий взгляд на Егора и Анатолия, взявших бокалы, и, обращаясь к Анне, сказал:
— Разрешите ваш бокал! — Он взял из рук Анны ее бокал. — У нас, продолжал он, — есть обычай меняться бокалами. Прошу вас взять мой!
Анна растерянно улыбалась. Она взяла бокал и вдруг сказала:
— Я лучше выпью белого вина…
Егор и Анатолий поставили свои бокалы на поднос.
— Тогда и мы тоже выпьем другого вина, — сказал Егор, и они взяли другие бокалы.
Сапегин предложил тост за гостеприимный дом Ван-Кооренов.
— Вы все же попробуйте этого вина, — настойчиво убеждал преподобный Скотт, указывая на поднос.
— Берегу свое здоровье! — негромко ответил Сапегин и многозначительно улыбнулся.
Едва только советские ученые вернулись в гостиницу и вошли в свой номер, как их арестовали. Все их вещи были в беспорядке, полы сорваны, стены исколоты. Тотчас всех троих обыскали. По раздраженным лицам агентов было видно, что они не нашли того, что искали.
Обыск в номере закончили к утру. Старший офицер приказал советским ученым следовать за ним на пароход, чтобы покинуть Индонезию. Их сопровождали еще пять агентов и конвой. Никому из арестованных не позволяли разговаривать и даже подходить друг к другу. Пароход отчалил от пристани. Их не выпускали из отдельных кают до Сингапура. Егор волновался не за себя, а за судьбу сосудов «ЭС».
«Все пропало», — мысленно твердил Анатолий. Он протестовал, требовал, чтобы его выпустили на палубу, но из этого ничего не вышло. В Сингапуре им не позволили сойти в город и препроводили под конвоем на пароход, отправляющийся в Европу. Там их опять обыскали и снова заперли в каюте, на этот раз вместе. Пароход отчалил сразу же. Через пять часов после отплытия дверь каюты отперли.
Сапегин был задумчив и явно расстроен. Теперь они были свободны, но как много они потеряли! Этого не мог себе простить Сапегин. Вряд ли еще представится такой случай помочь разоблачить поджигателей войны.
Наконец советским ученым предложили сойти в Греции или Югославии. Они отказались.
По прибытии в Геную советские ученые вместе со всей толпой пассажиров сошли по сходням на пристань. Таможенники окружили их и повели в особую комнату для осмотра, где обыскивали так, будто искали иголку. Та же история повторилась в таможне аэропорта при посадке на самолет, летевший в Чехословакию. Профессор возмущался и протестовал. У советских ученых почти ничего не осталось из собранной коллекции. У Егора сохранились только записки.
На аэродром в Прагу прибыли днем. Они обрадовались этому городу, с кремлем у реки Влтавы, напоминавшим родную Москву.
— Друже, вы забыли свой багаж, — улыбаясь, сказал летчик, подавая Анатолию саквояж.
— Спасибо, это не наш, — вежливо отказался Анатолий.
— Это ваш, — настойчиво сказал летчик. — Вы загляните в него.
Егор взял из рук Анатолия саквояж и раскрыл его. Сверху лежала фотокарточка. Это было смеющееся лицо Бекки. Надпись на другой стороне гласила: «Анатолию от Бекки в память о Яве». Дальше лежали какие-то свертки, тщательно упакованные. Егор, едва сдерживая нетерпение, вынул нож, быстро разрезал не только веревку, но и резиновую обертку и ножом раздвинул вату. Там в резиновых мешочках были сосуды с «ЭС-6001» и «ЭС».
— Верно, наш багаж! — ликующим голосом закричал Егор и принялся трясти руку летчику.
— Но как вам удалось? — спросил Сапегин.
— Сила на нашей стороне, — ответил летчик улыбаясь. — Если народ захочет, он все может!