Черный смерч

3

Настойчивость, с которой Джим уговаривал вечером Бекки пойти потанцевать в Луна-парк, и обидела и раздосадовала Бекки. Она весь день томилась, ожидая Джима, как вестника, вершителя судьбы, борца за справедливость, а тут, видите ли, Джиму захотелось потанцевать! Тоже, нашел время! Это и пошло и глупо с его стороны. Все это Бекки резко и прямо высказала Джиму и сразу успокоилась. Уж такая была у нее натура. И хотя Джим и выслушал ее отповедь без улыбки, он все же настоял на своем.

— Вы что же, хотите до утра танцевать «буги-вуги» или будете удивлять меня «бурлеском» или вашей точностью попадания атомной бомбой в тире? — не унималась Бекки в автомобиле по дороге в Луна-парк.

Джим, видимо, хотел переменить тему разговора.

— Вы видите этих голодных? — спросил Джим, показывая на угрюмых, унылых людей, сновавших по улице или сидевших на скамеечках в сквере. — Как вы думаете, сколько безработных в Америке?

— Сейчас, — отозвалась Бекки, — восемь миллионов, а с фермерами без земли их будет почти двадцать пять миллионов. Неплохая армия для хороших агитаторов! — добавила она, краешком глаза наблюдая за Джимом.

Ей хотелось раз и навсегда поставить Джима на место. Ей надоел его нравоучительный тон, будто она ничего не смыслящий ребенок!

— Ого! — воскликнул Джим, поворачивая к ней голову. — Не ожидал! (Бекки быстро перехватила руль и выправила ход машины.) — Спасибо!

— Вы никогда меня не принимали всерьез. Все шуточки.

В Луна-парке Джим остановился возле одной из занятых скамеек близ кафетерия. Он предложил Бекки постоять в ожидании, пока освободится место.

— Но ведь на других скамейках есть места, — возразила Бекки. — И потом, вы же шли танцевать.

— Подождем, — решительно заявил Джим и начал рассказывать что-то смешное.

Но Бекки почти не слушала Джима. Его голос заглушал джаз-банд. Бекки смотрела на пеструю, беспокойную толпу посетителей, сновавшую по дорожке, и злилась на себя за то, что согласилась идти сюда.

— Ну, вот и все! — вдруг громко сказал Джим, оборвав свой рассказ на половине. — Итак, Бекки, вы едете!

— То есть, как еду? — не сразу поняла Бекки.

— Ну, в Индонезию, со мной, — пояснил Джим.

— Почему это так, вдруг?

Джим засмеялся и спросил:

— Без обид?

— Без обид, — обещала Бекки.

— Вы подходите. Я вас показывал кое-кому.

— Значит, танцы в Луна-парке… — начала Бекки.

— Отложим, — подхватил Джим. — Мы стоим на условленном месте. Есть такой летчик Эрл. Он должен облетывать новый самолет-амфибию и для этого отправляется в дальний рейс. Он обещал захватить меня с собой. А насчет вас у него были сомнения, можно ли вам доверять.

— Разве это секретный рейс?

— Дело в том, что Эрл, залетая в Индонезию, несколько изменяет свой официальный маршрут. А делает он это, чтобы завезти медикаменты, купленные на пожертвования людей доброй воли, индонезийцам, пострадавшим во время бомбежек. Такие действия, мягко выражаясь, не поощряются.

— И сейчас судьба моей поездки решилась?

— Мы условились так: если Эрл согласится, он приедет сюда и встретит нас возле этой скамейки.

— Где же Эрл? Вы чудный, Джим, но где же Эрл? — спрашивала Бекки, с любопытством оглядываясь.

— Потом! — резко остановил ее Джим и поспешно увлек девушку в комнату кривых зеркал, а затем на аллею, заполненную гуляющими.

— К моей машине мы не пойдем, — предупредил Джим. — И вы домой тоже не вернетесь.

— А вещи? Я должна переодеться.

— Франку дадут знать, и он позаботится. Отныне вы, Бекки, должны оставить свои капризы и быть дисциплинированной. Или вы будете выполнять все то, что я скажу, или…

— Согласна! Что дальше?

Джим взял девушку под руку и шел, весело болтая и разглядывая публику. В разговоре он вставлял фразы о том, что интересовало Бекки.

— Мы условились так, — сказал Джим, — если летчик Эрл согласится взять вас, он сегодня придет сюда. Он пришел. Сейчас вы поговорите с ним.

«Началось!» — подумала Бекки взволнованно.

Возле качелей в виде самолета Джим познакомил Бекки с Эрлом. Это был рослый, худощавый, пожилой мужчина с лицом темным, будто вылитым из бронзы. Бекки увидела его орлиный нос, тонкие губы, живые, быстрые серые глаза, очень точные движения, а главное, в нем чувствовалась огромная скрытая сила.

— Рад вас видеть, мисс Бекки Стронг, — сказал этот человек густым, грудным голосом и так крепко пожал руку Бекки, что она хоть и не закричала от боли, но все ее лицо сморщилось в жалкой гримасе.

— Простите, — сказал мужчина, отдергивая руку. — Очень больно?

— Не знаете вы своей силы, могучий Эрл, вот что! — заметил Джим.

— Все скамеечки в парке заняты. Приглашаю! — и Эрл взмахом правой руки указал на остановившуюся кабину качелей, рассчитанную на двоих.

— Мне придется остаться, — сказал Джим.

Бекки и Эрл заняли места. Качели взмыли кверху.

— Вы осведомлены, мисс Бекки Стронг, куда и зачем мы летим?

— Джим только кое-что рассказал мне. Вы хотите доставить в Индонезию медикаменты для несчастных, пострадавших от воздушных налетов… Деталей не знаю! — отрывисто сказала Бекки, крепко ухватившись за ручки качелей.

— Официальный мотив моего рейса: я облетываю новый самолет-амфибию «святого дьявола», то есть Мак-Манти. И это так. Маршрут — Индия и обратно, с посадкой на островных аэродромах. Попутно я залечу на Суматру и завезу туда медикаменты. Это уже без ведения Мак-Манти. Медикаменты надо доставить не вообще на Суматру, а в район, пострадавший от голландцев. Это небезопасно. Голландские военные власти не пропускают в этот район ни одного судна и ни одного самолета, даже с таким безобидным грузом, как медикаменты для населения. Они даже объявили денежную награду за голову тех европейцев-докторов, которые из чувства милосердия лечат мирное население этих пострадавших районов. Истребление мирного населения — одна из форм фашистской тотальной войны. Американские руководители голландских войск широко применяли эти зверские методы в Индонезии. Повторяю, помогать мирному населению освобожденных районов небезопасно. Это, в частности, можно видеть на примере четырех моих приятелей, летчиков. Они подрядились доставить на самолете медикаменты. В один из рейсов они совершили вынужденную посадку, и военные голландские власти засадили их за решетку. Этим делом интересуется ФБР. Вот и надо их вызволить из неволи. Ребята они стоящие. Индонезийским патриотам обещали их обменять на пленных из числа голландцев. Тут возможны всякие неожиданности. Я мог бы привести вам множество исторических примеров, начиная с древнейших времен, когда голландские власти нарушали свои обещания и обязательства. Трудно представить себе, какие подлые провокации они устраивали в последние годы, чтобы укрепить свою диктатуру и уничтожить каждого, кто помогает индонезийцам. Поэтому мы очень обеспокоены за судьбу наших приятелей. Сами мы вмешиваться не можем. Это только испортит дело. Вот мы и попросили индонезийских патриотов помочь в освобождении этих четырех летчиков. Для того чтобы предупредить возможные провокации голландцев, нам нужно иметь своего человека в городе для связей.

— Я выдержу испытание! Я превосходно стреляю! — решительно заявила Бекки.

— Нет-нет, не путайте! Никакой стрельбы. Это не испытание. Мы обращаемся просто к вашим гражданским чувствам. У меня было немало желающих прокатиться в Индонезию, но я выбрал вас. И вот почему. Вы — дочь лауреата генеральной премии Мак-Манти. Американо-голландские власти в Индонезии вас не тронут. Как и что вам делать, я объясню позже. Сейчас вы полетите со мной на Суматру. Оттуда мы переправим вас на катере в город Джакарту, на Яве. Ваше появление там — результат путешествия, в частности поручение дедушки. Из Индонезии вы можете уехать на пароходе. Повторяю: влияние Мак-Манти таково, что власти вам мстить не будут. Но ни при каких обстоятельствах вы не должны упоминать о нас. Конечно, не исключена возможность разбиться при таком полете, быть убитой в случае обстрела, попасть в плен к предателям своего народа, быть укушенной ядовитой змеей в джунглях, где смерть подстерегает на каждом шагу, и прочее в этом роде. Но Джим так настойчиво рекомендовал вас, что мы, проверив вас, согласились. Может быть, мы делаем ошибку? Скажите сразу.

— Я понимаю, на что иду, — сказала Бекки тихо. — Я никогда не забуду, как молодчики Мак-Манти расправлялись со старым Томом, как травили моего отца и как мы с Джимом убегали… И если отец заблуждается, веря в надсоциальную, аполитичную науку, то я уже не ребенок. Я поняла многое. Я пыталась переубедить отца, боролась за отца против влияния матери, но пока ничего не вышло. Я добьюсь своего! Но отца сейчас нет, и я с радостью буду бороться против зла, за наш американский народ, за Америку, которую не будут превращать в пустыню… за мир на земле, за демократию. Мое желание поехать — не каприз девчонки. Я просто ненавижу лицемерие, ханжество и ничтожество окружающих меня. Я очень прошу верить мне!

Джим, ожидавший их возле качелей, увидел, как остановилась их кабина. Эрл уплатил, и кабина-самолет снова двинулась.

«Разговор серьезный», — мысленно отметил Джим, отошел и сел на скамейку.

— Мы повезем на самолете медикаменты индонезийским патриотам, — сказал Эрл, когда кабина взлетела. — Если бы мы попались, то сказали бы, что решили подработать и взялись доставить ящики с неизвестным нам содержимым, но, судя по хорошей оплате, — контрабандным грузом. Хозяин его — неизвестный нам босс-контрабандист. Ему все равно, кому и что продавать. Лишь бы бизнес, запомните это!

— Усвоила, — сказала Бекки с улыбкой.

— С погодой неважно, — продолжал Эрл. — Радио обещает дождь и шторм. Но лететь все же придется. Самолет ждет с грузом, а на аэродроме шныряют сыщики. Отсюда выедем двумя машинами. В первой поедете вы с Джимом, во второй — я и Франк.

— Франк едет?

— Да, и привезет вам вещи. Должен был лететь и Поль, но он получает новый самолет. Что вы, Бекки, знаете об Индонезии?

Девушка смутилась. Школьные знания были довольно туманны.

— Ну, это тропики, — начала она, — и там ряд островов: Ява, Суматра, Борнео и мелкие. Там водятся тигры, масса змей, есть обезьяны, попугаи, растут пальмы. Потом храмы замечательной архитектуры, например Боро-Бадур… Везде дебри страшные, непроходимые… Райские птицы, театр теней…

— Ну, а кто там живет? — иронически улыбаясь, спросил Эрл.

— Живут там малайцы, а… — Бекки запнулась, стараясь вспомнить. Тут ей помог виденный фильм. — Да! — воскликнула она. — Там еще живут даяки, и стреляют они из сумпитанов — это полые бамбуковые трубки, через которые выдувают отравленные стрелы.

— Сумпитаны! Райские птицы! Театр теней! — не скрывая иронии, повторил Эрл. — И чему вас только учил Стронг! Если уж говорить, то Индонезия — это несколько тысяч больших и малых островов, которые больше Голландии в пятьдесят шесть раз. Они тянутся с запада на восток на пять тысяч километров. Это — морские и воздушные пути всемирного стратегического значения.

Это острова — Большие Зондские, куда входят Суматра, Ява, Мадура, Борнео и Целебес; вторая группа — Малые Зондские, к востоку от Явы; третья группа — Молуккские острова, к востоку от Целебеса, и западная часть Новой Гвинеи. Вы говорите о непроходимых лесах… Есть там, конечно, и «римба», продолжал Эрл. — Так называются девственные леса на Суматре, где главная неприятность не тигры, не змеи, а огромная масса пиявок, и особенно неприятны зеленые.

Современная Ява — не храм Боро-Бадур. Это сельскохозяйственная индустрия сахара, кофе, чая, хины, каучука, индиго и табака. Это колония, где богатства страны находятся в руках иностранных капиталистов, где население заставляют работать на паразитирующие сословия. Пуля, предатели народа, миссионеры, ростовщики, водка и опиум — вот главные средства, при помощи которых империалисты пытаются держать в подчинении народ.

Индонезийский народ — способный, выдержанный, гордый и добродушный, но с врагами он умеет бороться упорно. На Яве — наибольшая плотность населения. А вы: «везде страшные дебри»! Многолюдные яванские города и села тянутся вдоль всех дорог, поднимаются на горы. Поселки расположились даже возле кратеров вулканов.

— Но вы не дали мне договорить, — вмешалась Бекки и продолжала скороговоркой: — Я знаю, что в 1947 году был организован контрреволюционный переворот, а в 1948 году было спровоцировано восстание в Мадиуне. Там захватили группу лидеров коммунистической партии и профсоюзов Индонезии Амира Шарифуддина, Мусо, Сурипно, Дарусмана и расстреляли. И в городе Мадиуне есть братские кладбища, и на памятнике написано: «Бороться до победы»…

Эрл кивнул головой и сказал:

— Так лучше. Ничего, Бекки, пока мы будем лететь, вы узнаете об Индонезии в сто раз больше, чем узнали в школе. Итак, вы, Бекки Стронг, превратитесь в юношу Тома из авиационного экипажа. Таким вы станете, садясь в самолет и по прилете на место, до тех пор, пока мы не прибудем куда надо. Что касается Джима, то официально он действует как коммерческий агент вашего дедушки Вильяма Гильбура и как рекламный агент фирмы «Юнайтед Фрут и Компания». Вы в курсе этого?

— Ах да, что-то насчет экономической войны… — ответила Бекки.

— Да, именно так. Американская фирма «Юнайтед Фрут» — это государство в государствах, она не только покупает фрукты, она имеет более 120 тысяч гектаров банановых плантаций, до 40 тысяч гектаров сахарного тростника, 54 тысячи гектаров плантаций какао, свой торговый флот и прочее. Но имеется конкурент — английский мыловаренный трест «Северс брозерс», входящий в трест «Юниливерс»; он тоже имеет собственные огромные плантации, торговый флот, торговых агентов и так далее. Первая компания хочет съесть вторую. Попросту говоря, Джим будет помогать взрывать благосостояние «Северс брозерс». Таких, как он, там будет немало. Джиму, как служащему «Юнайтед Фрут», хозяева, сами не зная этого, помогут в нашем деле.

В небе загрохотал гром.

— Пора ехать, — сказал Эрл вставая.

Бекки вышла из кабины. Джим взял ее под руку и повел к выходу. Эрл исчез в толпе.

— Ну как? — спросил Джим.

— Какой волевой человек! — восторженно отозвалась Бекки.

На улице Джим пошел влево, поглядывая на номера автомобилей, стоявших у тротуара. У серого «форда» он остановился и ключом открыл дверцу. Бекки бурно вздохнула. «Началось!» — еще раз подумала она.