Черный смерч

7

Первым, кого увидел профессор Стронг, был Арнольд Лифкен. Он поспешно сошел с дорожки и остановился, почтительно склонив голову.

— Спасибо, Лифкен! — сказал Стронг, протягивая руку. — Скажите Трумсу, что я поручаю вам заведовать инсектарием.

— Спасибо за милость, патрон! Я оправдаю доверие…

Но Аллен Стронг не слушал дальше; он раскрыл объятия, и Бекки влетела в них, как ветер.

— Па, милый! — Она расцеловала отца, схватила его за руки и заставила вертеться вместе с собой.

Аллен Стронг сиял от радости. В эту минуту он почувствовал, что в его жизни есть нечто не менее дорогое, чем научная работа.

— Ну, Бекки, Бекки, довольно! Откуда ты? И почему так долго тебя не было?

Бекки остановилась, запыхавшаяся и раскрасневшаяся:

— Ах, па, это просто тысяча и одна ночь! Когда мы с Джимом попали в пустыню, где раньше были плодородные поля Сен-Ризоля, и тучи земли поднялись в воздух, как снег во время вьюги…

— Ну, Бекки, я ведь просил тебя без преувеличений. Пойдем домой.

— Это чистая правда, па. Там вместо лесов — Сахара, а дальше почвы нет и огромные пространства голой, как асфальт… как это… материнской породы и жуткие черные бури — результат монокультуры, отсутствия севооборота… хищнического использования земли.

— Кто это рассказал тебе? Это не твои слова.

— Мне? — Бекки замялась, вспомнив обещание, данное Гаррису. — Джим… Мы вместе будем писать о тебе.

— Где он? — негодующе спросил Стронг.

— Здесь. Он сказал, что не хочет мешать нашей первой встрече… Джим! Джим! — позвала девушка. — А потом я купалась в реке, куда выливают молоко с ферм Луи Дрэйка, чтобы увеличение молочной продукции не снижало цены на рынке. Я видела кисельные берега, кисель из крахмала зерен, высыпанных в реку Луи Дрэйком. А он одно и то же, что Мак-Манти.

— Это тоже не твои слова! — снова рассердился Стронг.

Джим сбежал по ступенькам веранды и протянул Стронгу руку. Аллен нехотя пожал ее и сказал:

— Стыдитесь, молодой человек! Надо не уважать ни меня, лауреата генеральной премии Мак-Манти, ни моей дочери, чтобы внушать неопытной девочке несусветную чепуху об американской пустыне, созданной Луи Дрэйком и Мак-Манти, и прочее… Я не имею времени объясняться с вами, но прошу относиться к моей дочери с уважением!

— Мистер Аллен, извините, я не хотел вас обидеть, но то, что мы видели…

— Аллен, он написал жуткую клевету на тебя в «Голосе фермера» — будто ты дарвинист и прочее! — крикнула Дебора с веранды. — Он ужасно навредил тебе. Лучше, если он забудет наш адрес! — С этими словами Дебора сошла с веранды и подошла к Джиму.

— Это неправда! — крикнула Бекки.

— Неправда? — угрожающе спросила Дебора. — Перси, мистер Перси Покет! позвала она.

В то же мгновение высокий, худощавый пожилой репортер с испитым лицом оказался рядом. Он шел вихляясь, будто у него все суставы были на шарнирах. Это был распространенный в США тип беспринципного газетного писаки, продающего свое перо тому, кто больше платит.

— Они, — Перси Покет протянул указательный палец к самому лицу Джима, пытаются завлечь вас в политику.

— Меня в политику? Никогда! — вскипел Аллен Стронг. — Решительно все сегодня сговорились беседовать со мной только о политике, даже родная дочь! Я не хочу, чтобы обо мне писали. Пусть оба журналиста оставят нас, потребовал он.

— Мама, это все я.

— Не дури, Бекки, ты не могла сама… Теперь ты видишь, Аллен, что этот человек — красный агитатор… Уходите, Джим!

— Я ухожу, — сказал Джим, — но я надеюсь, что мистер Аллен найдет минуту времени выслушать меня по очень важному вопросу.

— Я тоже ухожу, — заявил Перси, — но если наши газеты перестанут писать о вас, ваша слава померкнет.

— Лифкен, проводите обоих! — распорядился Стронг.

Бекки расплакалась, Дебора говорила сердитые слова, но Аллен не слушал ее и утешал дочь.