Честь Рима

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Когда темнота окутала Лондиниум, Макрон и Катон натянули на плечи темные плащи, пристегнули к поясам мечи и вымазали лица сажей из жаровень на складе. Аполлоний опустил пращу, из которой он упражнялся в стрельбе по мишеням, на битый мешок с гравием в дальнем углу двора. Он смотрел на них без своего обычного отстраненного язвительного веселья, пока они стояли у ворот, ведущих на улицу.

— Я должен пойти с тобой. Безопасность в количестве и все такое.

— В этом нет необходимости. Мы пытаемся пробираться по улицам, не привлекая внимания. Двое — компания, трое — мишень. Кроме того, ты уже сыграл свою роль, — заметил Катон. Двумя часами ранее шпион покинул склад, чтобы разыскать постоялый двор, где остановились царь и царица иценов со своей свитой в ожидании аудиенции у наместника. Паулин все еще находился далеко на северо-западе, готовя свои войска к кампании, которую он намеревался развязать против остатков племен и их вождей-друидов, все еще сопротивлявшихся в течение столь многих лет. Он еще не слышал о вспышке насилия на улицах. Катон полагал, что пройдет не меньше суток, прежде чем до него дойдет сообщение, и еще три-четыре дня, прежде чем он сможет вернуться в Лондиниум с достаточным количеством всадников для восстановления порядка. За это время могло произойти все, что угодно.

Он переключил свое внимание на Аполлония.

— Оставайся здесь. Если Мальвиний или Цинна узнают, где мы находимся, Рамирию понадобится каждый способный воин для защиты склада. А ты, друг мой, уже не раз доказывал, на что ты способен.

— Одно дело — ударить человека в спину, — пробормотал Макрон себе под нос. — Совсем другое — сразиться с ним лицом к лицу.

Аполлоний взглянул на него.

— Ты что-то сказал, центурион?

Макрон улыбнулся.

— Только то, что я рад, что ты на нашей стороне. Пока что…

— Я тоже, я тоже.

Катон приподнял запорную планку и сдвинул ее в сторону ровно настолько, чтобы открыть одну створку ворот, и поморщился, когда тяжелые железные петли издали тупой протестующий скрип. Света от звезд и полумесяца было достаточно, чтобы вглядеться вдоль улицы в обоих направлениях, но не было никаких признаков движения, ни факелов, ни мелких жаровень, зажженных в кронштейнах на стенах. «Это и к лучшему», — подумал он.

— Хорошо, пойдем, — мягко сказал он.

Он направился к выходу, и Макрон последовал за ним, прежде чем ворота с глухим стуком закрылись за ними и были заперты. Катон повернул налево и направился на запад по улице, застроенной складами. Прасутаг и его свита заняли все комнаты в трактире на противоположной стороне улицы, в метрах восьмистах от штаб-квартиры наместника. Преодоление этого расстояния не должно было занять много времени. Лишь бы они не столкнулись с бандами, патрулирующими улицы.

Он вел их к перекрестку в конце линии складов. Здесь почти не было признаков жизни, и они шли, держась в тени, насколько это было возможно. Время от времени они слышали негромкие разговоры людей, которые не решались привлечь к себе внимание. В конце улицы они наткнулись на склад, ворота которого были разбиты деревянной балкой, до сих пор лежавшей среди осколков.

— Как ты думаешь, это сделал тот, кто нас ищет? — спросил Макрон.

— Я так не думаю. Смотри. — Катон указал через отверстие. Во мраке они смогли разглядеть открытые ящики и разбросанные корзины, окруженные разбитой керамикой и рулонами дешевой ткани. — Скорее всего, мародеры. Может быть, одна из мелких банд, или просто местные жители, воспользовавшиеся творившимся вокруг хаосом.

На углу перекрестка они остановились. Справа и слева простиралась широкая улица, но Катон искал более незаметный подход к постоялому двору, где разместилась царская чета иценов. На противоположной стороне переулок вел в район, обслуживающий проходящую торговлю корабельных команд и менее состоятельных гостей города. На узкой дорожке располагались трактиры, бордели и мелкие храмы, где за дешевую цену клиент мог получить место для ночлега на изношенной подстилке. Более сомнительные заведения можно было найти в узких переулках, отходящих от переулка.

Всего за несколько дней до этого район процветал, жаровни и сальные свечи освещали питейные заведения и веселящихся людей ярким красным светом. Теперь же здесь было темно и тихо. Лишь дважды Катон и Макрон сталкивались с другими людьми. Первый пытался открыть ставни лавки с помощью деревянного рычага, но бросил его и убежал, как только заметил двух людей, крадущихся к нему. Вторым был пьяница, прикорнувший в арочном дверном проеме трактира, его храп оповестил их о его присутствии задолго до того, как они его увидели.

Были и трупы. Один человек лежал лицом вниз в сточной канаве, идущей по улице, а чуть дальше, на небольшой открытой площадке вокруг общественного колодца, лежало еще несколько человек. Все они были раздеты, и их тела тускло блестели, как некрашеные мраморные статуи. Катон мог различить раны на их плоти, омытые дождем, который прошел накануне. Он остановился и присел на корточки возле одного из трупов, лежавшего на боку, и приподнял холодную плоть предплечья, чтобы лучше разглядеть клеймо на коже. Чуть ниже локтя была хорошо видна татуировка, изображавшая голову скорпиона.

— Человек Мальвиния, — пробормотал он, вставая.

Макрон бегло осмотрел другие тела. — Все они из одной банды.

— Мы должны быть на участке Цинны. Вот почему тела оставили здесь. Люди Мальвиния не посмеют их забрать. И они служат предупреждением местным жителям. Вот что случается с теми, кто выступает против Цинны.

— Очень мило.

Они двинулись дальше с еще большей осторожностью, петляя по району, пока не наткнулись на еще одну улицу пошире, ведущий вверх от реки, которая, по мнению Катона, должна была привести их к стенам штаб-квартиры претора. Держась, как и прежде, обочины улицы, они пробрались в более процветающую часть города, где стояли скромные городские дома в привычном римском стиле — внушительные дверные проемы между арендованными лавками, выходящими на улицу. Впереди Катон различил зубцы стены штаба.

— Мы близко, — прошептал он Макрону. — Место называется «Красный кабан».

— Хорошо. Мне не помешает выпить. От всех этих перебежек меня мучает жажда.

Трактир они нашли довольно легко, поскольку он был самым большим из всех подобных заведений, которые человек видел в Лондиниуме. Это было одно из немногих зданий с верхним этажом, построенное с трех сторон вокруг большого двора. Судя по затхлому запаху, внутри находились конюшни, где содержались лошади и мулы более состоятельных клиентов. Катон осторожно проверил ворота во двор и не удивился, обнаружив, что они заперты. Двери питейного зала тоже были заперты.

— Как, во имя Плутона, мы собираемся попасть внутрь? — прорычал Макрон. — Любой бы подумал, что они хотят держать новых клиентов на расстоянии.

— Или защитить тех, кто у них уже есть. Идем, здесь должен быть какой-то путь вовнутрь.

Они обошли постоялый двор снаружи, пока не услышали мужские голоса изнутри, говоривших на местном языке. В конце стены был небольшой сток, ведущий из конюшни, и Катон остановился возле него.

— Мы можем войти отсюда.

Макрон принюхался к едкому запаху, поднимающемуся из стока.

— Через эту гадость? Отвали.

— Другого пути нет, чтобы не привлекать слишком много внимания. Мы не можем позволить себе быть обнаруженными патрулем одной из банд, пока мы будем спорить с трактирщиком. Я пойду первым.

Катон снял плащ и пояс с мечом и свернул их в сверток, который передал Макрону.

— Передашь его мне, когда я пройду, вместе с твоими вещами.

Затем, опустившись на колени, он более внимательно осмотрел сток. Его высота не превышала полуметра, и сточные воды непрерывно вытекали на улицу. Стиснув зубы, он опустился на землю и стал пробираться вперед на локтях. Он старался держать лицо над едкой жидкостью и вонью, но не мог избежать брызг, пока продвигался вперед. К счастью, длина стока была всего сантиметров шестьдесят, и, как только он смог, он приподнялся на корточки и потянулся обратно.

— Я прошел. Передай мне свертки.

Через минуту, с большим трудом и проклятиями, Макрон пролез и поднялся на ноги.

— Дисовы дети, старею для такой ерунды. — Он сплюнул в сторону.

— И, похоже, становишься слишком круглым. — Катон усмехнулся в темноте, накидывая через голову пояс с мечом и надевая плащ. — Согласен, мой друг, это очень похоже на выход на пенсию.

— Если бы я только знал, что на пенсии придется ползать в дерьме, я бы, возможно, снова пошел в армию. Если бы Петронелла могла видеть меня сейчас…

— Будь благодарен, что она этого не видит.

Катон оглядел внутреннюю часть двора. Напротив стояло главное здание «Красного кабана», а рядом с большим дверным проемом в кронштейне горела свеча. По обеим сторонам от закрытых ставнями окон виднелись отблески света, а изнутри слышались голоса, смех и какое-то пьяное пение.

— Это то самое место, — решил он. — Давай сделаем это медленно. Осмелюсь предположить, что в нашем нынешнем состоянии эти воины-ицены будут склонны разрубить нас на куски, прежде чем успеют задать нам вопросы.

— Они могут попытаться. — Макрон перекинул плащ через плечо, обнажив ножны.

— Лучше пока скрыть меч.

— Что, если они понадобятся нам? Лучше иметь их наготове?

— Будем надеяться, что нет. Пойдем.

Катон оглядел двор, чтобы убедиться, что никого больше нет, затем подошел к двери и отодвинул засов. Он сделал паузу, чтобы спокойно вздохнуть, а затем осторожно толкнул дверь внутрь. Сразу же на него повеяло теплым воздухом с ароматом древесного дыма, пота и просяного пива, а также громом смеха и голосов, соревнующихся в громкости между собой.

Свита Прасутага состояла из нескольких лучших воинов. Крупные бритты, мощного телосложения, с просто заплетенными назад волосами, с татуировками на открытых участках кожи, одетые в шерстяные штаны и туники с синими полосами ткани, вплетенными в копны волос. Они были в самом расцвете сил, а некоторые из них носили на шее золотые или серебряные торки как доказательство своей доблести в бою. Когда ближайшие из воинов резко повернулись к двум незнакомцам, стоящим на пороге с вымазанными сомнительного происхождения полосами грязи на одежде и лицах, они замолчали и опустили кружки с пивом. Через несколько ударов сердца все стихло, слышно было лишь только как шипели поленья, горящие в жаровне в центре комнаты.

Катон увидел, как один из воинов сделал шаг к крюкам на стене, где висело оружие воинов. Он поднял руки, ладонями наружу.

— Мир. Мы пришли поговорить с Прасутагом.

Воин презрительно фыркнул и быстро достал свой меч, выхватив его одним плавным движением. Тут же остальные воины-ицены последовали его примеру и образовали неровную дугу вокруг двух римлян.

— Так вот оно как. — Макрон мрачно кивнул, схватившись за рукоять собственного меча под плащом.

Человек, который первым вооружился, пробился сквозь своих товарищей и стал напротив Катона.

— Кто ты? — потребовал он.

— Друзья вашего царя, Прасутага, и его жены.

— Друзья, тьфу! — Воин сплюнул на пол перед калигами Катона. — Вы — римляне. Не друзья иценов. — Он подошел ближе, и его нос сморщился от отвращения. — От тебя пахнет свиньей.

Макрон сделал полшага вперед.

— Я почти сыт этим по горло. — Он собирался достать меч, но Катон крепко схватил его за запястье.

— Что это значит? — донесся до них женский голос из дальнего конца зала. Некоторые из воинов повернулись в ее сторону, и тут же возник вихрь движения, прежде чем из их рядов вышла высокая, крепкая женщина с рыжими волосами и нахмурилась при виде грязных мужчин, стоявших прямо у дверного проема. Мгновение спустя ее глаза расширились от удивления, и она разразилась хохотом.

— Клянусь Андрастой, что привело вас двоих сюда, покрытых тем, что очень похоже на дерьмо?

Боудикка отпустила своих воинов и повела Катона и Макрона к столу в конце комнаты. У стола лежал покрытый мехом тюфяк, на котором распростерся Прасутаг, его кожа казалась бледной даже в отблесках пламени в жаровне, установленной рядом, чтобы согреть его. Еще больше мехов покрывали его тело, а голова покоилась на льняной подушке. Он тонко улыбнулся, узнав двух римлян, и взял за руку Боудикку, когда она села рядом с ним. Она позвала трактирщика, чтобы тот принес им еды и пива.

Через некоторое время Катон и Макрон сгорбились над принесенной лоханью с водой, оттирая грязь со своих открытых участков кожи, а на стол для них поставили еду и пиво. Макрон наклонился вперед, чтобы понюхать пиво, и поджал губы в знак неодобрения.

— Это явно не фалернское, но… — он сделал здоровый глоток из кружки и поставил ее с довольной улыбкой, — …сойдет.

Боудикка повернулась к Катону.

— Итак, что это значит? Вы двое явились в глухую ночь, покрытые дерьмом. Это может означать только беду. Вы здесь, чтобы предупредить нас об опасности или попросить о помощи?

— Последнее. — Катон кратко обрисовал ситуацию, заключив: — Нам нужно, чтобы ваши люди сражались вместе с нами. Это может быть единственным шансом выиграть день и выйти из этой передряги живыми.

Боудикка обменялась настороженным взглядом со своим мужем, прежде чем ответить.

— Зачем обращаешься к нам? Почему бы тебе не пойти к прокуратору и не попросить его о помощи? У него в подчинении вдвое больше людей.

Макрон резко рассмеялся.

— Может и вдвое больше. Но даже вполовину не столь хороших, как твои парни. Хотя мне больно это говорить.

Прасутаг с гордостью кивнул.

— Верно. Воины иценов. Намного лучше римских солдат.

— Некоторых римских солдат, — твердо сказал Макрон.

— Ха! — Прасутаг подошел и слабо ударил Макрона по руке, затем его лицо сморщилось от боли, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Боудикка ласково погладила его по лбу и тихо прошептала ему что-то на их родном языке, после чего снова обратилась к Катону. — А что на счет прокуратора?

Катон покачал головой.

— Дециан — трус. Он не рискнет вывести гарнизон на улицы, чтобы попытаться восстановить порядок. Он знает, что он в меньшинстве.

— Тогда ему не помешала бы поддержка вас и ваших людей для борьбы с бандами. Почему бы не предложить ему это?

Катон неловко сдвинулся с места. Он боялся, что она задаст именно этот вопрос.

— Я не могу рисковать и обращаться к нему. Он не знает, что я в Лондиниуме.

Боудикка изогнула бровь.

— И почему это проблема?

— Причина, по которой я вернулся в Британию, заключается в том, чтобы залечь на дно на некоторое время. Скажем так, Дециан будет удивлен, увидев меня здесь, и может создать мне проблемы, передав информацию императору и его советникам в Риме.

— Тогда Макрон может поговорить с ним от твоего имени.

Макрон скорчил гримасу.

— Это тоже невозможно. Между мной и прокуратором очень натянутые отношения. Он предпочел бы, чтобы я умер, чтобы я никому не мог рассказать, как он бросил меня и еще несколько десятков человек после того, как устроил неприятности с триновантами.

Выражение лица Боудикки стало враждебным.

— Я слышала об этом. Похоже, твой прокуратор из тех людей, которые не оставляют после себя ничего, кроме неприятностей. Когда мы с Прасутагом пришли просить его отложить налоги для наших людей до следующего урожая, он отказался. Мы рассказали ему о трудностях, которые повлечет за собой его решение, и предупредили его, что среди наших людей и так много недовольных. Дело не только в налогах. Есть еще и требование набрать рекрутов из нашего племени, чтобы пополнить ряды ваших вспомогательных когорт. Кто будет обеспечивать семьи мужчин, которых призывают на службу? Казалось, его это не волнует. Хуже того, он сказал, что если налоги не будут уплачены в срок, он попросит наместника прислать легионеров, чтобы заставить их заплатить.

— Вряд ли Паулин этому обрадуется, — сказал Макрон. — Он занят подготовкой армии к походу на друидов и их союзников. Он не будет рад любой задержке начала кампании.

Катон увидел, как на лице Боудикки появилось расчетливое выражение. Она задумалась на мгновение, прежде чем продолжить.

— Похоже, вы рассчитываете на нашу помощь. Без наших людей вы пропадете.

«Этого нельзя отрицать», — подумал Катон, кивая.

— В таком случае, если мы объединимся с вами, то мы захотим получить что-то взамен.

— Что ты имеешь ввиду?

— Отсрочка уплаты налогов на год и прекращение принуждения наших молодых людей к военной службе.

Катон сделал резкий вдох.

— У меня нет полномочий заключать подобные соглашения. Это право Дециана или претора.

— Но их здесь нет. Вы здесь. Мне нужно ваше слово, что вы лично представите наше дело Паулину и сделаете все возможное, чтобы убедить его согласиться. Пообещайте мне это, и мы будем сражаться вместе с вами.

— Я не могу гарантировать, что у меня будет влияние на Паулина.

— Я понимаю. Но ты завоевал завидную репутацию среди своего народа. Твое мнение имеет вес. Больше, чем мнение варварского царя и его жены, — с горечью добавила она. — Дай мне слово, что будешь говорить от нашего имени, и это удовлетворит меня и Прасутага.

— Ладно, хорошо. Я даю слово.

— Поклянись.

— Клянусь Юпитером Наилучшим Величайшим, что я сделаю то, что ты требуешь.

Она пристально смотрела на него мгновение, ища любой признак неискренности, а затем кивнула.

— Хорошо, ицены будут сражаться на вашей стороне. Но хватит ли ваших и наших людей, чтобы одолеть банды?

— Наш лучший шанс — нанести им удар в ближайшие несколько дней. Если мы этого не сделаем, тогда они объединятся против нас, боюсь, что в таком случае мы можем потерпеть поражение. — Катон на мгновение задумался о действующих силах, прежде чем продолжить. — Несмотря на мои надежды завершить дело без помощи гарнизона, ситуация изменилась. Я знаю, что Дециан приказал своим людям оставаться в штабе, но если мы сможем спровоцировать его на действия, то баланс изменится в нашу пользу.

— И как ты собираешься это сделать?

Катон улыбнулся.

— Мы должны ударить его там, где его самолюбие пострадает больше всего. Я пошлю тебе весточку, когда мы будем готовы нанести удар.