Честь Рима

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

День за днем ​​сила Макрона росла, и синяки, окрасившие в темные тона большую часть его тела, начали исчезать. Кости в его сломанном пальце постепенно срослись, а багрово-красные и пурпурные порезы и зашитые раны стали розовыми и белыми и превратились в новые шрамы, которые он будет носить с собой до конца своей жизни. Пока он выздоравливал, прошли самые тяжелые зимние месяцы. Дни становились все длиннее, а дожди чередовались с погожими ясными днями с прохладным ветром, из-за чего Макрон и Петронелла вынуждены были надевать толстые плащи, пока они медленно шли вокруг границы колонии. После почти месяца в постели его ноги ослабели и дрожали, если он пытался пройти больше километра или подняться более чем на один лестничный пролет. Он проклинал свою слабость и в отчаянии стиснул зубы, заставляя себя продолжать.

Рамирий принес ему несколько грубо сделанных железных гирь от одного из кузнецов колонии, чтобы помочь ему привести в тонус мышцы рук, и он тренировался, до тех пор пока не покрывался потом и больше не мог уже выдерживать нагрузок. Все это время Петронелла смотрела с растущим беспокойством, поскольку становилось ясно, что это не просто попытка помочь восстановлению мышц. Макрон таил в себе более глубокую мотивацию, о которой нетрудно было догадаться.

Иногда Рамирий брал с собой жену, когда приезжал в гости, и она изо всех сил старалась общаться с Петронеллой на своей прерывистой латыни. Несмотря на это препятствие, две женщины быстро подружились, к облегчению Макрона. Другие римлянки колонии относились к ним обеим прохладно-формально, несмотря на то, что те были замужем за высокопоставленными армейскими офицерами. Однажды Петронелла подслушала, как они обсуждали «варварскую суку и вольноотпущенницу», и вернулась в дом в холодной ярости и чуть ли не в слезах.

— Как они смеют так с нами обращаться?

Макрон попытался ответить успокаивающим тоном. — Так живут армейские жены в маленьких гарнизонах и колониях, когда им особо нечем заняться.

— Действительно? Ну и бред! Меня не заставят чувствовать себя маленькой. Не тогда, когда мой муж — центурион с грудью, полной фалер. Я покажу им. У нас будет лучший дом. Лучшая одежда. А вина и посуду купим в Галлии. И тогда, если они все еще будут смотреть на меня свысока, я засуну им носы им же в глотки, и они смогут ими подавиться.

Макрон рассмеялся. — Думаю, ты бы это сделала! — Затем он удивленно поднял брови и нежно коснулся своей груди.

— Что такое? — обеспокоенно спросила она.

— Этого больше нет. Когда я смеюсь, больше нет ощущения боли.

Выражение ее лица расплылось в улыбке восторга. — Какой прогресс! Мы вернем тебя в прежнее состояние, прежде чем ты это сам осознаешь.

Когда наступили первые дни весны, Макрон упражнялся в саду перистиля, а затем гулял днем, иногда с Петронеллой в одиночестве, иногда в компании Рамирия и Кордуы. В один из таких дней, когда над головой скользили пушистые белые облака на сильном ветру, они вчетвером шли по сельской местности, окружавшей колонию. Страх перед местными варварами отступил после жестокого подавления восставших в поселении триновантов. Главари были казнены, а половина молодых людей была призвана во вспомогательное подразделение. Имущество было конфисковано хижина вождя и другие постройки, которыми он владел, были сожжены дотла, а его скот и свиньи зарезаны. После месяца беспокойства не было никаких признаков того, что акция вызвала какие-либо более широкие бунтарские настроения, и обитатели колонии ослабили бдительность и продолжили жить, как прежде.

Пока мужчины шли немного впереди своих жен, Рамирий повернулся к своему спутнику. — У меня для тебя новости. Хорошие новости.

— Да ну?

— Я представил твое предложение совету на вчерашнем заседании. Они проголосовали за то, чтобы позволить тебе купить дом легата. Был некоторый торг по цене, которая должна быть установлена, но я указал, что в колонии есть люди, которые обязаны тебе жизнью, и что цена должна отражать этот факт.

Макрон почувствовал укол беспокойства, заставив себя задать необходимый вопрос. — А что вы хотите за это место?

— Я снизил цену до десяти тысяч денариев, если ты откажешься от своего участка земли в колонии. Сделка, я думаю неплохая, соглашайся.

Он помолчал некоторое время, обдумывая предложенную цену.

— Что ты думаешь? — спросил Рамирий.

Макрон остановился и повернулся к префекту лагеря. Он плюнул на руку и протянул ее. — Думаю, у нас есть сделка.

Они тряхнули предплечья, чтобы скрепить договоренность, а затем Макрон повернулся, чтобы сообщить новость Петронелле, когда она и Кордуа догнали своих мужей. У нее тут же отвисла челюсть, а полные губы приоткрылись от удивления. — Я тебе так благодарна. Благодарна. Я… я не знаю, что сказать.

— Уверен, ты что-нибудь придумаешь, — сказал Макрон. — Как и всегда. — Он взял жену под руку. — Пойдем, вернемся и разделим кувшин вина, чтобы отпраздновать.

Четверо из них повернули к колонии, примерно в трех километрах от них. Облака надвигались с востока, и под ними висела тонкая серая пелена.

— Дождь, — вздохнула Петронелла. — Пойдемте побыстрее.

Резкий треск и раскат грома возвестили о начале ливня, когда они достигли окраины Камулодунума. Люди спешили укрыться, а торговцы на рынке упаковывали свои товары в корзины и накрывали их чехлами из козьей шкуры, чтобы защитить от ненужного промокания. Когда упали первые капли, в небе вспыхнула яркая вспышка света, а в полукилометре или около того вдали появилась яркая белая молния и исчезла в одно мгновение. Прошло кратчайшее мгновение, прежде чем их уши наполнил раскатистый раскат грома, закончившийся глубоким ударным грохотом. Дождь захлестал с неба не на шутку, шипя в воздухе. Инстинктивно пригнув головы, все четверо перешли на рысь и направились к воротам, ведущим во двор перед домом легата.

Сбоку стояли две большие четырехколесные крытые повозки. Человек в темном плаще, который развевался вокруг него на ветру под проливным дождем, распрягал упряжки мулов.

— Я разберусь с этим, — сказал Макрон. — Вы трое, идите внутрь.

Пока они мчались сквозь тонкие серебристые стержни дождя, огибая уже образовавшуюся большую лужу, Макрон поспешил к погонщику мулов.

— Кто ты? — спросил он. — И что здесь делают эти подводы?

Мужчина повернулся и быстро склонил голову. — Они принадлежат моему хозяину, господин.

— Где он? — Макрона раздражала мысль, что кто-то мог взять на себя такую ​​вольность, чтобы приткнуть эти телеги прямо у его дома.

— Внутри, господин. С остальными.

Макрон хотел было потребовать больше информации, но новая вспышка ослепительного света осветила двор белыми и темными тенями, сопровождаемая оглушительным раскатом грома. Он отвернулся и побежал ко входу в дом, чувствуя, как первые струйки ледяного дождя стекают по его коже, и как обжигающая холодная влага проникает сквозь его плащ и тунику. Пробежав через дверной проем, он выпрямился, тяжело дыша, когда посмотрел на группу темных фигур на дальнем конце атриума. Еще больше молний полоснуло небо над головой мерцающей серией ярких вспышек, которые залили атриум светом.

Напротив себя он увидел Рамирия и Кордуу, стоящих сбоку, и Петронеллу, стоящую на коленях и обнимающую маленького мальчика. Рядом с ними стояла темноволосая женщина, которую Макрон не узнал. Рядом же с ней, обняв ее за плечи, стоял префект Катон, самый близкий друг, которого Макрон когда-либо знал за время своей военной службы. Высокий, за тридцать, худощавого телосложения, у него были темные вьющиеся волосы и белый шрам, пересекающий его лицо по диагонали от лба до щеки. С момента их последней встречи годом раньше к ним добавилась одна заметная черта: большой шрам над левым веком Катона.

Когда гром стих, Макрон широко раскинул руки и выкрикнул самое искреннее приветствие на которое он был способен. — Трахни меня Марс, если это не Катон!

Его друг ухмыльнулся в ответ. — Не то приветствие, которого я ожидал. Простое «я так рад тебя видеть» вполне бы подошло, особенно учитывая присутствие моего сына и этой матроны.

Макрон поспешил вперед и сцепил предплечья со своим бывшим командиром. — Ради всех богов, парень, рад тебя видеть! — Он обратил внимание на темноволосую женщину рядом с Катоном. — И кто это?

— Клавдия, поздоровайся с центурионом Макроном, недавно служившим в преторианской гвардии. Не пугайся его суровой внешности, потому что он так же суров и внутри.

Она улыбнулась. — Я так много слышала о тебе, центурион. Не все так плохо.

Несмотря на дорогой покрой столы и золотую застежку на плаще, в ее акценте чувствовались отголоски Субуры, и Макрон понял, что она не дочь из какого-нибудь аристократического дома. Прежде чем он успел оценить ее дальше, он почувствовал, как маленькая ручка схватила его и дернула. Он посмотрел вниз и увидел, что сын Катона улыбается ему.

— Дядя Макрон, я скучал по тебе.

Макрон присел на корточки так, чтобы его лицо было на уровне лица Луция, и держал мальчика на расстоянии вытянутой руки, внимательно осматривая его. — Как же ты вырос, маленький мужчина.

— Я больше не маленький, — надулся Луций.

— Тебе еще есть куда расти, — Макрон сжал кулак и легонько хлопнул его по плечу. — Продолжай в том же духе, и уже скоро это ты будешь наклоняться, чтобы быть на одном со мной уровне.

Луций гордо улыбнулся. Когда Макрон встал, большой пес с взлохмаченной шерстью и покрытой шрамом шишке на том месте, где когда-то было еге ухо, примчался из сада в перистиле и вскочил, упершись большими лапами в грудь Макрона, лизнув центуриона в лицо.

— Ах, Кассий, у тебя все еще столь же отвратительное дыхание. Я не знаю, зачем ты держишь этого зверя, Катон. — Макрон поморщился и толкнул собаку, прежде чем ласково погладить ее по голове.

В атриуме находился еще один член отряда Катона: худощавый мужчина с блестящей головой, похожей на череп, обтянутый кожей. Его глубоко посаженные серые глаза сморщились в уголках, когда он встретился взглядом с Макроном, хотя в них было больше хладнокровия, чем хорошего настроения. Двое мужчин некоторое время настороженно смотрели друг на друга. Прежде чем присоединиться к дому Катона, Аполлоний был шпионом на службе у наместника в восточной провинции Рима. Он выдавал очень мало информации о себе, из-за чего Макрон относился к нему с некоторым недоверием.

— Аполлоний, — кивнул Макрон. — Я вижу, ты все следуешь тенью за Катоном.

Тонкие губы чуть расплылись в улыбке. — Я подумал, что воспользуюсь возможностью, чтобы увидеть Британию перед смертью.

— Я уверен, что и то, и другое можно устроить, — Макрон снова повернулся к Катону. — О чем же я думаю? Вы, должно быть, замерзли, проголодались и… — Он почувствовал внезапный приступ стыда из-за того, что забыл представить префекта лагеря и его жену, и теперь поманил их к себе. — Рамирий, это префект Квинт Лициний Катон, мой бывший командир. Рамирий — старший офицер колонии. А это его жена, Кордуа.

Катон мгновение пристально смотрел на них, прежде чем обменяться кивком с Рамирием. Макрон точно прочитал выражение его лица. — Всегда осторожный! Отложи свои заботы в сторону, мой друг. Рамирию можно доверять. А теперь давай найдем что-нибудь поесть, присядем к огню и наверстаем упущенное.

Луций сел на пол, обеими руками сжимая один конец потертого шейного платка, а Кассий дергал за другой конец и пытался вырвать его из рук мальчика. Макрон и Петронелла сидели на кушетке по одну сторону жаровни, а Катон и Клавдия сидели напротив, Аполлоний в одиночестве полулежал на оставшейся кушетке. Рамирий тактично отказался присоединиться и проводил свою жену домой, прежде чем группа приступила к разговору. Остатки легкой еды лежали на низком столике между кушетками.

— Что ты здесь делаешь? — начал Макрон. — И что с твоим глазом, парень? Когда мы оставили вас в Риме, ты собирался принять командование на Сардинии. Легкая дорожка, подумал я.

Катон перевел дыхание. — Отнюдь, все было совсем не так. Закончилось тем, что пришлось подавить несколько разбойничьих шаек посреди эпидемии чумы, опустошившей остров и ряды солдат под моим командованием. Она могла бы прихватить и меня, если бы Клавдия не позаботилась обо мне.

Она слегка покраснела и покачала головой. — Ты преувеличиваешь.

— Я так не думаю, — Катон постучал себя по лбу над шрамом. — Позже я был ранен в глаз во время боя. Я надеялся, что он поправится, но спустя столько времени — все еще немного размыто и болезненно. Мне пришлось носить повязку, чтобы защитить его на какое-то время.

Луций посмотрел вверх. — Он был похож на Ганнибала, дядя Макрон.

Макрон не смог сдержать смех, а следом и Катон тоже.

— Лекарь, который осмотрел его, сказал, что со временем он должен восстановиться. Это было до того, как он продал мне горшочек с дорогой мазью, которая воняла мочой и, казалось, мало помогала. Я выбросил его вскоре после того, как мы отправились в Британию.

Макрон сел. — И как же ты сюда попал?

— Длинная история. Короче говоря, мы сели на корабль в Массилию, прошли по дороге через Галлию и отплыли в Британию из Гесориакума. Добравшись до Лондиниума, мы направились прямо к твоей матери, и она рассказала нам, что случилось и где тебя найти. И вот мы приехали сюда.

— Как бы я не был рад вас всех видеть, но это несколько хреново тяжелое путешествие в это время года только для того, чтобы проведать старого друга.

Выражение лица Катона стало серьезным. — Это нечто большее, мой друг.

— Это действительно так! — вмешался Аполлоний. — Гораздо более захватывающе и опасно, я бы сказал. Настоящее приключение.

Катон бросил на него раздраженный взгляд, прежде чем продолжить.

— Правда в том, что нам нужно было бежать из Рима в спешке.

— Беда?

Катон кивнул. — Ты помнишь, что до того, как я принял командование, мне было поручено сопровождать бывшую фаворитку императора на Сардинию, когда Нерон отправил ее в изгнание.

Макрон подумал и кивнул. — Верно. Мы видели ее в императорской ложе в тот день на скачках. Красотка, насколько я помню. Еще раз, как ее звали? Он нахмурился, пытаясь вспомнить, но первой сообразила Петронелла.

— Клавдия Актэ… Хотя в то время ее волосы были светлыми.

— Точно! — Макрон щелкнул пальцами, а затем уставился на спутницу Катона, и его глаза расширились. — Дерьмо… это ты.

— Пожалуй, — весело улыбнулся Аполлоний. — В каком тесном мире мы все живем.

— Как, хрен его, ты… — начал было Макрон, а затем ошеломленно покачал головой, осознав чудовищность ситуации. — Яйца Юпитера, Катон. Во что ты ввязался? Любовница императора и изгнанница? Как, вездесущие фурии, это могло случиться?

Катон прочистил горло и многозначительно кивнул в сторону сына, пытаясь заставить Макрона смягчить свою речь.

— Это началось после того, как мы достигли Сардинии. Я не мог оставить ее, когда закончилась кампания против разбойников, поэтому она вернулась со мной в Рим под вымышленным именем.

— Но Катон, она изгнанница. Вернуться в столицу для нее смертный приговор.

— Я знаю. Вот почему я сообщил, что она умерла от чумы.

Макрон приложил руку к виску и закрыл глаза. — Разве ты не задумывался, что с тобой будет, когда они обнаружат, что она все еще жива?

Клавдия тихонько кашлянула. — Она в комнате. Я пыталась отговорить его, Макрон. Действительно. Я сказала, что мы должны расстаться.

— Очевидно, ты недостаточно старалась, милочка.

— Это был мой выбор, — резко перебил Катон. — Мы держали ее подальше от моего дома. Я взял клятву с домочадцев, что они будут хранить тайну, но всегда есть посетители, гости и торговцы. Я понял, что не смогу скрывать ее вечно. Даже с крашеными волосами и под именем Клавдия Юнилла существовала опасность, что ее кто-нибудь узнает. Итак, мы уехали из Рима на маленькую ферму, доставшуюся мне в наследство от сенатора Семпрония. Мы пробыли там несколько месяцев, пока я улаживал свои дела и готовился к нашему приезду сюда. Мне нужно было найти место как можно дальше от Рима, среди людей, которым я мог бы доверить сохранение нашей тайны. Я не зарегистрировал наш приезд у прокуратоура в Лондиниуме. Никто не знает, кто мы и чем занимаемся. Я намерен пока оставить все как есть. — Он с виноватым видом перевел взгляд с Макрона на Петронеллу. — Мне жаль. Теперь это подвергает опасности и вас. Но я не мог придумать более безопасного места для Клавдии.

Макрон на мгновение задумался, а затем устало улыбнулся. — Я рад что вы приехали именно сюда. Мы сохраним ваш секрет и позаботимся о вашей безопасности. Даю слово. Верно, Петронелла?

Он посмотрел на свою жену, которая пожала плечами и вздохнула. — Я могла бы догадаться, что твоя отставка окажется какой угодно, только не мирной и тихой. Но мы сохраним ваш секрет, хозяин Катон. Я всегда буду у тебя в долгу за то, что ты дал мне свободу.

— Только не после вашей помощи, — ответил Катон. — Это я и Клавдия теперь у тебя в долгу.

Аполлоний хлопнул в ладоши. — Это все очень хорошо, но как долго, по-вашему, ты сможешь так продолжать? В какой-то момент из Рима в провинцию прибудет новый человек, который может узнать Клавдию. Тогда что?

— Мы разберемся с этим, если это произойдет, — ответила Клавдия. — Я сделала все, что могла, чтобы изменить свою внешность. Мы останемся в Британии, пока Нерон не умрет, и мы не сможем вернуться в Рим.

— Гениально, — цинично кивнул Аполлоний. — Вполне блестяще. Я впечатлен. Как я уже говорил вам двоим последние несколько месяцев, вам придется придумать что-нибудь получше этого столь продуманного плана.

— Это лучший шанс, который у нас есть, — ответил Катон. — И нам пока это сходило с рук.

— Будет интересно посмотреть, как долго продлится этот обман, — размышлял Аполлоний.

— Ты ничего не забыл? — спросил Макрон.

— Хм… И что же?

— Ты часть этого обмана. С того момента, как ты присоединился к дому Катона. Ты тоже в опасности.

— Конечно и я в опасности. Но я просто не могу сопротивляться желанию увидеть, чем все это закончится. В этой истории есть все качества дешевой слезливой трагедии. То-есть, перед этим просто невозможно устоять.

Макрон закатил глаза. — Сумасшедшие. Вы все сумасшедшие. А теперь вы сделали нас частью этого безумия. Ведь, с тем же успехом, как вы наверняка слышали от моей матери, вы можете быть здесь в такой же безопасности, как и в Риме.

Он кратко объяснил своими словами, что случилось с ним в Лондиниуме, и обрисовал постоянную опасность, исходящую от Мальвиния и других банд.

— Поэтому я не уверен, кто из нас сейчас представляет большую опасность для другого, — заключил он. — Мы оба с тобой в бегах, парень.

— Но мы можем помочь друг другу, — ответил Катон.

— Мы всегда это делали. С самых первых дней после того, как ты присоединился ко Второму легиону в качестве новобранца.

Катон кратко улыбнулся при воспоминании, затем замолчал, обдумывая рассказ Макрона о ситуации в Лондиниуме.

— Возможно, есть способ разобраться с этим Мальвинием, — наконец сказал он. — С ним и его соперником. Слушайте…