Натали.
— Чей ребенок? — Отец гремит на всю гостиную, а я недовольно морщусь.
— Какая теперь разница?
— Какая? Если тебе все равно, что ты ведешь себя как шл*ха, то мне небезразлично! Мало, что ты поставила под удар наши отношения с Рустамом. Еще и нагуляла…
Прерываю отцовские крики взмахом руки.
— Не ори, голова болит.
— Ваши с матерью игры зашли слишком далеко, Наташа. Все эти разговоры про свободу и лояльное отношение к ребенку — чушь собачья! Тебе тридцать! Тридцать лет, Наташа. И что ты имеешь? Купленный диплом, развлекульки, беспорядочные связи? И как апофеоз этого бреда — ребенок не пойми от кого.
Папа тянет галстук, словно он его душит. А мне все равно. Вот вообще все равно. Проигрывать неприятно. А с Лихацким я на самом деле проиграла. Кто знал, что эти твари сговорятся за моей спиной? Шамиль из себя жертву сделает, широким жестом отказавшись от сучки. А этот урод вцепится в нее клещами. И кто только надоумил в разные лаборатории тогда отправить… Твари!
Может, кстати, отец сдал. Мы с мамой все продумали: во все самые лучшие клиники проплатили заранее нужный результат. Давид он какой? — Ему лучшее подавай. Понятно же было, куда он меня поволок. Я и не боялась, соглашаясь на этот цирк. Где просчиталась не пойму.
И срок вышел. Не знала, что затянется так. Избавилась бы… а теперь вот сижу и жду, когда сам вылезет. Или сама. Даже узнавать не стала. Ничего хорошего в этой беременности нет. Тяжело, душно, изжога, тошнота. Одни неприятные ощущения. А теперь еще и толчки прибавились.
— Ты слушаешь меня?
Голос отца врывается в мысли. Раздражает. Меня все раздражает.
Бесит, что даже Лерка отдалилась. После той выходки перед днем рождения выскочки она приняла ее сторону. Как так можно вообще? У нас типа дружба была. А она. Тоже сука. Инка вообще в стороне осталась. Сказала, не хочет участвовать в этих играх. Артур ее тогда не понял, ругались они капитально. Хотя какая ему разница до того, что происходит в жизни других? Ему—то вообще чего туда лезть было? Я хоть немного отомстила: отправила с курьером подарок — положительный тест на отцовство. Чего добру было пропадать, раз оплачено, правда? Надеюсь, девка испытала весь спектр эмоций, когда его получила.
— Наташа!
— Отец, я же просила, не ори. Я все равно не слушаю.
— Замуж пойдешь, Наташа. За того, за кого я скажу. Поняла меня? И без выкрутасов!
— Посмотрим.
Никуда я не пойду. Рожу и уеду в Калифорнию, например. Там красиво. Там сестра мамы живет. Нормальная тетка, мы всегда хорошо ладили.
Слышу хлопок двери. Ушел. Ну и славно.
Подгибаю под себя ноги и тянусь за бокалом. Один в день можно. Ну ладно, полтора тоже погоды не сделают.
***
Ненавижу. Всех ненавижу. Девять месяцев мучений с животом и прочими неприятностями, связанными с положением. А теперь эти схватки. Ну кто, кто в сознании вообще рожать соглашается? Надо было кесарево просить. И хрен бы с ним, со шрамом. Сама теперь виновата.
— Скоро?
Недовольно смотрю на молоденькую медсестру. Глаза таращит. Что, милая, не видела никогда столько охраны? Отец нагнал. Сначала после того разговора карты заблокировал. Старый пень. Хорошо, я продуманная — каждый день налик снимала и откладывала. Не знаю сама зачем. Хотя нет, знаю. Сначала думала подсобрать и девку ту купить. Не срослось. Зато самой пригодились.
Что за гадина, а? Даже сейчас отправляет мои мысли. Я так ненавидела в школе одну. Тоже, кстати, Сашей звали. Всегда лучшей ученицей была, учителя любили. И одноклассники. Выскочка. Хорошо, что ее из школы перевели. Это ее спасло. Я на грани уже была.
Как больно! Кричу, вцепившись в ручки кровати. Чувство, что изнутри рвут.
— Наталья, Вы в родах. Сейчас все подготовим, и будете делать так, как я говорю. Вы меня слышите?
Киваю. На язвительный ответ нет никаких сил.
Не очень хорошо понимаю, что происходит дальше. Как туман. Поднимается кушетка, на ноги цепляют бинты или гольфы. Мои крики сливаются с приказами врача. Ненавижу детей!
— Поздравляю! Вы стали мамой.
Что это?! Красное не пойми что кладут на мою грудь.
— Уберите, уберите от меня. — Меня сейчас точно накроет истерикой. Не хочу смотреть. Это измучило меня. Хочу на пляж. Прилечу и буду лежать неделю. Или две. И никто не посмеет трогать.
Пропускаю оставшиеся манипуляции, проваливаясь в сон. Я так устала. Безумно устала. А сейчас чувствую легкость. Как освобождение.
— Что за шутки, Наташа? — Красный от злости отец трясет за плечо. — Что это???
Машет перед лицом какими—то бумагами. Тру глаза, перехватывая лист. А, понятно. Все правильно.
— Здесь все верно. Мой отказ от ребенка.
— Ты еб… с ума сошла?
— Пап, я говорила, отстань, а? Дай спокойно поспать.
Валюсь на подушку, собираясь вздремнуть еще пару часиков. Грудь только болит, но на тумбе уже лежат заветные таблеточки, которые скоро прекратят мучения.
— Ты… да как ты?! Это моя внучка, как у тебя рука не дрогнула?!
Внучка? Значит, девочка. Забавно. Не нет. Я не хочу ее. И не хотела никогда.
— Пап, мне все равно. Хочешь, оставь ее себе.
— Оставлю, дочь, оставлю. Какая же ты… — в голосе слышно разочарование. Ну а что он хотел? Что я любовь воспылаю? Нет. Это не сказка.
Спустя три дня меня выписывают, и я улетаю к тетке. Плевать я хотела на запреты и предостережения врачей. Там тоже медицина на уровне.
Через полгода ко мне прилетает мама. Одна. Без папы. И ошарашивает с порога, что они развелись. Он развелся. Мама не поддержала идею отца оставить младенца у себя. А он так и не смог понять ни меня, ни маму. Вместо поддержки своей дочери помешался на фактически чужом ребенке. Все, что он сказал за единственный телефонный разговор: «Не пожалей».
Не пожалею, отец. Это моя жизнь и у меня еще все впереди. Без распашонок и пеленок.