Дом, в котором пекут круассаны

12 глава

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

Трасса молчаливо взирала на него мороком полумрака ночи. Каждый поворот дороги тянулся змеёй, готовой проглотить их и уснуть долгим сном. Они сворачивают, останавливаются, чтобы проверить шлемы, перчатки, последний раз вздохнуть. Зрители остались позади, громко делая ставки на победителя. А Илье хотелось бы, чтобы Адалин видела его. Чтобы смотрела на то, как он обхватывает пальцами ручки мотоцикла; как он пригибается, чтобы привыкнуть к положению корпуса. Удивительно. Ему всегда было всё равно на зрителей. Только мелькающая перед глазами дорога, только скорость, только выплеск яда адреналина могли вызвать в нём эмоции. Прежде Стрелецкий никогда не задумывался о ком-то ещё.

На губах появляется улыбка, скрытая шлемом, когда он поворачивается в сторону Марка. Илья зажимает тормоз, чтобы начать медленно выдавливать газ. Заднее колесо принимается тихо набирать обороты. Марк, раззадоренный, вторит его движению, и с каждой секундой визг резины, стирающейся об асфальт, становится громче.

Илья медленно разжал пальцы, чтобы сомкнуть их на ручках руля с новой силой. Тело его сделалось очень гибким, полностью подконтрольным. Он игнорировал все звуки вокруг, попытки Марка спровоцировать его и дрожь собственного мотоцикла. Отпусти газ и его злость вырвет вперёд с неминуемой скоростью, ударив в грудь с неожиданной силой. Ещё миг и время опять начнёт двигаться, ускорится, разбежится и исчезнет. Его непременно нужно догнать. Он делает медленный вдох, раскрывает свои глаза и ждёт. В один миг они синхронно отпускают педали, и мотоциклы с рёвом бросаются вперёд, оставляя после себя густой клубок дыма.

Первым вперёд вырывается Марк. Его матовый мотоцикл мчит по трассе и стремительно перестраивается прямо перед Ильей, чтобы не дать ему возможность вырваться вслед. Весь мир обращается в неясное изгибающееся пятно. Оно стремительно ускользает за спину, стараясь не мешать, обрамляя края этого мира и сужая их до размеров этой трассы. Стрелецкий сразу отстаёт на несколько метров, стискивает зубы и пригибается, чтобы создать эффект обтекания. Чтобы всё его тело не перечило этой скорости, а наоборот, позволило двигаться быстрее.

Его мотоцикл, возможно, уже требовал обновлений. Лучше было бы купить себе новый мотоцикл, но большую часть ресурсов Илья вкладывал в бизнес. Эта маленькая мечта осуществится чуть позже, но гонки происходят прямо сейчас. Перед его глазами вспышки чужих фар и это становится единственно важным. Прогнуть корпус, зареветь, яростно и дико, чтобы потом рывком выровняться и проследить за тем, как чужой силуэт исчезает за спиной. Быстрее, ещё быстрее, чтобы отдаться полностью, чтобы быть поглощённым, чтобы раствориться в этом движение. Илья перестраивается на крайнюю полосу, по которой Марк реже всего едет, на одном из поворотов обгоняет ещё один автомобиль. Он не теряет концентрацию, потому что не боится проиграть. Но всё его сознание сконцентрировано именно на необходимости прийти первым. Он юлит задницей мотоцикла, не позволяя обогнать себя, наблюдает за Марком и успевает думать, потому что без мозгов можно легко улететь за пределы этих воображаемых полос.

Мотоциклы ныряют в нишу под мостом, скрываются из вида и выскальзывают оттуда, чтобы на подъёме подлететь в воздух. Марк почти сразу входит в поворот, в то время как Илья едет вперёд чуть дольше, чтобы вывернуть в последний момент. Его мотоцикл действительно не такой быстрый, как новенький японец Марка. Но знать свои минусы — огромный плюс. Рёв мотоциклов закладывает уши. Даже при сильном желании невозможно остаться в ином состоянии. Адреналин разогревает кожу, пульсирует в жилах, накаляя внутри, разогревая до максимума эту жаровню. Сама скорость сливается воедино с телом, наполняет его, переполняет и выливается наружу. Он почти обгоняет Марка, но тот вовремя начинает юлить, вынужденный слегка сбавить скорость. Его широкий матовый мотоцикл старательно избавляется от хвоста, пускает дым и сворачивает на развязку, чтобы опять ускориться. Илья тсыкает, позволяя ему немного вырваться вперёд,

Стрелецкий поджимает, чтобы старательно выровняться с Марком и почти половину трассы скользит наравне, не позволяя себя сбросить. И на одном из резких поворотов, обгоняя одинокую машину на трассе, Илья резко вписывается в поворот, немного подрезая трассу для Марка. Этот рискованный шаг вынуждает противника сбавить обороты, чтобы изменить радиус захода и в конечном счёте позволяя Илье войти в поворот первым.

Остаток пути Марк яростно пытается вырвать первенство, но Илья старательно удерживает его позади себя на расстояние. Они пересекают мнимую финишную черту под оголтелый вопль толпы, прижимают тормоза, чтобы на развороте остановить разгорячившиеся мотоциклы и ждут всех. Стрелецкий слезает с мотоцикла, стягивает шлем и взъерошивает вспотевшие волосы, разрушая недавнюю причёску. Марк повторяет всё то же самое, но на ходу бросает шлем под ноги и стремительно приближается, чтобы в следующую секунду обеими руками яростно толкнуть Илью в грудь.

— Какого хрена, чувак, блядь, я чуть в тебя не врезался! — он толкает его ещё раз, почти отталкивая к мотоциклу, но подъехавшие сзади ребята тут же бросаются наперерез, прежде чем Илья решительно двинется в обратную сторону.

— Это гонка, а не соревнование по шахматам, — Стрелецкий скалится, отмахиваясь от чужих рук. В отличии от Марка он не лез в драку и не портил атмосферу. Тсыкнув, юноша усмехается. — Научись уже принимать поражение с гордостью. Я посчитал, что ты достаточно опытен, чтобы суметь отреагировать правильно. Или я ошибся в тебе?

Марк зарычал, ещё хлеще собственного японца, но мотоциклисты удержали его от нового выпада. Илья впрыгнул на мотоцикл, положил шлем перед собой и обратно вернулся первым, опять создавая полукруг из света перед разгорячившейся толпой. Этот идиот испортил осадок после гонки. Впрочем, он делал это всегда, поэтому легко было отмахнуться от неприятных ощущений. Он ещё тяжело дышал, но уже искал глазами Адалин, чтобы стремительно приблизиться к ней и победоносно улыбнуться.

— Признавайтесь, кто ставил на меня, а? — он обвёл компанию пытливым взглядом, засмеялся и с удовольствием принял из рук кого-то только-только открытую бутылку пива, но так и не сделал глотка.

Глаза жадно шарят по толпе, всё ещё горящие от пережитого адреналина. Его глаза цепляются за хрупкую фигурку француженки, находящейся в компании Марго, которая уже умудрилась перетянуть всё внимание Ады к себе — интересно, что эта рыжая бестия нашёптывала ей на ухо, пока карие глаза шарили по толпе. Она наверняка искала его, и Илья где-то внутри себя улыбается слишком шаловливо. Он ждёт терпеливо и неспешно, когда её глаза находят его, и кожей чувствует её выдох.

Сердце в груди сходило с ума от сладкого адреналина, растекающегося по венам, от давно покинувшего его чувства. Он легко салютует бутылкой Адалин, привлекая её внимание к себе — Марго уже хватит забалтывать ей уши. И француженка быстро что-то говорит рыжеволосой, а Илья искренне наслаждается её скривившимся красными губами. Адалин удаётся проскользнуть мимо толпы громких мотоциклистов и даже остаться ими незамеченной. Стрелецкий тянет к ней руку, слишком голодный до её прикосновений. Его кровь пылает, а адреналин толкает на слишком необдуманные вещи. За что Илья любил скорость, так это за вседозволенность. Его пальцы переплетаются с протянутыми пальцами Адалин, слишком резко подтягивая её к себе.

— Я же говорил, что серьезно отношусь к своим словам, — шепчет Стрелецкий куда-то ей в воолосы, улыбаясь слишком довольной улыбкой.

Илья никогда не обращал внимания, как колоритно делятся люди между собой, когда гонка завершается. На лицах некоторых мелькает неизмеримое блаженство. Они ухмыляются, почти с восторгом горланят и нет в их жизни ничего более важного, чем залпом осушить выпивку, восславляя победу Стрелецкого. На других можно увидеть секундное замешательство. Как будто сама реальность подшутила и подсунула неправильный результат, как будто все таро и гадания на кофейной гуще говорили о победе Марка, а в конечном итоге всё это разрушилось, словно карточный домик. Иным вообще не было до этого дела, они даже не смотрели в их сторону: общались, обсуждая любимое дело, выпивали и были тише остальных. Кто-то брал деньги, кто-то отдавал. Это движение внутри, словно противоречивые потоки вод, завораживало.

Он покачнул бутылкой в своей руке, как чем-то увесистым и тяжёлым, с запозданием признавая, что взял её на высоком эмоциональном пороге. То чувство вознесения очень быстро падало вниз и на выдохе мир переставал пружинисто заигрывать, окатывая холодом и простодушием. Стас улыбался издалека, кивая в знак уважения. Девушки всё ещё смотрели с восторгом и азартом, а в груди уже не так сильно билось сердце. Это заканчивалось так же резко, как взмахивали флагом: перед глазами мелькали разноцветные огоньки, всё замирало на миг, а потом кувыркалось, переворачиваясь вверх тормашками.

Всё это заканчивалось быстрее, чем приходило чувство удовлетворения. Именно из-за этого Илья каждый раз возвращался, подъезжая к черте. Чем дальше, тем больше ощущений хотелось, тем больше необходимо было, чтобы ощутить знакомое чувство. Это никогда не закончится. Потому что если это можно завершить, то в этом теряется какой-либо смысл. Стрелецкий улыбнулся, загадочно посмотрел на девушку и протянул ей свою бутылку с пивом. Он не любил выпивать перед тем, как куда-то ехать. Даже если ночные улицы не представляют из себя опасности — а они никак не могут стать опаснее гоночной трассы — это не даёт ему права нарушать правила дорожного движения.

— В последнее время я приезжал сюда редко, из-за работы, но именно ты напомнила мне о том, что я должен иногда возвращаться к себе настоящему. Что порой мне надо сталкиваться с собственным прошлым и выигрывать у него, — он улыбнулся, отвечая таким же шёпотом.

— Сталкиваясь лицом к лицу со своими зависимостями, мы проявляем силу. А чтобы признать их, сила нужна ещё больше. Я не жалею, что поехала с тобой, пусть тут и весьма…, — Адалин задумчиво обводит взглядом скопившуюся толпу. — Королитно? — она берёт протянутую к ней бутылку, отставляя её подальше — после такого всплеска адреналина, алкоголь был лишним.

Илья улыбается и коротко кивает.

— Поедем? Я только сниму костюм и отдам его. Взял бы свой, но как-то не ожидал, что придётся вспоминать молодость.

Адалин коротко кивнула, а Илья, быстро расправившись с костюмом, вернул его, а потом снова оказался около француженки. Помог ей забраться на мотоцикл, пока она надевала шлем.

Илья сел на байк, дожидаясь пока Адалин застегнёт шлем, обвёл взглядом толпу и встретился взглядом с выпившим Марком, который буквально дёрнулся в его сторону. Рыжая бестия обвила его руку, удерживая от порыва, что-то начала шептать на ухо, но тот отмахнулся и стал приближаться, пока где-то на середине не заметил суровый взгляд недовольного Стаса. Стрелецкий заметно напрягся, когда мужчина жадно допил бутылку с пивом и направил указательный палец в его сторону. Он ощутимо выровнялся, будто закрывая корпусом Адалин за своей спиной, а затем нахмурился, когда рыжая с ещё большим рвением отдёрнула его, забирая бутылку из рук. Хотел бросить? Нет, не похоже.

— Один на один, Глюк! Я требую реванш! — он закричал так громко, чтобы все его услышали.

Тот крайний шаг, когда отказ должен сработать культиватором. Отказавшийся становиться трусом, призвавший же выигрывает в любом случае, даже если проиграет. Но Илья только усмехнулся, отрицательно покачав головой.

— Нет никакой разницы, сколько людей участвует в гонках. Как и десять раз до этого, я всё равно тебя обгоню, — Стрелецкий завёл мотоцикл, который тихо замурчал под ногами, а затем опустил одну руку на ладони Адалин, обнявшей его перед поездкой. — На следующие гонки я не приеду. Я давно покончил с этим, Марк. И тебе тоже пора.

Он засмеялся, срываясь с места прежде, чем Марк выберется из объятий своей женщины. И только Стас громко хохотал, прежде чем они съехали на дорогу и двинулись в сторону города. Илья ехал намеренно неспешно, не обгоняя редкие машины и наблюдая за миром. Он двигался особенно плавно, в замедленной съёмке разворачивая кадр и удлиняя его. Настроение было особенным, приподнятым в каком-то смысле. Он коснулся пальцами панели, слегка повернул голову, ощущая её тепло почти всей своей спиной. Стрелецкий, конечно, не разгоняется до сумасшествия, пусть всё внутри него всё ещё гудело от пережитой гонки. Он ведёт плавно, ощущая за спиной тело Адалин — своеобразный якорь, держащий его в реальном мире. Илья растягивал этот момент, не спешил отвозить её домой, пусть рассвет уже явно прослеживался на небе. Свет солнца скользнул по горизонту, по небу, подсвечивая кучевые облака, на другой стороне.

Рука в перчатке скользит по сцепленному замку изящных пальцев Адалин на торсе. Неспешно, медленно и даже как-то нежно распутывая хитросплетения пальцев. Илья осторожно отстраняет одну из рук, медленно и аккуратно уводя её в сторону. И если сначала Адалин совершенно не понимает, что он от неё хочет, то когда почувствовала ход его мыслей… Илья был готов поклясться, что она улыбнулась.

Пустая утренняя трасса встречала их приятной прохладой, проникающей под толстовки и штаны вместе с ветром. Стрелецкому приходится замедлиться, вернуть руку на руль, пока коленями Адалин чуть теснее сжимает его бёдра, второй рукой покрепче держась за его торс. Взгляд Стрелецкого бегло скользнул по зеркалу заднего вида, увидев то, что вызывало сладкий трепет где-то в груди.

Рука француженки легко двигается по ветру, поглаживая его, пока Стрелецкий снижает скорость ещё немного — хотя бы для того, чтобы ветер не сносил её и она могла насладиться коротким мгновением полёта. Французская пташка расправляет своё крылышко, взмахивает им, ловит порывы ветра. И эта картина вызывает у Стрелецкого такое сладкое довольство, что сердце сжимает слишком сладко, а в живот опускает сладкая, тягучая истома. Этот момент опечатывается в его памяти яркой картинкой, которую он будет проигрывать в своей памяти снова и снова. Теперь она уже не шарахалась от рёва мотора, кажется, что даже безоговорочно доверяет Илье с его безумными идеями. Адалин наслаждается, что явно передаётся и Илье.

Её рука возвращается на его торс, обхватывая его покрепче, и тогда он увеличивает скорость, проносясь по пустой дороге.

Мотоцикл замедляет свой ход в черте города. Фары гаснуть. Этот короткий момент довольства и блаженства остался где-то там, на пустой трассе большого мегаполиса. Адалин медленно выдыхает, отодвигаясь немного назад от спины Ильи и упираясь руками между собой и им — для баланса, чтобы удобнее было слезть. Ада упирается в асфальт сначала одной ногой, а потом перекидывает вторую.

Мотоцикл под ним почти незримая стена, на которую нельзя опираться. Она отгораживает его от необходимости бросаться в омут с головой, отдаваться делам, жизни, сумасбродности, плавать в этом всём, барахтаться. Это отрезает целый мир, с его невероятно скорым рассветом. Перед глазами остаётся только Адалин и пустая ночная улица, когда он вот так просто улыбается.

С ней очень просто дышать полной грудью, она словно не сковывает его своим мнением и взглядом. Даже при том, что они только присматриваются друг к другу. Стрелецкий, конечно, уже на полном серьёзе обдумывал тот факт, что она ездила с ним чуть ли не за пределы области, но спешить всё равно не хотел. Спешка была стилем его жизни, не более, но в то же время обдумывать адекватно стоило, иначе всё могло закончится плохо. Она была какой-то не такой, как все. Уникальной, незабываемой в своей природе. Даже сейчас, с лёгкой подводкой ресниц, она запоминалась этим взглядом, жестами, самими своими словами.

— Прости, что затянул тебя во всё это, — он снимает шлем, тут же поворачиваясь к ней, пока Ада справлялась со своим.

— Оо, ты мне такой опыт дал, знаешь ли, — француженка тихо смеётся. — Это просто… безумство и сумасшествие. Тебе не страшно? — её губы расплываются в улыбке, когда пальцы отдают ему шлем и скользят в карманы толстовки, а взгляд пересекается с его глазами, — потому что даже мне стало страшно.

Стоит только вспомнить рычащий гул мотора, визги вокруг, крики и суету, как сладкая истома разливается по телу. Могла ли Ада подумать, что когда нибудь её занесёт в такое место? Что бы сказал на это брат? А как долго бы отчитывал её отец, говоря о злополучном контингенте этих мест? Не столь важно. После таких эмоций, просто закрыть глаза и заснуть было невозможным.

— Страшно, — он ухмыляется, замечая её взгляд.

Как бы сильно не храбрились мужчины, не били себя руками в грудь, не скалились на краю обрывов, им тоже страшно. Как бы сильно не забивали себе под рёбра это чувство, оно всё равно оставалось. Это естественная защитная функция организма, который не хочет умирать такими глупыми смертями, какие может подобрать себе человек по глупости. Илья бросает беглый взгляд на дома, возвращает обратно и перестаёт улыбаться, хотя глаза всё равно сверкают позитивным настроем.

— Но в этом и заключается основной смысл. После этого как никогда чувствуешь себя живым.

Человек, что хоть раз побывал на грани, чувствует к жизни особенную любовь. Это признательность себе и окружению за право существовать. За возможность дышать полной грудью. Такое познают только те, кто боролся, кто знает цену, которую можно заплатить в случае поражения. Такие не сдаются.

Адалин поджимает губы, слушает его слишком внимательно, кивает, отводит глаза и думает-думает-думает. Это кажется правильным и неправильным одновременно. Она снова вдыхает, её лёгкие раскрываются, принимая в себя живительный кислород — всё тоже самое, что было с Дафной. Адалин не думает о последствиях, а просто живёт, получается удовольствие от жизни и оставляет позади себя то, что когда-то тяготило её. Редко встречались люди, которые за секунды проникали в нашу жизнь настолько глубоко и плотно, что без них ты уже перестаёшь признавать своё существовании. Так было с Дафной. Так было и с Ильёй.

Вуд вдруг ловит себя на мысли, что всегда вела себя с Илья так, как чувствовала. Не придерживалась никаких правил. С ним это почему-то было так глупо. С ним, наоборот, хотелось быть максимальной искренней в своих чувствах и действиях. Чувства дают людям приземлённости — они дают им смысл жизни, цель. Дают им саму жизнь, в то время, как так же легко могут стать причиной смерти.

Следуя этому непонятному порыву, Адалин в несколько шагов настигает Стрелецкого, обхватывая ладонями его лицо. И целует. Снова, потому что это какая-то зависимость от его тепла, от его запаха рядом. Потому что ей просто нравится касаться его кожи, скользить губами по его губам. Потому что это чувство делает её живой. Отец говорил, что любовь, влюблённость, дружба — отвлекающий от жизни фактор, но Адалин знала, насколько он был не прав. Эти чувства не отвлекают — они помогают.

— Знаешь, — Адалин чуть щурит глаза, тихо шепчет эти слова, отстраняясь от него. — Спасибо тебе. Это странно, благодарить за чувства и эмоции, но… мне кажется, я просто была обязана сказать тебе это. Последние несколько лет в моей жизни этого точно не хватало.

Она отстраняется, с неохотой расставаясь с теплом от его тела, с горьким запахом сигарет и свежести еловых веток. Но, пожалуй, довольная как никогда. Илья сам отпускается её с ленностью, последний раз скользя пальцами по ткани её толстовки на талии. Он не сводит с неё своего лукавого, блестящего пасмурным небом взгляда.

— Знаешь, обычно девушки благодарят меня не за это. Ну… или не благодарят вовсе, — с его губ срывается несдержанный смешок, но Стрелецкий тут же жмёт губы. — Пожалуй, тогда мне стоит поблагодарить тебя за то, что ты напоминаешь мне о том, почему я завязал с гонками? Но тебе стоило бы поторопиться, и побыстрее оказаться в квартире. Не хочу отвечать перед Женей за то, что украл тебя и вернул только под утро. Доброй ночи, Адалин.

Он провожает её глазами, пока хрупкий силуэт скроется там, во дворике здания, а затем снова взбирается на свой мотоцикл, чтобы тоже отправиться домой. Илья мог бы отправиться дальше, встречать рассвет на набережной или куда-нибудь ещё. Так много мест требовали его внимания, но сил не осталось. Стрелецкий впервые за долгое время ощущал, как слипаются его глаза. Приходилось сбавлять скорость, сдерживать эмоции и экономить тот слабый остаток сил, что у него ещё остался. В следующий раз. Это звучало так, будто она уже была готова вплыть в этот раз со всей своей французской очаровательностью. И это завораживало. Мерцало ещё желтеющими огоньками светофоров перед глазами.

В квартире он первым делом проверил Аню, которая развалилась на своей кровати, скрутив одеяло в жгут в своих ногах, запуталась в коротких чёрных волосах — что делало её похожей на девочку из “звонка”. Сестра спала и видела десятый сон, а через пару часов он избежит расспросов, этих многозначительных взглядов и поигрываний бровями. По крайне мере, он может припугнуть её тем, что расскажет всем, что она храпит во сне.

Он заставил себя сходить в душ, сменить футболку и только тогда замертво рухнул в широкую мягкую обитель ночного царства.

И когда веки его, наконец, сомкнулись, за окном окончательно посветлело.