Дом, в котором пекут круассаны

20 глава

Июнь, 2012 год. Франция, Париж.

Адалин уже была на похоронах. На тех, где все в чёрном; в шапочках с полупрозрачной чёрной вуалью и солнцезащитных очках. Где все меряются брендовыми сумочками и тонкими шпильками лабутенов. На тех, где из уст льются фальшивые соболезнования, а люди в кучках обсуждают бизнес и сотрудничество. На тех, где никому нет дела до холодного тела в гробу. Где потом началась делёжка наследства, драка за дорогую машину или квартиру в центре Палермо — других похорон Адалин не знала.

Когда они были в Санкт-Петербурге с мамой, то ездили на похороны бабушки — тихие, спокойные, никак не отпечатавшиеся в памяти маленькой Адалин. Она и бабушку то по маминой линии в глаза никогда не видела. Тогда это было тихое застолье, звон рюмок друг о друга и ничего больше. Ни слёз, ни соболезнований, никаких проявлений чувств и эмоций. Даже её мама не плакала, а равнодушно, немного с отвращением, копалась в своей тарелке.

Сейчас Адалин стояла в стороне от столпотворения друзей и остатков родственников Дафны. Наблюдала за всем этим так далеко, что нужно было прищуриваться, чтобы различать чёрные пятна одежды. Она не стала одеваться в траур, потому что для неё это высшая степень неискренности и цинизма. Она не стала покупать цветы, потому что Дафна цветы не любила. Она не стала подходить ближе, потому что чувствовала себя виноватой. Наблюдая за тем, как тучная женщина (по всей видимости, воспитательница приюта, в котором выросла Дафна) склоняется, кидает горсть мокрой земли; как сгибается пополам от одевающего её горя — и уже не плачет, а просто воет от отсутствия возможности повернуть время вспять. Как директор приюта, полюбивший Дафну, как родную дочь, придерживает женщину за плечи и уводит её назад. У Дафны не было семьи по крови — только приют и воспитатели. Но у неё был дом, которого не было у Ады.

Адалин эгоистично думала, что её горе по умершей подруги будет сильнее, но ведь у Дафны ещё были люди, любящие её столь горячо, что несмотря на отсутствия денег, готовы были положить к её ногам весь мир.

Глаза Ады опускаются вниз. В её руках был зажат контейнер, в котором ровными рядами лежали только что испечённые круассаны. Слёзы вновь подступили к глазам, когда она попыталась поджать бледные, обескровленные губы. Сегодня лил такой ливень, что её слёз всё равно не было бы видно. Они бы смазались вместе с дождевой водой, впитались бы в землю.

Вода впитывалась в джинсы, пропитывала собой кеды и тёмную толстовку, под капюшоном которой Ада скрыла своё лицо. Ей не хотелось привлекать ненужного внимания, и Тоин с Ником были во многом правы. Сейчас у неё было не то эмоциональное состояние, когда Ада могла бы сопротивляться натиску наглых репортёров. К счастью, её отец не делал никаких официальных заявлений, и на кладбище, помимо близких людей Дафны, никого не было.

Это тихое умиротворение даже успокаивало. Адалин стояла до самого конца, пока последний человек не покинул только что закопанную могилу. Она стояла ещё потом несколько минут, под проливным дождём, прежде чем ноги сами понесли её в сторону торчащего монумента. Небольшого. Отец оплатил похороны в землю, а не кремацию — и Адалин была благодарна ему за такое решение.

На надгробной плите, лежащей прямо поверх ещё свежей и мокрой земли, надпись гласила. “Дафна Деко, 22 декабря 1996 — 4 июля 2013. Perigrinatio est vita.[лат. “Жизнь — это странствие”]”. Просто и лаконично. Как всегда и любила Дафна.

Адалин склоняет голову немного в бок, скользя глазами по аккуратно сложным цветам и поджимает губы.

— Я…, — голос дрогнул, и Адалин пришлось набрать в лёгкие побольше воздуха. — Я не принесла тебе цветов. Помню, ты говорила, что не любишь их и постоянно чихаешь от пыльцы, — Ада поджимает губы, опускаясь на корточки, пальцами открывая крышку контейнера. — А ещё я помню, что ты очень полюбила мои круассаны, и жаловалась мне, что тебе приходится бегать по утрам и вечерам, чтобы это никак не сказывалось на твоей фигуре, — уголки губ слабо дёргаются, когда пальцы подхватывают один из круассанов — ещё тёплых.

Адалин долго смотрит на ровную коричневую корочку, сглатывая комок в горле и кладя круассан прямо поверх накиданной земли. Прямо под дождь.

— Теперь то тебе не придётся беспокоиться о фигуре и ты сможешь съесть их столько, сколько тебе хочется, — шёпот срывается с губ ощутимой дрожью.

Адалин ставит контейнер под ноги, заботливо доставая каждый круассан и кладя их на свежую могилу — прямо рядом с надгробием.

— Я знаю, что ты не могла просто так покончиь со своей жизнью. Ты, столь жизнерадостная, столь целеустремлённая. Я помню про твои планы на учёбу, на жизнь. Про то, как ты любила всех окружающих тебя людей, и я не верю, что ты так долго планировала это, — шёпот обжигает горло, и Адалин опускает голову, чувствуя горячие слёзы, бегущие по щекам. — Кто бы тебя не обидел так сильно, я узнаю это. Узнаю и отомщу за тебя, Дафна.

Застеленные пеленой слёз и стекающего по лицу дождя, глаза скользнули по надгробию в последний раз. Прежде чем Адалин выпрямилась, забирая с собой пустой контейнер.

— Я не верю, что всё может быть так просто, Дафна. Я не верю, что ты покончла с собой просто так, — пальцы нервно сжимаются до тех пор, пока на внутренней стороне ладони не образовались лунки от ногтей. — Я узнаю всё, что случилось в ту ночь.

Адалин отступает спиной вперёд, всматриваясь в цветы и влажную землю, в надгробие и эту чёртову запись, выбитую на камне. Отравляющее чувство мести обожгло язык, вены и артерии, ударило в мозг. Злость, ярость и неконтролируемый гнев тут же опаляет собой все внутренности, почти сводя с ума. Долгое горе по умершей подруги переросло в желание разузнать всё. Полиция не стала зарываться в это дело, вскрывая мир их демократии и безопасности — оправдывали всё это психическими заболеваниями на фоне экзаменов и полетевшей нервной системы. Но Адалин то хорошо знала Дафну — и дело точно было не в нервной системе или экзаменах.

Глубоко внутри Адалин знала, что дело пахло не просто жаренным — а горелым. Дафна узнала что-то такое, что толкнуло её на этот шаг. С Дафной что-то сделали. Каждый раз, когда Адалин закрывала глаза, она видела тот взгляд подруги. Полный отчаяния, одиночества и отрешённости. Словно в целом мире она одна; словно никто и никогда не поймёт её. Словно тысячи глаз смотрят на неё в моменте и осуждают.

Она одна.

Адалин видела и чувствовала это одиночество, которое клокотало в Дафне в тот момент. Это было горькое одиночество; это было смертельное одиночество — закрывающееся так глубоко под кожу, что в от него так просто не избавишься; не отдерёшь, как грязь от кожи.

Что такое породило эти чувства в юной Дафне Деко?

Вуд разворачивается, и почти тут же глаза ослепляет яркая вспышка камеры. Она отскочила назад, закрывая зарёванное лицо руками, и камеры вокруг защёлкали так агрессивно, словно готовы были напасть и растерзать её. Контейнер валится из рук, когда кровожадные репортёры окружают её.

— Мисс Адалин! В каких отношениях вы были с погибшей Дафной Деко?

— Сколько лет вы проучились вместе?

— Ходили слухи об отношении вашего брата и Дафны Деко. Как вы это прокомментируете?

— У нас к вам так много вопросов, Мисс Вуд! Расскажите, что вы чувствуете после того, как Дафна Деко сбросилась с моста?

У Адалин перед глазами всё расплылось настолько, что мир под ней покачнулся. Она перестала различать очертания людей, деревьев и ровных дорожек. Адалин вдыхает, и понимает, что глоток воздуха застревает где-то в горле. Её всю парализует, пока глаза лихорадочно бегают от одной вспышки к другой, а внутри зарождаются первые признаки паники. Она не может отступить назад, не может убежать, не может даже заговорить — да что там! Даже дыхание даётся ей с трудом.

Голова закружилась, стало вдруг так душно, так тесно, что Ада вся сжалась под натиском папарацци. Их голоса смешались в плохо разборчивый гул, и Адалин ловит себя на мысли, что грудь сдавило от нехватки воздуха. Слабость накрыла тело за все те бессонные ночи, что она пролежала на постели, рыдая. Ноги подкосились в коленях, когда кто-то учтиво поймал её падающие ослабевшее тело. Перед глазами мазнуло серое небо; щёки охладил дождь, а асфальт под ногами пропал вовсе. Она так и повисла безвольной куклой в чужих руках.

— Идите вон отсюда, — голос рыком проносится по пустому кладбищу, и в момент затихают агрессивные вспышки камер и неудобные вопросы. — Пошли. Вон.

Адалин с трудом находит в себе силы, чтобы в своём спасители узнать Николаса, который всё ещё держал её на руках, решительно следуя прямо в толпу папарацци — из-за чего те разбегались в разные стороны.

— Никто не должен был знать, что я здесь, — тихо шептала Ада и кое как цепляясь пальцами за его плечо. — Я никому не говорила. Я…

— Ты никому не говорила, да, — Ник кивает Тоину, и тот вылетает с переднего сиденья, открывая заднюю дверь. — Сказал кое-кто другой, — Нику приходится пригнуться, чтобы аккуратно усадить Адалин на заднее сиденье машины, и когда он выпрямлялся, уперевшись рукой в крышу дорогой иномарки, его глаза блеснули самым жестоким огнём, который только видела Ада. — Сказал твой брат.

Июнь, 2020 год. Россия, Санкт-Петербург.

Адалин не сразу открывает глаза, когда просыпается. Ещё минут десять просто всматривалась в темноту, прокручивая в голове события минувшей недели. Клуб, поездка загород, свидания и гонки. Разговоры с братом, томный вечер пятницы, наполненный танцами и алкоголем. Довольное лицо Эдварда и накинувшиеся на неё СМИ. Тихая поездка до квартиры Ильи, разговоры на кухне, пока рассвет поднимался над кутящим городом. А потом поцелуи. Нежные, почти невесомые — от воспоминаний которых у Ады скручивается живот. Громкие вздохи, сбившиеся простыни и томительно долгие ласки.

Ада открывает глаза, так и оставаясь лежать на боку, подложив руку под подушку. через приоткрытое окно проскальзывает прохладный воздух, звуки просыпающегося города, шелеста шин и звона сигнала автомобилей. Редкие капли дождя всё ещё продолжали барабанить по подоконнику и окну, действуя на Аду поразительно умиротворяюще. Она почти сразу забывает о брате, обо всём происходящем.

Лениво поднимается на локте, скользнув глазами по прикроватной тумбочке и не сдержав улыбки. Заботливо оставленный стакан с водой и подключённый к зарядке телефон. Такой незначительный казалось бы жест, но Ада борется с пробежавшими по коже мурашками, когда тянется к телефону и отключает от провода зарядки. Несколько десятков пропущенных от Тоина, ещё больше сообщений и просто сотня уведомлений. Адалин жмёт губы, не сразу решаясь разблокировать телефон и зайти в новостные ленты.

“Наследница короля недвижимости в Европе была замечена в кубе Северной столицы Россие. Значит ли это, что скоро семья Вуд обоснуется в России захватит наш рынок?” — если так подумать, то весьма безобидная статья, где журналисты просто копошаться в статистики и аналитики компании, приводя столбики цифр и роста акций.

Ещё пара статей была о родстве семьи Вуд с Британской Королевской семьёй. Откуда-то нашли даже фотографии со свадьбы Кэтрин и Уильяма, и даже каких-то других торжеств, где Адалин была постарше. Немного порылись в белье их генеалогического древа, накопали “звёздных” родственников, о которых даже сама Адалин не догадывалась. Немного фотографий с каких-то официальных мероприятий, практически годичной давности. Безобидные статьи, где просто крупных планом рассматривались брендовые сумочки и туфельки, и иногда мелькала сама Ада.

Адалин задержала дыхание, переходя в сообщения к Тоину — заранее готовясь к проклятьям, ругательствам и тонне обвинений в том, что она что-то скрыла от него. Она быстро проматывала непрочитанные сообщения, которые начинались от угроз и заканчивались истинно-дружеским волнением.

От кого: Адалин Велия Вуд

“Не переживай. Сейчас всё в порядке. Ник вовремя появился в клубе и разогнал репортёров.

Сейчас я у Ильи в квартире. Мы решили, что

было бы слишком опрометчиво вести меня к Жени. Эдвард наверняка знает её адрес. Так что мы

решили, что мне будет безопаснее у Ильи.”

Плашка под именем “был в сети…” меняется на “онлайн”, а сообщение тут же оказывается прочитанным, и внизу появляются три бегущие точки, оповещающее о том, что где-то во Франции, не спящий всю ночь Тоин уже остервенело печатает ответ.

От кого: Тоин Атталь

“Я сейчас позвоню, и ты не отвертишься.

Не смей бросать трубку, поняла? НАМ ЕСТЬ О ЧЁМ

ПОГОВОРИТЬ”

Адалин даже не успевает посмеяться или улыбнуться, как всплывающее окошко телефонного звонка уже рябит перед глазами. Злить Тоина не следовало, поэтому она тут же принимает звонок, прикладывая телефон к уху.

— Давай на чистоту. Ты просто хотела посмотреть его квартиру! Вы же там одни были? В смысле… наедине?! Господи, Ада. Не молчи пожалуйста. Вы пьяные после клуба поехали к нему, будучи одни в квартире, чтобы…

— Успокойся и дай мне вставить хоть слово, неугомонный, — Адалин улыбается уголком губ, осторожно посмотрев на плотно прикрытую дверь и поднимаясь на ноги, медленными шагами подходя к окну. — Начнём с того, что мы были не настолько пьяны. И что я поехала к нему, чтобы спрятаться от Эдварда.

— Да брось! Знаю я чем заканчиваются такие истории, — смешок на том конце телефона получился каким-то нетерпеливым. — Лучше скажи мне, он нашёл способ тебя… успокоить?

Адалин только и может, что закатить глаза от недвусмысленных намёков друга.

— Мне интересно, ты думаешь о чём нибудь другом?

— Ну не знаю. Ты с горячим мотоциклистом, у которого всё тело забито татуировками, после панической атаки в его спальне…

— На моменте с панической атакой было не очень романтично, — уголки губ Ады подрагивают, когда она упирается боком в широкий подоконник и отодвигает в сторону плотную штору. — Я ему рассказала всё. И о Дафне, и о отце с Эдвардом. Потом я приняла душ, испекла круассаны и мы…

— Потрахались! — Тоин вскрикнул это так громко, что Адалин пришлось немного увести телефон в сторону, чтобы не оглохнуть. — И ты не написала мне об этом сразу? Что ты после фееричного появления твоего брата лишилась девственности с…

— Господи, прекрати сейчас же. Из твоего рта это звучит офигеть как омерзительно.

Удивительно, но нетерпеливый Тоин затих, хотя Адалин всё равно слышала его приглушённые визги.

— Просто скажи, что тебе было так хорошо, что теперь ты понимаешь, почему я…

— Да, Тоин. Да. Только прекрати, пожалуйста, и давай сменим тему. Я не хочу говорить о том, как я потеряла девственность, — Адалин сокрушённо вздыхает, скользя глазами по улице, машинам и только выполнившим людям — по всей видимости, туристам. — Во Франции пишут что-то о вчерашнем дне? Здесь, кажется, всем интересно лишь то, что я дальняя родственница королевы Британии, и какие туфли я носила на каком мероприятии. По крайне мере, первые пара десятков статей. И мне просто страшно читать, что там дальше… Сколько гадостей они писали до Дафне тогда. Сколько было омерзительных предположений. Я не хочу, чтобы всё это продолжили ворошить… сейчас!

— Ад, я боюсь, что рано или поздно придётся заговорить об этом, — голос Тоина вдруг становится тише, и улыбка сползает по губам Адалин.

— Что ты имеешь в виду?

— Николас не успел рассказать тебе ещё?

— Что рассказать, Тоин?

На долгую секунду в комнате повисла тишина. Такая гнетущая, что Адалин начало подташнивать.

— Тоин, что…

— Ник нашёл весомые доказательства виновности твоего брата. На твоего отца, сама знаешь, тяжело что-то нарыть. Свои следы от почистил отлично, но Нику удалось кое что достать на твоего брата…

— Мне нужна конкретика, Тоин. Что именно смог достать такого Ник, что это разом решит все наши проблемы? Мы уже достаточно пыталась разобраться в этом деле. Не было ни свидетелей, ни любых весомых доказательств, только не аккуратные слова отца и брата.

— Я… я не уверен, что сам должен говорить тебе об этом. Может быть, тебе стоит спросить об этом Ни…

— Тоин! — чтобы не привлекать внимание, Аде приходилось не повышать голос, а практически шипеть, чтобы выразить всё своё яростное желание. — Говори уже.

— Он нанял хакера, который смог выкрасть данные с телефона твоего брата. И там было видео. Он записал всё, по всей видимости, как доказательство для твоего отца, но не додумался удалить.

Адалин едва покачнулась, уперевшись рукой в подоконник, и прикрыла глаза. Голова закружилась, мир под ногами покачнулся, а в ушах зашипел белый шум, смазывая все дальнейшие слова Тоина.

— Записи на руках Ника. И тебе лучше… не видеть их, Ад. Я только прошу тебя, не накидывайся ни на Ника, ни на Эда на эмоциях. Я прошу тебя… нам нужен план. С такой информацией мы не можем действовать импульсивно и на эмоциях. Нам нужно придумать, как грамотно использовать её…, — Тоин тараторил так быстро, что Адалин с трудом распознавала его слова, сливающиеся в какую-то плохо разборчивую какофонию звуков.

— Когда он сказал тебе о видео?

В коридоре хлопнула дверь, но Ада не обратилась на неё внимание, слишком заинтересованная словами Тоина. Не обратила она внимание и на тихие голоса. И лишь когда дверь приоткрывается, Адалин поворачивает голову в сторону, смотря на вошедшего и немного растерянного Николаса, а за ним мельтешающую тёмную голову младшей Стрелецкой.

— Я перезвоню тебе, Тоин.

— Ада, не соверщ…

Адалин убирает телефон от уха, медленно поворачивая к другу лицом и сжимая губы. Щурит глаза и гадает, догадался ли Ник о теме разговора с Тоином. Немного не выспавшийся, но всё ещё идеальный. В костюме, который он, кажется, не снимает вовсе — меняет только галстуки и рубашки. Хотя, конечно, Ада знала, что у него этих костюмов целый гардероб. Адалин редко злилась на друга, но сейчас бы с радостью подпортила его идеальное спокойное лицо.

— Ты не сказал мне.

— Ад, — Николас тихо вздохнул, качнув головой. — Вчера ты была не состояние, чтобы я говорил тебе… такое.

— Но ты узнал об этом раньше вчерашнего дня, — она терпеливо ждёт, всматриваясь в лицо друга, чтобы он сдал себя какими-то плохо различимыми жестами. — Ты узнал об этом до вчерашнего дня, и не сказал мне.

— Адалин, — тихо выдыхает Николас. — Я не хотел портить тебе отпуск такими новостями, потому что я знаю тебя. Ты бы бросила всё, и была бы одержима только тем, чтобы прибить своего брата. Я хотел, чтобы ты, наконец, отдохнула и забыла обо всём случившемся.

Аня за спиной Николаса тихо откашлялась, привлекая к себе внимание и Адалин, и Ника.

— Я пойду на кухню. Счастливой вам ссоры, — Стрелецкая нервно улыбается, и тут же шмыгает по коридору, хватая за собой и мяукнувшую Деву.

Адалин остаётся лишь набрать в лёгкие побольше воздуха. В глазах защипало от подступающих слёз, в горле встал ком, не дающий Аде сказать и слова. Она открывает рот, но с губ рвётся лишь хрип. Голова кружится, ноги слабнут, отказываясь держать тело. Вуд приходится упереться поясницей в край подоконника, чтобы сохранить хоть какое-то равновесие. Что не упасть на колени и не разрыдаться прямо сейчас.

— Ты всегда знал, что Дафна для меня один из самых дорогих людей. Ты всегда знал, что её смерть уничтожала меня каждый день моего существования. Что каждое утро, я просыпалась и винила себя в том, что вовремя не среагировала, что поверила брату и его чувствам. Что позволила ему подобраться к ней настолько близко, — шёпот рвётся с губ, когда Ада опускает голову, прикрывая глаза и жмурясь, чтобы слёзы не полились по щекам. — Ты знал всё это, и всё равно скрыл, что нашёл такой весомый компромат…

— Ада, — Николас тихо выдыхает, вынимая руки из карманов своих брюк и мягко обнимая подругу так, что Вуд могла спокойной уткнуться лицом ему в рубашку. — Я знаю это. Я видел то, как ты винишь себя во всём случившемся. Я слышал твои рыдания, я успокаивал тебя. Я знаю всё это, поэтому и поступил так, как поступил. И я знаю, что моё решение было неправильным. Что ты первый человек, который должен был узнать об этом, но мне так хотелось, чтобы ты хоть на пару недель забыла о своём прошлом. Чтобы ты хоть месяц своего отпуска пожила вне стен Франции, своего отца и прошлого. Чтобы ты стала свободной от всего, — Николас мягко поглаживая подругу по дрожащим плечам. — И я вижу, как тебе хорошо здесь. Как ты расслабилась, повеселилась. Как ты освободилась настолько, что влюбилась. Что ты, наконец, дышишь, не сдерживаемая властью своей семьи. Я вижу всё это, Адалин.

Голос Николаса ненадолго затих, в то время как руки продолжали гладить Аду по плечам и спине, в надежде успокоить её тихие рыдания.

— Я хотел тебе рассказать ещё до поездки. Но ты была воодушевлена встречей с Женей, а потом ты писала мне про своего нового знакомого, и я просто… я не мог испортить твои яркие эмоции. Я не могу так просто вмешаться в твою жизнь, разрушая. Ты должна освободиться от своего прошлого. Я тоже очень дорожил Дафной, но ты должна отпустить её. Перестать корить себя за её смерть. Перестать думать только об этом. Ты должна стать свободной…

— Я не могу… я не могу отпустить это.

Шепот получился жалобным, таким тихим, беспомощным, что Ник посильнее сжимает зубы. Каждый день, что он видел Аду, погружённую в свои мысли, в своё горе, он не мог ничего сделать. Не могу отвлечь её, заставить забыть или отпустить. Не мог сделать ничего, лишь яростно нарывать компромат и сталкиваясь с тупиком.

Они всё подчистили. Записи с камер наблюдения отеля. Избавились от портье, который видела Эдварда и Дафну. Все улики, за которые хватался Ник, обрывались, не давая ему даже подобраться. В конце концов, всё оказалось немного проще. Эдвард был настолько туп, что не удалил видео. Доверчиво тыкнул по ссылке и все его данные оказались в руках Николаса. Все переписки, все видео и фото — все те отвратительные ужасы, что он творил. И самое ужасное, это было не только видео. николас прочитал все переписки, которые касались Дафны задолго до того, как они начали встречаться.

— Ты знаешь, что не оставлю это просто так, Ад, — тихо шепчет Ник, без труда отстраняя её ослабевшее тело, придерживая её за плечи. — Но этой информацией нам надо воспользоваться грамотно. Не бросаться ей, не кричать о ней. Эдвард не знает, что мы взломали его телефон и перекачали всё на флешку. Оставим это пока между нами, и дождёмся нужного момента, чтобы воспользоваться этой информацией. Хорошо?

Адалин поджала губы, медленно кивнув головой.

В прихожей хлопнула дверь, звякнули ключи, и Нику пришлось отойти на шаг в сторону, чтобы повернуть голову на звук и склонить голову в сторону. Увидеть короткий чёрный хвост, мелькнувший в двери щели, и услышать тихое “Дева, ну твою мать”.

— Твой друг, кажется, вернулся, — уголки губ Ника дёрнулись, когда он снова повернул голову в стороны Ады и улыбнулся уголками губ. — Хотя вопрос в том, друг ли?

— Заткнись, — тихо шикнула на него Ада, но не смогла сдержать слабой ответной улыбки.

— Кажется, теперь ты должна познакомить нас официально. Вчера был не подходящий вечер для новых знакомств. Да и я думаю, что мы ещё не раз пересечемся с… как там его имя?

— Всё в порядке? — голова Ильи появилась в проёме дверей.

Волосы были немного растрепанные, мокрые от дождя, а на кожанной куртке, которую он ещё не успел снять, виднелись осевшие капельки влаги. Стрелецкий был немного растерянный, скользил взглядом от Ника к Аде, которая медленно вытерла мокрые щёки. И наверное, первая мысль, которая проскочила у него в голове, что это он сделал что-то не так. Но губы Ника растягиваются в доброжелательной улыбке.

— Всье отлично, — явный акцент проскочил в речи Ника, и он тут же нервно откашлялся. — То есть… ааа, — его беспомощный взгляд скользнул по Аде.

— Всё. Без мягкости.

— Да-да. Кажется, мне не хватает практики, — Ник нервно поправил лацканы пиджака.

Илья внутренне выдохнул, переводя взгляд с Фейна на Адалин.

— Я… сходил в магазин. Может быть, попьём чай? Или кофе? Мне как раз удалось вырвать от Ани парочку круассанов, которые испекла Ада, — Илья приоткрывает дверь, и с кухни слышится возмущённое.

— Неправда! Я сама их отдала!

— Конечно, я только с радостью. да и кажется, нам нужно познакомиться, — Ник кивает, терпеливо дожидаясь когда Стрелецкий скроется в прихожей, и тут же переводит лукавый взгляд на Аду. — Ты что, испекла ему круассаны? — шёпот рвется с его губ, пока щёки Адалин медленно покрываются красными пятнами смущения. — Ну теперь нам точно надо знакомиться, ты же понимаешь.

— Зат-кнись, — смущённо шепчет блондинка, поспешно отворачиваясь от друга, а Ник лишь смеётся.

А Николас лишь смеётся, покрепче обхватив плечи Ады и толкая её в сторону выхода из комнаты.

— Ну уж нет, принцесса Ада. Мне нужны теперь подробности. Все и как можно больше.