Дом, в котором пекут круассаны

25 глава

Июнь, 2020 год. Россия, Санкт-Петербург.

У отца всегда были рычаги влияния на неё.

В детстве Адалин думала, что ей просто необходимо его внимание. Ласковый взгляд, интерес к её жизни, настоящая отцовская любовь — и он давал ей всё это. Правда она слишком поздно поняла, что делал он это с неохотой, скрипя сердцем и на родительскую любовь это похоже не было. Скорее на… работу. Он манипулировал ей всегда. Вызывал стыд, ложное чувство благодарности. В конце концов, давил деньгами и чувством долга. Энтони покупал ей дорогие игрушки и гаджеты, даже когда Адалин об этом не просила — просто чтобы вызвать у неё зависимость от денег. Просто чтобы привязать её к этой “богатой и роскошной жизни”.

Особняки, квартиры в центре крупных городов, яхты. Дорогая одежда, последняя модель телефона и новейший автомобиль. Он покупал её и рассчитывал свои шаги далеко вперёд. Если Адалин привыкнет к тому, что ей дают деньги, она и убежать далеко не сможет. И стоило признать, его план сработал.

Адалин никогда не отрицала своей любви к благам богатства. Она ведь выросла в этом. Разбегаясь на ровных лужайках газона. Читая в личной библиотеке их дома, залезая с ногами на антикварную мебель. Всё её окружение состояло из таких же богатеньких деток. Ада ходила на вечеринки, посещала приёмы, присутствовала на собраниях. Но несмотря на избалованность, она знала цену деньгам — каким трудом увеличиваются цифры на банковском счёте. Энтони безжалостно таскал её с самого детства на работу, заставлял смотреть, как заключаются сделки, как обсуждаются контракты. Он воспитывал её, как свою замену, но просчитался.

Может быть, Адалин никогда бы не увидела этой манипуляции в своём отце. Может быть, она продолжала бы отодвигать свои собственные интересы, безвольно выполняя его приказы, если бы не Дафна.

Если бы он не убил Дафну.

Может быть, на ней всё ещё были бы розовые очки, которые она отказывалась снимать. Но теперь она видела всё.

Все эти благотворительные вечера не созданы для того, чтобы помогать беспомощным, бедным и больным. Это фарс! Нужно было привлечь внимание, показать свою лживую добродетель и смыть с себя грехи своих деяний. Смотря на людей, которые чинно гуляют из зала в зал, разговаривая с ними, Адалин чётко осознавала это. Всю свою жизнь она жила в этой липкой лжи. Окружающие её богатенькие детки, лебезящие и улыбающие так фальшиво, что у Ады мышцы лица сводило судорогой. Деньги, которые тяжёлым грузом повисли на счетах. Работа, которая не приносит удовольствия, а лишь напоминает ей о том, что вся её жизнь будет такой однообразной и серой. И ни вечеринки с примами, ни новенькие туфли от версаче не сделают её счастливее.

Отец, которого она теперь могла называть только по имени, превратился в самого страшного подкроватного монстра, от которого ждёшь подставы в любой момент.

Брат, который вызывал только чувство ненависти, стал самым заклятым врагом.

Это всё звучало, как кошмарный сон для маленькой Адалин. Как самый страшный ужас, после которого подскакиваешь в кровати в холодном поту. И самое страшное, это в какой-то момент осознавать, что всё окружающее её не сон. Это реальность.

Её реальность.

Адалин смотрит на брата, который щурится, довольно улыбается. А руки у неё чешутся, чтобы врезать ему и смазать эту раздражающую её улыбку. Его голос резал уши. Его внешность раздражала. Адалин приходится стиснуть пальцы, лишь бы не набросится на Эдварда.

— О! У тебя появились новые друзья, Принцесса Ада, — в какой-то момент в его усмешке, его взгляде скользит что-то столь кровожадное, что у Адалин всё замерзает внутри.

— Говори по-русски, — холодно отвечает она, отводя плечи назад, чтобы выпрямиться, приподнять голову.

Эдвард был хищником. Повернись к нему спиной, покажи свою слабость, и он тут же накинется на тебя, чтобы впиться когтями в тело, разодрать тебя и сожрать все внутренности. Под ним нельзя было прогибаться — иначе это сулило его победу. И Адалин была благодарна Стрелецкому, что тот почувствовал всё без лишних слов или намёков. Всё его дружелюбие и нежность практически сразу испарилось, а серые глаза стали такими холодными, будто бы вот-вот засверкают молнии и застучит дождь. Ему достаточно было выпрямиться, отвести плечи назад, чтобы стать выше Эдварда практически на половину головы — и это тоже играло свою роль.

— Тебе поговорить не с кем? Я уж точно не буду обсуждать с тобой последние новости, — Адалин хмурится.

Она сейчас набросится на него. Прибьёт. Убьёт. И не важно, что тут полный зал инвесторов и богатых ублюдков. Не важно, что все будут смотреть, она просто накинется на него. Она просто вопьётся ногтями в кожу его шеи и задушит его. Раз и навсегда.

Левая рука чувствует мягкое, почти ненавязчиво прикосновение. Скользнувшее по запястью, чуть ниже. К пальцам, которые так сильно сжались в кулаки, что ногти впились во внутреннюю часть ладони, оставляя багровые следы. Адалин дёргается совсем незаметно, когда осознаёт, что это Илья. Что это его прикосновения успокаивают её, усмиряют, заставляют разжать пальцы и забыть, что только что она прикидывал то, как ей убить Эдварда.

— О нет, сестрёнка, — глаза Эда сощурились. — Если бы хотел поговорить о чём-нибудь глупом, я был нашёл кого-нибудь поумнее тебя. Куда интереснее познакомиться с твоим… другом, — его взгляд в момент перескользнул с Адалин на Илью, всё ещё стоящем впереди и словно бы завораживающим Аду собой. — Значит, Илья Стрелецкий…

— Тебя никогда не касались мои друзья, — почти прорычала Адалин, из-за чего ей пришлось понизить голос, чтобы не привлечь лишнего внимания. — Или тебе напомнить, чем закончилось твоё последнее общение с моими друзьями?

Эдвард прицокивает языком, пока его руки скользят в карманы брюк.

— Ну, Ада. Сразу вспоминаешь всё самое плохое, — он качает головой, словно журит Адалин за излишнюю эмоциональность. — Выставляешь меня в плохом свете перед своим другом. А! Где же твоя беленькая подружка? Постоянно забываю её имя. Подожди-подожди, я сам вспомню, — Эдвард поморщился, защёлкал пальцами в воздухе, словно и правда пытаясь вспомнить. — Ммм, Еня? Ева? А… Женя! Точно. Она же в этом городе живёт, верно?

Ада сжимает губы в тонкую линию, подбирая более приемлемые слова, чтобы заставить Эдварда заткнуться. Она терпеть не могла эти игры “я побешу тебя, чтобы чувствовать себя победителем хотя бы здесь”.

— А у тебя как с друзьями, Эдвард? Всё такая же текучка в кадрах? — Адалин приподнимает брови, словно интересуется этим искренне и без подлого подтекста.

Когда дело касалось её брата, вопрос морали и этики отпадал. Как и он, она знала его слабые стороны, и если он переходил границы дозволенного в разговорах, с лёгкостью могла нажать на эту гнилую и больную мозоль, совсем не беспокоясь о чувствах брата. Это было взаимно.

Его губы тут же искажаются гримасой, и всё его идеальное лицо трескается, выпуская наружу того самого монстра, который прятался под личиной симпатичного юноши. Его жестокость проступала в заострившехся чертах лица, в сверкнувших карих глазах.

— Твоё счастье сестрёнка, что тут достаточно людей…, — он отвечает ей с присущей жестокостью пониженного до шёпота голоса, что можно было принять практически за угрозу её жизни.

— Да что ты говоришь?

За спиной Эдварда глухо стукнула трость о паркет пола, заставив его страдальчески закатить глаза и тут же повернуть голову в сторону. В отличие от Адалин, Эд ненавидел бабушку Женевьеву — считай её моралистом и нудной бабкой, которая только и могла, что журит его за плохое поведение. Поэтому с его губ слетает тихое “Bonsoir, grand-mère” [фр. “добрый вечер, бабушка”]. Он отдергивает костюм, и спешит скрыться среди прогуливающихся людей. И лишь после этого Адалин может выдохнуть, немного привалившись плечом к плечу Стрелецкого. Вот этого она и боялась.

— Умеет же этот засранец испортить такой чудесный вечер! — Женевьева тяжело опирается на кованый набалдашник своей трости, поднимая карие глаза на ничего непонимающего Илью. — Велия, дорогая! Кажется, ты меня ещё не знакомила с этим симпатичным молодым человеком. Кажется, у тебя с твоим отцом схож вкус.

Илья пытается улыбнуться как можно дружелюбнее, медленно переводя взгляд на Адалин и словно прося у неё помощи. Он ни черта не понимал. В школе им преподавали английский, который он и по сейчас знал не так хорошо, чтобы лихо разговаривать на нём. Что уж говорить о французском…

— Это… — Ада откашлялась, переводя взгляд с Женевьевы на Илью. — Это моя бабушка. Женевьева Адриана Вуд. Та, с которой ты боялся знакомиться, — губы Адалин дёргаются в лёгкой улыбке. — Бабушка, это Илья Стрелецкий. Мой новый друг из Санкт-Петербурга. Он знакомый Жени.

Женевьева улыбается уголками губ и чуть склоняет голову. Так сдержанно и элегантно, что несмотря на её возраст, в ней сразу была видна аристократическая выдержка.

— Кажется тебе, дорогая внучка, придётся побыть языковым мостом между нами. Пусть твой новый друг возьмёт меня под руку с одной стороны, а ты иди с другой. Прогуляемся, — хитрая улыбка скользит по губам Женевьевы, которая тут же отрывает одну руку от трости, протягивая её к Илье.

А тот, кажется, теряется ещё сильнее.

— Бабушка попросила, чтобы ты взял её под руку, — тихо шепнула она ему, легко подталкивая в спину. — Видишь, а ты боялся. Ты ещё не произнёс ни слова, а она уже разрешает тебе прогуляться с ней.

Стрелецкий нервно откашлялся, поступив к старушка на шаг и протягивая ей своей локоть, чтобы её рука могла лечь поверх ткани пиджака.

— А это хороший знак?

— Ты даже не представляешь насколько, — Ада не может сдержать тихого смешка, когда останавливается по другую сторону от Женевьевы.

— Я прошу прощения, что помешала вам, — женщина улыбается, чуть склоняясь к Илье, словно говоря ему что-то сверхсекретное, но на самом деле, эти слова предназначались Адалин. — Пусть твой друг сделает вид, что я разговариваю с ним. Мне нужно сообщить тебе кое-что важное.

Адалин сначала непонимающе щурится, но когда взгляд Женевьевы становится чуть строже, поджимает губ.

— Нам нужно, чтобы ты сделал вид, что она разговаривает с тобой. Бабушка хочет сказать мне что-то важное, — тихо шепчет она, и Илья понимающе кивает. — Говори…

— Хорошая новость состоит в том, что бумаги на твоё наследство готовы. Остались детали в качестве подписей с двух сторон. Плохая новость…, — Женевьева поджимает губы. — Твой отец уволил Томаса. Он узнал о том, что мы сделали. И боюсь, что он может начать шантажировать тебя. Насколько я знаю, Томас смог убедить его в том, что ты не была замешана в этом деле. Что это была исключительно его инициатива. Я смогла выловить Женю, и передала ей все бумаги, чтобы сейчас ты не вызывала никаких подозрений. Улыбайся, Велия.

Улыбка дрогнула. Уголки губ опустились. Всё внутри болезненно сжалось только от одной мысли, что отец всё знает. Он уволил Томаса — своего родного младшего брата. Только из-за того, что они посмели провернуть это дело с наследством. Только потому, что он захотел спасти Адалин из лап своего брата.

— Пусть твой друг расскажет, чем он занимается. Слишком много внимания, — быстро шепнула Женевьева.

Взгляд Адалин едва дрогнул. Она медленно сглотнула, почти шёпотом прося Илью начать рассказ. И он начал. Медленно, по предложениям, чтобы Адалин могла перевести. Но мозг её сейчас не работал. Она не могла перестать думать о том, что Энтони знает всё. Что в его воле сейчас натянуть поводок. Угрожать ей или её друзьям. Что это… чёртова ловушка.

— Николас предупредил меня, что у вас есть весомые доказательства вины твоего отца, — улыбаясь, протягивает Женевьева, пока Адалин тихонько переводит ей слова Ильи. — Я боюсь, что твой отец не просто так пригласил тебя сюда. Да ещё и разрешил привести твоих замечательных друзей. Я боюсь за тебя, Велия. Ты не должна бояться давать ему отпор. Ты не должна бояться его. Сейчас твой отец сам боится тебя, зная, что тебе может отойти практически половина акций. Что ты можешь сама себе стать хозяйкой, — она качает головой. — Какая же твоя мать глупая женщина, что позволила ему всё это. Недалёкая, видящая только деньги и не желающая спасать своих детей…

— Женя, Илья и Кирилл должны уехать… я… я не смогу их защитить тут…

Шаг Женевьевы замедляется, пока она задумчиво смотрит сначала на Адалин, а потом на Илью. Стрелецкий не смотрел на женщину. Весь его взгляд был обращён к Адалин — взволнованной, взбудораженной, напуганной так, что в глубине его серых глаз волновалось море беспокойства за неё. Он хотел спросить, но молчал. Он хотел узнать, но держал своё любопытство в узде. Женевьева видела это. И мягкая улыбка ползёт по её губам.

— Я предлагала им уехать, но они отказались. Сомневаюсь, что и твой друг согласится оставить тебя одну, — тихо шепчет она. — Твой отец думает, что он самый богатый человек на земле. Что в его руках миллионы. Но чего ему стоило это богатство? Он предал собственную дочь. Жену заставил беспокоиться только о своей внешности. Мать оттолкнул как можно дальше, а родного брата лишил работы. Вокруг него только лицемеры и охотники за его деньгами. Смотря на то, какие люди вокруг тебя, Велия, какие у тебя друзья… я думаю, что ты гораздо богаче своего отца, — пальцы женщины медленно соскользнули с локтя Ильи, пока она заискивающе смотрит на него, щурится и улыбается по-женски хитро. — Чтобы бросить вызов твоему отцу, нужно иметь силу. Смелость. Настоящие друзья никогда не оставили бы тебя одну. Настоящие друзья здесь, с тобой, готовые пройти через всё вместе с тобой. Готовые помочь тебе. И как бы предвзято я не относилась к татуировкам и мотоциклам, — её взгляд стал ещё внимательнее. — Я уважаю твой выбор. По крайне мере, он красавчик.

Адалин качает головой, поджимая губы, когда её глаза скользят по Илье. Он приподнимает брови, в немом вопросе пытаясь узнать, о чём так долго щебетала ей бабушка.

— Она назвала тебя красавчиков, — тихо шепнула она.

Ей показалось, что Илья засмущался. Откашлялся, увёл глаза к потолку, словно всё это время был слишком погружён интерьерами.

— И я бы никогда в жизни не поверила, что вы… как ты сказала? Друзья? — Женевьева кладёт вторую руку на трость. — Я слишком стара, чтобы не замечать очевидных вещей. О! Вот и твоя подружка… Женя, верно?

Адалин едва повернула голову в сторону, чтобы увидеть, как красное платье Павлецкой мелькает между чёрных смокингов. Вместе с Ником и Кириллом, они неспешно направлялись к ней.

— Как твоя бабушка, я могу лишь сказать, что твой выбор отличный. Ты всегда хотела этого. Я помню. Жить в кругу своих друзей. Жить в спокойствии, принадлежать самой себе. И они тоже знают об этом. И он. Я смотрю, и вижу, что в нём нет страха за себя или свою жизнь. Я знаю, сколь откровенна и красноречива ты можешь быть, когда дело касается твоего отца. И вот. Твой друг и подруга здесь. Они не боятся. Так почему же боишься ты?

— Каждый, кто оказывается рядом со мной, страдает. Я попыталась бороться за свою свободу, — тихий шёпот рвётся с губ, когда потухший взгляд Адалин скользит по Жени. — И он избавился от Дафны. Я не хочу, чтобы кто-то из них становился его предметом достижения цели. Я не хочу, чтобы он убивал их. Угрожал им. Калечил их. Я не хочу, чтобы они становились частью этого мира…

— Но они уже часть этого мира, дорогая. Когда согласились стать твоими близкими. Когда согласились прийти сюда. Тебе осталось только сделать выпад в сторону твоего отца. Показать ему себя, — рука Женевьевы скользнула по плечу внучки, мягким материнским движением убирая волосы и заставляя её посмотреть прямо ей в глаза. — У тебя с твоим отцом есть одна общая черта. Упрямство. Желание добиваться своих целей. Только в отличие от него, ты не играешь в грязную, дорогая Велия. У тебя есть возможность достичь своей цели. Но для этого надо рискнуть. Нет риска, нет истории. Всё просто.

В словах Женевьевы была правда. Всегда была правда. Адалин поджимает губы, поднимая глаза на Стрелецкого, и тихо, почти еле слышно шепчет.

— У меня есть шанс победить. Я могу закончить всё это, но для этого…

… нужно рискнуть.

Женевьева отступает, позволяя Стрелецкому подойти к Адалин поближе. Позволяя его пальцам скользнуть по её спине мягко, почти в успокаивающем жесте.

— Помнишь тот вечер в клубе? — тихо шепнул он, чуть склонившись к её макушке. — На протяжении этих полутора недель, я всё думал. “А что, если бы я не подошёл к тебе тогда? Что случилось бы? Загорелось бы так моё сердце?”. Я всё думал, а что было бы, если бы ты не поцеловала меня. Если бы не оставила колечко…, — его пальцы скользят под ворот рубашки, заставляя золото цепочки лишь мелькнуть в свете свечей. — Но я рискнул. Не побоялся подойти. Потом я думал, что было бы, если бы я не рискнул пригласить тебя на свидание. Но я рискнул. Я сделал это, потому что… возможно, я надеялся, что это изменит мою жизнь к лучшему. Я верил в это, и оказался прав. Если тебе страшно, мы будем рядом. Мы поможем тебе сделать этот шаг, чтобы твоя жизнь стала лучше. Но решить, делать это или нет, тебе надо одной, пташка.

Адалин коротко кивает, опускает голову и прикрывает глаза лишь на секунду. Она может сделать это. За Дафну, за свою жизнь. Она сможет сделать это, чтобы потом жить спокойно, в своё удовольствие…

… чтобы просто жить. На свободе, а не в золотой клетки. Чтобы никто больше не выламывал её крылья. Чтобы она могла взлететь.

Она сделает это.

Ник, Женя и Кирилл оказываются уже рядом, когда Адалин открывает глаза. Они улыбаются Женевьеве, но не успевают и парой фраз перекинуться, когда Адалин выпрямляется, подходит на шаг к Жене и протягивает ей руку.

— Я хочу сделать это. За себя и за Дафну. Отдай мне все документы.

Женя мнётся пару секунд, не решаясь засунуть руку в сумку и достать оттуда папку с бумагами, но видя то, сколь решителен взгляд её подруги, не может сопротивляться. Холодный пластик папки обжигает руки, когда Адалин открывает её и пробегается по тексту документа.

“ …передаю в наследство от себя сорок девять процентов управления компании своей внучке или внуку, наследнику или наследнице по достижению ей или им двадцати двух лет…”

— Я пойду с тобой, — Женя обхватывает пальцами руку Адалин, словно француженка вот-вот готова была сорваться к отцу и выбить с ноги дверь. — И Ник тоже, и Илья. Мы пойдём все.

Адалин кивает. Они нужны ей. Чтобы не сломаться, чтобы не оступиться. Чтобы выстоять этот бой. Последний.

Пока Женевьева рассказывала ей обо всём, Ада даже не заметила, что они вернулись обратно, и теперь находились в Большом зале. И среди снующих туда людей, официантов, ярких платьев и смокингов, она без проблем находит отца в обществе своей матери, а рядом с ними Эдварда. Отлично, вся семья в сборе.

Решительным шагом, не обращая внимания ни на улыбающиеся ей лица, ни на пытающихся остановить её на разговор мужчин, она в моменте оказывается прямо напротив своего отца.

Ни одна эмоция на его лице не дрогнула, когда его взгляд цепляется за папку в руках Адалин. Если он и знает, зачем она пришла, то как минимум должен догадаться.

— Нам нужно поговорить, — коротко произносит она.

— Я сейчас занят, — холод его голоса почти обжигает кожу, но Адалин старается не обращать на это внимание.

— Отлично, я могу сделать это при всех, — она пожала плечом. — Дорогие друзья.

Голос эхом разлетается по зале, заставляя саму жизнь замереть здесь. Все, кто старательно не обращал на них внимание, тут же замерли, обратили взор прямо на Адалин, и уголки её губ дёргаются в улыбке, когда она замечает, как лицо её отца покрывается морщинами. Он раздражён.

— Всё ещё не хочешь поговорить? Ведь это, — она едва потрясла папкой в воздухе. — Касается не только меня и тебя, верно?

Его лицо искажается, и он сдаётся.

— Хорошо, Адалин. Мы поговорим.