Дом, в котором пекут круассаны

8 глава

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

— Я отдала на твою точку свою машинку не для того, чтобы твой мастер-ломатсер в первый же рабочий день умудрился её сломать! Ты же знаешь, как она была мне дорога! Я скрипя сердцем отдала её тебе, потому что новая задерживалась на таможне! А он взял и сломал её! — голос Ани на том конце трубки вот-вот готов был вырваться и накинуться на него прямо с кулаками.

Ещё час назад он чувствовал за спиной крылья. Маленькие и чёрные, как у падшего ангела, успевшего нагрешить на земле прежде, чем успел узнать о своём таинственном прошлом. Теперь между лопатками сквозило болезненными спазмами, потому что крик из трубки обрубал с жесткостью палача недавнее приподнятое настроение. Илья упёрся ногой в поребрик и теперь устало потирал висок в надежде, что Аня стихнет раньше, чем у него закончится терпение. В трубке послышалось усталое сорванное дыхание, а потом в наступившей тишине раздались звуки копошения — наверняка младшая Стрелецкая срочно искала шоколад, чтобы немедленно заесть своё горе.

— И что ты предлагаешь? Я не могу вернуться назад в прошлое и не позволить ему её сломать.

— Знаешь, а вот мне плевать. Приезжай и делай что хочешь, но ты обязан приехать, иначе приеду я и расцарапаю ему всё лицо, чтобы он в итоге набил себе татуировку от глаза до подбородка и снизу подписал эльфийскими иероглифами: "Прости, Анют, я идиот".

Илье пришлось стиснуть зубы, чтобы не засмеяться. Сестра говорила это с откровенной злобой, вмещая в каждое слово свой стервозный характер, но Стрелецкий точно знал, что само произношение этой прекрасной речи уменьшает вероятность кровавых разборок на процентов двадцать. Ещё десять уходит за счёт того, что он перезвонил ей и выслушал. Ещё десять, потому что она знает наверняка: Илья приедет, выпишет новенькому подзатыльник, и всё вернётся на свои законные места. Почти всё. Если машинку нельзя будет починить, то ему придётся немного раскошелиться и заказать ещё одну. Удовольствие не из простых, учитывая импорт из Германии.

— Ну, не обещаю исполнить твои пожелания слово в слово, но я решу вопрос. Своими методами.

— Приедешь? Вот прямо сейчас приезжай, — её голос значительно смягчился, приоткрывая детскую натуру Ани, и Илья кивнул прежде, чем ответил ей согласием. — Я знала, что всегда могу на тебя положиться. Но знаешь, я на всякий случай всё таки займусь переводом фразы на эльфийский. Если получится красиво, то буду рекомендовать это незнающим простачкам за особенную плату. Я шучу, не дыши так в трубку.

Ни минуты покоя. Игнорировать разрывающийся телефон три часа стоило только для того, чтобы успеть забыть о том, как это, на самом деле, раздражает. Приходилось перематывать десяток вызовов, напрягать память и вспоминать. Это поставщик красок, он явно звонит уточнить правильность оформленного заказа. Это с почты, говорят о том, что посылка уже в главном отделении и со дня на день будет доставлена. Этот пропущенный можно проигнорировать, а вот на этот перезванивать категорически нельзя. А ещё нужно обязательно проверить сайт, приложение и вбить номер Адалин, который переливался на плотном картоне визитки, прежде, чем бумажка затеряется. Стрелецкий некоторое время вдумчиво смотрит на аккуратную гравировку, щурится в попытке запомнить всё, фотографирует даже, а после вкладывает карточку между силиконовым чехлом и смартфоном, чтобы наверняка не потерять.

Хитрому лису не помогла песня пташки, напевающая о доброй дороге до дома. Пришлось свернуть на середине пути и потратить ещё пол часа, чтобы добраться до третьей точки. Взять по дороге кофе с кокосовым сиропом, потому что без него желудок отказывался усваивать непривычную пищу, и почти с ноги вломиться в салон. Где никого не было. Илья с сомнением заглянул за стойку регистрации, где сидела миниатюрная девушка с татуировкой бабочки на шее, отодвинул ширму в подсобное помещение, вернулся в главный зал и устало вздохнул, прежде чем вернуться к девушке и нависнуть над ней роком грозовой тучи.

— Ну и где, мать вашу, этот мастер-ломастер? — Илья не стал беспокоиться о формулировках, потому что здесь и сейчас никого не было. Девушка съёжилась под пристальным взглядом серых глаз и нервно облизала губы, молчаливо вдавливая голову в собственные плечи. — Укрывая преступника, мадам, вы автоматически становитесь сообщником преступления. Он мало того, что сломал оборудование, так ещё и покинул рабочий пост. У него совсем совесть потерялась? Так я найду и её, и его, и паяльник, чтобы сделать наспех и сказать, что так и было.

Ещё минута, ещё одна маленькая минутка, когда его взгляд скользит по её бледному измученному лицу, и она заплачет. Горько, спрятав лицо за руками, заплачет от невозможности сказать хоть слово, потому что ей строго-настрого запретили сдаваться под натиском главнокомандующего. Всего пять минут, говорили они. Она должна была продержаться каких-то чёртовых пять минут, но он, казалось, был готов повесить её на распятие раньше, чем они вернуться.

— Ты так прекрасен в гневе, Илюшенька. Одно загляденье, но придержи коней, на ней уже лица нет, — девчачий голос раздался в такт трели колокольчиков, висящих над входной дверью.

Стрелецкий развернулся на мысках, как разозлённый бык, заметив в периферии зрения красную тряпку. Аня вошла в помещение очень плавно. Слишком плавно для человека, который должен был озлобленно искать свою цель для впивания когтями в миловидное личико. А вслед за ней очень плавно втекли остальные знакомые лица, расслаивалась на отдельные звенья одной цепи. Администраторы всех трёх точек, их первые помощники, пара мастеров и, самое главное, горе-мастер-ломастер. Не успел юноша сделать глубокий вдох, как Стрелецкая предупредительно выдвинула руку и поспешила объясниться.

— Он действительно поломал мою машинку, это не было ложью. Но как ещё заманить тебя на точку, чтобы поздравить, если ты отмахнёшься и предпочтешь угостить нас, чем принять угощения от нас?

— Ах вы, сукины дети, — лицо Ильи сделалось сразу виноватым, а сам он тут же посмотрел на медленно выползающую из-за стойки девочку, которая геройски смахнула маленькую слезинку и бледно заулыбалась. — Она же ни в чём не виновата, изверги.

— Так нечего было её соучастницей делать, — Аня засмеялась, приблизилась и вытянула руки, предлагая крепкие-крепкие объятия.

Илья, нелюбящий телячьи нежности, нехотя согласился, устало прикрыв глаза и ощутил, как вся эта толпа некогда чужих людей сплочённо обступает его со всех сторон, звучно поздравляя с открытием новой точки.

— Мы все очень рады работать на тебя, главнокомандующий, — рука Ани ложиться поверх его тёмных волос, и тут же треплет пряди. — Поэтому немного подумали и решили подарить тебе вечер, полный алкоголя, сплетен и подарка. Подарок один, потому что ты у нас тоже один.

— На большее не заслужил, — шутливо отозвался голос за спинами поступивших Илью работников, и Стрелецкий тут же двинулся навстречу, чтобы обнять смеющегося Кирилла. Он всегда успевал оказаться рядом в нужный момент, когда на низком столике расставлялись пластиковые стаканчики и одна единственная керамическая чашка белого цвета, специально для Ильи. — Не будешь открывать? Ну же, мы же старались, выбирали.

Юноша плюхнулся на первый попавшийся стул, косо наблюдая за суетой команды, которая старательно оборудовала салон под грозное спаивание Стрелецкого. Дверь заперли, опустили жалюзи, включили штатное освещение, разлили всем огненного виски, притащенное Кириллом из бара, и уставились на юношу с терпеливым ожиданием. Илья не спешил. Мстил за недавние нервы, осторожно разматывая гофру, стягивая бечёвку и отвлекаясь на выпивку. Пришлось даже единожды отбиться от рук нетерпеливого Кирилла, который сам не знал о том, что внутри. А потом всё это пало на пол, сдав оборону форта.

Стрелецкий вытащил тёплую кофту с капюшоном, на спине которой красовался красный китайский дракон, нарисованный специальными красками.

— Где вы её нашли? — он с восторгом осмотрел узор, закивал, улыбаясь во все свои белые зубы, и команда радостно принялась перешёптываться. — Её же сняли с продажи и нигде не было моего размера. Вот же сукины дети, ну что ты будешь делать. Теперь обмывать надо. Давай-давай, наливай, у кого не налито. Сделаете из меня алкоголика, вечно пить заставляете.

— Будто ты против, — Кирилл забрал протянутую кофту и осторожно отложил на стойку, чтобы вернуться и усесться на стул рядом с другом. — Ты лучше это, рассказывай. Тебя уже можно поздравлять?

— С чем? — Стрелецкий сделался удивлённым, потянулся за колбасой и с непониманием посмотрел на всех.

Их любопытство казалось излишне настойчивым, поэтому взгляд метнулся к сестре. Девушка сразу отвела взгляд в сторону, заинтересовавшись потолком.

— Да нечего мне вам рассказывать. Ну сходил я на свидание, это ещё ничего не значит.

— Ты сходил на свидание, Стрелецкий! Это уже стоит того, чтобы послушать!

— Отвянь, сестричка, я тебе язык отрежу, болтаешь слишком много.

— Мне тоже интересно!

— А тебе уши смолой залью, Кир.

— Вот злюка, — Аня засмеялась, а после потянулась за закуской. — Ну ладно-ладно, посмотрим, что ты скажешь после пятой рюмки.

Стоять и курить, подпирая фонарный столб, как если бы кроме неба не было ничего, на чём бы можно было сосредоточиться. Перебирать между пальцами визитку, пока она не порежет кожу тонким краем у самой фаланги указательного. Шипеть, недовольно склоняя голову, потому что мир вдруг постоянно напоминает, что там, в одном знакомом районе, на известном давно этаже, спит одна маленькая хрупкая француженка.

Адалин не выходила из головы. Она всплывала вместе с сигаретным дымом, игриво огибала пальцы и растворялась. Она почему-то стояла наравне с адреналином, вызывала схожие чувства и заставляла беспокоиться о собственной адекватности. Быть сумасшедшим ему доводилось не в первый раз, но теперь направление мысли казалось ошеломительно беспокойным. Адалин танцевала, размыкала свои пухлые губы, хмыкала, лучилась запахом лимонной карамели и исчезала.

Кирилл, который вышел спустя минут пять после отсутствия Ильи, предусмотрительно дал знать, что он находится рядом. Что-то крикнул в дверь, щёлкнул зажигалкой и только тогда появился в поле зрения. Они курили молча, пока изредка проезжающие машины бросали на них золотистый свет.

— Сегодня гонки у Стаса, — как бы невзначай начал Кирилл, пытаясь выцепить Илью из привычной вдумчивости.

— Знаю, — Стрелецкий пожал плечами, струсил пепел под ноги и вдумчиво пожевал привкус никотина на языке. — Я выпил, не люблю ездить выпившим. Ну давай, ты же тоже хочешь узнать, как обстоят дела с Адалин. Все хотят узнать.

Илья поднял взгляд, помахал визиткой перед глазами друга и устало усмехнулся. Нельзя было даже пытаться думать об этом. А Кирилл вот так просто брал и совмещал целых два повода ненадолго сойти с ума. Бросив окурок в сторону сливного стока, Илья достал ещё одну сигарету и очень взволнованно поджёг кончик.

Нельзя-нельзя-нельзя.

Чувство свободы рвалось наружу, подшучивало. Ты же говорил обо мне, докажи, докажи, докажи. Становилось очень тяжело сдерживаться, а голос Кирилла продолжал звонко спутывать эти два фактора, словно в попытке сделать дешёвую версию икебаны. Сдержаться не получилось. Тише. Я тебя вижу. Рядом со мной. Нам нужен огонь.

— Чёрт, я тебя ненавижу, — Илья выбросил недокуренную сигарету и стремительно впрыгнул в свой байк, чтобы на ходу нацепить шлем и приняться застёгивать его под подбородком. Когда Кирилл притворился искреннее непонимающим, юноша презрительно фыркнул и закрыл сверкающие глаза тёмным стеклом забрала. — Передай остальным, что у меня неотложные дела.

Быстрее, ещё-ещё. Это так отрезвляет, это так сводит с ума. Он не он, если не чувствует этого адреналина внутри. И если Адалин так хочет узнать его настоящего, то почему бы не спугнуть её вот так красиво. Потому что никто никогда не любил эту его черту характера. Неугомонность, почти детское ребячество, неукротимое "хочу", которое никак не перекрыть взрослым "нельзя". Потому что даже светофоры, отключенные на ночь, игриво подмигивают своими жёлтыми глазами, намекая на свободу действий. Он в этой свободе плавает, а не тонет. Стрелецкий подъезжает к знакомому двору, замирает у границы, чтобы шум не выдал его появления и не разбудил никого. А затем противоречит самому себе, набирая номер на визитке.

Будет очень смешно, если она дала не свой номер.

— Алло?

Он запрокидывает голову, вдыхая прохладу ночи, вспоминает, что даже не забрал свою джинсовку из салона, оставшись в этой новой своей кофте, а затем глупо улыбается, когда дыхание в трубке становится беспокойным.

— Адалин? Прости, я разбудил тебя? Это я. Илья, — он замолкает, чтобы обдумать дальнейшие слова.

Ещё не до конца протрезвевший, он ощущает в себе неукротимое стремление быть таким честным, чтобы всё случилось быстрее, чем могло бы. Потому что если Адалин разочаруется значительно позже, то и он будет чувствовать себя хуже после этого. Лучше сейчас. Повторяй про себя. Медленно. С тактом. Лучше сейчас.

— Я соскучился. И, м-м, не хочешь выйти ненадолго? Просто поговорим пару минут. Или я могу тебя кое-куда свозить. Тебе, возможно, не понравится, но это то, что я хотел бы тебе показать.

Откажись. Соглашайся.

Нет, лучше откажись. Илья тянется пальцами к сигаретам, закуривает и смотрит на шлем, замечая там своё отражение. Он давно не был так взволнован. Это прекрасное чувство оказалось таким приятным, что удержаться было нельзя. И когда ровно через пятнадцать минут шумит дверь парадной, Стрелецкий вскидывает голову, кажется, продумывая план побега.