Дом, в котором пекут круассаны

17 глава

Июнь, 2012 год.

Франция, Париж.

Адалин тихо зашипела, отдернув руку от нагретого противня. Быстро преодолев расстояние до раковины, она включает холодную воду, тут же протягивая пальцы к ледяным струям воды. Она потеряла бдительность и слишком сильно задумалась, что и привело к этой небольшой травме. Ада хвалила себя лишь за то, что среагировала быстро, и получила только покраснение и неприятный зуд — не хватало ещё ожогов на пальцах.

Сегодня круассаны не вышли. Получились сплющенными, подгорелыми и из-за этого отдавали горечью. Но не из-за этого Адалин была такой нервной, взбудораженной и даже раздражённой. Она бросила короткий взгляд на потухший экран телефона и прикусила щёку изнутри. Ада звонила Дафне пол часа назад, когда время приближалось к одиннадцати часам ночи. Она не ответила. Потом Ада писала Дафне сообщение каждые пол часа; потом этот интервал сместился на пятнадцать минут, потом на десять, а потом на пять. Но мало того, эти сообщения оказывались непрочитанными, так ещё и плашка под именем красноречиво намекала, что последний раз Дафна заходила в мессенджер в пять часов вечера.

Адалин было страшно.

Нехорошее предчувствие засело глубоко в груди, каждый раз болезненно сжимаясь, когда Адалин глубоко вздыхала. Всё накладывалось друг на друга, не давая Вуд покоя. А то, что именно сегодня выпечка у неё не вышла, никак не могло успокоить Адалин.

Она пыталась заснуть, почитать, послушать музыку, но лишь ворочалась на месте и подскакивала на ноги, кругами ходя по дому. Оставлять Дафну наедине с Эдвардом… было ли это разумно? Да, они и раньше ходили на свидания, но в людные места, и в такие дни Дафна всегда отвечала на звонки и сообщения незамедлительно.

“Может быть, она просто устала и заснула” — шептал голос в голове.

“Но не с пяти же вечера” — вторил ему здравый смысл.

Адалин решительно хватает полотенцем, вытирая мокрые руки.

“Давай, Дафна. Ответь мне хоть что-нибудь. Хоть смайлик, хоть глупую картинку, хоть свою искромётную шутку. Мне надо знать, что с тобой всё в порядке. Мне нужно знать, что ты в безопасности”.

Пальцы снова хватают телефон, проверяя сообщения, но ответа от подруги так же не было. Ада подносит палец ко рту, нервно покусывая фалангу и меряя шагами небольшую кухню в противоположной от жилой части дома стороне. Адалин смотрела в экран телефона так долго, что при должном желание могла бы воспламенить его, и тогда пальцы быстро находя номер Ника — перед этим она, конечно, проверила, чтобы Николас не спал, а плашка “online” горела под его именем зеленым цветом. В конце концов, в Англии только десять часов вечера.

Долгие гудки не успели больно резануть по слуху, как на том конце телефона уже послышалось ленивое, едва слышимое “аллё”.

— Ник? Ты можешь говорить? — её голос едва ли не сорвался на нервный писк.

— Для тебя — всегда. Ты же знаешь, — Николас на том конце шумно зевнул. — Ты чего не спишь, принцесса Ада? Опять читаешь свои книжки?

— Нет, Ник… я…, — Ада глубоко вдыхает, скользя глазами по подгоревшим круассанам. — Дафна не выходила на связь с пяти часов вечера, Ник. Она не отвечает на звонки, на сообщения, она не появлялась в сети. У меня ужасно плохое предчувствие. Просто ужасное, если честно, Николас. У меня подгорели круассаны, а они никогда не подгорали..

Со стороны могло показаться, что Адалин несёт настоящий бред. И Фейн бы и подумал, что Ада просто переволновалась или её богатая фантазия решила сыграть с ней злую шутку.

Если бы её голос не дрожал от подступающих к глазах слёз.

— Адалин, — тихо выдохнул в трубку Ник. — Парочкам свойственно уединяться и не замечать вокруг течение времени. Может быть, они просто увлечены друг другом. Или у неё телефон на беззвучном.

— Дафна всегда отвечала не мои сообщения и брала трубки, — шёпотом добавляет Адалин. — Я боюсь, что Эд может…

— Ад, — Николас снисходительно вздыхает. — Я сомневаюсь, что в Эдварде столько ублюдства, что он может причинить физический вред Дафне. У него просто нет оснований делать ей больно. Даже самые отбитые мерзавцы заслуживают шанса на исправление и раскаяния. А твой брат за последний год точно раскаялся. Да и посмотри на них. Уже все давно смирились и поверили в то, что твой брат без памяти влюблён в Дафну. Вряд ли он бы стал практически целый год бегать за ней, унижаться и угадывать методом проб её любимые цветы. Выдохни, дорогая. Они просто трахаются, вот и не слышат, как ты им строчишь смски

Все так думали и все говорили так Адалин, и ей бы уже стоило поверить в это, но сколько бы месяцев не прошло, Ада всё ещё не верила в это. Каждый раз она смотрела на него вместе с Дафной, каждый раз внимательно наблюдала за ним в компании друзей или дома, когда они пересекались — ничего в поведение Эдварда не говорило о том, что он готов был разорвать Дафну в клочья.

Адалин давно стоило смириться, но она не могла.

— Ник, — Ада тихо выдохнула, сжав губы. — Моё предчувствие никогда меня не подводило, Ник. Я не верю Эдварду. Ни единому его действию, ни единому его слову. Сколько лет он ставил мне подножки, а сейчас ведёт себя так, будто мартовский кот.

— Адалин…

— Адалин!

Грохот двери о стенку накладывается на сокрушённый голос Ника в трубке телефона. Из-за такого контраста, Адалин тут же вздрагивает и вскидывает голову, поворачивая её на источник такого громкого прибытия. Тоин стоял в дверях кухни весь мокрый насквозь, словно только что вылезшая из воды выдра, и взбудораженный настолько, что его глаза, до этого лихорадочно искавшие Аду по кухне, моментально останавливаются прямо на ней.

— Ад? Кто там? Что случилось?

— Тоин, — тихо шепчет Ада, то ли обращаясь к другу, то ли отвечая на вопрос Ника. — И выглядит он так, словно увидел настоящего призрака, не меньше.

Тоин, любящий порядок и каждый раз выглядящий, словно сегодня и сейчас его позовут для съёмки в VOGUE, сейчас выглядел не самым лучшим образом — и это был ещё один факт, который напрягал Аду до боли в груди. Его пальцы стали шарить по собственному телу, по карманам, доставая телефон, пока он мокрыми пальцами пытался справиться с дисплеем новенького айфона. Тоина трясло так… что Адалин уже забеспокоилась за него. Он мог промёрзнуть под проливным дождём, который шумел на улице, мог простыть, мог…

— Ад, собирайся, — решительно проговорил Тоин, пока Вуд перевела телефон в режим динамика, чтобы и Ник отлично слышал слова Атталя. — Там… там… тебе надо там быть. Мой водитель уже ждёт нас около входа.

— Что такого случилось, что ты такой… нервный? — голос Ника режет тишину между Адалин и Тоином.

И, наконец, Атталь перестаёт что-то увлечённо искать в своём мобильнике, подлетая к Адалин и поворачивая гаджет к ней экраном.

Ада сначала не поняла, что за размытая картинка в новостном паблике. Она не поняла, почему Тоин показывает ей свет Эльфиевой башни на фоне, почему он хочет, чтобы она смотрела на огни моста и скопившуюся на нём толпу. Мигалки машин полиции и скорой… и лишь потом её взгляд цепляется за отсвечивающуюся рыжиной волосы девушки, стоящей за перилами моста. Пальцы, держащие телефон, в миг расслабляются, и он падает под ноги под тихое бурчание голоса Ника. Дрожащие пальцы скользнули по запястью Тоина, пододвигая экран его телефона поближе к глазам.

Чёрт возьми. Это была Дафна.

Сомнений не было. Адалин могла узнать её по одежде, по осанке, прямо со спины.

Это Дафна стояла на мосту.

— Что… она там делает? — голос срывается охрипшим шепотом, пока растерянные глаза находят лицо Тоина — теперь Адалин понимала, что оно было не нервное, а испуганное.

Пальцы его свободной руки хватают Адалин за запястье. Ему даже не пришлось тащить её за собой, потому что ватные ноги сами понесли её за ним, в сторону выхода к машине с его личным водителем. Она садится в салон, сама того не понимая, пока телефон Тоина остаётся в её руке, а заплывший взгляд пытается прочитать текст новостной ленты.

“… сегодня в 23:21 неизвестная девушка перелезла через отбойники Йенского моста, грозясь спрыгнуть в Сену. Прохожие сначала пытались сами уговорить девушку вернуться на мост, но она никак не реагировала на слова людей, поэтому им пришлось прибегнуть к помощи специальных служб. Мост перекрыт для движения машинами полиции, а психологи пытаются докричаться до девушки.

Но она всё ещё находится за ограждениями моста Йена…”

Ада знала — как минимум предчувствовала что-то нехорошее, а теперь всячески пыталась всё это отрицать.

Там, за ограждением моста не Дафна, а просто очень похожая на неё девушка. И всё равно, что слишком много совпадений. И всё равно, что всё напрямую указывала, что вероятность того, что это Дафна девяносто девять процентов — Аде лишь следовала надеяться на этот один процент.

Они мчаться по улицам Парижа, которые кажутся слишком загруженными для такого позднего времени. Каждый раз натыкаются на красный свет светофора, и Тоин рядом, вытянувшийся вперёд между передних кресел, не сдерживает ругательств. Центральные дороги приходится объезжать “дворами”, тесниться на узких улочках — до даже это выигрывает им достаточно времени. Не доезжая Йенского моста, машина замирает.

— Не останавливайся! Поехали дальше, — шипит Тоин, нервно заламывая пальцы.

— Дальше не могу, месье. Дорога перекрыта машинами полиции.

Тоин смачно ругается, практически вышибая дверь со своей стороны.

Адалин, всё ещё не сходящим с неё шока, машинально копирует движения друга, выходя на промозглую улицу, прямо под леденящий летний ливень. Одежда моментально пропитывается водой, волосы тяжелеют, а всё огни вокруг смазываются непонятными, плохо различимыми пятнами.

Сверкающие огни Эйфелевой башни, встречные фары машин и мигалки полиции.

Тоин решительно подходит к одному из полицейских, что-то быстро говорит ему, слишком активно жестикулируя. И когда тот кивает, отступая в сторону, Атталь поворачивается в сторону Ады и кивает ей, протягивая руку. Они проходят через стену белых с сине-красными полосками автомобилей, переходят через перекрытую пустую дорогу прямиком к мосту, прежду чем Адалин смогла бы различить женский силуэт за перилами моста.

Увидев это вживую, а не на экране телефона Тоина, она так и замерла, задержав дыхание и не находя в себе сил пошевелиться.

Бесспорно. Это была Дафна. Пусть вымокшая до последней нитки, пусть отчаявшаяся настолько, что решительно забралась за ограждение, но это была она. Её рыжие волосы, лёгкое платьице, в котором Эдвард увозил её из дома. Это была она — как из самого страшного сна Адалин.

Прикованная этой картинкой к земле, Адалин так и замирает перед стеной полицейского конвоя, распорежённого не пускать даже самых близких, прямо перед входом на мост. И как бы Тоин сейчас не кипишевал, как бы не кричал, не бился в истерике — полицейские лишь качали головами, пожимали плечами и грозились вышвырнуть Тоина за вшей, несмотря ни на его деньги, ни на положение матери.

— Вы не понимаете! — не унимался Атталь, слишком агрессивно жестикулируя. — Мы её друзья. Мы сможем вытащить её оттуда.

— Успокойтесь, месье. С девушкой работают психологи. Они отлично справятся и без вашей помощи. Отойдите на шаг назад.

Адалин поджимает губы, смотря сначала на Тоина, затем на полицейского, а потом на Дафну, обречённо стоящей над пропастью. Она там одна — совершенно одна. Без возможности выговориться или довериться кому-то знакомому; без возможности просто посмотреть так, чтобы по одному её взгляду поняли все причины такого поведения. Дафна, которая за короткий срок стала столь близкой для Адалин подругой, что её однообразная жизнь раскрасилась такими яркими красками, что Ада просто не представляла, что будет, если Дафна просто исчезнет.

Если Дафна умрёт.

Адалин легко пригибается, проскальзывая под руками полицейских. Ни они, ни Тоин, даже сориентироваться не успевают, как Ада переходит на бег, не боясь поскользнуться на мокром асфальте. Какая разница, если это так незначительно? Перед глазами лишь смазавшееся рыжее пятно волос и стоящего на краю тела.

— Дафна, — голос срывается криком, смешиваясь с шумом ливня. — Дафна!

Недвижимое, словно фарфоровая статуя, до этого тело слегка вздрагивает. Дафна впивается пальцами в металлические перила ограждения. Она слегка поворачивает голову к плечу, чтобы краем глаза мазнуть по замедляющейся фигуре подруги.

— Дафна, не делай этого. Что бы не случилось, мы сможем решить это, — Адалин старается перекричать шум дождя вокруг, и по тому, как дрогнули отяжелевшие от влаги и потёкшей туши глаза подруги, она точно знает, что Дафна прекрасно её слышит. — Не бывает нерешаемых проблем. Не бывает таких проблем, которые будут стоить чужой жизни. Просто… возвращайся сюда. Мы вернёмся ко мне домой, я испеку тебе круассаны, мы сварим какао. Мы поговорим. Найдём компромисс, решение проблемы. Мы поможем тебе… я помогут тебе. Пожалуйста… Дафна, пожалуйста…

Адалин останавливается в паре шагов от Дафны, протягивая к ней обе свои руки, готовая в любой момент поймать её.

— Что бы не случилось, всё будет хорошо, Дафна. Всё будет хорошо…

Дафна отрицательно качает головой, скользя по Аде отстраненным глазами, заплывшими слезами. Она поджимает губы, снова возвращая свой взгляд на мутные и тёмные воды Сены.

Всё произошло в секунду. Адалин не успевает вскрикнуть, лишь податься вперёд, когда пальцы Дафны скользнули по металлическому ограждению. Она кинулась вперёд так резво, что со стороны могло показаться, что сама вот-вот перепрыгнет через ограждение, чтобы схватить подругу хоть за что-нибудь, чтобы вытащить её из этого свободного падения.

Там, где только что стояла Дафна, пальцы успевают схватить лишь воздух. Пустой, холодный и безжизненный.

Её тянут назад, и Адалин теряет равновесие, коленями врезаясь в мокрый асфальт, пока там, внизу, её слух режет оглушающий всплеск воды.

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

Родной брат превратился в самый страшный ночной кошмар для Адалин. Одно лишь его присутствие заставляло её задерживать дыхание в нарастающей панике чего-то неизбежного и неизвестного. Она могла сколько угодно дерзить ему, огрызаться и отталкивать от себя, но Эдвард, довольный тем, что вывел её на нужные эмоции, лишь скалился и подбирался ближе — словно хищник, играющий со своей жертвой, и пока Ада не решится на достойный отпор, он так и продолжит испытывать её нервные клетки на прочность. И в этом поединке Адалин не боялась за себя. Эдвард никак не сможет ей навредить. Но он хорошо знает сестру — и знает, что окружающими себя людьми она дорожит куда больше, нежели собственным благополучием.

Он мог узнать про Илью. Он мог навредить Жене, имея в своей власти самую главную валюту мира — деньги. Он мог сделать с ней тоже самое, что сделал с Дафной.

— Что ты здесь забыл? — Адалин шипит, подобно змее, когда Эдвард резко притягивает её к себе, до боли сжимая её запястье.

— Принцесса Ада и в грязном шумном клубе? Интересно, что напишут в интернете, когда узнают? Что она не такая уж и тихая? Что её будни занимает не только работа или угождения папочке? — уголки губ брата дёрнулись, когда он склонился чуть ниже, и как бы Адалин не желала отстраниться подальше, крепкая хватка на запястье не давала ей этого сделать.

— Отпусти меня сейчас же, Эд, — Адалин крепко жмёт губы, словно сдерживая себя от более весомых оскорблений в сторону брата. — Я не хочу знать, зачем ты здесь и что в твоей долбаной голове. Потому что знаю тебя настолько хорошо, что уверена в том, что ты тут не случайно. И это не совпадение, стечение обстоятельств или ещё какой-нибудь подобный бред, — Адалин дёрнула руку на себя, и пальцы Эдварда тут же разомкнулись.

Это ощущалось практически как глоток кислорода после долгого плавания под водой. Адалин чуть покачнулась, отступив на шаг назад. На второй шаг, на третий. Затем повернулась к брату спиной, последовав по краю танцпола, глазами лихорадочно выискивая платиновую голову Жени в толпе.

Звук музыки вокруг вдруг стал так давить на уши, что закружилась голова. Ада слишком явственно ощутила духоту помещения; толпу, которая встречалась ей по пути, сносила с ног. Она врезалась в чужие тела, неразборчиво шепча “простите”, но никто не обращал на неё внимание. Прыгающие огоньки софитов слепили глаза, лишая её ориентации в пространстве, а шум сгущался вокруг огромным пузырём, из которого она не могла выбраться. Она словно тонула, барахталась где-то на глубине, не имея возможности всплыть.

Ей нужно идти к выходу — там они встретятся в Женей, сядет в такси и уедет подальше от этого злополучного места. Куда нибудь, где не так громко, где не так много людей и есть свежий кислород. Где нет Эдварда.

Адалин жмурится, чувствуя тяжёлое чувство в груди, которое опускается в живот, скручиватется практически болезненно. Это неопределнное чувство сжимает в тисках грудную клетку, заставляя Вуд приоткрыть губы и жадно вдохнуть душный воздух клуба. Ей не просто приходится идти к выходу, как к своему единственному спасению, а прорываться сквозь сгущающуюся толпу людей перед ней. Адалин уже не просит прощения, а просто протискивается между плотно прилегающими друг к другу телами, и когда на горизонте маячит дверь выхода, почти бежит к ней. Её даже не смущают сгустившееся сикьюрити около входной двери, оборачивающиеся назад посетители клуба и перешёптывания. На ходу она достаёт телефон, набирает номер Жени — всё перед глазами расплывается, и она с трудом находит в книжке контактов нужную комбинация цифр. Долгие тяжёлые гудки оседают в глубине черепной коробке. Адалин тормозит, вертит головой по сторонам, но Павлецкой не видит. Тревога засела где-то между клеткой рёбер, заставляя Аду нервно заламывать пальцы свободной руки, всё ещё стоя посередине небольшого холла клуба. Не получая ответа на звонок, первое, о чём думает Ада: “Женя, наверное, уже в такси и ждёт меня”. Поэтому на ватных ногах ступает к двери с зелёной горящей табличкой “выход” над ней.

Адалин протискивается между охранников, толкая дверь и, наконец, оказываясь на улице.

Свежесть вечера касается сначала лица, шеи, где стянулся остаток лаймового сока, и только потом лёгких вместе с жадным вздохом. Ветер скользит по открытым участкам кожи, мягко подхватывает волосы, заставляя их лезть в глаза, а Аду мелко подрагивающими пальцами убирать пряди от лица. Она сама не замечает, как становится похожей на рыбу, которую выбросило на сушу — открывает рот, заглатывая воздух, пока сердце колотится так быстро и сильно, что другие звуки вокруг меркнут. Она запаниковала, и Эдвард это — она готова была поклясться — увидел, и лишь от одного осознания этого становилось дурно.

Перед глазами тёмная библиотека семейного особняка, шахматная доска, чёрно-белые фигуры и маячащая опасность поражения. Но сейчас это были не просто шахматы. Одно дело было лишаться фигур в игре, где фигуры не имели плоти и крови, и совсем другое было видеть, как безжалостно в реальной жизни брат надламывает эти фигуры, выбрасывая их, чтобы заменить новыми. Это была уже не игра.

И когда первая волна паники прошла, Адалин начала озираться по сторонам, снова набирать номер Жени, поджимая губы. Она надеялась увидеть Кирилла или Илью, или, может быть, даже Алису. Но вокруг лишь текущая к входу толпа. Ни одного знакомого лица.

— Мисс Адалин Вуд?

Незнакомый голос, произносящий её имя, прорывается через гул крови в ушах, и Аде не следовала бы реагировать на такое официальное обращение, прикинуться глухой, слепой или тупой. Но она снова и снова совершает ошибки, слишком не привычная обдумывать свои действия в отпуске на пару шагов вперёд.

— Да? — Адалин оборачивается, в наивной надежде увидеть кого-то из своих знакомых, но перед ней лишь мужское затёкшее лицо, тёмные глаза-бусинки под густыми бровями и по-скотски хитрая улыбка.

— А мы вас ищем!

И почти тут же Аду ослепляет яркий свет вспышки камеры. Она глухо вскрикивает, отворачивается и зажмуривает налившиеся слезами глаза. Щелчок камеры выбивает из-под её ног почву. Как вороны над могилой, они защёлками с такой интенсивностью, что Адалин пришлось опустить голову вниз, закрыть лицо волосами и сдерживаться от того, чтобы закрыть уши руками.

— Мисс Адалин, ваш приезд связан с расширением фирмы вашего отца?

Заткнитесь, умоляю.

— Мисс Адалин, а что вы делали в клубе?

Что ещё можно делать в клубе, полоумный ты идиот?

— Мисс Адалин, как вам Питер?

Если бы не вы, было бы лучше.

— Поговорите с нами, мисс Адалин? Вы тут одна?

Если ты не заткнёшься, я расцарапаю тебе лицо.

— Мисс Адалин, а у вас есть молодой человек?

Тебя не должна касаться моя личная жизнь.

Эти наглые каркающие камеры напали на неё столь резко. Адалин нигде не освещала, что будет в Санкт-Петербурге — даже фотографии не выкладывала, планируя заполнить свою ленту, как только вернётся домой, чтобы не произошло вот этого. Ада старалась быть такой тихой, чтобы её не заметили. Кто знает, что её занесло бы сюда? Кто вообще мог подумать, что встретит одну из самых богатых наследниц Европы в клубе Санкт-Петербурга? Только если им никто красноречиво не намекнул на это… и Адалин даже знала, кто это мог быть.

Фотографы напирали на неё вместе с журналистами, задавая не только невинные вопросы, но и весьма провокационные, но Ада их уже не слышала. В ушах снова зазвенело от вспышек камер и гула голосов вокруг. Она отчётливо помнила, как репортёры мусолили причины смерти Дафны. Бедная девушка, связавшаяся с богатой семьей или роковая львица, желающая получить деньги себе? Адалин ненавидела каждого из этих людей. Потому что каждый щелчок, каждый вопрос о её жизни возвращал её на семь лет назад. В жаркое лето, в ночь до выпускного Дафны…

Вспышка.

Перед глазами появляется Йенский мост [прим. мост через реку Сена, расположенный на границе 7-го округа и 16-го округа Парижа. Соединяет площадку перед Эйфелевой башней с правым берегом, где расположены сады Трокадеро и дворец Шайо.]. Расплывчатые фары мигалок полицеских машин и скорой.

Вспышка.

Промозглый дождь, пропитывающий волосы и одежду.

Вспышка.

Рыжина волос за ограждением моста и совершенно отрешённый взгляд Дафны.

Адалин вдруг почувствовала себя загнанным в клетку животным, которого рассматривали под микроскопом. Слишком много вопросов и звуков, которые сливались в одну махину, сносящую Адалин с ног. Ада практически вжимается спиной в стену клуба. До тех пор, пока чья-то рука не хватает её за запястье. Вуд не успевает даже взвизгнуть или распахнуть глаза, как её тянут в сторону, и назойливые журналисты тут же рассыпались в стороны, пропуская Аду без проблем.

— Чего вы уставились? Хотите глазами похлопать, валите в зоопарк, — громкий голос с акцентом гаркнул так, что все вопросы журналистов тут же пропали, а вспышки камер затихли. — Знать не хочу, кто вас подослал, — голос почти угрожающе рыкнул, когда Адалин оказалась рядом, и её запястье оказывается свободным от тисков пальцев, а ладонь мягко ложится ей на плечо. — Жень, садись в машину. И этих двоих захвати. Пусть кто-то на переднее сиденье сядет, будет дорогу показывать.

Звуки возвращались так медленно, что мозг не сразу осознает, что это Николас. Что это его руки, спасшие её от назойливых вспышек камер. Что это его голос, пробивающийся через блокаду лишних мыслей и воспоминаний. Что это всего лишь он, снова вытаскивающий её на берег из океана болезненных флешбеков. Ник ведёт её чуть медленнее, чтобы Адалин успевала переставлять ослабшие ноги.

Она не понимает, как оказывается в машине, на заднем сиденье, посередине между Стрелецким и Павлецкой. Прикрывает глаза, слушая гул автомобиля, и эта гадкая, липкая паника медленно оставляет её тело. Адалин начинает дышать, начинает слышать разговоры вокруг и перестаёт мелко дрожать. Она открывает глаза, скользят по просторному салону какой-то иномарки, пока взгляд не останавливаются на зеркале заднего вида, где отражалось хмурое лицо Ника. Его карие глаза — гораздо темнее, чем были у Ады — щурились под опущенными тёмно-каштановыми бровями, внимательно следя за дорогой.

— Вести к тебе, Жень, нельзя. Он наверняка знает, где ты живёшь, так что рисковать нет смысла, — медленно шевелятся его губы, акцентом выдавая не такую большую практику, которая была у Адалин.

— Отель? — с переднего сиденья послышался голос Кирилла.

— Нет, — Ник мотнул головой. — Даже если заселим под одним из наших имён, он всё равно сможет понять. Да и у журналистов есть свои связи в отельных сетях. Этот вариант отпадает сразу же. Даже мне удалось узнать, в каком вы клубе, а Эд имеет более изощрённые способы.

На минуту в салоне автомобиля повисает тишина, и Ада может различить руки Жени на своих плечах, которые поглаживают её в материнско-успокаивающем жесте. Павлецкая и Фейн единственные в этой машине, кто знает, почему такая бурная реакция на вспышки фотокамер и неуместные вопросы. И к чести Кирилла и Ильи, они не накинулись с вопросами на никого из них.

— Она может остановится у меня. На сколько это потребуется.

Адалин сначала не может понять, говорит это Ильи или Кирилл, но когда машина замедляется, а она видит взгляд Ника в зеркале заднего вида, чётко осознаёт, что друг смотрит на Стрелецкого — оценивает, насколько ему можно доверять? Потом радужка глаз переместилась к Адалин, и француженка ненадолго встретилась глазами со своим другом. Аде достаточно поджать губы и коротко кивнуть, чтобы дать понять Фейну.

Всё хорошо. Ему можно доверять. Не беспокойся обо мне.

И только после этих коротких переглядок, Ник устало выдыхает.

— Забейте в навигатор адрес или Кириллу придётся говорить всю дорогу, как Сири. Я первый раз в этом городе и ориентируюсь по этим непонятным улицам более чем плохо. А ещё не очень хорошо читаю по-русски, но на слух понимаю неплохо.

Кирилл тут же принялся что-то забивать в телефон, спрашивать у Ника, а тот отвечал ему и даже улыбался — пусть улыбка у него получалась нервной и слабой.

Адалин выдохнула, откинулась назад на спинку сиденья и прикрыла глаза. Настроение смотреть в окно и наблюдать за ночной жизнью города не было. Ей просто хотелось оказаться в безопасности. За четырьмя стенам, где никто не будет наблюдать за ней пристальным взглядом, не будет вертеть её под микроскопом. Где Ада сможет выдохнуть и утихомирить бешено бьющееся сердце. Пальцы нервно переплетаются между собой и заламываются до характерного хруста.

Аде хотелось спокойствия хотя бы впервые за несколько лет.

— Я оставлю свой телефон. Если вдруг нужна будет помощь, звони, — машина замедляется, останавливается, и Ник слегка садится полубоком, чтобы протянуть Илье лощеную серую визитку. — Я отвезу Женю и Кирилла по домам, и позвоню. Если нужно приехать, я приду, просто…, — Николас поджал губы, бегло взглянув на Адалин. — Ты в порядке сейчас? Уверена, что хочешь остаться здесь?

— Да, — тихо шепчет Ада, медленно кивая. — По крайней мере, я уверена в том, что здесь мне будет безопаснее, чем в отеле.

Николас коротко кивнул.

— Позвони мне, если что. Вопрос с журналистами я решу завтра утром. Идите.

Первым из машины вышел Илья. Адалин бросила короткий взгляд на Женю, которая с неохотой отпустила ладонь подруги и передала её Илье. Стрелецкий придерживает ей дверь, помогает покинуть салон автомобиля. И даже неосознанно придерживает Аду за плечи, пока она шаркает подошвами кроссовок по мокрому после дождя асфальту.

Адалин лениво скользит глазами по двору-колодцу, замечая, что в некоторых окнах всё ещё горел свет, что где-то там копошились люди, несмотря на то, что было уже заполночь. Темнота не рисковала полностью поглощать этот город, оставляя светлые полоски света на небе.

Илья придерживает для неё тяжёлую дверь парадной, позволяя ей проскользнуть первой. Они оба поднимаются по лестничной клетке на второй этаж в тишине — Стрелецкий обдумывая случившееся и успокаивающий внутри себя интерес, а Ада, слишком погружённая в свои мысли, молчала и думала. Она знала, что Эд подстроил всё это специально. Приехал сюда, чтобы разбить в дребезги её спокойствие; шепнул журналистам, что Адалин бродит по улочкам Питера — и возможно, подогрел их интерес чем-то ужасным. Он сделал всё это специально, чтобы пошатнуть её душевное равновесие, чтобы усыпить бдительность и нанести решающий удар.

По подъезду эхом пролетает звон ключей. Стрелецкий быстро расправляется с ключом в замочной скважине. Толкает дверь вперёд, проходя первым и придерживая створку двери, молчаливо приглашая Адалин в свой дом.

— Не стесняйся и… располагайся. Может быть, ты хочешь чего-нибудь? Чай или кофе? — Стрелецкий неуверенно помялся при входе, когда Адалин переступила порог квартиры, осматривая всё окружающее себя. — У меня есть ромашковый.

— От чая я бы не отказалась, — голос получился таким тихим, что Вуд сама от себя не ожидает, тут же откашливаясь и отходя немного в сторону.

Илья кивает, закрывает и замыкает дверь, тут же разуваясь и кладя ключи на небольшой привходной столик, и скрывается в арке кухни. Адалин неспешно снимает свою обувь, скользя глазами по простому, минималистичному интерьеру. Светлым кремовым обоям, небольшому шкафу-купе, где по всей видимости хранилась вся верхняя одежда и часть обуви, по прихожей в целом, от которой расходились двери и коридоры дальше по квартире. А в особенности по высоте потолков. Пусть Адалин и жила в Париже, но квартира у неё была обычным муравейником с низкими потолками, небольшой кухней, гостинной и спальней — она жила одна, а огромные площади, где эхо отлетает от стен, больше пугали, чем вызывали чувство комфорта.

Оставив кроссовки на коврике при входе, француженка медленно следует к кухне, где скрылся Стрелецкий. Пока её глаза не натыкаются на два зелёных огонька в темноте одной из комнат, заставившие Аду замереть прямо посередине прихожей. Огоньки пропали, потом исчезли, потом проплыли по комнате прямиком к ней, пока на слабый свет светильников не вышло волосатое чёрное пятно. Мягко ступая лапками по паркету, существо входит в прихожую, и Адалин хорошо разглядела чёрную лоснящуюся кошку, которая с небывалым интересом изучала “чужачку”. Адалин чуть склонила голову на бок, не замечая за ней змеевидного чёрного хвоста.

— Это Дева, — голос Ильи со стороны арки, заставил Аду оторвать взгляд от кошки, подняв его на Стрелецкого, который опёрся о косяк арки, с лёгкой улыбкой наблюдая за питомицей. — Мы подобрали её несколько лет назад с Аней, и теперь она чувствует себя полноправной хозяйкой этой квартиры. Она была без хвоста, но это не мешает её грационзности.

— Кажется, ей не очень нравится, что я у тебя в гостях, — уголки губ Ады слегка подрагивают, когда она замечает, с какой нежностью и любовь Илья говорил о кошке. Мои родители никогда не разрешали заводить домашних питомцев. А потом, когда я съехала, было просто некогда. Я могу её погладить?

— Конечно. Дева пусть и выглядит грозно по отношению к новым людям, но никогда не царапается.

Адалин присаживается на пол, прямо на колени, протягивая одну из рук к кошке. Та насторожилась, но медленными шагами начала подбираться к новому для себя человеку, смешно двигать розовым носиком и принюхиваться к запахам Адалин. Как только носик Девы коснулся вытянутых пальцев, она сначала дёрнулась назад, словно ожидая подлянки от Ады, но стоило ей понять, что француженка не будет причинять ей вреда, как тут же начала тереться мордочкой. С большой охотой Дева ускорила свой шаг, поставив передние лапки на колени Ады и подставляя теперь под ласки её ладоней не только мордочку, но и всё тело.

— Какая она ласковая, — Адалин тихо засмеялась, не сводя с ласкающейся Девы довольного взгляда. — А сначала мне показалось, что она набросится на меня и расцарапает мне лицо за вторжение на её территорию.

— Ну вот, видишь. Теперь и ты тоже в её власти, — Илья тепло засмеялся, с удовольствием наблюдая за тем, как легко Адалин поладила с единственной женщиной, которая могла вертеть им как угодно — после сестры.

Дева настолько осмелела, что полезла дальше, залезая к Адалин на руки, и француженки пришлось одной рукой обхватить кошку, а второй продолжать поглаживать её гладкую шерстку. Зато теперь Ада могла подняться на ноги, покорно следуя за Стрелецким на кухню, где уже отщёлкнулся механизм электрического чайника.

Тишина квартиры действовала удивительно умиротворяюще на Адалин. Мягкий жёлтый свет подвесных светильников над столом не резал глаза, разнося по комнате тепло. Даже несмотря на то, что на улице было влажно и даже промозгло. Пока Илья прилип к кухонному гарнитуру, гремя чашками и шурша чайными пакетиками, Адалин медленным шагом прошла к окну, всё ещё держа пригревшуюся и мурчащую на руках Деву. За стеклом шумела улица, сверкая огнями проезжающих припозднившихся машин и прогуливающихся на тратуарах пешеходов. Если открыть форточку окна, наверняка можно было бы услышать того уличного музыканта на другом конце улицы и даже то, как живущие этим моментом люди подпевают привычным песням, покачиваясь в такт музыки.

— Тебе сахар нужно положить? — голос Ильи она слышит не сразу, слишком увлечённая рассматриванием людей за окном.

— М? Нет, не нужно. Говорят, что от сладкого плохо засыпаешь, а мне кажется, что я в эту ночь точно не смогу заснуть, — уголки губ Ады нервно дёргаются, когда она поворачивается спиной к виду, упираясь поясницей в подоконник и продолжая поглаживать Деву. — Я… я должна извиниться. За то, что вечер был испорчен. Я не думала, что всё будет… так.

— Тебе не за что извиняться, пташка, — Илья мазнул по ней взглядом, прежде чем взять кружки с дымящся чаем и поставить их на стол. — А насчет сладкого не переживай. Если ты не сможешь заснуть, то я с радостью посижу с тобой. Ты просто не пробовал зефир, который Кирилл привёз с Казахстана. Говорю тебе, сразу настроение поднимется, — Стрелецкий заговорщески подмигивает, открывая какой-то верхний шкафчик кухонного гарнитура, и поймав взгляд Ады, тут же смеётся. — Чтобы Аня не нашла. Она уже свою порцию съела.

Адалин не может не улыбнуться в ответ, садясь на стул, пока Илья ставит на середину стола, и сам садится напротив Ады.

— Ты, наверное, не привыкла к такому, — как бы невзначай бросает он, обхватывая ручку кружки и отпивая небольшой глоток горячего чая.

— Ну… моя квартира меньше твоей, определенно.

— Но в Париже.

— Не в историческом центре же, — Ада тихо смеётся, переставая гладить Деву, чтобы пододвинут к себе кружку поближе. — Я не отрицаю свою избалованность. В детстве у меня были самые лучшие игрушки. Стоило выйти какой-нибудь новой Барби, как она тут же оказывалась у меня. В школе у меня были крутые телефоны и ноутбуки. Сейчас я помешана на туфлях. Но это не делает меня помешанной на бешенной трате денег и желания ходить в дорогущие мишленовские рестораны. Я ценю комфорт прежде всего. Я покупаю Джимми Чу не только, потому что они дорогие, но ещё и потрясающе удобные, и служат мне не один сезон. Во Франции, если я сама за рулём, то езжу на мини купере, а не на каком-нибудь майбахе. Ну и в тему дорогих ресторанов — я предпочитаю готовить сама. И даже если чай не свежезаваренный прямиком из Китая, я всё равно его выпью, потому что это… для меня это нормально. Не делай только из меня какую-нибудь чопорную принцессу. Терпеть не могу эти стереотипы.

— Не знай я, что ты так привлекаешь внимание прессы, удивился бы, что ты так просто ходишь по клубам, целуешься с незнакомцами, а потом бродишь с ними по Питеру на свиданиях, — Илья прячет улыбку в ободе кружке, кивая Аде на зефир. — Не стесняйся. Бери.

Ада делает глоток чая, тут же потянувшись к зефиру. Откусывая кусочек, она коротко кивает.

— Такой он мягкий!

— Я же говорил, — Илья сам следом тянется за зефиром.

— На самом деле… прессу не столько интересую я сама, как история, случившаяся несколько лет назад. Почти каждая наша встреча, не обговорённая заранее, сводится к одному вопросу…

Адалин поджимает губы, опуская взгляд на откусанный зефир в своих пальцах.

— Ты можешь не говорить, если тебе это приносить боль. Я не какой-нибудь мудак, для которого собственного любопытство превыше всего.

— Нет. Мой психолог говорил, что мне почаще надо делиться этим с другими, чтобы я… осознала случившееся и привыкла ко всему. Чтобы мой мозг стал относиться к этому проще, — она поднимает глаза на Илью, чуть сощурившись. — Я доверяю тебе. Что удивительно, ведь мы знакомы с тобой… ровно неделю. Последний раз я испытывала что-то подобное только с одним человеком. Но взамен ты расскажешь мне, что имела в виду Марго, идёт?

Адалин смыкает зубы на внутренней части щеки, терпеливо дожидаясь кивка Стрелецкого.

— Это случилось восемь лет назад. Я сидела на подоконнике школы, поправляя клетчатую юбку, и тогда увидела её. Дафну Деко.