Дом, в котором пекут круассаны

14 глава

Февраль, 2012 год.

Франция, Париж.

К концу зимы на второй год они начали встречаться — и не для кого это не стало удивительным. Эдвард очень терпеливо и трепетно ухаживал за Дафной, практически стоически терпя её отказы на протяжении этого года. Дарил ей цветы, звал на прогулки и даже в школе ни раз можно было застать их разговаривающими друг с другом. На самом деле, мнений по поводу этой пары было безгранично много. Кому-то было просто плевать; кто-то относился к этому со скептицизмом и ставил ставки, через сколько этот неравноправный союз развалится. А кто-то, начитавшись романов и насмотревшись фильмов двухтысячных, смотрели на всю эту историю с сердечками в глазах. Адалин тоже должна была радоваться за счастье подруги и изменения брата в лучшую сторону, но почему-то каждый раз её посещало не очень хорошее предчувствие.

Она наблюдала за развитием их отношений весь прошедших год. За всеми подарками, разговорами, отказами и терпеливыми попытками Эдварда добиться хоть чего-нибудь от Дафны. Наблюдательности Адалин хватало, чтобы заметить, сколь аккуратен был брат. Он не наседал на неё, не давил своей авторитетностью и статусом; он обходился столь аккуратно, что Ада лишь сильнее стискивала челюсти, готовясь к взрыву. Но его не было. И тогда Адалин вдруг поняла, что неправильно оценивала брата по его прошлым — порой ужасным — поступкам. Что она просто не даёт ему шанса показать себя с другой стороны. В конце концов, уже все стали верить, что бывший избалованный хулиган присмирел в руках обычной девушки из не самого благоприятного квартала Парижа. И он… улыбался. Смеялся! В какой-то момент Адалин поймала себя на мысли, что перестала замечать в нём неискренности, лишней жестокости и глупости.

Боги! Он превратился в домашнего кота.

И пока все остальные смирились с новым поведением Эдварда Вуда, Адалин продолжала не спускать с него пронзительного и пытливого взгляда — всё тут не складывалось в единую картинку. В один день он практически избивает мальчика из того же района, что и Дафна, в следующей подаёт ей ручку и помогает подняться на ноги. Адалин открывает глаза от ужина, с которым практически покончила, на рядом сидящего брата. Эдвард уставился в свой телефон, спрятанный под столом на коленях, чтобы не привлекать внимание читающего газету отца, и улыбался, как полоумный влюблённый идиот. Неужели, одна встреча способна так сильно изменить Эдварда?

Ада быстрым взглядом скользит по отцу, оценивая по его холодному и непроницаемому лицу степень заинтересованности вечерними новостями. И только потом аккуратно изогнулась на стуле, чтобы толкнуть колено брата своим и привлечь к себе его внимание. Эд вздрагивает, едва не роняя телефон на пол, и поднимая возмущенные карие глаза на сестру.

— Чего тебе? — шёпотом произносит он, получая строгий взгляд отца поверх газеты.

— Никакого шума за столом, — холодно комментирует отец. — Если хотите поговорить, выйдите из-за стола. Как наговоритесь, так вернётесь. Не хочу слышать лишние звуки.

Адалин поджимает губы, с трудом сдерживая порыв закатить глаза. Её пальцы обхватывают запястье брата, заставляя его положить вилку, которой он так и не прикоснулся к ужину. Адалин быстро выскальзывает из-за стола, потянув за собой и Эдварда, послушно последовавшего за ней. Через всю столовую, в небольшой коридор. Ада толкает тяжёлую дверь — наверное, какую-нибудь безумно старую, но ей сейчас не до этого. И когда столовая оказывается отрезана от намерений Адалин, она обращает всё своё внимание на брата.

— Ты любишь её?

Прямолинейный вопрос застал Эдварда врасплох — вряд ли он вообще ожидал, что затихшая Адалин устроит ему расспрос с пристрастиями. Он смотрит на сестру, как будто видит её впервые. Адалин молчала весь этот год, не мешалась под ногами, не задавала вопросов, лишь строила свои теории и с большей внимательностью наблюдая за состояние Дафны. Может, он шантажировал её? Почему иначе она улыбается в ответ на его комплименты? Смущенно отводит взгляд? Почему её щёки покрываются румянцем, когда Эдвард смотрит на неё? В конце концов, Адалин так долго знала своего брата, что просто устала гадать, что на самом деле творится в его мыслях.

— Что за вопросы такие, Ад? Ты начиталась своих книжек? — Эдвард качает головой, не сводя с сестры непонимающего ситуацию взгляда. — С чего это ты решила завести этот разговор?

— Потому что я знаю тебя давно, Эдвард. И я впервые в жизни сомневаюсь в том, что знаю тебя достаточно хорошо. Дафна тебе правда нравится? Или это часть какого-нибудь твоего гадкого плана? У меня богатая фантазия, и я легко могу представить, как ты с кем-то споришь на её девственность или что-то в этом духе, — Адалин приходится понизить голос до еле слышимого шёпота, чтобы рядом проходящая служанка не грела уши. — Я… я не понимаю, что происходит с тобой. Ты же плевался в каждого новенького по этой программе стипендии, если они проходили мимо тебя ближе метра. А тут ты… ты же прекрасно знаешь, насколько Дафна мне дорога. А мне известно о том, что ты меня на дух не переносишь из-за того, что эти богатенькие идиоты вдолбили тебе в голову историю с наследством и бизнесом. Поэтому я просто вынуждена спросить, делаешь ли ты это, потому что Дафна тебе искренне нравится, или потому что тебе хочется отомстить мне.

Эдвард не отступил под натиском сестры — и если изначально Ада думала, что сейчас его маска треснет, лицо примет привычное нахальное выражение, а глаза подкатятся к небу, демонстрируя всё его пренебрежение, то… она снова ошиблась. Выражение его лица было больше удивлённым, нежели злостным. Он медленно моргнул, поджал губы и на секунду отвел взгляд в сторону — и всё это явно выражало его замешательство. Адалин так долго молчала, наблюдала, что теперь никто из них двоих не знал, как правильно реагировать на сложившуюся ситуацию.

— Я не…, — Эдвард набрал в лёгкие побольше воздуха. нервно сглотнул. — Я не собираюсь вредить Дафне, Ад. И я не настолько мелочен, чтобы мстить тебе через твою подругу. Я всё ещё считаю, что ты недостойна быть наследницей того, что построил отец, но с Дафной это никак не связано.

— А отец? Он же… он же двинутый на нашем генеалогическом древе. Готова поспорить, что он под подушкой его держит. И пусть наша мама не какая-нибудь принцесса или графиня, и пусть ты не под пристальным вниманием его глаз, но он явно надеялся на кого-то не ниже Пасси [прим. элитный район Парижа, в котором живут самые известные люди], или хотя бы Попинкур [прим. Известный жилой район — самый густонаселенный.]. Но я боюсь, он немного…, — Адалин прикусывает щёку изнутри и вздрагивает.

Отцу не нравилась Дафна. И не тем, что она как-то проявляла к нему неуважение, грубила или занималась чем-то запретным. Не баловалась наркотикой, в чём-то предосудительном замечена не была. И пусть отец никогда не произносил этого вслух, Адалин знала ответ. Дафна переворачивает её жизнь. Она вносит в неё свои краски, потому что впервые, как отец свалил на неё “радостную новость наследования”, вместо поездок с ним в офис, она начала… жить? Заниматься любимым делом, развлекаться, гулять по Парижу. С былым усердием Адалин вернулась к игре на пианино — и играла теперь с такой любовью, с таким придыханием, что остановиться уже не могла. Она пела, тайком пробираясь на уроки вокала. И всё это сделала Дафна, убедившая её, что всеми своими любимыми занятиями надо заниматься сейчас. Отцу, конечно же, не нравилось то, что Ада тратит свободное время на себя, а не на изучение тактик ведения бизнеса и прочих нудных, не очень интересных вещей.

Ему не нравилось то, что его дочь превращалась… в человека? По-другому Адалин никак не могла это интерпретировать.

И теперь её брат был столь близок к Дафне, что сам невольно начал меняться в лучшую сторону. Адалин смотрит на него, и удивляется всему этому. Эдвард был влюблён, определённо. И всё, что теперь её беспокоило, это не выкрутасы брата — а отец.

— Прости, я…, — тихо шепчет Ада, опуская голову. — Если с Дафной что-то случится, я… мне кажется, что тогда я сойду с ума. Столько лет отец вдалбливал мне в голову, что ничего помимо его бизнеса не должно волновать меня, а тут я попробовала что-то новое, и я почувствовала, что такое жизнь. Обычная жизнь. В своих увлечениях, хобби. В том, что делает меня счастливой и с теми, кто делает меня счастливой. Дафна мне очень дорога. И если отец с ней что-то сделает, мне кажется, что я прекращу дышать.

Эдвард ничего на это не ответил. Удивительно, ведь тогда Адалин не сопоставила всё происходящее с их привычной игрой в шахматы.

Эдвард двигает пешку в сторону, а Ада пытается защитить свои фигуры. Она совершает ту же ошибку, которую всё время допускал Эд — позволяет эмоциям взять вверх. Ведь теперь в руках брата было оружие, которое могло уничтожить Адалин. И самое ужасное было то, что она сама призналась ему в этом.

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

— Вообще-то, у меня есть право хранить молчание, — Илья тихо смеётся, отъезжая на стульчике от развалившегося тела Павлецкой, подставившей бок и часть ягодицы на всеобщее обозрение.

Из динамиков магнитофона играет рокерское радио. Такие приятные слуху мелодии заглушаются гул машинки и непрекращающееся шипение Жени, цепко впивающейся в обивку кресла-кушетки. По началу Илья обещался потребовать компенсацию, если она своими когтями проткнёт мебель, но потом смирился. Лучше уж так, чем отбиваться от мастера всякими способами с криками о помощи — были на опыте Ильи и такие. Иногда люди не готовы были жертвовать своим комфортом, пусть и упрямо стоят на том, что хотят татуировку на определённом месте, невзирая на предупреждения мастера. А потом и вовсе забывают, что о ней требуется правильный уход. Женя всё это знала прекрасно. Илья опускает кончик машинки в колпачок с чёрными чернилами и нажимает на педаль под кушеткой, терпеливо дожидаясь, пока нужное количество краски окажется внутри. Оглаживая пальцами кожу через чёрный латекс перчаток и слегка натягивая, чтобы проверить степень повреждений, Илья снова всего себя отдал татуировке.

— У тебя и так хватает языкастых подружек, Ань, чтобы быть в курсе всех событий. Я, знаешь ли, предпочитаю личное оставлять в личном.

— Но мы же не чужие тебе люди, Глюк, — Кирилл ехидно прищурился, развалившись в кресле на другом конце комнаты.

Илья редко сам бил татуировки кому-то — мог по старой дружбе, по огромному желанию или когда у него было хорошее настроение. И если раньше Стрелецкий должен был вкалывать, как ненормальный, по 12 часов, чтобы наскрести себе на пакет гречи по акции, то теперь у него был штат весьма талантливых мастеров, каждого из которых Илья ценил. Однако, ему нравилось самому придумывать эскизы, которые оказывались чернильными рисунками на коже его друзей или моделей.

Женя слишком хорошая и давняя подруга, чтобы отказать ей в маленьком капризе и новом тату, эскиз которого она увидела в его скетчбуке. Маленький длинный дракон, обвивающий ветви апельсинового дерева. Даже Аня, не высказывающая до этого явных восторгов, скакала за спиной Ильи и говорила про какую-то книгу с драконами и апельсинами.

Голова сестры замерла где-то с левой стороны, чтобы не мешать Илье работать. Внимательно наблюдая за его рукой, она визуально пыталась впитать в себя знания — настолько редко Илья бил татуировки. Кирилл продолжал покачивать ногой в такт музыки, уставившись в телефон и активно что-то там листая. И это было столь привычным и правильным, что Илья не может сдержать улыбки.

— Так значит, она богатая аристократка? — задумчиво тянет Кирилл, поднимая глаза на растёкшуюся по кушетке Женю. — Ты не говорила, что дружишь с настолько богатой… о боже! Милан, Рим, Калифорния, Токио! Кем она, чёрт возьми, работает? Тоже что-то связанное с туризмом? Вот чёрт, мне теперь так неловко, что я предложил притащить её в наш загородный домик. У неё же, наверное, даже у собаки апартаменты лучше и больше.

— У Ады нет собаки. И кошки тоже, если честно, — тихо бурчит Женя, приподнимаясь на локтях и пытаясь изогнуться так, чтобы через плечо разглядеть труды рук Ильи на своём бедре. — И она не такая, как ты думаешь. Ада просто…

— Лежи и не двигайся, Жень, пока я тебе чего лишнего не набил, — свободной рукой Илья надавил ей на плечо, побуждая её снова разлечься на кушетки. — Как закончу, так и встанешь.

Женя что-то фыркнула, уткнувшись лбом в сложенные перед собой руки.

— Ада не относится к богатеньким капризным аристократочкам, каких ты себе нафантазировал, Кирилл. Она очень много работает. У её отца какой-то бизнес по недвижимости. Вроде связанное с реализацией проектов или сдачей зданий в аренду. А может и то, и то. Я в этом вообще не разбираюсь, но её прадед — или пра-пра-прадед — сколотил на этом целое состояние, — Женя медленно и аккуратно повернула голову так, чтобы теперь глазами впиться в Кирилла. — Я знаю, с кем сравнивать поведение Ады. Как-то я пересеклась с её отцом. Такого высокомерного мудака ещё следовало бы поискать. Он смотрел на меня, словно я грибок на мизинце пальца его левой ноги. По крайней мере, я очень понимаю, почему она не общается с ним.

Илья поджал губы — он старательно делал вид, что не вслушивается в их разговор, слишком увлечённый последними штрихами татуировки, но на самом деле всё его внимание было приковано к этому разговору. Он знал Адалин от силы неделю, и пусть в своих разговорах и переписках они откровенничали, ему ещё многое предстояло о неё узнать — как и ей о нём. До того как они…

— Она же уедет через месяц, — как бы невзначай шепнула сзади Аня.

— Вот поэтому, давайте не будем выставлять Адалин на аукцион невиданной щедрости, — Женя насупилась, недовольно заёрзала и почти уже встрепенулась для защиты подруги, как Илья прицыкнул на неё, заставив утихомириться.

— Хорошо. Давайте будем серьёзными, — Аня нахмурилась, скрестила руки на груди и выпрямилась. — Уверена, что все здесь понимаю, что Ада, какой бы хорошенькой не была, уедет через месяц и всё происходящее нельзя назвать серьёзным развитием событий. Ты, Жень, с Кириллом, так красиво играете глупеньких, что я уверена, что это вы решили их свести.

— Ань, не перегибай палку, — Илья нахмурился. — Ты к своих подружкам не опоздаешь? Кажется, вам надо обсудить новый прочитанный порнороман.

Аня считает, что Илью выбрали развлекающим, какой-то игрушкой, которую можно будет оставить перед отъездом, чтобы не было перевеса багажа. Кирилл сохраняет нейтралитет, а Женя просто хотела защитить подругу. И всё это могло бы привести к нежелательному для Стрелецкого разговору, если бы не осторожный стук в дверь и не юркнувшее тело девушки администратора.

— Там к посетительнице пришли.

— Кто пришёл? — Аня обошла кушетку с Женей, пытаясь рассмотреть посетителя через приоткрытую дверь, но так никого и не увидела.

— Не знаю. Я не спросила её имени.

— Это Ада, — Женя с каким-то облегчением выдохнула. — Пусть заходит, мне тут немного осталось. А вы оба завязываете. Ещё раз услышу такие обсуждения, задушу. Всех разом!

— Рук не хватит, — Аня засмеялась и кивнула администратору, чтобы она исполнила просьбу “посетительницы”. — Итак, посмотрим…

Словно в преддверии чего-то ужасного, солнце скрылось за густыми тёмными тучами, погружая город в пасмурный полумрак. Духота на улице стояла невыносимая, подготавливая людей к прохладе непогоды. Дождь накрапывал лишь немного. Оседал на лобовом стекле крохотными редкими капельками, оставлял следы на асфальте и тротуарах, поторапливайся обычных работяг, студентов и туристов к кафе и станциям метро. Перед непогодой было так тихо даже в суете города, что Адалин искренне наслаждалась этим, терпеливо дожидаясь, когда крупные капли дождя застучат по окнам, подоконникам и крышам, принося за собой ворох неприятных воспоминаний прошлого.

Вуд опускает взгляд на экран телефона, где монотонный голос девушки-навигатора вёл её по плохо знакомым улицам Санкт-Петербруга. Женя прислала ей нужный адрес через мессенджер, и вместо того, чтобы вызвать такси или воспользоваться услугами личного водителя, Адалин сама взяла служебную машину, дабы отвлечься немного от тревожных мыслей и медленно самой прокатиться по городу. Припарковавшись около тату-салона, Адалин откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.

Отец снова и снова вмешивался в её жизнь, портя планы и наводя беспорядок, словно каким-то магическим чувством ощущая счастье собственной дочери. Накинул ей работы в её собственный отпуск, точно зная, что Ада уехала от него подальше, чтобы почувствовать себя свободной — и Адалин искренне верила в это, но своими действиями отец раз за разом убеждал её, что это не так. Она в клетке; безвольная и запертая. Каждый раз, стоило ей лишь попытаться взмахнуть крыльями, как холодные пальцы отца с силой стаскивали их, грозясь вырвать все перья.

Что он всё ещё контролирует её жизнь, пусть она и игнорирует его существование. Что она на его коротком поводке, как бы далеко не уехала — и стоило ей только дёрнуться, как он тут же натягивает этот поводок.

Адалин обнимает руками руль автомобиля, упираясь лбом в сложенные на нём ладони и продолжая медленно вдыхать и выдыхать. Она только вновь почувствовала вкус жизни, дурман влюбленности и спокойствия. Адалин только стала отпускать Дафну, как напоминание о ней само собой появилось перед ней.

Дождь начинал набирать силу. Шуршать об асфальт и отбивать ритм по крыше машины, заставляя Аду крепче сжимать губы, сильнее стискивать пальцы, практически впиваясь ногтями в ткань пиджака, и жмуриться, чтобы предательские слёзы не выступили в уголках глаз. Она не справится с этим сама во второй раз. Просто не найдёт в себе сил подняться самостоятельно, показать характер и отстоять своё. Адалин проиграет, чего ей не очень хотелось. Одна из рук невольно тянется к телефону, быстро печатая сообщение.

От кого: Адалин Вуд.

“Я передумала. Приезжай. Я боюсь, что он навредит им.”

Две галочки показывают, что сообщение прочитано, а следом на экране тут же появляется короткий ответ.

От кого: Николас Фейн.

“Буду ближе к 11-ти ночи”

Адалин блокирует телефон, откидывается на назад и набирает в лёгкие побольше воздуха. опустив солнцезащитный козырёк, быстро проверяет в зеркале, чтобы весь макияж остался на месте. Она даже попыталась убедительно улыбнуться самой себе, но улыбка вышла слишком натянутой и не убедительной — под пронзительным взглядом Павлецкой, Ада точно расколется.

Каблуки упираются в мокрый асфальт, пока Адалин быстро закрывает машину, в спешке ныряя под козырёк тату-салона, кладя руку на ручку двери, и толкая тяжелую алюминиевую дверь вперёд, сразу же обращая на себя внимание нескольких пар глаз. Повисло секундное молчание. Вряд ли в нынешнее время яростно вешали друг на друга ярлыки, но Адалин на своих каблуках лодочках, светлом брючном костюме в интерьере из кожи, неоновых вывесок и лофта выглядела не совсем уместно — и уж явно привлекала достаточно внимания ждущих на диванчиках своих мастеров посетителей.

— Добрый день, — девушка на стойке администратора тихо откашлялась. — Вы по записи? Назовите свою фамилию, я посмотрю в системе.

И рыжеволосая девушка уже опустила взгляд на экран своего компьютера, как Адалин не сдержала лёгкой усмешки — только тату ей не хватало.

— Нет-нет. Моя подруга здесь. Она сказала, что вы проведёте меня к ней. Женя Павлецкая.

Девушка с бейджиком “Ирина” даже не клацает клавиатурой компьютера, улыбается и быстро лепечет: “минутку, пожалуйста”, и тут же пропадает в чёрно-красном коридоре. Адалин удаётся лишь тихо вздохнуть и опуститься на один из диванчиков поближе к стойке администратора. Неосознанно рассматривая интерьер, дипломы над стойкой и улыбаясь где-то внутри себя от мысли, что всё это сделал Илья. К счастью, администратор появилась так же быстро, как и исчезла, проводя Адалин, кажется, в самую последнюю комнату коридора и оставив её около прикрытой двери.

Кирилл тут же поднимает со своего места, стоило только Адалин ступить за дверь, дружелюбно улыбается ей и кивает. Аня выгибается, словно тату змеи на её запястье, чтобы бросить полный интереса взгляд на вошедшую. Она провела по Аде пытливым, недоверчивым взглядом.

— Так ты Ада, да?

— Аня, — прицокнул Кирилл.

— Чего Аня то? Я задала всего лишь один вопрос, — Аня закатила глаза, поворачиваясь к Адалин всем корпусом. — Я Аня. Стрелецкая. Младшая сестра Ильи.

Пожалуй, Адалин слишком привыкла к своему брату, так что если бы Аня не представилась, то она даже бы не подумала, что она с Ильёй могут быть настолько близкой роднёй. У Ани было чёрное каре, тёмные глаза и бледная кожа с росчерком татуировок. Куда больше, конечно, внимание привлекала змея, обвивающая её левую руку до самого плеча, которую отлично было видно благодаря открытому топу.

— Моё имя, я смотрю, для тебя не секрет? — на этих словах вся серьёзность на лице Ани трескается льдом, и она сама расплывается в улыбке. — Адалин. Но можно просто Ада.

Ада делает шаг вперёд, к протянувшей ей руку Ане, и аккуратно пожимает самые кончики её пальцев. На это Аня не может сдержать короткого язвительного комментария.

— А я думала, что у тебя настолько голубая кровь, что одного имени будет маловато. Ну знаешь, всегда думала, что у аристократов такие причуды.

— Это не причуды, — уголок губы Ады слегка приподнимается. — Адалин Велия Вуд. Но я предпочитаю просто Ада, потому что больше одного имени никто не запоминает. Пусть и звучит это круто.

Губы Ани складываются в трубочку, и она тихо восхищённо присвистнула.

— Хорошо, Адалин Велия Вуд. Буду обращаться к тебе только так.

— Ты что, подобрела к ней только из-за красивого и длинного имени? — Кирилл приподнимает брови, на что получает строгий и убийственный взгляд Ани.

— Сиди в своём телефоне, Кирюш, и помалкивай. Ты никогда не познаешь женской дружбы. Ада, не слушай его. Женя там вроде немного осталось. Будешь кофе? Чай? Есть ещё какао и пиво, — Аня обхватывает Адалин под локоть, утягивая её в сторону освободившегося от Кирилла кресла.

— Нет, спасибо. Я просто… подожду.

Аня кивает, усаживая Адалин и возвращаясь на своё место — за Илью, внимательно наблюдая за работой брата. И Ада сама невольно цепляется взглядом за Ильёй. Он взял специальную тряпочку, протёр кожу и уставился на собственную работу долгим, оценивающим взглядом. Часть татуировки должна была быть цветной, так что без должного цвета это выглядело скудно, но краснота вокруг намекала, что сделать это просто невозможно. Илья встал, освобождая место для Ани, потому что сил не осталось на то, чтобы наложить мазь и заклеить татуировку специальной плёнкой. А потом сразу же поднимает глаза на Адалин.

Он ненадолго завис, скользнув глазами сначала по её туфлям, потом по брюкам и пиджаку — последний раз, когда они виделись, на Аде была толстовка, джинсы и кроссовки, а волосы были заплетены в одну лёгкую косу. Теперь же она снова предстала перед ним в другом виде. И Стрелецкий снова не может отвести взгляда. Он улыбается, немного смущаясь нахождения здесь Кирилла, Жени и сестры, пусть все троя были слишком увлечены рассматриванием его работы.

— Привет, пташка. Выглядишь прекрасно, — он сказала это так тихо, чтобы любопытные уши этой троицы не услышали его слов.

А вот Адалин его услышала прекрасно. Он видит это по смущённой улыбки; по тому, как она уводит взгляд в сторону и шепчет смущённое “спасибо”. Стрелецкий с трудом находит в себе силы, чтобы отступить в сторону приоткрытого окна. Пока на улице шумел дождь, Илья подхватил с подоконника сигареты, неспешно закуривая и прикрывая ноющие от усталости глаза.

— Нужно тебе лампу поярче заказать. Эта не годится, — буркнул он Ане, доставая второй рукой телефон, чтобы записать.

Стрелецкая закатила глаза, победно усмехнулась и напоследок смачно лязгнула Женю по заднице. Павлецкая глухо вскрикнула скорее от неожиданности, чем от яркой боли, за что Аня получила строгий и долгий взгляд своего брата.

— Готово, детка. Ждём тебя в конце месяца на вторую процедуру, — Аня забросила ногу на ногу, чуть склонив голову вбок, чтобы многозначительно посмотреть на Адалин. — А ты не хочешь татуировку? Таким красоткам мы обычно делаем скидку, но если доплатишь немного сверху, то я уговорю хозяина набить тебе где-нибудь на интимном месте.

Кирилл тихо засмеялся, покосившись на Илью, и уже собрался ляпнуть что-то в духе “да по нему же видно, что даже доплачивать не надо”, но под уничтожительным взглядом друга тут же закашлялся и сделал вид, что помогает Жене подняться с кушетки.

— Татуировку? Смотря на скукоженное от боли личико Жени, желание не появляется. Павлецкая натягивает свои широкие джинсы, скрывая татуировку за грубой тканью, и крепко сжимает губы, когда случайно задевает воспалённую кожу.

— А почему такой красивой и неотразимой девушке, как я, ты не делаешь скидки, а? — Женя бросает взгляд на Стрелецкую, делая самое что ни на есть обиженное выражение лица. — Если ты сейчас начнёшь отрицать мою неотразимость, я с лёгкостью могу это оспорить. Сегодня утром пришёл курьер. Такой молоденький, хорошенький. Взгляда оторвать от меня не мог.

— Ну знаешь, Женёк, сейчас молодежь тащится по милфам, — Кирилл опёрся одной рукой о кушетку, пока Аня крепко сжала губы, чтобы не засмеяться.

— Так. А вот шутки про возраст, Воронцов, — Женя поворачивается к нему лицом, хватаясь за плоскую подушку на кушетке и слегка шлёпая его по светлой макушке. — Вообще неприлично! И пусть мне без двух лет четвёртой десяток, это ещё не значит, что я не неотразима и могу обойтись без скидки.

— Мы не делаем скидку слишком болтливым клиентам, — с хрипотой произносит Илья и тихо смеётся.

Мысли у него совсем не там, не в той плоскости. Они струятся мягче дыма где-то под рёбрами.

— Ладно-ладно. Я вызываю такси и уезжаю от вас в свою книжную тусовку, — Аня поднимает руки в жесте “сдаюсь” и уже потянулась было к телефону, как голос Адалин тормозит её.

— Я на машине. Так что, мы могли бы подвести тебя, — её взгляд на секунду переместился к Жене. — Мы с Женей вроде никуда не торопимся, так что без проблем сможем покататься. Ты только адрес скажи.

Аня первым делом смотрит на своего брата. И лишь получив от него кивок, тут же радостно заулыбалась и закивала.

— Сейчас пять минут! Я быстренько соберу вещи, — Аня метнулась за дверь, а потом её голова резко появилась в проёме двери, внимательно смотря на Илью. — А она даже лучше, чем я подумала сначала.

Женя сощурила глаза, внимательно наблюдая за откашлявшимся Стрелецким, который впивается глазами в лужи за окном и делая вид, будто бы не слышал слов Ани.

— Слушайте, мальчики. Сегодня же пятница. У вас как, много дел на вечер?

— А у тебя есть заманчивое предложение, Павлецкая? — Илья тушит окурок о пепельницу, выдыхая дым в сторону открытого окна.

— М-м-м, Илюшенька, читаешь мои мысли, — Женя тихо смеётся. — Да, мы могли бы сходить в Неон. Потанцевать, выпить, поболтать. Ну, соглашайтесь. Иначе Аде придётся идти со мной одной. Я уже спросила у Алисы, Серёжи и Димы, и жду от них ответа, — Женя ловко приобнимает поморщившегося Кирилла. — Давай же, Воронцов. Нам скоро грозит четвёртый десяток. И плюс, мне нужно развлекать её, — Павлецкая кивком головы указывает на Адалин. — Потому что она вернётся в свою Францию и будет сидеть в душном кабинете с такими же душными дедами, слушать душные доклады и стареть. Адалин тяжело выдыхает, упираясь локтём в подлокотник кресла, не сводя взгляда с Павлецкой.

— Ну что? Твой отец предводитель этих душных дядек. Душный дядька в квадрате. Хотя, зная характер твоего отца, скорее уж в кубе, — Женя закатила глаза. — Так что? Решено же, да? Сегодня в десять вечера в Неоне.

— Я ещё не согласился, — Стрелецкий сложил руки на груди, оперевшись копчиком о подлокотник. — Ты как всегда решаешь всё за нас.

— Ну, поживи в семье генерала, Илюш, и не такую профдеформацию получишь. Ты же у нас джентльмен. Не оставишь двух обворожительных дам одних в грязном клубе? Знаешь же, какие сейчас нравы. Подсыпят что-нибудь, усыпят нашу бдительность, а потом мы очнёмся через пол года в каком-нибудь борделе.

— Это твою-то бдительность усыпят, Павлецкая?

Стрелецкий сокрушённо вздохнул и пожал плечами, что Женя расценила, как покорное согласие. Она победоносно заулыбалась, довольной кошкой последовавшей к дверям и побуждающей подняться и Адалин.

— До встречи, — коротко кивнула Адалин сначала Кириллу, а потом и Илье — на нём уголки её губ дёрнулись в сдержанной улыбки до того, как она скрылась за дверью вместе с Женей.

В наступившей тишине стало слышно, как устало бьётся сердце, как тяжело вздымается грудная клетка от каждого нервного вдоха. Как тянутся мышцы, когда пальцы нервно крутят сигарету. Кирилл молчаливо провожает их всех глазами, ускользающих один за другим. Стрелецкий ощущает, как взгляд приковывается к его спине, как становится липко от этого дискомфорта и как Воронцов планомерно набирает в грудь воздух, а он — злится, потому что точно знает, что он скажет это. Скажет, потому что язык у него без костей, молчать он не умеет и теперь это очередной повод сплести вокруг него новую косу путаницы.

— Не смей никак это комментировать, Кирилл, — он с силой засовывает сигарету обратно в пачку, смотрит на него и качает головой. — И вообще. Вы все охренели, честное слово.

— Ты уже злишься, — Кирилл ведёт бровью, усаживаясь в кресло и хмурится. — Потому что подсознательно ты понимаешь, что она ветерком подует у тебя перед носом и исчезнет, а ты останешься у разбитого корыта.

— Это моя жизнь, я имею право сделать свой выбор и вести себя так, как угодно мне. И она точно так же, посмею заметить. Заебали, — он фыркнул, и стремительно двинулся на выход, толкая рукой кресло, чтобы Кирилл провернулась на пол оборота.

— Мы же все хотим, как лучше, — Кирилл с настоящей обидой поджал губы, бросая взгляд на пепельницу, с которой ещё вился остаток дыма с чужого окурка.

Он думал о ней. Старательно перебирал воспоминания, как крупицы, чтобы убедить себя в том, что ему не показалось. Сегодняшний разговор назойливой мухой сквозили мимо, напоминая о себе. Это всего лишь на месяц, а после она действительно улетит. И он знал это, действительно знал. Понимал, что это скажется на нём, что это закончится плохо, при любом раскладе. Но ничего не мог с собой сделать. Каждый раз её улыбка возникала перед глазами, неоновой вспышкой, фейерверками, заставляя дрожать. Каждый раз разная, словно меняющийся по сезонам напиток в японском магазинчике. И от этого он ощутимо проваливался, как будто яма уже была заготовлена заранее. Это добивало, лишало сна, заставляло мучатся и переворачиваться с одной стороны на другую.

Я нравлюсь тебе? Ты хочешь отношений? Непростых. Серьёзных отношений. Я не хочу, чтобы ты улетела, потому что ты можешь уже не вернуться. Почему это так тяжело? Почему ты так мне понравилась?

Илья закрывал глаза, видел её лицо, открывал глаза и форточку, чтобы дышать было легче. Включал и выключал вентилятор. Было душно, холодно и жарко. Мир издевательски подсовывал шум за окном, но делал его недостаточным, чтобы перекрыть голос в голове. Он не знал уже, чего на самом деле хочет.

Вчера он глупо решил показать ей самое страшное, что может с ним случится. Самое ужасное, что всегда отталкивало от него людей. А она сказала, что это безумство и сумасшествие. И что это захватывающе. Кирилл прав. Это просто эмоциональный подъём. Она никогда не сталкивалась с этим, а теперь хватается за ощущения, как за соломинку. Надышится, а потом остынет. Но она так смотрит. Её глаза глубоки, её мысли кажутся ему взрослыми. И это мучило его. Мучило сильно, долго.