Домино

~~~

Воскресенье, март. Идет дождь. В шиферных крышах отражается серое небо. Сабатин — по уважительной или не слишком — причине не перенесла вчера время маникюра. Фотобумагу она тоже не успела купить, и сейчас ее явно не хватает. Увидит ли она его снова? Она надеется. Нет, не надеется. Когда они с Франсуа встретились, они так влюбились друг в друга, что невозможно было найти какие-либо аргументы против того, что они должны быть вместе. Они оба занимались изображениями, и, к счастью, он не был фотографом, а она — художником. Но у них были общие интересы, они быстро расширили свой круг общения. Его друзья стали ее друзьями, и наоборот. Ей все еще хорошо с ним. Она бы очень хотела думать: «Нам все еще хорошо вместе». Но она так не думает. Они женаты, у них есть дети. Все это напоминает обычную жизнь. Обычную, но не совместную. Именно она создает эту жизнь, именно она заботится о детях. Последние пару лет у него было несколько больших выставок, дела у него идут хорошо, он полностью поглощен своей работой, радует ли его еще что-нибудь? Да, его радует собственный успех. Он работает и зарабатывает больше нее, но дает ли это ему право отдаляться от семьи? Сабатин очень бы не хотелось показаться расстроенной, однако она не может отогнать нахлынувшего воспоминания об их первой встрече, когда он сказал: женщина — краски, мужчина — кисть. Она почувствовала себя целой палитрой, услышав это. Сейчас она ощущает себя рядом с ним почти бесцветной.

Их отношения носят скорее товарищеский характер, но ведь не очень хорошо, когда любовные отношения переходят в дружбу. Иногда она с грустью думает о том, что Франсуа — ее лучший друг, а с друзьями любовью не занимаются.

Он работает. Много работает и всегда рано ложится. Раньше, чем она. Даже когда у них гости. Мне это неинтересно, говорит он; на его прикроватной тумбочке лежит альбом для эскизов. Его работа важнее того, чем занимается она. Он — художник, она — ремесленник. Он создает картины, она их видит; он отражает то, что есть в его душе; она запечатлевает то, что уже существует. И не потому что она не знает, что один и тот же мотив, одновременно запечатленный двумя фотографами, — не одна и та же фотография, и не потому, что фотографом может быть кто угодно — так она ни в коем случае не думает, но Сабатин — фотограф особого рода. Она воспринимает мир таким, какой он есть, а ведь все зависит от глаз, которые на него смотрят. И то, что видит она, часто несет в себе красоту. Во время отлива Индийский океан превратился в бирюзовую полоску там, вдалеке, где он сливался с кобальтовым небом, а женщины, собиравшие водоросли, были словно разноцветные бабочки. Эта картина уже существовала в мире. Существовала многие столетия. Она просто это увидела. Сейчас ее фото часто воспроизводится, если речь заходит о Занзибаре. Она фотографирует деятелей искусства, таков ее круг общения. Она видит людей. Они чувствуют, что их видят. Она может заставить людей, которых фотографирует, светиться. Когда устанавливаются определенные отношения, взгляд начинает взаимодействовать с фотографом. Она не противник, она — посредник. Хороший фотограф видит именно эту ситуацию, эту хореографию, эту точку пересечения времени и пространства, именно эту черту характера в определенную долю секунды. Она вытаскивает их из череды жизненных ситуаций и превращает в историю. Сама того не сознавая.

Сабатин никогда не перестанет очаровываться фотографией. Для нее это некий момент времени. Промежуток между двумя ударами пульса. Бесстрастие посреди взбудораженного мира. Она не может перепрыгнуть через лужу, не подумав о кадре Картье-Брессона, изображающем мужчину, который перепрыгивает через лужу. Она почти подражает ему, когда делает это. Она часто корит себя за то, что ее глаза сами по себе не фотоаппарат, как, например, сейчас, когда мужчина идет между двумя женщинами, каждая из которых несет зонтик. А он без зонтика. Merde! Это он. Не раздумывая, она заходит в магазин.

Вам помочь?

Гм… Спасибо, я сначала посмотрю.

К сожалению, надо признать, что довольно сложно надолго задержаться в магазине, где идет ремонт, и этот приветливый рабочий как раз занимается тем, что красит стены. Здесь ничего не продается.

Спасибо. Сабатин заходит в следующий магазин, который, как ни странно, открыт. Сегодня же воскресенье. Но в этом магазине последний день распродажи.

Эти не покупайте, звучит уже знакомый голос, его голос, доносящийся из двери. Это не ваш стиль. Он снова закрывает дверь.

А он весельчак. Но продавец, похоже, так не думает и очень сердится, когда женщина в красном пальто говорит «спасибо» и уходит.

На нем сегодня нет плаща, наверное, поэтому она его сразу, да еще и на расстоянии, не узнала. Сейчас он далеко, бежит по авеню Трюден. Скучная и безжизненная улица, соединяющая улицы Дюнкерк и де Мартир, ни одна из которых, к счастью, не скучна. Особенно если тебя только что отговорили покупать ужасные туфли.

Он следит за ней? С таким же успехом можно сказать, что это делает она. И откуда он может знать, какой у нее стиль? Ей не хочется просто идти домой, поэтому она решает немного прогуляться. Мужчина в комбинезоне моет окна. Его салон остался без вывески на шесть недель, но он больше не сердится. Или не злится. Скорее, это кажется ему забавным.

Извините ради бога за вывеску! Первое, что она говорит при встрече. Он поворачивается.

Да ладно, не так уж вы и виноваты.

Cherchez la femme![7] — смеется она. Собственно, я приходила вчера поменять время маникюра.

Сейчас не могу. Мне надо отмыть эту гадость, а потом у меня гонки. Позвоните мне завтра. Чарли не тот мужчина, который долго сердится. Большой плюс в людях.