Домино

~~~

Во вторник Манон уходит раньше Зефира. В десять часов у нее встреча. Он никогда не спрашивает ее, куда она идет. Так сложилось. Ты куда? Вопрос жжет ему язык. Но он продолжает делать вид, что читает газету. Вор всегда думает, что все вокруг тоже крадут. Он чувствует неприятную колющую боль в боку, какую чувствовал ребенком, когда бежал слишком долго. Дверь в коридор приоткрыта, он слышит запах ее духов. Она захлопывает за собой дверь. Он идет и встает там, где она только что была. Где-то в глубине души ему кажется, что ее изображение осталось в зеркале, хотя он понимает, что это не так. Как и аромат, который все еще здесь. Его глаза удивленно смотрят на мужчину напротив. Не является ли требование о верности лишь тщеславной придирчивостью? Недальновидностью? Эгоизмом? Стремимся ли мы к счастью другого, когда требуем, чтобы наш партнер был моногамным? А что если у Манон отношения, которые доставляет ей радость? Ну, с ней же ничего не случится, потому что он… из-за того что он влюбился в Сабатин? Он не осмеливается посмотреть себе в глаза, после того как сформулировал эту мысль. К Роз он испытывал влечение, которое вышло из-под контроля. Которое прекратилось бы сейчас, если бы не Лулу. Из-за Роз у него никогда не было бессонницы. Да, может, пару раз, когда они спали вместе, а так — нет. Но с Манон ведь ничего не случится, потому что… ну, из-за Сабатин?

Зефир идет к себе, закрывает дверь, чтобы его отражение в зеркале не смогло бросить в его сторону еще больше вопросительных взглядов. Он знает, что несправедлив. Но почему Манон лишний раз посмотрела на себя в зеркало, прежде чем уйти? Почему она надела обтягивающий твидовый костюм, у которого юбка с разрезом. Мысль о прохладной коже Манон, ее маленькой упругой груди под руками другого мужчины притягивает его, как дорожно-транспортное происшествие, от которого невозможно оторвать глаз.

Ровно в десять она звонит в дверь к детективу. Она представляла себе пыльную контору с криво висящими жалюзи à la Раймонд Чандлер. И удивлена порядку: стеклянный стол, три белых стула в стиле хай-тек и, наконец, сам детектив, похожий на главврача.

Радиге, Рауль. Он представляется так, как его имя было бы написано в телефонном справочнике. Сначала фамилия. Он предлагает женщине сесть на один из трех белых стульев и садится напротив. В маленьком блокноте он записывает ключевые слова: клиника Артман, Американский госпиталь, ночные разговоры, странное поведение в ресторане. Женщина рассказывает незнакомому мужчине все, что она знает о том, чего не знает. Она никогда не делала этого раньше, ее голос дрожит. Он протягивает ей бумажный платок, как опытный психолог, каковым, собственно, и является. И она плачет. Он не подходит к телефону. Женский голос начитывает сообщение. Он делает потише. Манон машет рукой, так, как обычно машут, когда извиняются, что плачут в присутствии малознакомых людей. Он неподвижен и абсолютно безэмоционален, как тот, с кем это случалось раньше, и кто знает, что протянутая рука или любой другой утешающий жест может или усилить плач, или быть неправильно воспринят. Успокойтесь, мадам… он бросает короткий взгляд на блокнот… Токе. Я привык, что мои клиенты в напряжении. Поскольку Радиге не выказывает сочувствия и не пытается ее утешить, слезы Манон высыхают сами.

О ней говорят как о клиенте. Это помогает. После вынужденного молчания он продолжает. Иными словами, вы хотите ясности о роде деятельности мсье Токе, так как вы предполагаете, что у него другая работа, нежели та, о которой он говорит. Кроме того, вы желаете выяснить что-либо о его внебрачных делах. В этом суть дела?

Да.

Могу я попросить вас прийти сюда через неделю?

Да, конечно. Вы хотите предоплату?

«No cure no pay»,[15] говорит Радиге и протягивает ей руку.