Домино

~~~

Как твой день в госпитале? Манон намерена казаться заинтересованной и довольной. Ты немного рассказываешь.

Ну, работа как работа. Пациенты под наркозом — народ молчаливый.

А медсестры красивее и моложе, чем мадам Клавель?

Зефир внезапно понимает, что раньше он рассказывал о жизни в клинике Артман. Это было легко.

Самое запоминающееся явление — одна широкоплечая медсестра. Чарли. Настоящий мужчина. И совершенно лысый.

Гм-м.

Из кухни доносятся вкусные запахи, и он понимает, что очень голоден. Но после первых трех ложек чувствует, что не может есть.

Зефир, что-то не так?

Он сидит и водит ложкой по тарелке.

Что-то не так? — спрашивает Франсуа жену, которая внезапно задумалась, глядя на вечернее небо.

Странно, но когда важные события приводят нашу жизнь в движение, время в один миг становится чем-то, чего не хочешь отпускать, хотя мгновение, уже наступившее, скажем, тридцать четыре, нет, уже тридцать пять, тридцать шесть минут назад, находится на недосягаемом расстоянии.

И является чем-то, что не имеет к тебе никакого отношения. Так было с Сабатин, когда она лежала и держала на руках только что родившегося Фредерика и с горечью отмечала, что он родился вот уже два часа назад, вот уже четыре. Уже сутки. Как будто время, которое шло, забирало ее личность. Размывало подлинность. Он только что родился, и вот уже все внезапно было сдвинуто, находилось вне фокуса. Он только что родился, но она не чувствовала той радости, которой, как говорят, наполняются новоиспеченные мамочки. Это было скорее чувство потери. Время, потеря, быстротечность были для нее ближе, чем что-либо другое. Она никогда ни с кем об этом не говорила, потому что стеснялась этого чувства. Стыдилась его. С Колетт было то же самое. Разрекламированное материнское счастье наступило только несколько месяцев спустя. Медленно. И стало аксиомой. Сейчас здесь, в ателье, пока она стоит и рассматривает мартовский день, который переходит в вечер, в ночь, она испытывает такое же чувство — чувство утраты. Чувство потери.

Что-то не так?

Нет. Меня немного тошнит.

Я тоже себя странно чувствую. Он рассматривает маленькую картину, над которой сейчас работает. Думаю, я простыл. Он вытирает кисточку. Послушай, ты же не…?

Это все-таки маловероятно. Когда он в творческом процессе, он сливается с картинами. И для него не существует ничего другого. Они уже давно не были вместе, и она не беременна. Такие вещи женщины знают. Он никогда не предохраняется, но это делает она. Среди прочего, потому что она ни за что в жизни не хочет находиться в том состоянии, в котором она, по совсем другой причине, сейчас находится.

Может быть, ты стояла слишком долго в темной комнате?

Да, может быть.

Ты очень бледная, приляг ненадолго, я сам приготовлю ужин.

Ей хорошо с ним, да, ей хорошо, и она не понимает, что позволяет вот этому другому случиться в ее жизни.

Спасибо, Франсуа!

Она пробует смотреть ему в глаза, но не может, кладет мокрую тряпку на лоб и ложится на диван.

Тебе плохо, мама?

Да, она вынуждена признать, что ей плохо.

Резкое торможение и столкновение автомобилей вызывает тошноту. В ее подсознании грузовик с прицепом, нагруженный желанием, горем, напряжением, ложью, страстью и стыдом, сталкивается с машинами, которые едут по встречной полосе. В движение вовлечены автомобили следующих марок: Замешательство, Разум (с прицепом), Влюбленность, а также двухэтажный автобус под названием «ничего-нельзя-было-поделать». Количество раненых не подсчитано и ответственность не распределена. Именно для несчастных случаев такого рода возмещение ущерба не предусмотрено, иначе страховая компания давно бы уже обанкротилась.