Воскресенье в Париже. Густой ковер из крокусов в Люксембургском саду. Последние пару лет по традиции Колетт приходит сюда со своей мамой встречать весну. Они ждут этого каждый год. Они играют в классики на террасе перед оранжереями. Потом они пьют в кафе горячий шоколад. Идут, держась за руки. Колетт говорит о куклах Барби и о чем-то, что видела по телевизору. Разве не так, мама?
Прости, что, моя дорогая?
Ты совсем меня не слушаешь, совсем!
Да нет же, повтори еще раз.
Ну, по телевизору та блондинка в «Отеле Каролины» сказала, что, когда влюбляешься, это как будто душа сливается с телом. У тебя так было, когда ты влюбилась в папу?
Она так и сказала, в «Отеле Каролины»? Да уж. Может, было не прямо так, но что-то в этом роде.
Да, это хорошее описание.
Знаешь, мама, я тут еще кое о чем подумала. Прежде чем выйти замуж, по-моему, неплохо было бы пригласить его домой за пару деньков до свадьбы. А то вдруг у него ноги воняют.
Сабатин смеется. Громко. Колетт — лирический и в то же время практичный ребенок. Да, я считаю, что это было бы неплохо.
Они играют в классики. У Колетт стало хорошо получаться.
Ну, мама, возьми же себя в руки. Раньше ты могла пропрыгнуть все квадратики. Что с тобой?
Да, что с Сабатин? Она не может сконцентрироваться на таких простых действиях, как прыжки на одной ноге и передвижение бит в те девять полей, которые необходимы, чтобы попасть в рай. Давай я лучше на тебя посмотрю, сокровище мое.
Нет, это совсем не весело. Ноет ребенок. А я ведь так этого ждала.
Это нехорошо. Сейчас Сабатин должна взять себя в руки. Ее телефон звонит где-то на дне сумки. Обычно она его не берет, когда у нее выходные или когда она с детьми. А что если это он? Она не знает, что скажет, и отойдет ли, чтобы находиться вне зоны слышимости Колетт. Каждой клеточкой своего тела она надеется, что это он. Но она не успевает подойти к телефону, включается автоответчик, и ожидание распространяется по всему ее телу. Это была Ева, соседка сверху, которая спрашивает, придут ли они на чай, когда закончат прыгать. Клаудин скучает по Колетт.
Мама, давай же!
Смотри сюда! Сабатин достает из сумки маленькую запечатанную лаковую коробочку.
Что это?
Это мне подарил дедушка.
А что в ней?
Не знаю.
Почему ты ее не открываешь?
Именно поэтому и не открываю. Она мне нравится. Там может быть секретное письмо. Или засушенная пуповина верблюда.
Фу, как противно. Мне бы больше хотелось чего-нибудь другого, например, засушенного цветка из свадебного букета. Или… Или бриллиант.
Да, может быть.
Раз ты не знаешь, что в ней, почему ты всегда с ней ходишь?
Сабатин отлично знает, что Колетт роется в ее сумке. Она сама так делала, когда была маленькой. Однажды даже украла двадцатифранковую купюру из маминого кошелька, но не осмеливалась потратить ее из страха быть пойманной. Но и положить ее обратно она боялась, так что все закончилось тем, что она сожгла ее. Когда мама обнаружила, что она играла со спичками, то отправила ее в кровать без ужина. С тех пор она крала только в супермаркете, забыв заплатить за жевачку, которую уже начала жевать. Да, это кража. Ее отец всегда говорил, что к честности неприменимы степени сравнения. Женские сумки есть и всегда будут тайной для маленьких девочек, которые мечтают когда-нибудь иметь так много мелочей, чтобы можно было все это положить в сумку. Все равно она сказала, что Колетт нельзя это делать. Таковы правила игры. Кроме того, ее это раздражает.
Откуда ты знаешь?
Колетт посылает ей свою самую проказливую улыбку. Мама!
Да, Колетт, она лежит у меня в сумке, потому что напоминает мне о том, что секреты только тогда являются секретами, когда ты держишь их в тайне. Кстати, было бы совсем неинтересно ее открыть.
Но как ты думаешь, что в ней? Ребенок выхватывает коробочку из рук матери.
Что ты делаешь?
Просто трясу ее. Послушай. Там что-то есть.
Сабатин отлично знаком этот еле слышный сухой звук. Она красивая, правда? И посмотри, какая печать! Когда ты станешь большой, я подарю ее тебе.
Ну, нет. Мне кажется, я не смогу не открыть ее.
Ну, тогда и откроешь. Если что-то кому-то даришь, нельзя решать, что человек сделает с этим подарком. Ты даже можешь ее выбросить, я не могу тебе это запретить.
Мама, а ты когда-нибудь выбрасывала подарки?
Нет, лжет Сабатин. Не выбрасывала, но я просто говорю, что это можно сделать.
Какая ты странная!
Сабатин смеется и жалеет, что выбросила кольцо, которое он подарил ей неделю назад. Но оно горело на ее пальце. И хотя она положила его в ящик, ей казалось, что оно будет лежать и напоминать о себе до тех пор, пока кто-нибудь не найдет его и не спросит, откуда оно.
Давай снова прыгать!
Это было особенное кольцо. Квадратное, из очищенного серебра с маленьким цирконием. Такое не купишь просто так, сам себе, а кольца подружек носят скорее в возрасте Колетт.
Да, сегодня совсем не весело, очень даже скучно.
Может, ты стала слишком большой, чтобы играть в классики.
Нет, это ты слишком большая. Колетт сидит на скамейке, надувшись.
Когда Сабатин убирает со стола после ужина, звонит Берт. Я тебя не отвлекаю?
Нет, Бе-Бе, совсем нет. Сабатин понижает голос. Извини, что позвонила тебе ночью.
Но что с тобой? Я так волновалась целый день. Эти две женщины знают друг друга с самой молодости. Они видели друг друга влюбленными, пьяными, дурачащимися, заспанными и отчаявшимися. Но уже давно ни одна из них не звонила другой посреди ночи.
Прости, пожалуйста, повторяет она, но… внезапно понимает, что не может рассказать об этом никому. Даже Берт. Это будет так же неправильно, как открыть лаковую коробочку. Просто мне приснился ужасный сон. Прости.
Что тебе снилось?
Мне приснилось, что я вышла из ателье без одежды. И я не понимала, что была голая, до тех пор пока не увидела это по реакции окружающих.
Берт смеется. Ты называешь это ужасным сном? Не думаю, что проходящие мимо думали так же.
Сабатин действительно приснилось это пару ночей назад, и это было неприятно. Нет, я отлично понимаю, что это не самый ужасный сон, но во сне это казалось кошмаром.
Не хочу строить из себя умную, но, по-моему, это говорит о том, что ты теряешь самоконтроль.
Они начинают говорить о чем-то другом, и Сабатин демонстративно выходит в коридор, чтобы Франсуа слышал, что она говорит с Берт о самых обычных вещах, хотя это было не обязательно. Когда она кладет трубку, он даже не спрашивает, случилось ли что-то у Берт. Сабатин собирается что-нибудь придумать, но так как он не возвращается к ночному телефонному разговору, она заметает это под ковер. В некоторых браках так много подобных вещей, что почти невозможно открыть дверь.