Дорога к гибели

12

— Бенсон, — сказал Джим Грин. — Бартон. Бингэм.

— В фамилии Бингхэм семь букв, — подметил Чирачкович.

— Без буквы «х».

Чирачкович удивился:

— А так можно?

— Можно все, что мы захотим, — ответил Джим Грин, — лишь бы было шесть букв и начиналось с «Б». Бургер. Бэйли. Боланд.

Комната, в которой сидели Джим Грин и Антон Чирачкович, практически колено к колену, была маленькой, квадратной, без окон, освещаемая клавиатурами и экранами практически со всех поверхностей. Джим Грин, долговязый мужчина неопределенного возраста, с чертами, которые расплывались, как только на него посмотришь — обычный нос, скучные глаза, стандартные брови, тонкие, но не слишком, губы, вообще незаметный подбородок, какой-то непонятный коврик на голове, который имитировал некое подобие лысеющей шевелюры, где-то коричневые волосы, где-то седые, поэтому на коврик это было не очень похоже; ну кто выйдет на улицу с такой прической? Он сидел на складном металлическом стуле, ноги на носочках, чтобы дотянутся до ноутбука, тусклый свет от которого тонул в складках его лица.

Напротив него сидел в старом неоднократно починенном кресле Антон Чирачкович, крупный, лет шестидесяти, с огромными бровями, большими жировыми складками на шее, одет он был в слишком тесный для него костюм, белую рубашку и темный узкий галстук. Одним словом, он выглядел именно так, как и должен был: бывший хулиган и мошенник, который много лет варился в коррумпированном правительстве где-то на востоке Урала, пока его время не закончилось. А теперь за ним устроили погоню, словно за бездомной собакой.

Точнее быть, не совсем прямо сейчас. Не в этой безопасной комнате, где-то в бездне загородного дома Джима Грина чуть за пределами Дэнбери, штат Коннектикут, при чем настолько в бездне, что даже не в пределах дома, а где-то в глубине холма за ним, в который можно попасть только через проход, сделанный из меди и свинца, чтобы даже радиоволны сюда не проникали.

В отличие от Чирачковича, Джим Грин никогда не пытался превратить обслуживание правительства в деньги. Он был художником, манипуляции с идентификацией личности были его искусством, а правительство Соединенных Штатов — его покровителем. Для него было достаточно делать свою работу лучше всех, видеть страх в глазах знатоков, кто знал о его работах, и продолжать двигаться вперед, словно тень, среди ничего не подозревающих людей.

В прошлом самого Грина было столько секретов, из тех прошлых лет, когда он еще не научился контролировать себя, настолько ужасных, настолько леденящих кровь, что даже он сам не мог смотреть в том направлении. Как волонтер в Иностранном Французском легионе он сменил личность на «Джима Грина», чтобы забыть обо всем, за исключением редких ночных кошмаров.

Ему очень нравилось работать на правительство, но времена меняются, и когда-то ценные навыки становятся не такими уж и ценными. Когда врагом была Германия или Россия, для Джима Грина работы было полно, потому практически все выглядели одинаково. Но когда врагом были Пакистан, Индонезия или Корея, навыки переделывания личности уступили место навыкам взяточничества и подкупа. За последние несколько лет работы в агентстве у Грина работы становилось все меньше и меньше.

Но все же, он любил свою работу и хотел продолжать этим заниматься. И даже за пределами правительственной работы, как оказалось, было очень много желающих, кто отчаянно жаждал сказать «Здесь!», когда звучит новое имя, и у кого были деньги, очень много денег, чтобы дать этой мечте сбыться. Так Джим Грин стал фрилансером, а его работа стала секретной, как и вся его жизнь.

Чирачкович пришел к нему, как и большинство других, по рекомендации другого довольного клиента. После предварительного разговора по телефону и проверки Антона Чирачковича (пока еще) на достоверность сказанной информации по своим каналам, они встретились на парковке в Бриджпорте, где Чирачкович согласился надеть наручники и повязку на глаза и сесть в багажник бесцветной Хонды Аккорд Грина. В своем гараже где-то за пределами Дэнбери он помог своему гостю вылезти из багажника, потом повел его, все еще в наручниках и с повязкой на глазах, через невидимую дверь в конце гаража, вниз по бетонным ступенькам, по металлическому коридору в безопасную комнату, где он снял наручники и повязку, они оба сели, и Грин начал работать.

Несколько фото, сканирование глаз, анализ крови, запись голоса. Часть безупречной истории Чирачковича была записана для новой личности.

У Чирачковича был легкий, но заметный европейский акцент, поэтому он не мог претендовать на личность коренного американца, но это вовсе не было проблемой. В каком-то смысле это даже облегчило работу.

Каждый день информации в интернете становится все больше, все запутаннее. Когда столько известно, что можно удержать в секрете? Но чрезмерная запутанность потока знаний порой играет не на пользу. Тут и там, по всей обширной сети, встречаются недочеты, недоработки, аномалии, перекликания. Джим Грин мог находить такие вещи с той же легкостью, с какой охотничья собака находит сбитого перепела. Он умел их находить и сохранять эти знания для последующего использования.

Теперь, например, он мог использовать один из таких пробелов, чтобы вставить информацию в систему, как будто он всегда был там, натурализованный американский гражданин, который сократил и сформулировал на английском языке свою фамилию до шести букв, которая начиналась с буквы «Б». А Чирачковичу останется только выбрать фамилию, на которую он будет отзываться до конца своей жизни.

— Буфорд. Блиген. Бимис.

— Бимис! — перебил клиент.

Грин посмотрел на него. — Бимис?

— Бимис!

— Уверен?

— Чувствую, что это мое, — ответил Чирачкович и выдохнул, словно заканчивая молитву: — Биии-мис. Да. Мне нравится.

— Хорошо, — сказал Грин. — Пусть будет Бимис.

— А что с новым именем? — спросил новоиспеченный Бимис. — Как меня будут звать по имени?

— Можешь свое оставить, — предложил Грин. — Ты к нему уже привык. Просто американизируем его. Энтони. Будешь Тони.

— Тони. Тони Бимис. Тяжелые челюсти растянулись в тяжелой улыбке. — Это точно я.

— Хорошо. Грин сделал пометку. — Через две недели у меня будут твои документы.

— А у меня будет золото, — уверил его Тони Бимис.

— Я тебе позвоню, — сказал Грин, — на тот же номер.

— Да, конечно.

Грин захлопнул свой ноутбук, опустил его на пол и прислонил его к шкафчику. — А теперь, — сказал он с сожалением, поднимаясь на ноги, — мне очень жаль, но нужно подготовить тебя к обратной поездке.

— Конечно, — согласно кивнул Бимис, поднявшись и протянув руки для наручников. — Я понимаю.

Когда он вернулся домой после того как отвез Бимиса назад на парковку в Бриджпорт, он увидел сообщение на автоответчике от Анны Мари Херст: — Привет, Джим, это Анна Мари Карпино. Помнишь, когда я еще была Анна Мари Херст, мой отец был твоим соседом, конгрессмен в Канзасе, Джон Херст? У меня есть вопрос, и только ты можешь на него ответить. Надеюсь, я тебя не сильно беспокою, твой номер я взяла у Фрэн Дауди, помнишь ее? Она все еще работает секретарем в том агентстве. Я тебе оставлю номер своего мобильного, надеюсь, ты перезвонишь. Будет здорово с тобой поболтать.

Записав номер телефона, Грин не смог удержаться и его лицо расплылось в ухмылке. О, да, он помнил маленькую Анну Мари Херст очень даже хорошо. И не такую уж и маленькую. В нужном возрасте, по меркам Джима Грина.

Хотя уже прошло немало лет. Ему стало любопытно, наверное она сейчас на пике своего превосходства, или может чуть-чуть ближе к его закату. Конечно, он ей позвонит. Будет здорово снова увидеть маленькую Анну Мари.

Ему даже не пришло в голову подумать, зачем она могла ему звонить.