Дороги Сонхи

Глава 9. Олосохарский ковер

На изнанке заброшенной людской усадьбы, где выросла Тунанк Выри, в одной из комнатушек обитал олосохарский ковер. Яркий, узорчатый, он стелился и по полу, и по стенам, и по потолку. Окошек там не было, свет проникал из дверных проемов справа и слева, да еще мерцали в ковре золотые нити. Тем, кто видит в темноте, этого достаточно.

В человеческом доме ковер тоже был, иначе откуда бы его подобию взяться на изнанке? Да только там он был побуревший, затоптанный, поеденный молью, вдобавок разрезан на две половинки, а в жилище народца – как новенький.

Тунанк Выри могла часами рассматривать изысканные узоры, обрамленные завитками пейзажи с диковинными цветами, лазурные кусочки неба с золотистыми проблесками, верблюдов, павлинов, фазанов и ящериц, прячущихся в хитросплетениях орнамента. Порой она даже мечтала увидеть все это наяву, собственными глазами… Но, разумеется, мысли о путешествиях ее пугали, как и всякую мучаху.

Когда семейство Тунанк убили, а ее забрал к себе Арнахти, в опустевшей усадьбе поселились, наверное, какие-нибудь гнупи. Об удивительном ковре она с тех пор не думала, слишком это было больно.

А сейчас, очутившись в разноцветном олосохарском городе, и это тоже вспомнила. Как будто ее перенесли в ту страну, которая была выткана на ковре.

Пережитый в Хиале ужас превзошел все ее ожидания. Если ты мучаха, или гнупи, или даже чворк, никто не сможет забрать у тебя жизненную силу – она принадлежит всему твоему племени, в этом преимущество народца перед людьми. Но это не спасет тебя от прочих опасностей Нижнего мира. Тунанк Выри думала, что Харменгера сумеет их защитить, но даже та не предвидела, что по дороге на них нападут.

Это был гигантский червь, вынырнувший из зыбкой мути и окруживший их со всех сторон – свивающийся текучими кольцами, желтовато-белесый, как брюхо дохлой рыбы, воняющий выгребной ямой. А может, скопление червей, сходу не разберешь. Демоница сменила облик – превратилась в сине-черный смерч с зубастой воронкой, и ринулась напролом. Ее спутники как будто приклеились к ней, словно захлестнутые невидимыми веревками. Тунанк Выри немилосердно искололо щетиной, покрывающей мускулистое тело «смерча», да и Тейзургу досталось. Но это обнаружилось уже после, а тогда мучаха была чуть живая от страха, потому что вспомнила: червь этот зовется Вуагобу, и это одно из самых мерзких исчадий Хиалы.

Харменгера все-таки прорвалась, буквально прогрызла путь на свободу, угнаться за ней противник не смог. Лишь перед аркой, ведущей в людской мир, она вновь обернулась рогатой женщиной с черными узорами на мертвенно-синей коже и скорпионьим хвостом-бичом.

– Ну и дрянь, – хрипло бросила демоница, с отвращением сплюнув кровь Вуагобу. – Сдается мне, Золотоглазый, он охотился за тобой. И он пытался поймать нас, а не убить.

– Я разберусь, – отозвался Тейзург, больше похожий на труп, чем на живого человека. – Ты восхитительна!

Пройдя через Врата, они оказались в белой комнате с мозаичным полом, не до конца расписанным потолком и большими окнами. А снаружи, под золотисто-голубым небом, сияло и манило что-то невероятно прекрасное… Вот тогда-то Тунанк Выри и вспомнила о своем любимом ковре. Харменгера ее больше не держала, и она шаткой походкой, почти не отдавая себе отчета, направилась к ближайшему окну.

Они мчались со скоростью ураганного ветра.

Одной рукой Хантре вцепился в шерсть Северного Пса, другой удерживал Хеледику, закутанную в шерстяной плед. Лицо он еще на земле замотал шарфом, оставив щелку для глаз. Вдобавок людей согревала Риии – ему удалось сплести чары, которые превращали исходившее от саламандры тепло в обволакивающий обоих кокон.

Далеко внизу плыли горы, похожие на мшистый покров леса, заплатки полей и огородов, скопления рукотворных прямоугольников, полоски дорог, синие ленты рек. Дохрау постепенно набирал высоту. В тропиках Повелителю Зимней Бури делать нечего, и для того чтобы доставить своих пассажиров в Олосохар, не сцепившись по дороге с Харнанвой, Анвахо или Забагдой, ему придется лететь, во-первых, выше облаков, а во-вторых, очень быстро. Тогда получится. Может получиться. Должно получиться.

– Обещай мне, если оно прорвется наружу, ты это уничтожишь, – сказала Хеледика перед тем, как отправились в путь. – Все без остатка.

«Вместе с тобой?..» – он не смог произнести это вслух.

– Если другого выхода не будет, вместе со мной. Если я не сумею удержать, я все равно… А маги даже по одной части умеют восстанавливать остальное. Надо уничтожить это полностью, – она попыталась улыбнуться потрескавшимися губами. – А то зря я, что ли, старалась?

Никто из эмиссаров Ложи не понял, что она сделала. Даже искушенный Суно Орвехт. Хотя все произошло буквально у них под носом. Разумеется, ведьма применила скрывающие чары, да и Глодия очень кстати поделилась со всеми своей догадкой. И все-таки, главная причина того, что обман удался – никому из них и в голову бы не пришло так поступить.

Дохрау поднялся еще выше. Теперь внизу простирался облачный ландшафт, прекрасный до замирания сердца, хотя и непригодный для жизни.

Среди амулетов, которые Дирвен получил от Лормы, была сердоликовая камея: изящная женская головка в профиль, в венчике из крохотных бриллиантов. Единственное волшебство этой безделушки заключалось в том, что если ее потеряешь – в два счета найдешь, она отзовется на твой импульс даже на расстоянии в дюжину шабов. То ли она предназначалась в подарок кому-то рассеянному, то ли для слежки. Дирвен назвал ее «Принцессой» и первым делом перенастроил под себя: она признавала только одного хозяина. Если Лорма подсунула ее с умыслом, то просчиталась – по этой части Повелитель Амулетов хоть кого переплюнет.

Решил, что на крайняк можно будет ее продать, но с этим лучше повременить – может, еще пригодится. Так она и лежала у него в одном из потайных карманов, пока не досталась Нетопырю. И тот, видимо, забросил ее вместе с остальной добычей к себе в кладовку: пока в его долине творится раздрай, недосуг с каждой краденой вещицей разбираться.

Что ж, старый ворюга «сам положил на дорожку полено, о которое запнулся в потемках». Дирвен вспомнил эту присказку и злорадно ухмыльнулся, когда поймал импульс «Принцессы».

Вечерело, он сидел в маленькой дрянной харчевне с кружкой чая, чесночной лепешкой и ливерными колбасками букьяги. Благодаря «Пятокрылам» он ушел далеко от паскудной долины, но стер ноги до волдырей и решил сделать передышку. Нужно раздобыть «Сторож здоровья», а то все что было отдал этим сволочам, как придурок-благодетель.

Принялся обшаривать окрестности в поисках лечебного амулета, вдруг у кого-то есть – и уловил отголосок «Принцессы». Значит, для нее даже заклятья, защищающие кладовку мага, не препятствие?

Хотя дело наверняка не только в ней, но еще и в нем – кто другой ничего бы не почувствовал.

И тогда получается, что кладовка Арнахти находится вовсе не там, где он думал?

Почему бы и нет? Предусмотрительный старикашка мог сколько угодно тайников понаделать. Да только он еще не понял, с кем связался.

Дирвен снова ухмыльнулся в щербатую глиняную кружку с остатками чая: ну, теперь посмотрим, кто кого!

Без драки не обошлось. Они уже начали снижаться, когда небеса заволокло желтоватой мглой – в мгновение ока, только что ничего не было, а теперь есть – и впереди по курсу сгустилось облако, напоминающее оскаленную собачью морду с ушами торчком. Раздалось громовое рычание, сверкнули молнии.

Дохрау метнулся в сторону, заложил вираж, унося из-под удара своих пассажиров. Ему хоть бы что, но люди – другое дело.

Взбаламученное волнистое пространство ринулось им навстречу. Над самыми барханами Северный Пёс вышел из пике, мягко сбросил Хантре и ведьму на песок. После чего с рычанием взмыл в небо и кинулся прочь, как будто предлагая игру в догонялки, уводя за собой ликующего разъяренного Забагду. Великие Псы умчались, и вместе с ними унеслась песчаная буря.

Люди закашлялись. Хеледика обеими руками зажала себе рот – ей от каждого движения было больно.

– Мы там, где надо? – спросил Хантре.

– Да, – еле выдавила девушка. – Помоги раздеться… И мешочки приготовь.

Нужны два вместилища. Иномирский артефакт, огрызок древней большой войны, не одушевлен, но обладает подобием разума. Искусственный интеллект. Хантре читал об этом в дневниках путешественников по мирам. И как будто не только читал, он же отлично знает, что это такое… Но это не имеет значения, потому что в Сонхи он дома.

Важно иметь в виду: эта штука может вести себя так, словно у нее есть сознание. Она будет защищаться, как насекомое, которое хотят прихлопнуть. Сработает программа, аналогичная инстинкту самосохранения у живого существа. Фрагменты Огрызка надо хранить раздельно, чтоб они не смогли слиться в единое целое и атаковать, поэтому нужны два мешочка. И ни одну из частей нельзя упустить – сбежать они могут и по отдельности.

Ведьма разделась до пояса. Слева из-под ребер у нее выпирала как будто опухоль величиной с кулак: шестнадцать фрагментов в желудке, семнадцатый заблокирован в пищеводе.

Хантре приготовил два мешочка и нож. Пальцы слегка дрожали. Хеледика уже говорила, что в Олосохаре это для нее не смертельно, а его все равно трясло. Не за себя – за нее. О том, что должен будет сделать он сам, решил до последнего момента не думать. Все равно этого не миновать, поскольку это самый надежный способ избавить Сонхи от Огрызка.

– Я сейчас, – предупредила девушка и, скривившись от боли, опустилась на колени.

Он натянул кожаные перчатки, одолженные у Орвехта – знал бы верный помощник Шеро Крелдона, для какой цели! Перчатки не обязательны, Арнахти и Дирвен работали с Огрызком без них, но не хотелось брать эту дрянь голыми руками. Тем более если дрянь поймет своим искусственным интеллектом, что с ней собираются сделать.

Волосы Хеледики всколыхнулись: началась ворожба. Несколько мгновений спустя ведьма медленным плавным движением, словно исполняла танец, взяла нож и полоснула по «опухоли».

Брызнула кровь, вместе с ней вывалился темный комочек величиной с муху, за ним второй, третий… Повинуясь чарам Хеледики, песок застыл сплошной монолитной поверхностью, не позволяя им зарыться внутрь. Хантре хватал их и прятал в мешочки: четный-нечетный, четный-нечетный… После небольшой паузы выпал последний, который был в пищеводе. Этот оказался самый верткий – выскользнул из окровавленных пальцев и наутек, но маг перекинулся и в два счета поймал беглеца. Принес обратно в зубах, сейчас не до брезгливости. Вновь обернувшись человеком, сунул семнадцатый фрагмент в один из мешочков. Оттуда им не выбраться благодаря тройному блокирующему заклятью – сначала Дух Местности постарался, потом песчаная ведьма, а потом еще и он добавил.

Хеледика, вся в крови, сидела, опираясь на руки, с разверстой раной в подреберье. Лишь увидев, что дело сделано, обмякла и растянулась ничком на песке. Она уже объясняла, что швы накладывать не понадобится, Олосохар ее вылечит.

Хантре устроился рядом, спрятав мешочки в карманы куртки. Только теперь он почувствовал, до чего здесь печет – они же в тропиках.

Изнанка в ляранском дворце была – кое-где запечатанная, но хватало и помещений, доступных для народца. Тунанк Выри решила отсидеться там, выбираясь по ночам на кухню за глотком воды и кусочком лепешки.

О ней как будто все забыли, ну и хорошо. Тейзурга сразу взяли в оборот лекари. Харменгера, которая здесь свободно разгуливала в человеческом облике – только рога прятала в высокой прическе в виде полумесяца – судьбой Тунанк Выри не интересовалась. Придворные тоже не выясняли, куда подевалась невзрачная девушка, появившаяся из Врат Хиалы вместе с их князем и демоницей. Впрочем, они ее и не видели: заслышав людские голоса, мучаха юркнула на изнанку, благо в той комнате, где открылись Врата, была потайная арка.

Тут обитало двое чворков да несколько похожих на одуванчики козяг – люди их пугаются почем зря, хотя лучше бы друг друга пугались. А за окнами – оживший разноцветный ковер! Так можно прожить и пару месяцев, и полгода, и год, лишь бы никто ее не хватился…

Задремав однажды под утро на большой пестрой подушке – в этих краях на них сидят, хотя стулья и кресла во дворце тоже есть – Тунанк Выри проснулась оттого, что кто-то на нее смотрит. И еще от запаха парного молока, по которому успела соскучиться.

За молоком хвостатое племя бегает в людские поселения, пробирается тайком в хлева и загоны. Скотине с этого никакого вреда, да и хозяева не в убытке – мучахе много не надо, вдобавок она может подлечить своим колдовством занемогшую корову, козу или овцу. Поэтому крестьяне, даже если заподозрят, что к ним на двор повадилась мучаха, обычно об этом не болтают, и охотников за кисточками спроваживают: мол, нету здесь таких, и никогда не было.

Открыв глаза, Тунанк Выри увидела высокую девушку с двумя косичками золотисто-ржавого цвета. Гостья улыбалась до ушей, на загорелом лице пятнышками темнели веснушки. На ней было голубое платье с вышитыми перламутровой нитью стрекозами и кувшинками. В одной руке она держала кружку с молоком, в другой стеклянный пузырек, а локтем зажимала под мышкой ворох разноцветного тряпья.

Человек на изнанке?.. Может, кто-то из чворков ее сюда привел?

В следующее мгновение мучаха поняла, что перед ней вовсе не человек, другое существо.

– Первым делом выпей вот это, – гостья присела на корточки и поставила пузырек. – Это зелье, чтобы ты понимала сказанное с первого раза. Во флаконе зелье, которое позволит тебе понимать с первого раза все, что услышишь, выпей.

Мучаха отвинтила пробку и проглотила содержимое.

– Ну, давай знакомиться, – заговорила девушка, выдержав паузу. – Во дворце меня все знают, как придворную даму Веншелат, а для посвященных я Венша – хранительница города. Правда же, он красивый? Понравился?

– Похож на ковер… – только и смогла вымолвить ошеломленная Тунанк Выри.

– На, попробуй – верблюжье! Небось, такого ты еще не пила?

Благодарная мучаха обеими руками взяла кружку. Чудесное молоко, одновременно и сладковатое, и солоноватое, не смогла остановиться, пока не осушила до дна.

– А это тебе обновки. Если что не впору, портниха подгонит.

Тунанк Выри так и отсиживалась на изнанке в суконной нангерской курточке, заношенной сорочке и вязаных штанах с прорехой для хвоста. Только ботинки в разводах засохшей грязи сняла и поставила в уголке.

Венша разложила перед ней две цветастых юбки, три шелковых туники, светло-коричневую усхайбу – балахон с вуалью, удобно для маскировки, здесь некоторые женщины такое носят, а еще клетчатое платье с отложным воротником и круглую соломенную шляпку с бантом. Вдобавок тонкие, как паутинка, чулки, кружевное белье и пару туфель.

– Сейчас надевай вот это, – распорядилась она, указав на человеческую одежду. – Пойдем гулять по городу, там уже народ выползает, нас увидят. По-своему оденешься, когда мы с тобой побежим на наш базар в Алуду. И давай сюда старые тряпки и обувку, все это надо спалить, чтоб оборвать все концы.

Мучаха и сама об этом думала. С облегчением вздохнула, когда Венша затолкала в мешок ее прежнюю одежду и ботинки, затянула горловину лентой с выписанным тушью заклинанием. Хвала Госпоже Луне, теперь она для Арнахти исчезла без следа, никакой зацепки для поисков у него не будет.

На изнанке дворца было несколько зеркал, и в одном из них, обрамленном бронзовыми змейками, которые шевелились, сплетались в клубки и переползали с места на место, она увидела свое отражение: худенькая девушка с длинной рыжевато-русой косой, в скромном платье и шляпке. Не загорелая, так на то она и мучаха. Туфли с пряжками оказались чуть великоваты, но Тунанк Выри в два счета подогнала их по ноге – научилась этому колдовству у своего бывшего покровителя.

– Зонтик нужен, – критически оглядев ее, сказала Венша. – От солнца. По дороге возьмем. Ах, да, я ведь представилась только наполовину, настоящую меня ты еще не видела! Смотри, оп-ля…

Непринужденно изогнувшись назад в акробатическим мостике и выполнив лихое сальто, она выпрямилась уже в другом обличье. Иззелена-желтоватое лицо с выпирающими скулами, заостренные хрящеватые уши, безгубый рот растянут в улыбке. Зубы мелкие, треугольные, а на голове вместо волос – травяная копна, и над ней вьются крохотные мотыльки.

До сих пор Тунанк Выри видела амуши только на картинках. От неожиданности она охнула, но не сказать, чтобы по-настоящему испугалась.

Амуши мучахам не враги, обычно эти два племени между собой ладят. Малочисленный хвостатый народец умеет читать и способен понимать кое-какие людские премудрости, которые от амуши в силу Условия ускользают – мучахи могут доходчиво пересказать им то, что узнали. Иные ограничения нельзя преодолеть, зато можно обойти. Амуши, в свою очередь, иной раз спасают полезных союзниц от охотников за кисточками.

Тунанк Выри все это знала из книг. Улыбнулась в ответ. Венша снова обернулась девушкой с косичками, пояснив:

– Кувыркаться не обязательно, но так интересней. Ты даже не представляешь, как давно я о тебе мечтала! Я здесь не только придворная дама, я еще и самый главный в Ляране таможенник, подчиняюсь лично Тейзургу. Но теперь есть ты, и таможенные дела я свалю на тебя, а сама займусь театром. А то вообрази: у нас вот-вот начнется репетиция, но тут как раз пришел караван, и надо мчаться проверять, что на этот раз притащили, чтобы продать, не уплатив пошлину. Не беспокойся, я тебя научу всему, что для этого нужно знать. Я пыталась заманить на эту работу здешних мучах, да те не захотели переселяться в город. И вдруг появилась ты, вот это подарок! Ну, идем, – она подобрала мешок, кружку и пузырек из-под зелья.

Дворец еще не проснулся, только из глубины боковой галереи доносилось шорканье веника. Завернули в комнату Венши, та заодно показала соседнюю комнату – «здесь ты будешь жить, рядышком со мной, и на изнанку отсюда можно, вон там в углу», взяли два кружевных зонтика. А когда вышли на крыльцо и окунулись в блаженное утреннее сияние, Тунанк Выри подумала: наконец-то я здесь!

Оттягивал до последнего момента. Впрочем, для этого была причина: он опасался оставлять Хеледику одну, и в то же время не хотел открывать Врата в ее присутствии, тем более, пока она в таком состоянии.

Ведьма по грудь зарылась в песок и большую часть времени дремала, но когда просыпалась, смотрела и разговаривала вполне осмысленно – хотя как будто не бодрствовала по-настоящему, а покачивалась на волнах полудремы. Сказала, что ей не больно, раны зарастают. Когда зарастут полностью, она почувствует. Ни пить, ни есть ей сейчас не надо, да она и не смогла бы, с травмированным желудком. Олосохар о ней позаботится.

Глаза полузакрыты, лицо одного цвета с песком, губы потрескались, но ее кожа не выглядела высохшей.

– До меня дотянулись корни растений, проросли под кожу, и я получаю от них воду, – сонно пояснила Хеледика.

Хоть и пустыня, а растительности вокруг хватало. Пучки ковыля и жесткой колосящейся травы, ощетиненные иглами мананаги – одни едва торчали над барханами, другие, похожие на странные колючие скульптуры, утром и вечером отбрасывали тени длиной в дюжину шагов.

Тейзург передал им через кладовку шесты и балдахин для шатра, баклаги с водой, одежду, припасы, одеяла. Песчаная ведьма и без этого не страдала в объятиях Олосохара ни от палящего зноя днем, ни от холода по ночам – другое дело Хантре.

Есть почти не хотелось, обычная для него реакция на стресс. Иномирское слово, вроде бы обозначает неприятности и сопутствующие им переживания.

Эдмар при каждом обмене мыслевестями въедливо интересовался, когда он в последний раз изволил что-нибудь скушать. Вперемежку с жалобами на шайку молонских лекарок под дланью Тавше, которые ведут себя с ним так, как будто учинили в Ляране государственный переворот, только он об этом пока не знает. Раньше он Отовгера считал тираном, но это было до того, как он с Ринальвой познакомился.

Спал Хантре урывками, понемногу. Лучше бы не засыпал вовсе: его преследовал один и тот же непонятный сон, после которого он просыпался с бешено колотящимся сердцем, в холодном поту – даже в полдень, когда вовсю пекло олосохарское солнце.

…Не то расколотое вдребезги зеркало, не то растрескавшийся черный лед – осколки подвижные, как на реке во время ледохода, и по ним то ли ползет мотылек, то ли катится мерцающая бусина.

Где это? Есть ощущение, что когда-то и он там побывал, и так же переползал с льдины на льдину, с осколка на осколок…

Но сейчас он не там, а здесь – в Сонхи, у себя дома.

Однако тревога, которую вызывал этот сон, была сильнее умиротворяющего ощущения, что он дома, на своем месте, и больше ему никуда не надо.

Так прошло несколько дней.

– Со мной все хорошо, – сообщила Хеледика, шатко поднимаясь в полный рост.

Ее волосы спутались, с нее осыпались прилипшие песчинки. Слева под ребрами, ближе к области солнечного сплетения, кожа иссечена тонкими белесыми шрамами, но это не слишком бросалось в глаза – а в остальном все в порядке.

– Пить хочешь?

– Вот теперь да, – она обеими руками взяла кружку и принялась пить маленькими глотками, потом спросила: – Когда ты сможешь уничтожить эту дрянь?

– Сейчас.

– Тогда меня подожди.

Она вытряхнула из волос песок, натянула шаровары, тунику и куфлу – длинный жилет с карманами, обычное одеяние для песчаной ведьмы в родной стихии. Намотала, на манер тюрбана, шарф из серебристого шелка, выпустив волосы наружу длинным хвостом. Зашнуровала ботинки.

А Хантре смотрел на мананагу, напоминающую кривой трезубец, и внутренне готовился к тому, что ему предстоит сделать.

В действительности туда не затягивает, хотя у очевидцев обычно возникает ощущение, что тянет с непреодолимой силой. Несотворенный Хаос – не вакуум.

Кстати, что такое вакуум? Тут же в мозгу возник ответ: безвоздушное пространство, и он отлично об этом знает… Но ему такие знания ни к чему, потому что в Сонхи он дома. Обо всем лишнем можно забыть раз и навсегда.

– Я готова, идем. Лучше подальше от шатра.

– Подожди здесь. Я все сделаю, тебе не обязательно на это смотреть.

– Я хочу увидеть, что там, – она напряженно улыбнулась. – Когда еще будет такая возможность! Пошли вместе.

Не стал спорить, раз она так решила. В конце концов, с мастером Бруканнером, Веншей и Фариймой ничего не случилось, да и Дирвен от этого зрелища не спятил.

Издали было видно, что шатер установлен кособоко – но ведь до сих пор не развалился... Впрочем, это всего лишь спасительные посторонние мысли, за которые держишься, как за перила на большой высоте.

Он знал, как это делается. Всегда знал. Магический импульс плюс волевой импульс. Вдобавок определенные движения кистями рук, помогающие совместить и сфокусировать импульсы.

Руки дрожали. Всего лишь дрожали, хотя в прошлый раз он закатил истерику с диким воем. Правда, тогда он находился в облике и вел себя соответствующим образом. К тому же Врата Хаоса открывал не он, а Тейзург. Если открываешь сам, волей-неволей приходится контролировать и ситуацию, и себя.

Дрожь не помешала ему сделать все необходимое, и над ближайшим барханом обозначился дверной проем. Потом возникла и сама дверь, похожая на дверь старого заброшенного дома, начала открываться – медленно, едва ли не со скрипом. Хотя нечему там скрипеть. Это всего лишь видимость: мозг на привычный лад интерпретирует сигналы, поступающие извне.

Хеледика придвинулась ближе, теперь они стояли плечом к плечу.

Старая тяжелая дверь наконец распахнулась. За ней что-то зыбилось, клубилось, перетекало, затягивало, словно воронка… Хотя никакой воронки там тоже нет, как и дверного скрипа, как и самой двери.

Он вытащил из кармана первый мешочек с фрагментами Огрызка, размахнулся и швырнул в проем. Мешочек исчез. За ним последовал второй.

– Вот и все. Теперь никто ничего не восстановит.

Встряхнув кистями, Хантре выполнил обратные действия, и дверь так же медленно начала закрываться. Когда Врата Хаоса исчезли без следа, оба, как подломленные, уселись на песок.

Безоблачное небо, тускло-желтая пустыня в пятнах зелени. Случайный мазок фиолетовой краски посреди этой вечной картины – одинокий шатер.

– Как прекрасен наш мир, – охрипшим голосом сказала Хеледика. – Я должна была это увидеть, чтобы еще сильнее это понять.

Магичка Пакина Сконобен, прибывшая из Куртавы – небольшой страны, граничащей с Бартогой и Руфагрой – без проволочек получила место на таможне. Держалась она со всеми обходительно и деловито, не проявляя желания сойтись с кем-нибудь поближе. Впрочем, ей покровительствовала влиятельная придворная дама Веншелат. О последней ходили слухи, что на самом деле она амуши на службе у князя-мага, но те немногие, кто видел ее без вуали, говорили, то никакая это не амуши, а привлекательная девица лет двадцати пяти. Светлокожая, волосы цвета ржавчины, на носу веснушки. Не иначе, от кого-то скрывается, вот и ходит закутанная, и имя себе придумала на сурийский манер. Хотя кто ж ее тронет, если она под защитой Тейзурга. Об этой Веншелат много всякого болтали, и догадки строили самые разные, а невзрачная тихоня Пакина Сконобен ни у кого не вызывала особого интереса.

Тунанк Выри это вполне устраивало. Арнахти жив, и пусть маловероятно, что он явится в Лярану – ему бы сейчас держаться подальше от могущественного врага – лучше избегать намеков на свое прошлое. Ничего общего с Руфагрой и Нангером. Вот и решила выдавать себя за куртавянку: в Нангере она видела приезжих из Куртавы и кое-что читала об этой стране, а если понадобится говорить на тамошнем языке – для мучахи это проще простого, как и для всякого представителя волшебного народца.

Выйдя в первый раз вместе с Веншей на утренний солнцепек, она как будто окунулась в горячий золотистый сироп.

Амуши, флирии и скумоны плохо переносят морозы. Унавы и варфелы на жаре растают, как снеговики, потому и прячутся летом в горных ледниках. Тухурвы, гнупи и вывырики обитают в средней полосе: не сказать, чтобы зной или стужа могли их убить, но так заведено. А мучахи встречаются и в северных широтах, и в тропиках – так же, как русалки и древоны, пшоры и снаяны, хонкусы и сойгруны. Другое дело, что мучахи редкий народец, и люди всегда не прочь заполучить их волшебные кисточки. Поэтому без маскировки никуда, тем более, если ты поселилась в человеческом городе.

– Ежели что, город тебя выручит, я с ним об этом договорилась, – заговорщически подмигнула Венша – она, как истинная амуши, на все смотрела, как на развеселую игру. – Главное, не куксись, это ему не понравится. Ты ведь знаешь о том, что города так или иначе похожи на своих основателей? А этот город основал Тейзург – ну, ты с ним уже знакома. Бояться можешь, где ж это видано, чтобы мучаха ничего не боялась? Если ты вдруг перестанешь бояться, сама понимаешь, чем это закончится. И очень скоро закончится, потому что тогда ты перестанешь быть мучахой – а значит, тебя унесет с путей народца на иные пути.

Тунанк Выри несколько раз кивнула, торопливо и испуганно. Она совершенно не представляла себя не мучахой, а кем-нибудь другим.

– Поэтому бойся на здоровье, только не вздумай быть жалкой – этого мы с городом не поймем.

Она снова кивнула, соглашаясь: быть жалкой незачем.

– И вот тебе подарочек, – из травяной шевелюры Венши выпорхнул мотылек величиной с ячменное зернышко, уселся мучахе на мочку уха и прикинулся перламутровой клипсой. – И еще один. Если вдруг попадешь в беду, они мне об этом сообщат. Но я не думаю, что ты не сегодня-завтра вляпаешься, ты ведь умная. А если случится что-нибудь сногсшибательное, пошли их ко мне с весточкой.

Мучаха в третий раз понятливо кивнула. Обмениваться мыслевестями могут люди-волшебники, для народца эта магия недоступна, вот и приходится изобретать свои способы.

Полторы восьмицы спустя она освоилась. На свою таможенную службу выбиралась в усхайбе или в неброском платье и шляпке с вуалью, при этом то и дело плела отводящие чары, чтобы люди обращали на нее поменьше внимания. Натащила к себе в комнату всякой пестрой всячины и навела там любимый мучахами беспорядок. В придачу к верблюжьему молоку и чаю пристрастилась к халве, которую привозили в Лярану караванщики: ей всего-то и нужно две-три чайных ложки, зато какое блаженство! Торговцы, не желавшие платить пошлину, иной раз пытались всучить ей взятку мадрийским серебром, но равнодушная к деньгам мучаха вежливо отвечала им, что законы надобно соблюдать.

Думая о ковре, она все больше ощущала себя его частицей – крохотной фигуркой среди вытканных разноцветных красот, завитком в одном из его узоров.

Уснуть в полдень – пусть не под знойным олосохарским солнцем, а под пологом криво поставленного шатра – и сразу провалиться туда, где бескрайний стылый океан, и по черным льдинам то ли катится светлая бусина, то ли ползет подбитый мотылек. А здешнее небо… Нет здесь никакого неба: сплошная неопределенность, которая с одинаковым успехом может быть и верхом, и низом, и чем угодно.

Теперь он понимал, где находится: это Несотворенный Хаос в одном из своих бесчисленных проявлений. А если бы не пришлось самому открывать Врата, чтоб избавить Сонхи от наследия давней войны, может, и в сотый раз бы не понял… Просто не рискнул бы понять. Много ли увидишь, если смотреть, зажмурившись? Пусть даже во сне.

Зато сейчас он не жмурился – и наконец-то разглядел, кто ковыляет по расколотым льдинам, с трудом перебираясь через трещины. Не мотылек и не бусина. К тому же странников двое.

Тот, который идет, напоминает сонхийского стига, хотя это не стиг – скорее, лошадиный или собачий скелет. А на спине у него сидит, сгорбившись и обнимая то ли пса, то ли коня за шею, человек с котомкой за плечами. Пальцы сцепил в замок, ноги скрестил под костяной грудной клеткой: словно для того, чтобы никакая сила не оторвала его от спутника. Их окружает слабое мерцание, как будто они находятся внутри небольшого светящегося пузыря, поэтому и можно издали принять за бусину.

И что-то с ними не так…

Для того чтобы не сгинуть в Несотворенном Хаосе, надо быть Созидающим. Для всех остальных это смертельно. А в этой паре Созидающий только один. Всадник. Тот, кто везет его на себе, к числу Созидающих не принадлежит – но до сих пор не потерял облик, не исчез без следа.

Потому что его защищает мерцающая сфера. Сила любви, неподвластная Хаосу.

«Любовью» много всякого называют, и нередко речь идет о чем-нибудь таком, что по своей сути не имеет с ней ничего общего. А истинная любовь как свет. Иногда этот свет можно увидеть.

Неизвестно, как эти двое очутились на путях Несотворенного Хаоса (смутное представление: один не захотел бросить другого), неизвестно, куда направляются, но, похоже, они заблудились.

«Я должен им помочь», – с этой мыслью Хантре проснулся.

Приподнялся на локте, мокрый от пота, нашарил под боком фляжку, сделал несколько глотков теплой воды. После этого связался с Тейзургом: «Мне нужен бубен. Настоящий шаманский бубен. Лучше из кожи осужарха, они вроде считаются в Олосохаре самыми надежными».

«Зачем, позволь полюбопытствовать?»

«Нужен. Просто раздобудь такой поскорее и передай мне через кладовку».

Было ощущение, что об этом сне не надо рассказывать ни Эдмару, ни Хеледике. Ни кому бы то ни было.

Нинодия с тоской вспоминала Серебряного Лиса: был у нее один закадычный друг, да и тот сгинул. Не с кем теперь душевно поболтать за рюмочкой. Смуглые придворные дамы по-ларвезийски ни бельмеса, а по-ихнему Нинодия объяснялась кое-как. Да и непривычные они к беседам за рюмочкой – все больше чаи распивают, здесь тебе не Аленда.

Из остальных к ней порой захаживала лекарка Ринальва, заправляющая в ляранской лечебнице. Кошмарная госпожа Хармина и загадочная дама Веншелат при ее появлении убирались с глаз долой – словно листья, подхваченные ветром, и даже сам Тейзург перед ней как будто немного робел. Нинодию эти визиты тяготили: ничего хорошего от Ринальвы не услышишь.

Зинта тоже не одобряла ее пристрастия к винишку, но Зинта добрая: закроется за ней дверь – и можно выкинуть из головы, что она тебе наговорила в сердцах. А Ринальва врывалась, как зимняя стужа в распахнутое окно. Хотя она, как и Зинта, служительница богини Милосердия. Но где Ринальва – и где это самое милосердие?! Только и остается прятаться от нее, как эти две демоницы, Хармина и Веншелат. Так ведь найдет, ежели поставит себе такую цель.

Уж как Нинодия ругала себя за то, что додумалась пожаловаться Ринальве, когда ее доченьку Талинсу отдали этой бездетной мерзавке, принцессе Касинат. Мол, правительница Шилиды и официальная наложница правителя Ляраны, под чьим протекторатом находится Шилида, по всем правилам удочерит девочку – и та станет принцессой. И всем будет распрекрасно. Кроме Нинодии.

Надо было видеть счастливое лицо Касинат, когда она бережно взяла кружевной сверток. Аж глаза засветились… Эта сучка хотела ребенка, да не могла, а тут ей сунули подарочек! И не поспоришь, потому что Тейзург так решил. А рядом угодливо лыбится кормилица-сурийка и ухмыляется окаянная демоница Хармина.

Занюханное княжество в Суринани, а порядки, как в Овдабе! Про «занюханное княжество» Нинодия вслух не сказала, не дура, а про Овдабу сказала – лекарке под дланью Тавше, которую попыталась завлечь в союзницы.

– Разве тебе запрещают видеть девочку? – спросила Ринальва.

Она учила ларвезйиский и сурийский с помощью языковых амулетов, и говорила без коверканья, но с акцентом.

– Видеть-то можно, – вздохнула Нинодия. – Не гонят взашей, как побирушку, и на том спасибо. Да это как в моем детстве несчастном, когда глядишь с улицы на барышню-куклу в витрине магазина, но кто ж тебе ее даст? А я потетешкаться с ней хочу, это же моя родная кровиночка!

– Талинса не кукла, – отрезала лекарка. – Ты сколько сегодня выпила?

– Всего-то три с половиной рюмашечки…

– Пьяная туда не ходи. Я их предупредила, придешь в таком состоянии – тебя выведут. Во-первых, Талинса не игрушка, а живой ребенок. Во-вторых, не просто ребенок, а маг, вдобавок маг-перевертыш. Незачем ей винными парами дышать. Все ясно?

Ринальва смотрела в упор и без ответа уходить не собиралась, пришлось сказать «да». Нинодия почувствовала себя девчонкой, которую отчитала строгая училка. «Экая гиена», – пробормотала она себе под нос, когда лекарка наконец-то убралась.

А сегодня утром они разругались, как две чайки, не поделившие рыбешку.

В Ляране появилось место для променада – набережная канала Виконтессы. Воду из Шеханьи по каналу пока еще не пустили, возились с облицовкой, но уже сделали белокаменный парапет и выложили тротуар мозаичной плиткой, высадили саженцы олив, акаций и тамарисков. Вдоль набережной, как на ярмарке, выстроились шатры – сурийские, ларвезийские, сиянские лавки и чайные.

На своих новеньких бартогских протезах Нинодия повсюду разгуливала, как в былые времена. Даже без трости, только брала с собой зонтик: не знала она до Ляраны, что такое настоящий солнцепек.

На набережной Виконтессы ей приглянулись «Алендийские десерты». Хозяева заведения и впрямь из родимой столицы, и стряпня у них не хуже, чем в ларвезийских кондитерских. Из напитков тут подавали чай, какао и лимонную воду, но винишко Нинодия таскала с собой и украдкой подливала в кружку.

Расположилась на своем обычном месте, у прорезанного в парусиновой стенке окна, принялась обмахиваться веером. Взмокла, пока шла, и дешевый грим на лице раскис, как тающая помадка на сдобе. Дорогой грим ей не по карману, пенсион назначили скромный – на винишко да на мелочевку хватает, и на том спасибо.

Тут уже сидели трое бартожцев со стройки воздушного порта – потные, краснолицые, в рубашках с закатанными рукавами и клетчатых штанах с подтяжками, а в сторонке от них – стеснительного вида девица. Юная, свеженькая, в дорожном платье, с задвинутым под стул саквояжем и прислоненной рядом заплечной котомкой. Мужчины вскоре ушли, а барышня пила какао, ела пирожное и озабоченно вздыхала, поглядывая в окно. Там, за окном, все ослепительно сияло, стучали молотками рабочие на дне канала – этим надо успеть сделать побольше, пока не навалился на город полуденный зной.

Нинодия у себя на коленях подливала из фляжки «Золотую ночку» в опустошенную на треть кружку, когда один из бартожцев вернулся и без спросу плюхнулся на стул рядом. От неожиданности рука дрогнула, по юбке растеклось винное пятно.

– Да вы, сударыня, не волнуйтесь, – покровительственно обронил незваный кавалер. – Я же с пониманием… Позволите составить компанию?

По-ларвезийски, небось тоже с языковым амулетом.

И потянул носом, после чего заметил:

– «Ночка»-то у вас паленая… А я с собой кое-что привез, могу поделиться. Только у меня к вам есть одно дельце деликатного свойства.

Лицо обрюзглое, седеющие бакенбарды, на цепочке золотые часы. Одних с ней лет, а то и постарше. Принялся доверительным шепотом сетовать, как ему здесь не хватает цивилизованного женского общества, и у Нинодии сердце екнуло: неужто она ему приглянулась?.. Знает ли он, что у нее ступни покалеченные, и она ходит на протезах? Да ежели в постели, какая разница, она ведь еще ого-го…

Но оказалось, он положил глаз на одинокую барышню. Опытная дама ему понадобилась как посредница. Что ж, дело нехитрое. Сторговались на дюжине «Печали гофмейстера» – недурного бартогского портвейна.

Нинодия подсела за столик к девчонке, завела разговор, и давай выспрашивать. Та сказала, что она из Аленды, приехала с караваном вчера вечером, потому что… Ну, захотелось ей путешествовать, новых впечатлений, а про Лярану она много слышала, и здесь она собирается найти какой-нибудь заработок… Мямлила, тушевалась и как будто что-то утаивала, а претендент на девичьи прелести умильно глядел на них и аж ерзал на стуле. Выяснив, что Фламодия отправилась на поиски приключений одна – и как ее только работорговцам по дороге не продали, повезло дурехе! – Нинодия перешла к делу: мол, здесь у вас никого, а значит, вам нужен покровитель с тугим кошельком, гляньте-ка на достойного господина за тем столиком…

Кто же знал, что у хозяйского сынишки прихватило живот с немытых фиников, и лечит его от кишечной заразы сама Ринальва – а слух у нее, как у кошки?

Барышня мялась и хлопала глазами, неуверенно промолвила:

– Да разве я могу кому-то понравиться?.. Вот один кавалер, не могу сказать кто, я ему тоже как будто понравилась, а потом он уехал по своим обстоятельствам, даже писем не пишет… – и добавила расстроено: – Но между нами ничего не было.

– Еще как понравитесь, вас приодеть – и будете первая красавица, ни один воздыхатель не пройдет мимо, – заверила Нинодия, уже предвкушая «Печаль гофмейстера». – Этот господин сразу вас оценил, вы его в самое сердце поразили.

Любитель свежатинки прислушивался к ее воркотне и одобрительно улыбался: тоже предвкушал.

– Я не знаю… – смущенно пробормотала Фламодия. – Если так… Я здесь, наверное, никому больше не нужна…

– Главное, скажите да, и я все устрою.

Тут-то и всколыхнулась расшитая бусинами занавеска, отделявшая чайную от жилой хозяйской половины, и появилась Ринальва. В серо-зеленой одежде служительницы Тавше, с лекарской сумкой, стриженые волосы спрятаны под косынкой. Черты лица у нее и так жестковаты, а уж если рассердится, хочется поскорей оказаться там, где ее нет.

– Сводничеством занимаешься? И не стыдно?

– Чего ж тут стыдного, обычные дела промеж людей…

– Дрянные дела.

– Да чего тут плохого, скажите на милость?!

– Толку-то тебе объяснять, если сама не понимаешь.

– Где уж нам что-то понимать, – оскорблено заметила Нинодия.

– А ты чего уши развесила? – повернулась Ринальва к девчонке. – Посмотри на него, ему нужна твоя жизненная сила. Телесное удовольствие само собой, но главное – энергетическая подпитка. При взаимодействии между любящими людьми происходит обмен жизненной энергией, это другое. А при такой похабщине у тебя попросту отнимают некоторую часть твоей силы, и от тебя раз за разом убывает.

Фламодия то краснела, то бледнела, и глядела так, словно сейчас разревется.

– Ах, да, кое-что ты все-таки получишь взамен, – ядовитым тоном добавила лекарка. – Приятное сознание, что ты кому-то понравилась. Так же как нравятся котлеты и булки – переварил и забыл.

Девчонка всхлипнула, а потом вскочила, отпихнула стул, схватила свои вещички и ринулась на улицу – только ее и видели.

– Куда? – Ринальва заступила дорогу устремившемуся следом кавалеру. – Если за ней, то незачем.

– Вы, сударыня, просто позавидовали ее молодости, потому что я обратил внимание на нее, а не на вас, – огрызнулся, хотя и с опаской, любитель юных барышень.

– Да уж, ваше внимание – чистое золото, – фыркнула лекарка, смерив его взглядом.

Нинодия, скривившись, растирала бедро: ей досталось спинкой опрокинутого стула. Что же за день нынче такой невезучий…

К счастью, Ринальве недосуг было тратить на них время: пациенты ждут. Оставшийся ни с чем кавалер снова давай подкатывать к Нинодии, чтоб она разыскала для него беглянку. Девчонка почти согласилась, вдобавок она теперь его должница – сбежала из чайной, не заплатив, а он уладил этот вопрос и рассчитывает на благодарность.

«Да как же я вам ее найду?!» – хотела сказать Нинодия, но вспомнила о «Печали гофмейстера» и промолвила, изображая раздумье:

– Обещать я, сударь, ничего не могу, но пущу в ход мои связи и попытаюсь про нее разведать.

Не было у нее в Ляране никаких связей, но за дюжину бутылок бартогского портвейна хоть соловьем запоешь, хоть ужом извернешься.

Тем же вечером Нинодия подстерегла в коридоре Пакину Сконобен – новенькую магичку из Куртавы, которая жила при дворе, служила по таможенной части и целыми днями носилась по городу. Наплела, что они с этой Фламодией знакомы и тут случайно встретились в чайной, а потом разминулись, вот досада… Не сможет ли Пакина ей помочь?

Та согласилась. Расчетливая серая мышка – вроде и просто держится, а видно, что себе на уме.

На следующее утро они вместе отправились в «Алендийские десерты». Нинодия про себя молилась воровскому богу Ланки, чтобы снова не нарваться на Ринальву.

В чайной Пакина спросила:

– Где и на каком стуле сидела эта девушка?

Нинодия показала, радуясь, как ей свезло: магичка и впрямь согласна помочь, раз задает такие вопросы.

Пакина уселась на стул и вначале принялась одергивать и поправлять юбку, словно что-то ей там мешало, а потом удивленно задрала брови, на ее остроносом веснушчатом личике появилось озадаченное выражение.

– Что такое? – насторожилась Нинодия.

– Ничего особенного. Если я ее встречу, я скажу ей, что вы ее ищете.

Бубен из кожи осужарха не помог. Уснув, Хантре увидел все ту же картину: бесконечный замерзший океан, расколотый трещинами, и по льдинам ползут – бесцельно, лишь бы не стоять на месте – двое заблудившихся путешественников.

Если получится указать им направление, и они доберутся до Сонхи – дальше смогут воспользоваться Вратами Перехода, чтобы попасть, куда собирались. Но несмотря на его ворожбу, они не слышали звуков бубна, и ничего не изменилось.

– Для чего ты это делаешь? – спросила Хеледика.

– Приснились странники, потерявшие дорогу. Я хотел им помочь, да ничего не вышло.

– А где они находятся?

– Где-то очень далеко отсюда.

– В Олосохаре?

– Нет.

– Тогда я ничего не могу посоветовать.

Они тоже двое странников – им предстоит дойти пешком до обитаемых мест, но ведьма и видящий с пути не собьются. Тейзург передавал им через кладовку воду, еду и все необходимое. С Хеледикой связались Суно Орвехт и Марченда Фимонг, однако организовать снабжение они не могли: песчаные ведьмы не пользуются магическими кладовками – нет у них такой способности, а у Хантре не было доступа к кладовке Ложи. Так что сейчас они полностью зависели от Эдмара, а тот и рад был, что ему не припоминают жертвоприношение в долине Нетопыря.

На привалах Хантре брался за бубен, и заунывные призывные звуки растекались над барханами, желтеющими на солнце или серебрящимися в звездном свете. Да только потерянные в запредельных далях путешественники этих звуков не слышали.

Искать ведьму, которая не хочет, чтобы ее нашли – все равно, что искать нитку в копне сена. При других обстоятельствах Тунанк Выри так и сказала бы Нинодии. Но когда она доложила Венше, что в городе объявилась бобовая ведьма, та потребовала, чтобы мучаха разыскала эту Фламодию.

Сама бы этим занялась, да с театром хлопот по горло. Начали репетировать новую пьесу, вдобавок сочиняем по ходу дела: возможно, спектакль будет не один, а два или три – и те, кто посмотрит первый, непременно захотят узнать, что случилось дальше. Будет страсть как интересно, сама увидишь. Но насчет девицы надобно все разузнать, вдруг шпионка, а если не шпионка, то зачем пожаловала. Ты же мучаха, ты хоть кого выследишь, вы это умеете.

Мучахи и впрямь это умеют. Да только они выслеживают среди людей магов и амулетчиков, которые охотятся за волшебными кисточками, а с ведьмами им редко приходится сталкиваться, у тех другие дорожки.

То, что Фламодия – бобовая ведьма, Тунанк Выри определила сразу, когда посидела в чайной на ее стуле. Времени прошло немного, магический след еще не истаял. И разумеется, она уловила, что Нинодия морочит ей голову.

После разговора с Веншей мучаха вернулась к «Алендийским десертам», дождалась момента, когда там никого не было, попросила чаю с печенькой, втянула хозяйку в разговор – и выведала подробности. Обычные людские делишки. И не похоже, чтобы Нинодия раньше была знакома с этой Фламодией.

Но откуда взялась бобовая ведьма, и в своем ли она была облике, когда случился казус в чайной, и что ей понадобилось в Ляране… Придется побегать, чтобы выполнить поручение. Очень хотелось удружить Венше.

Никакой уверенности, что сработает.

Сбежав от Дирвена Вратами Хаоса, они с Тейзургом нашли обратную дорогу в Сонхи благодаря заклятому медальону, висевшему на груди у мастера Бруканнера. Изначально медальон предназначался для другого – оберег от демонов Хиалы, но для них с Тейзургом он маячил вдали, словно маленькая багровая луна, и они шли, как на свет маяка. Причем Эдмар этот багровый диск не видел, а Хантре видел – потому что его кровь была добавлена в сплав, из которого изготовили оберег. Скорее всего так, самое логичное объяснение… Но сейчас он надеялся, что причина была не в этом.

Если он тогда уловил зов своей собственной крови, то никому другому с этого никакого толку. Но попытаться стоит.

Полоснув по запястью, окропил поверхность бубна, размазал. Высохнет – и можно будет поставить эксперимент, а результаты станут известны только во сне.

– Для чего это? – спросила Хеледика, завязывая концы бинта.

– Заблудившиеся путешественники, которые мне приснились, меня не слышат. Хочу проверить, не поможет ли кровь.

– Есть такое старое заклятье – «Кровь к крови», – подумав, сказала песчаная ведьма. – Но оно годится, только если тот, кого ты зовешь, состоит с тобой в кровном родстве.

– Ясно… Все равно хочу попробовать. Вдруг все-таки поможет.

Пустыня в просвете шатра – за минувшие дни Хантре научился ставить его как надо – серебрилась и манила, словно море в лунном свете.

Спихнув на мучаху часть своих обязанностей, Венша вовсю наслаждалась жизнью. С головой окунулась в постановку нового спектакля в театре Хурмдье. Сюжет взяли старый и всем известный – «Переполох в Кабене», но решили добавить неожиданных поворотов и приключений, чтобы получилась лихая история с продолжением.

Венша не могла сочинять так, как Хурмдье, Шиленанк и Бронжек. Как будто строишь игрушечный дворец из травинок, а он тут же рассыпается, и травинки уносит ветром… Раз за разом начинай заново – все равно не получится: Условие не позволит. Когда-то она сделала выбор, но за все приходится платить.

Зато у нее отлично выходили импровизации – как в первый раз, когда она вмешалась в представление и сорвала аплодисменты. Главное, чтобы товарищи по труппе запоминали или записывали ее экспромты, сама она воспроизвести их не сможет, по той же самой причине.

Наверное, когда-то могла. Но это было давно, и тогда она еще не была Веншей. А сейчас она вполне довольна тем, что она Венша, и у нее есть Город.

Все это не мешало ей быть начеку. Амуши помнила о том, что Лорма никому ничего не прощает. И если тому, кто от нее ушел, хорошо живется – царице-вурване это хуже кости в горле.

Это не мешало Венше бегать на базар в Алуду: отказываться от интересного из-за опасностей – ну уж нет! Однажды взяла с собой Тунанк Выри, которая свела знакомство с местными мучахами и насобирала новостей о том, что происходит в окрестных деревнях и городишках.

– Дорогу ты теперь и без меня найдешь, – промолвила запыхавшаяся Венша, когда вернулись в Лярану.

За мучахой ей не угнаться, те носятся быстрее сойгрунов. Известное дело, сойгруны всем досаждают и никому не нужны, люди стараются поскорее их прогнать – ежели получится. А за мучахами люди охотятся, и способность стремглав убегать очень выручает хвостатый народец.

На обратном пути Тунанк Выри честно старалась не мчаться во всю прыть, а приспособиться к скорости Венши. Но у той проснулся азарт: а вот я тебе не уступлю, я тебя еще и обгоню, хоть ты и мучаха! Ну, и выбилась из сил. И когда ее давний приятель демон Бавсо понес ее на закорках через мост – досюда город еще не дотянулся, обернуться девушкой с косичками и с независимым видом прогуляться по мосту над текучей водой она сможет чуть дальше – повисла обессилено, как тряпичное пугало, которое тащат на огород. Только и оставалось наблюдать краем глаза за Тунанк Выри, которая шагала рядом, как ни в чем не бывало, разве что опасливо косилась на демона Хиалы. У нее-то даже дыхание не сбилось. Но все равно быть амуши куда лучше, чем быть мучахой.

Во время вылазок за черту города Венша была настороже, но о том, что Лорма не единственное на свете опасное существо, и думать забыла. Поэтому когда увидела с балкона песчаный смерч, плывущий по улице Лепестков, в первый момент оцепенела.

Этой-то что здесь понадобилось?..

Высотой всего лишь в человеческий рост, смерч двигался вроде бы неспешно, но на самом деле с такой скоростью, что мучахе не угнаться. Люди жались к стенам, прятались в переулках – никто не хотел оказаться у него на пути. Кто-то, спеша убраться с дороги, уронил корзину с курами-пеструшками, и в воздухе закружились перья. А смерч был уже у ступеней главной дворцовой лестницы.

– Что это? – спросила позади Фарийма.

– Старая ведьма, – отозвалась Венша.

В горле враз пересохло.

Тейзург сейчас в лечебнице, и принцесса Касинат, с утра недомогавшая по женской части, отправилась туда же, а Городской совет еще надо собрать… Вот и получается, что за главных во дворце они с Фариймой, и встречать гостью придется им. Остальные придворные дамы тут всего лишь для красоты.

– Идем в зал аудиенций. Ее туда проводят, а ты спроси, зачем она пожаловала в Лярану.

Сдаваться Венша не собиралась. Уж если за ней не пропадало надерзить очередному фавориту Лормы, не станет она в своем городе прятаться от какой-то старухи. Сбежать при появлении лекарки Ринальвы – это другое, всего лишь игра в прятки. Да Ринальва никогда и не пыталась причинить ей вред, от нее скорее какого-нибудь хлесткого нравоучения дождешься. А песчаная ведьма – это смерть. С ее колдовства мигом усохнешь, превратишься в пучок травы с вялыми корешками, и твоя уснувшая душа будет заперта в этом пучке, пока он не рассыплется перегноем, а после застрянешь на неопределенное время в растительном царстве. Даже крухутаки не скажут, когда тебе повезет оттуда выкарабкаться и вновь переродиться в разумное существо.

Бррр, не хотела бы Венша провалиться в безвременный травяной сон. Такая участь грозит только ее племени, для остальных у песчаных ведьм есть другие смертоносные приемы. Немногие из амуши способны им противостоять – только самые искушенные в танцевальной ворожбе. Венша была слишком молода и не настолько опытна, чтобы дать отпор песчаной ведьме. Зато на ее стороне город.

Зал аудиенций – один из ее любимых. Никакой позолоты, ничего общего с набившей оскомину помпезностью, без которой не могли обойтись другие сурийские правители. Будто бы ты внутри огромной перламутровой раковины. Колонны из мраморного оникса изгибаются, точно стебли, а среди усыпанных драгоценными камнями светильников не найти двух одинаковых. Кажется, что тебя пытаются заворожить переливами бликов и перетеканием форм, хотя Венша могла поручиться, что никаких чар сюда не вплетено – одни лишь зрительные впечатления. Глянуть бы на изнанку, но там еще ничего не успело появиться: отделочные работы в этом зале были закончены в начале месяца Лодки.

Незваная гостья остановилась посередине мозаики, изображавшей кувшинку внутри хоровода водяных змей. Высокая и гибкая, волосы выпущены из-под тюрбана седым хвостом. На ней были шаровары, туника, куфла с карманами, все неброское, под цвет олосохарских барханов. За плечами дорожная котомка. Лицо морщинистое, а ведьмовские глаза светятся, как два песочных опала.

Под ее пронизывающим взглядом у Венши мурашки побежали вдоль позвоночника. Хоть и закуталась в усхайбу, хоть и приняла облик девушки с косичками, а эта старуха наверняка ее раскусит…

Фарийма поклонилась и приветствовала гостью – учтиво, но с достоинством, как подобает старшей придворной даме. С тех пор, как ее взяли во дворец, она многому научилась, вдобавок теперь она ходила в женскую школу, которую открыла при лечебнице Ринальва.

– Я Иланра, дочь Саманры, – представилась песчаная ведьма. – Община прислала меня, чтобы я помогла господину Тейзургу избавиться от магических недугов. Мы не сомневаемся в благой силе лекарей под дланью Тавше, но что касается заклятий и наведенных чар, это больше по нашей части. Рада с тобой познакомиться, госпожа Фарийма. Кто стоит рядом с тобой с закрытым лицом?

У Венши язык присох к гортани. А Фарийма, придвинувшись на полшага ближе и взяв ее за локоть, спокойно произнесла:

– Госпожа Иланра, это моя подруга, придворная дама Веншелат. Пойдемте со мной, выпьете чаю с дороги, а потом я провожу вас в лечебницу, где находится князь Тейзург.

Они вышли из зала вдвоем. Немного выждав, Венша последовала за ними, скользнула на изнанку, чтобы подслушать их разговор за чаепитием.

– Ты знаешь, кто твоя подруга? – спросила Иланра, дочь Саманры. – Ты видела ее истинное лицо?

– Я знаю, кто она. И я видела ее лицо. Говорят, недавно в мире кое-что изменилось, потому что было разрушено древнее заклятье, но мы с ней подружились еще до этих перемен. На свете и такое бывает… Попробуйте вот эту халву из Сакханды!

«И такое бывает…» – как эхо, подумала Венша.

Она до сих пор ощущала тепло пальцев Фариймы на своей правой руке чуть выше локтя.