Дороги Сонхи

Глава 11. Танцы на столах

– Этот мой, плюс восьмой! – торжествующе рявкнул Горвен, здоровяк, балагур и душа компании. – Учитесь, ребята, пока меня не сожрали. И вы, рыжая барышня, тоже учитесь.

За эту вылазку он поймал больше всех увхо. Ну, это в порядке вещей, что он всех обошел. Остальные одобрительно заухмылялись, Хенга тоже улыбнулась. Она подозревала, что «жизнерадостный балагур» – всего лишь личина, за которой прячется такой же, как она, профессиональный разведчик. Может, и нет, но скорее все-таки да.

Несколько групп амулетчиков отправились кружными путями из Батты, приморской столицы, до Фарзейма, «драгоценного сердца Черугды». Туземные чиновники пожаловались на увхо, которые нападают на людей даже средь бела дня: мол, будем нижайше признательны, если северные гости примут участие в охоте на нежить – в тех местах, которые находятся в стороне от мощеных государственных дорог, и куда королевским служителям добираться несподручно. Северные гости, делать нечего, согласились, так как были заинтересованы в добрых отношениях с хозяевами страны. Не хватало, чтобы те столковались с Ложей, готовой на все, лишь бы укрепить свои пошатнувшиеся позиции.

В местечке под названием Руква трое спутников Хенги отправились в «харчель», как называл такие заведения Горвен – помесь харчевни и борделя. Она с ними не пошла. Там едят и совокупляются в общих залах, разделенных на условные кабинетики потрепанными складными ширмами – иногда эти ширмы падают, но на такие мелочи никто не обращает внимания. Тяжелое дыхание и страстные стоны мешаются с чавканьем и звуками отрыжки, ароматы благовоний не могут перебить крепких запахов пота, проперченного жареного мяса и пойла, которое в Черугде гонят из чего попало. Работать она могла в любой обстановке, а отдохнуть и поесть – нет уж, ей бы что-нибудь поприличней. Высмотрела в конце улицы вывеску с цветком фиэ.

Цветок означал, что здесь останавливаются те, кто блюдет свою нравственную чистоту, а также государственные чиновники с женами и наложницами. Наискосок от «харчеля»? Но ведь на расстоянии в сотню шагов!

Договорились, что товарищи зайдут за ней, и Хенга повернула к пестрой двухэтажной гостинице, сверху донизу расписанной обережными узорами. В этой стране все до того яркое, что в глазах рябит – ткани, волосы, дома, повозки, заборы. Под стать ядовитым цветам тех растений, из которых делают знаменитые черугдийские красители.

Внутри царило такое же разноцветье. Две дамы, у одной малиновая коса, у другой небесно-голубая, чинно восседали на резных стульях и пили макчу – травяной напиток, заменяющий туземцам чай. Их одеяния переливались, как павлиньи хвосты. А косы были покрашены от затылка, по местному обычаю – выше волосы натурально черные. Третья посетительница, в сторонке от них, на обычаи наплевала: неряшливые темные космы с алыми прядями стянуты тесемкой и смахивают на оперение потрепанной жизнью птицы.

Хенга попросила у служанки холодную макчу, какао со специями и мясо, запеченное в листьях луглута. Объяснившись с помощью языкового амулета, поймала взгляд красно-черной посетительницы. Это оказалась не туземная дама, а Ламенга Эрзевальд, ларвезийская стекольная ведьма, в прошлом сотрудничавшая с овдейской разведкой – а также с бартогской, аснагисской, сиянской и мадрийской, и вряд ли ее список этим ограничивался. Ламенга была известной авантюристкой, одного пошиба с Чавдо Мулмонгом, но в отличие от Мулмонга к славе не стремилась и грандиозных афер не затевала. Выполняла поручения скользкого характера, приторговывала информацией и артефактами. Вероятно, сюда она сбежала, потому что после переворота в Аленде стакнулась с узурпаторами, а сейчас для всех, кто в этом замешан, настала пора платить по счетам. Хотя, возможно, она здесь что-то вынюхивает, выполняет чей-то заказ. Одно другому не мешает.

– Глазам своим не верю, вы или нет? – испытующе глядя на знакомую шпионку, произнесла стекольная ведьма.

– Я вас тоже в первый момент не узнала, – дипломатично отозвалась амулетчица.

– Присоединитесь? У меня тут самый прохладный уголок.

Пересела. От Ламенги несло табаком, у нее нет принципов, и она никогда Хенге не нравилась, но от нее можно узнать что-нибудь интересное.

Обмен новостями о просвещенном мире, обычные для белых людей сетования на жару и обезьян, а потом авантюристка понизила голос до шепота и перешла к главному. Если Райченде (имя, под которым она знала Хенгеду Кренглиц) попадет в руки некая вещица, то некий покупатель, с которым Ламенга поддерживает связь, готов заплатить любую цену.

– Что за вещица?

Не то чтобы у Хенги было желание ввязываться в ее делишки, но информация лишней не будет.

– Выглядит как золотой медальон с гравировкой, называется «Прекраснейший лик», – прошептала авантюристка, придвинувшись ближе, щекоча табачным дыханием ее ухо. – Этот артефакт позволяет владельцу выглядеть для окружающих, как в лучшую пору своей красоты. Независимо от возраста и прочего. Заказчик не поскупится. Половина мне, половина тому, кто раздобудет вещицу. Я слышала, «Прекраснейшим ликом» владеет королевский дом Черугды, но слышала также, что кто-то из знати выкрал его и держит у себя.

Она говорила очень тихо, скорее выдыхая слова, чем произнося, вдобавок мешала овдейский с ларвезийским. В придачу Хенга ощутила магию от подслушивания – специфические чары стекольной ведьмы.

– Если мне вдруг повезет, хотя вряд ли.

Ответ ни к чему не обязывал и позволял продолжить беседу в доверительном тоне.

– В Фарзейме я уже искала. Вдоль и поперек – нету, а такая вещица не будет лежать под замком, кто-то ее носит. Если вы через Амолларук собираетесь, мне туда соваться несподручно. Не любят там тех, кто угоден Хитроумному.

Амолларук – город, посвященный Зерл, и неподалеку от него, на горе посреди непролазных джунглей, стоит монастырь Золотых Ящериц. Говорят, в Амолларуке можно обронить на рынке кошелек, а когда спохватишься и вернешься, там же его и найдешь. Приверженцам воровского бога нет житья в этом городе, Ланки и Зерл издавна враждуют.

– Понимаю, – отозвалась Хенга.

Дальше Ламенга завела речь о том, что ей нужна помощница – сообразительная, не из трусливых, с авантюрной жилкой, и хорошо бы это была магичка, ведьма или амулетчица. Если Райченде надоело тянуть лямку на службе, она готова взять ее в компаньонки. Насчет дележки столкуемся.

– Но тогда мне тоже не будет дороги в Амолларук, – заметила бывшая разведчица, как будто в раздумье.

– И то верно. Что ж, поговорим об этом после, особенно ежели чего принесете.

Ламенга в этой гостинице снимала комнату и в ближайшую восьмицу никуда отсюда не собиралась. Но если они разминутся, Райченда всегда может послать ей весточку, вот амулет для связи.

Стандартный квадратик с чеканкой, размером с почтовую марку. К отверстию для шнурка привязана заклятая ведьмой бусина желтого стекла. Хенга спрятала артефакт в один из кармашков на поясе.

Наконец-то у нее появилась информация для доклада в Абенгарт. Встретила Ламенгу Эрзевальд, которая занимается шпионажем в пользу всех, кто готов заплатить, а также, в настоящее время, розысками амулета «Прекраснейший лик». Можно предположить, что ее заказчица – так называемая царица Лорма, древняя вурвана. В Аленде Ламенга контактировала с Чавдо Мулмонгом, который работал на Лорму, и возможно, та сейчас пользуется ее услугами. То, что неназванный заказчик Ламенги готов заплатить «любую цену», подтверждает эту версию.

Мыслевесть Хенга отправила после того, как их группа покинула Рукву и двинулась дальше по намеченному маршруту. Под ногами шуршала прелая листва, в воздухе тучами вилась мошкара, которая не набрасывалась на людей лишь благодаря «Гнусогону». В прорехах зеленого полога ослепительно вспыхивало солнце, и малеоры, огромные шаровидные цветы, которых здесь полно, в его сиянии как будто сами светились, отбрасывая сиреневые, пурпурные, золотистые блики – каждый цветок в искрящемся ореоле. Эчами, без которых малеоры зачахнут, днем не увидишь: крылатые человечки прячутся в изнаночных бутонах и выбираются оттуда с наступлением сумерек.

У некоторых цветов, дружных с волшебным народцем, в придачу к обычным бутонам есть еще и изнаночные. Какие они внутри – одна из величайших загадок растительного царства. Эчами расспрашивать бесполезно, они и разговаривать-то не умеют, а зловредные жовхо, тропическая разновидность грикурцев, всегда готовы наврать с три короба.

Увязавшиеся за людьми обезьяны верещали и кидались фруктами, комьями грязи, дохлыми многоножками. Амулетчики двигались компактной группой, активировав «Незримые щиты» – глухая круговая защита, над головами непроницаемый купол. Если кому-то приспичило по нужде, остальные прикрывают. Попав в Черугду, Хенга очень быстро научилась не стесняться таких вещей.

Кое-где в путанице ветвей и лиан сидели флирии – миниатюрные полудевы-полунасекомые с прозрачными радужными крыльями. Обезьяны их не замечали, да и люди видели их лишь потому, что у каждого «Правдивое око». Даже в этих краях кожа у флирий такая белая, что выше пояса они похожи на фарфоровых куколок.

В джунглях без толку высматривать увхо, те ошиваются возле человеческого жилья. Тут можно поразмышлять о своем, хотя при этом не забывай глядеть в оба, но Хенга умела совмещать то и другое.

Амолларук – город Зерл. Может быть, хотя бы там Неотступная услышит молитвы и призовет ее? Обычно такое происходит во сне. Зинта рассказывала, что Тавше ей приснилась, а наутро она побежала в храм, не смея поверить, и жрецы уже знали, что она теперь лекарка под дланью, потому что тоже видели ниспосланный сон.

Хенга, с детства привыкшая мыслить рационально, решила, что и с ней так будет. Если, конечно, будет. Общение с божеством во сне – самый логичный и вероятный вариант, поэтому надо ложиться спать без ужина и с чистыми помыслами.

Потом они добрались до деревни, атакованной увхо, и стало не до того.

Духи-упыри похожи на сгустки черного дыма – то ли есть, то ли нет, зато их жертву распознать нетрудно: человек выглядит нездоровым, еле волочит ноги, а то и вовсе валяется без сознания. Если присмотреться, можно увидеть дымку, обволокшую его голову.

Доконав жертву, увхо отправляется на поиски новой – не сразу поймешь, плывет по воздуху клок темного тумана или в глазах рябит.

Как заметишь упыря, поскорей вытаскивай ловчий артефакт – бесцветную граненую бусину на шнурке, и посылай в цель импульс. Результат налицо: бусина, в которой заключен увхо, станет черновато-багровой.

Хенге удалось сравнять счет с Робровеном – он тоже новичок, прибыл в Черугду на полтора месяца раньше, чем она. Три увхо от нее улизнули, но их изловил Горвен. И будем честны, счет она сравняла только потому, что последний даже не пытался сбежать. За окраиной деревни ничком валялся в траве человек – одежда в пыли, голова повязана грязной тряпкой, за спиной съехавшая котомка – и над ним клубилось темное облако. Этот увхо был крупнее своих собратьев, отожравшийся, отяжелевший. Его жертва не подавала признаков жизни. Потерявший берега упырь как будто колыхнулся навстречу Хенге – и стал ее девятым пленником.

Теперь у них с Робровеном по девять увхо, у Правурта – четырнадцать, у Горвена – двадцать один.

Вместо благодарностей и угощения жители деревни обступили овдейцев и принялись о чем-то встревожено толковать. Наречие незнакомое, какой-то редкий диалект, поди пойми. Но Горвен, самый бывалый, все же сумел кое-как объясниться и перевел товарищам:

– Они говорят, у них тут неподалеку Врата Хиалы нараспашку. Утром послали в город гонца. Сходим, посмотрим, что там.

В отличие от амулетчиков, которые при марш-бросках через лес используют «Скоробег», крестьянин хорошо, если за сутки до той же Руквы доберется.

В толпе пестро одетых смуглых людей возникла заминка: никто не хотел идти в дурное место. В конце концов одного вытолкнули вперед. Проводник трясся и что-то сокрушенно лепетал, но все-таки повел группу в нужном направлении.

– Если тут Врата Хиалы сами открываются, ясно, почему столько увхо, ­– вполголоса заметил Робровен.

– Кто-то их открывает, – возразил Правурт. – И тогда странно, что местные маги до сих пор это не отследили.

– Разберемся, – бросил Горвен.

Хенга предположений не строила. У нее пока недостаточно опыта, чтобы судить о происходящем в Черугде.

Мучаха уже отчаялась найти неуловимую ведьму, но внезапно ей «повезло на ровном месте», как говорят в Нангере. Свернула в переулок возле площади Вчерашних Желаний – и сразу ощутила бобовую магию. Да не слабенькие отголоски, а такую же явственную, как палящее солнце, запах корицы из «Театральной чайной» и камень нагретой солнцем стены. Подняв глаза, увидела в темноватой глубине за оконным проемом ее источник.

Барышня заурядной наружности грустила над кружкой чая и надкушенной коричной лепешкой. Насторожилась, когда Тунанк Выри к ней подсела, но колдовать не стала и охотно втянулась в разговор.

Приехала из Аленды. Приехала за своей мечтой, можно так сказать, у каждого есть своя мечта… Зовут Фламодия. Не совсем Фламодия, она назвалась чужим именем, иначе кто-нибудь помешал бы ей добраться до Ляраны, потому что раньше она состояла на государственной службе. Хотя она была там никому не нужна. Теперь ее, наверное, оттуда выгнали, раз она уехала без спросу, да еще в другую страну. Она знает, что здесь она тоже никому не нужна. Она все-таки хочет хоть разок его увидеть, несмотря на то, что она ему совсем не нужна. Во дворец просто так не пускают, и она не решилась туда пойти, а вот бы посмотреть – там, наверное, красиво... Может быть, для нее нашлась бы во дворце какая-нибудь работа? Она же ведьма и кое-что умеет. Но она не знает, у кого можно об этом спросить, она ведь никому не интересна, плохо быть никому не нужной.

Фламодия, или как ее там зовут, говорила запутанно, но не лгала, и никакой затаенной угрозы в ней не было. Ясно, что влюблена, и ясно, в кого – вот и все ее секреты.

Тунанк Выри отправила мотылька с весточкой к Венше, и вскоре та появилась – в облике девушки с косичками цвета ржавчины, в сиреневом алендийском платье с кружевами и широкополой шляпе с вуалью. Представилась, как придворная дама, и Фламодия перед ней оробела. По второму разу выложила свою историю, признавшись, что на самом деле ее зовут Флаченда.

– Обещать ничего не могу, но я о вас доложу, и возможно, вы получите место при дворе, – произнесла Венша тоном жеманной дамы, взирающей на всех с высоты своего положения.

Мучаха-то понимала, что она играет роль и вовсю потешается, а неискушенная зрительница в лице Фламодии-Флаченды глядела на нее растерянно, с оттенком ревности и с проблеском робкой надежды.

– Бывает же, что в некоторых местах Врата Хиалы открываются сами собой, – на ходу выпалил Робровен. – Как побочный эффект при некоторых видах магии. Вы же в курсе, в наших восточных лесах такое бывает. Но те Врата неполноценные, через них никто туда-сюда не пролезет, а здесь увхо…

– Местные сказали, оно в первый раз случилось, – напомнил Горвен. – О таких фокусах в окрестностях они бы знали.

– Тогда это могут быть реликтовые Врата, – высказался Правурт, который интересовался древними эпохами и в свободное время читал исторические трактаты. – Когда-то, очень давно, в Сонхи были постоянные Врата Хиалы – каждые находились на одном и том же месте, в определенное время открывались и закрывались. Демоны могли свободно приходить и уходить, хотя никто их не призывал.

– Как это вообще могло быть? – отозвался Робровен с ноткой скепсиса.

– Есть предположение, так произошло потому, что наш мир на некоторое время остался без Стража. Период то ли в тысячу лет, то ли в несколько тысяч, а потом эти Врата были уничтожены. Но если какие-то уцелели – допустим, кто-то их запечатал и накрыл мороком, а сейчас печать потеряла силу и морок рассеялся… Тогда это большое открытие!

– Тогда это большая задница, – веско возразил Горвен.

Одно другому не мешает, подумала Хенга. Она помалкивала, чтобы дыхание не сбилось. Она пока не настолько тренированная, как остальные.

Все четверо знали, как выглядят Врата Хиалы, а ей даже побывать в Нижнем мире довелось – прогулка была недолгой и в компании могущественного мага, но тем не менее.

Амулетчики бежали рысцой по заросшей тропинке: гуськом, не растягиваясь, чтоб не возникало зазоров меж сомкнутых «Незримых щитов». Проводник не угнался бы за ними, у него ведь не было «Скоробега», и в придачу поджилки тряслись, но Правурт, самый рослый и крепкий, нес его на закорках, задействовав «Тягло».

– Уже близко, – перевел Горвен сдавленный возглас проводника.

– Надерем демонам задницы! – бодро отозвался Правурт.

Бравада. Заранее обговорили, что в сражение с визитерами из Хиалы, если таковые будут обнаружены, группа без необходимости не вступает. Их задача – добежать, ознакомиться с обстановкой, ретироваться, отправить донесение начальству.

В ушах стрекот и звон, перед глазами пляска зелени и пестрых пятен, воздух словно горячий липкий мед, напоенный благоуханием всего, что цветет на разной высоте над землей и гниет под ногам. Потом ощущения изменились: запахи, свет, зной – все это никуда не делось, а звуки исчезли, не считая древесных шорохов и топота четверки амулетчиков. Даже обезьяны отстали, но сейчас это никого не обрадовало: значит, вся живность, включая насекомых, отсюда сбежала. Если зверье убралось подальше от Врат Хиалы, инстинктивно улавливая потустороннюю угрозу – это в порядке вещей, а если оно спасается от того, что из этих Врат вылезло?..

Просветы меж опутанных лианами жемчужно-серых стволов. Проводник что-то панически пролепетал. За деревьями никакого движения. И амулеты, которые предупреждают о присутствии демонов, волшебного народца и прочей нечисти, активности не проявляют.

Правурт сгрузил на землю деревенского жителя, и тот шатко двинулся в обратном направлении, споткнулся, упал, пополз на четвереньках. Амулетчикам было не до него, да они в нем больше и не нуждались. Подобрались к опушке, прячась за деревьями.

«Вот оно», – произнес по мыслесвязи Горвен.

На открытом пространстве ни единого живого существа, и никаких иных сущностей тоже не наблюдается. В траве могло бы что-нибудь притаиться, но как будто все вымерло. В дюжине шагов от опушки – Врата Хиалы, только это не арка, подернутая мутной переливчатой зыбью, а скорее, разверстый провал в никуда. Прореха в реальности.

Хенга оцепенела: это… это… Жарища, шелковая туника под безрукавкой липнет к телу, все вокруг нежится и киснет в субэкваториальном солнечном бульоне, а она буквально замерзла – окоченевший истукан, нет сил даже на то, чтоб отступить назад, в растительную гущу, подальше от этого…

Правурт вцепился в ближайшее дерево – мертвой хваткой, словно его сносит бешеным потоком, и вопрос жизни и смерти удержаться за подвернувшуюся опору.

Робровен обмяк, мешковато опустился на корточки, его стошнило.

– Мы там не выживем, – тихо и безнадежно произнес застывший на месте Горвен.

Так и есть, подумала Хенга.

Надо уходить, но ни у кого из четверки не было на это сил. Проводник тоже далеко не уполз – барахтался на земле и скулил, как подбитое животное, порой срываясь на визг.

Неизвестно, сколько прошло времени, а потом трава на поляне зашуршала, заструилась: с востока налетел ветер. С той стороны приближалась туча – стремительно, как будто гналась за большой птицей с сияющим светлым оперением. Или не гналась, а сопровождала?..

Сложив крылья, птица камнем ринулась вниз и поднялась на ноги уже девушкой: не старше Хенги, лицо скуластое, льняные волосы заплетены в две косы, перемотанные шнурками – с концов свисают птичьи перья и кисти мелких засохших ягод. Ее куртка и штаны подошли бы скорее для путешествия по лесу в средней полосе, чем для Черугды. На ногах поношенные мокасины.

А туча закрутилась нисходящим вихрем и обернулась крупным серым псом, остромордым и остроухим, с умными внимательными глазами.

Это же… Раз они здесь, все будет в порядке!

Девушка встала напротив Врат – теперь амулетчики видели ее со спины – и ужасающий провал начал закрываться, через несколько мгновений исчез.

– Летим домой, хозяйка? – хрипло пролаял Пёс Восточного Ветра.

– Летим, – согласилась девушка. – Жарко здесь.

И снова взмыла птицей, жемчужно-серой с темными пестринками. Харнанва последовал за ней.

Отпустило, но амулетчики еще долго смотрели им вслед. Увидеть воочию одного из Великих Псов – редкое везение, а увидеть своими глазами Стража Мира – и вовсе неслыханное событие.

– Получилось, – произнес Монфу с таким несчастным видом, словно речь шла о провале их плана.

– Если это не очередная издевка и не случайный промах Безглазого Вышивальщика, – отозвался Куду.

Они сидели в своей комнате на втором этаже ветхой гостиницы, которую держал местный житель, перебравшийся в Лярану из захиревшей столицы присвоенного Тейзургом княжества. Поначалу надеялись, что хозяин из недовольных и годится в сообщники, но тот оказался ярым сторонником новой власти: мол, раньше худо жилось, теперь живется лучше. И даже если эту развалюху, которая досталась ему почти даром, захотят снести, он получит взамен новый дом, на то есть княжеский указ, да благословят боги нашего князя и Городской совет.

Куду и Монфу усомнились в том, что боги благословят бывшего демона, но делиться своими соображениями не стали.

Вечерело, небо за окошком стало розовым. Верблюд, которого провели мимо, навалил кучу посреди улицы, и хозяин ругался внизу с соседом – кому достается ценное удобрение. Сосед твердил, что нынче его очередь забрать дар богов, а ушлый хозяин возражал, что лепешка-то лежит возле его заведения, стало быть, это его боги-милостивцы одарили.

– Я до Городского совета дойду! – пригрозил сосед. – До самого князя!

– Безглазый Вышивальщик Судеб давно исчез, – заметил Монфу. – Нынешние о нем забыли. Сейчас судьбы людей в Сонхи плетутся сами собой.

– Есть еще та, для которой наш гонитель построил в этом городе три храма.

Несмотря на гвалт внизу и на то, что никому не было до них дела, они соблюдали осторожность: разговаривали чуть слышно, на забытом древнем языке – кроме них двоих, этот язык помнят только Тейзург и Лорма.

Фламодию взяли на службу в ляранский дворец. Теперь дело за тем, чтобы с ее помощью заманить врага в ловушку и отдать вурване. Куду и Монфу не рискнули бы морочить голову этому безжалостному интригану без чести и совести – страшно подумать, что их ждет, если он раскусит обман, а ведь он раскусит… Зато они заморочили голову наивной влюбленной девушке, которая вовсе не собирается его обманывать, вся как на ладони, хоть и ведьма. Он не заподозрит неладного, спишет все странности на ее глупые фантазии. Хочется надеяться, что не заподозрит. Больше им надеяться не на что.

– Если мы выполним задуманное, и этот кошмар закончится, я спляшу на столе, – прошептал Куду.

Эту присказку он несколько раз слышал от Глодии – в ту пору королевы Глодии.

– Шутишь, – качнул головой Монфу, глянув на столик в углу: четыре хлипких ножки и неровная столешница из задубевшей шкуры какого-то пустынного зверя.

Его в нынешнем теле такой стол вряд ли выдержит.

– Не на этом, но спляшу, – уперся на своем Куду. – Если нашего гонителя больше не будет ни среди живых, ни среди мертвых.

Каждый из четверых во всех подробностях доложил абенгартскому руководству об инциденте с Вратами Хиалы, о своих ощущениях во время инцидента, о том, как выглядели Страж Мира и Великий Пёс Харнанва. Кураторы скрупулезно выспрашивали подробности, сидя в своих кабинетах в Министерстве благоденствия, а амулетчики в это время шагали гуськом по тропинке в джунглях – им бы засветло добраться до Руквы, но разве это препятствие для обмена мыслевестями? Вышколенные функционеры припоминали, какого оттенка было Ничто за Вратами, и какой орнамент на куртке у Стража, и с опушкой ли у нее мокасины, и на каком расстоянии от Врат, если мерить в шагах, было замечено отсутствие зверей, птиц и насекомых… Дисциплина прежде всего, никто не позволял себе проявить недовольство. Хотя измотались по самое не могу, а Правурт снова нес на спине пассажира. Точнее, пассажирку – девчонку-бродяжку, которую Хенга спасла от увхо.

Когда вернулись в деревню, та лежала на прежнем месте, без сознания, но еще живая. Никто из деревенских к ней не подошел – опасались переходящей порчи. Сказали, она пришлая, не из местных, и почем знать, что она на себе притащила.

Хенга подошла, наплевав на туземные суеверия. Во-первых, ее защищают амулеты, а во-вторых, если бы Хантре Кайдо рассуждал как жители этой деревни, ее бы сейчас тут не было, она бы околела от холода и болевого шока на той улице с разбитыми витринами. Вслед за ней подошел Горвен.

Лицо серое от въевшейся пыли, но кожа вроде бы светлая – и впрямь не из местных. Одежда грязная, за спиной изгвазданная котомка, обувка тоже грязная и рваная, словно путешественница пробиралась по склепам, болотам и подземельям. Когда выяснилось, что это девушка, Хенга подумала, что тем более нельзя ее здесь оставлять.

– С «Тяглом» я донесу ее до Руквы.

– Да не дергайся, я донесу, – вмешался Правурт. – Сколько в ней весу? Чуть потяжелее цыпленка. Выглядит, как будто месяц морили голодом. Другой вопрос, в Рукве куда ее денем?

– Там есть храм Тавше, можно туда.

– Магический фон, – определил Горвен. – Слабый, но есть. Возможно, она магичка или ведьма, то ли с небольшим потенциалом, то ли сильно истощенная. Если из наших, доложим начальству.

С помощью лечебных амулетов девушку привели в чувство, но оказалось, что она не овдейка, не ларвезийка, не ширрийка, не молонка и не бартоженка. Языка, на котором она произнесла несколько слов, никто не знал. Возможно, руфагрийский или куртавянский?

– Ладно, несем до Руквы, там куда-нибудь пристроим, – решил Горвен.

При храме Тавше была лечебница – длинная хижина, крытая тростником. Девушку передали лекарям. Хенга связалась с Ламенгой Эрзевальд: возможно, та знает, что это за путешественница, или слышала о ней раньше? Авантюристка призадумалась, потом сказала, что сходит на нее взглянуть и попробует разузнать, откуда она взялась.

По крайней мере, теперь девчонка не пропадет.

А группа Горвена после ночевки в Рукве снова отправилась охотиться на увхо.

Тягаться с Горвеном никто из них не мог. Правурт от него отставал, но двух новичков опережал с изрядным отрывом. Хенга и Робровен держались вровень, по переменке вырываясь вперед. Хенга решила, что для нее это весьма неплохо. И то, что ее приняли как свою, и теперь все между собой на «ты» – тоже неплохо. Вдобавок она оценила пользу «харчелей»: для парней нет проблем с обществом доступных девиц, а она для них коллега-службистка, ну и хорошо. Таких экземпляров, как Дирвен, в их группе, хвала богам, не было. И впору бы помянуть «ларвезийское разгильдяйство», если б не одно «но»: Дирвен-то по происхождению овдеец, сбежавший из Овдабы и угодивший в загребущие объятия Ложи.

С девчонкой, которую в последний момент отбили у увхо, все устроилось. Восьмицу спустя Ламенга прислала мыслевесть: объявилось ее семейство – руфагрийский естествоиспытатель-ботаник и его верная спутница, заядлые путешественники, в этот раз взяли с собой дочку, а та и потерялась. Ламенга забрала девушку из храма Тавше и вручила обрадованным родителям, те повезли ее в Батту, где есть овдейская лечебница и маги-лекари. Руфагрийцы просили передать слова благодарности амулетчикам, спасшим их дочь.

Хенга, обученная подмечать нюансы, уловила в мыслевестях стекольной ведьмы некоторую торопливость и слащавую фальшь. Скорее всего, не было никаких «слов благодарности»: Ламенга приписала заслугу себе и наверняка сумела извлечь из ситуации выгоду, супруги-путешественники теперь ее должники.

Во сне пустыня становилась разноцветной, манила миражами, внутри которых прятались другие миражи – можно туда войти и посмотреть, что еще там есть. Одни показывали руины забытых городов, и в то же время в этих городах текла прошлая жизнь, как будто их обитатели не замечали, что уже исчезли: словно ты находишься сразу в двух совместившихся отрезках реальности. Другие служили приютом волшебному народцу. А некоторые были ни на что не похожи: только шорох песчинок и цветные воздушные слои, то теплые, то прохладные, по ним можно бестелесно растечься и покачиваться, как на волнах. Пустыня напоминала море. На свой лад она и есть море. И он знал наверняка, что ловушек для него здесь нет, опасаться нечего.

– Ты опять гулял во сне по Олосохару, – заметила Хеледика после третьей такой ночи. – Это хорошо, Олосохар тебя принял.

Двое заблудившихся странников больше ему не снились, и Несотворенный Хаос не снился. Возникло ощущение, что он сделал все необходимое, и…

И теперь можно об этом забыть, потому что в Сонхи он дома. Ну, и те двое в обитаемом мире как-нибудь не пропадут.

– Шибеват тянется вдоль речки Шибы, а справа и слева от него прорвы – Ничейная да Кукурузная, – сказал Левабур-нуба, хозяин каравана, когда вдалеке блеснула вода и замаячили невысокие горы. – Там тоже деревни, мы с ними торгуем. Только магам и ведьмам туда ходить не надо, ваша сила там пропадает. Маги там становятся, не в обиду вам будет сказано, как обычные люди.

Хантре не усмотрел в этом ничего обидного. Что такое прорва, он знал. Магическая сила там не пропадает, а всего лишь не действует – до тех пор, пока не выберешься за пределы прорвы.

«Шибеват – не самое лучшее местечко, – заметил Тейзург при обмене мыслевестями. – Виды там красивые, но, к несчастью, там еще и люди живут. Представь себе достойный кисти художника великолепный ландшафт, на фоне которого совершается нечто унылое и неприглядное, на свой лад забавное, но в то же время отвратительное – как пускающий слюни великовозрастный идиот, который с наслаждением обрывает крылышки бабочкам. Главное, не вздумай открывать там Врата Хиалы. Местное население держится за иллюзию, будто поклоняется светлым богам, но в действительности они давно уже прикармливают Вуагобу».

«Каким образом?»

«Регулярными человеческими жертвоприношениями».

«То есть...»

«Не то, что ты подумал. Несчастные жертвы у них сами мрут от сепсиса, гангрены и прочих инфекций. Статистикой, увы, не располагаю, но выживает достаточный процент, чтобы Шибеват не обезлюдел. К сожалению, заметим в скобках. Обезлюдевший Шибеват был бы воистину прекрасен».

«Что там происходит?»

«Хантре, уволь меня от пересказа неэстетичных подробностей. Я сейчас пью кофе в постели, вместе с очаровательной Веншей… Хочешь кофе? У нас еще осталось, могу предложить по чашке вам с Хеледикой».

«Нет. Что за жертвоприношения в Шибевате?»

«Рекомендую тебе на этой территории заэкранироваться от посторонней информации. Ты ведь умеешь».

«Я задал вопрос!»

«Насчет Накопителей ты в курсе. У местных нечто в этом роде, только они обходятся без пирамид. Хантре, послушай хоть раз моего совета, наглухо заэкранируйся. С тобой песчаная ведьма – если появится что-нибудь достойное внимания, она тебя предупредит».

«Не можешь просто сказать, что там?»

«Ты уверен, что тебе нужна эта информация? Заэкранируйся от местного населения и любуйся природой. Толку-то тебе рассказывать… Ты ведь захочешь всех поубивать, но поскольку в случае с Шибеватом пришлось бы в буквальном смысле поубивать всех, а это, увы, не твой стиль – тебе гарантированы лютые моральные терзания, заранее соболезную».

«Там настолько все плохо?»

«И...»

«Что?»

«Венша передает тебе воздушные поцелуи».

– Шибеват за этими горами, – сообщил Левабур-нуба. – Два дня пути. Там и сойгруны балуют, и стиги водятся, и амуши иной раз можно повстречать. Ну, с магом и ведьмой в караване никакая нечисть не страшна, потому я и сказал, что денег с вас не возьму, сочтемся.

– Часто здесь нечисть появляется? – спросил Хантре, чтобы заглушить тревогу, которая после разговора с Эдмаром прибывала, как поднимающаяся мутная вода. Хотелось поговорить о чем-нибудь понятном и не слишком опасном – например, о сойгрунах и стигах.

– Не всякий раз, но бывает. Им тоже не нравится, что с обеих сторон прорвы. Если кого из народца изловить и туда забросить, он сгинет без следа. У нас артефакты, и с нами Банабил-амулетчик, а для сойгрунов есть браслеты на откуп. Но с такими спутниками, как вы с госпожой, окаянный народец и близко не сунется.

– А что за люди живут в Шибевате?

– Дурного не скажу, гостеприимные люди. Жены и девушки у них добрые и послушные, старцев-долгожителей много. Парни горячие, промеж собой разбойничают – скот воруют, но караваны не трогают. И места для глаз отрадные, сами увидите.

Два разных блока информации из двух источников. Пустыня осталась за спиной, впереди раскинулся зеленый край, далекие горы казались сизовато-бурыми под сияющим небом. А тревога не отступала, словно мутная вода, потерявшая берега.

До Криффы добрались под вечер. Над городом пылал оранжево-розовый закат, оставшиеся за спиной джунгли стрекотали, верещали, перекликались протяжными воплями и трелями.

По черугдийским меркам если больше двух дюжин улиц – уже город. В Криффе были мощеные тротуары и немало домов в два-три этажа, с деревянными портиками и балкончиками, украшенными резьбой. На вывеске гостиницы с харчевней красовался цветок малеоры – это означало, что здесь не зазорно остановиться даже членам королевского семейства.

– «Нерушимые столы», – перевел Горвен прихотливую, как узорный орнамент, надпись на вывеске. – Или «Несокрушимые столы». Зайдем? Место приличное, но посчитают ли здесь нас за приличную публику?

Как выяснилось, в «Несокрушимые столы» пускали всех – и разряженных в пух и прах, и неказисто одетых. Горвен попытался расспросить прислугу и сообщил товарищам:

– Говорят, повеление такое. Чье повеление, так и не добился.

– Может, у них тут побывал какой-нибудь фарзеймский высокий чин инкогнито и потом задал всем жару, – предположил Правурт.

Внутри полно пестрой темнокожей публики. Слуга проводил амулетчиков в угол: мужчин подсадили к компании торговцев, попросив тех потесниться, а Хенге принесли табурет, чтобы она смогла пристроиться за соседний столик, к двум туземным дамам. Никто не возражал.

– Он сказал им, что мы охотимся на увхо, – пояснил Горвен. – Таких, как мы, здесь уважают.

Впрочем, свободные столы в зале были, в количестве трех штук: стояли в ряд у дальней стены, и если их вытащить, еще немало гостей поместится.

– Говорят, эти столы не для еды, – перевел Горвен, снова затеявший расспросы. – Может, для антуража – потому что несокрушимые, как обещает вывеска? Или для каких-нибудь обрядов? В этих местах я раньше не бывал, о здешних обычаях ничего не скажу.

Они впрямь выглядели несокрушимыми: потемневшие столешницы из толстых досок окованы металлическими полосками, ножки из цельных бревен. Такой стол слона выдержит.

Принесли тушеные овощи с мясом. К черугдийским жгучим приправам Хенга уже привыкла. Ну, почти привыкла. С макчей, местным травяным чаем, это вполне выносимо.

Дамы вскоре ушли, и она осталась за столиком одна. Горвен, Правурт и Робровен втянулись в разговор с торговцами, кое-как изъяснявшимися на ломаном овдейском. Хенга разглядывала экзотическую публику и раскрашенную обережную резьбу на потолочных балках, и думала: как же хорошо, что она избежала назначения в Надзор за Детским Счастьем, насколько же то, чем она занимается здесь, лучше и достойней того, чем пришлось бы заниматься там. Крамольные мысли, и пусть никто из своих на нее не смотрит, бывшая шпионка заученно сохраняла на лице невозмутимое выражение.

Колыхнулась занавеска из бусин, и в зал влетел парень – как будто за ним по пятам гналась стая хищников. По пояс обнаженный, смуглый торс блестит от пота, одна штанина желтая, другая коричневая, в придачу темно-красный кушак. Переведя дыхание, он что-то сказал бросившемуся навстречу слуге, к ним подбежал хозяин. По залу пронесся ропот, но люди не выглядели напуганными. Иные повскакали с мест, чтобы помочь хозяину и слугам вытащить на середину зала три окованных железом стола с ножками-бревнами. От добровольных помощников отбою не было, возникла неразбериха, однако быстро управились.

«Госпожа идет» – это Хенга с помощью языкового амулета и сама разобрала. Повернулась к Горвену, который перекинулся несколькими фразами с местными, но командир четверки ничего толком не выяснил. Мол, сюда направляется госпожа, которую все почитают, для хозяина и посетителей это великая честь, падать ниц перед госпожой не нужно – она этого не желает.

– Должно быть, важная особа из здешней знати, со свитой, – Горвен кивнул на столы. – Что ж, мы люди воспитанные, а падать ниц мы и сами не собирались.

На свободном месте возле стены устроились музыканты: один с флейтой, двое с деревянными барабанами. Хозяин занял позицию у входа, чинно сложив руки на животе, рядом встала служанка с чайником и чашкой на подносе. Посетители торопливо доедали и допивали то, что перед ними стояло – как будто с появлением госпожи станет не до трапезы. Овдейские амулетчики на всякий случай последовали их примеру.

Наконец занавеска из бус вновь колыхнулась, и в зал вошла женщина. Высокая и статная, как будто отлитая из бронзы, черные волосы ниспадают буйной гривой. Она была босиком, на щиколотках позвякивали браслеты. Юбка цвета ночного неба расходилась тюльпанными лепестками, облегающий лиф сверкал драгоценными камнями и золотым шитьем. Никто ее не сопровождал, но судя по тому, как низко поклонился хозяин заведения, это и была та самая гостья, из-за которой поднялся переполох.

Госпожа благосклонно приняла чашку макчи, или что ей там поднесли с величайшим почтением – вино здесь тоже наливают из чайников. А потом дружески кивнула музыкантам и одним прыжком очутилась на столе, только волосы взметнулись и плеснул в воздухе черный с проблесками шелк.

Музыканты ударили в барабаны, флейтист подхватил мелодию, и гостья пустилась в пляс.

Так это у них знаменитая танцовщица, и столы – специально для танцев? Что ж они прямо не сказали, когда Горвен спрашивал?

Та была сокрушительно хороша: бронзово-черно-золотой вихрь, буйное пламя в облике женщины. При этом не ведьма, не демоница, не волшебное существо – амулеты ни о чем таком не просигналили. Зрители глядели с восторженным обожанием, топали ногами и неистово били в ладоши в одном ритме с барабанами. Хенгу это зрелище тоже заворожило. Ее танец как сверкающая волна, как сбивающий с ног ветер, как восход солнца… И ведь никакой магии – только движение, только ритм, а сила есть, да еще какая!

Не удивительно, что ее здесь так любят.

Ощутив внезапный прилив энергии, Хенга выпрямилась на табурете, расправила плечи. Как будто не моталась целый день по жаре от деревни к деревне, как будто жизнь – это замечательный подарок, несмотря на все неприятности, и если ты не сдаешься, для тебя нет ничего невозможного… Похоже, это смыслы, вплетенные в танец? Как она это делает?..

На мгновение замедлив темп, танцовщица указала на кого-то в зале. Один из посетителей вскочил, как подброшенный, залез на стол и тоже принялся отплясывать. Чуть позже к ним присоединился еще один парень, потом небогато одетая женщина. Интересно, как они догадываются, кого госпожа позвала танцевать? Всякий раз поднимался и спешил к столам только один человек, хотя в таком скопище поди пойми, на кого указали пальцем!

Хенге хотелось плясать вместе с ними, сама не заметила, когда начала притоптывать в такт. Ее товарищи тоже вовсю притоптывали, а увлекшийся Правурт еще и в ладоши хлопал.

Будь ей не двадцать пять, а пятнадцать – встала бы и начала пританцовывать, как иные из черугдийцев...

Хотя что себя обманывать, не начала бы: службистка Хенгеда Кренглиц из семьи потомственных функционеров Министерства благоденствия, с колыбели приученная к дисциплине, всегда проявляла похвальное самообладание – и в пятнадцать лет, и в тринадцать, и в десять. Если б не встреча сначала с Тейзургом, потом с Хантре Кайдо, а потом с Хеледикой, она бы и сейчас такая была… Но это тоже не так: если б не встреча с Хантре, ее бы сейчас не было.

Танцующая госпожа снова на кого-то указала… Не на кого-то – на нее! Это Хенга уловила сразу. Чуть не кинулась к столам, но все-таки усидела на табурете. «Все пуговицы должны быть застегнуты», – вспомнилась любимая присказка родителей. Не следует поддаваться порывам, ее поведение должно быть рациональным.

Танцовщица секунду на нее смотрела – никаких сомнений, на нее – потом слегка повела плечом: мол, «нет так нет, как знаешь», и опять закружилась ликующим бешеным вихрем. Зрители за ближайшими столами с минуту переглядывались, как будто гадая, кто же это пренебрег приглашением госпожи.

Наконец танец завершился, и черугдийская знаменитость спрыгнула на пол. Она спокойно улыбалась, словно нисколько не устала, в то время как остальные танцоры пошатывались и тяжело дышали, хотя при этом выглядели счастливыми. Госпоже вновь поднесли чашку макчи, и после этого она удалилась под восторженный рев публики.

Когда более-менее воцарился порядок, Горвен попытался выяснить, кто она такая, и снова ничего не добился: госпожа, которую все почитают – и точка.

На втором этаже «Несокрушимых столов» нашлись две свободных комнатушки: одна для мужчин, другая для Хенги. За окном серебрился под луной скат крыши, в духоте тропической ночи мерцали редкие огоньки. На подоконнике тускло горела масляная лампа, окруженная колышущейся вуалью мошкары.

Подумалось: а жаль, что не станцевала… Но не могла же она на глазах у сослуживцев, объясняйся потом с абенгартскими кураторами. Другое дело, если б она путешествовала сама по себе, и поблизости не было бы никого из своих, или если бы у нее было задание завоевать доверие местных жителей… А просто так, потому что захотелось – нельзя.

Из коридора дважды тихонько стукнули, скрипнула дверь, появилась служанка с тазом и кувшином. Вот хорошо, можно перед сном умыться. Закрыв дверь на расхлябанную щеколду, Хенга сняла безрукавку с арсеналом, стянула тунику, расшнуровала лиф, стягивающий грудь. Презрительно фыркнула, вспомнив одно из своих постельных заданий. Грудь у нее не маленькая, но бывают и побольше, и как-то раз алендийский чиновник, которого надо было завербовать, любитель необъятных полушарий, выразил вслух недовольство размерами. Ну, извините, не нашлось у овдейской разведки девицы по его меркам! Она тогда ответила что-то учтиво-кокетливое, чтоб и в долгу не остаться, и потенциального информатора не упустить. А сейчас с удовольствием подумала: для меня – в самый раз, зато удобно по джунглям бегать, не отставая от остальных.

Позже Хенга узнала, что затраченные на вербовку усилия пропали даром: в настоящее время взыскательный кавалер скрывался от Ложи, не принося никакой пользы Министерству благоденствия – потому что во время смуты примкнул к Дирвену и его банде.

Легкие шаги, дверь дернули с той стороны. Натянув тунику и надев безрукавку, открыла. В этот раз служанка принесла поднос с чайником и двумя чашками: черугдийская фиолетовая глазурь с остатками почти стершейся позолоты, терпкий винный запах. Вино на ночь?..

– Это не мне. Это, наверное, они просили, – Хенга указала на дверь напротив, где остановились мужчины.

И спохватившись, что прислуга не поймет, активировала языковой амулет. Но чернявая девчонка в затрапезной тунике и шароварах с прорехами на коленках ответила по-овдейски:

– Это для вас. К тебе сейчас сестрица в гости придет.

Не удивительно, некоторые из черугдийцев освоили язык северного торгового партнера. Удивительно то, что без акцента. Хотя, если она с детства была в услужении в овдейской семье и от природы способная, тоже ничего странного.

– Ты все-таки ошиблась, у меня здесь нет никакой сестрицы.

– Да не твоя сестрица, а моя! У нее к тебе разговор.

– Тогда скажи ей, что мне служанка не нужна. Мы по всей стране мотаемся, куда пошлют. Если твоя сестрица не амулетчица, ей за нами не угнаться.

Движение и золотистый взблеск во тьме коридора.

– А кто сказал, что я собираюсь наниматься в служанки?

Хенга в первый момент опешила, увидев за спиной у девчонки госпожу, танцевавшую на столах. Впрочем, лишь на секунду. Улыбнулась:

– Рада, что могу выразить вам свое восхищение. Это было великолепно. Приятно познакомиться, я амулетчица из Овдабы, меня зовут Хенга.

«Лягу спать чуть позже, зато сделаю то, что не удалось Горвену – выясню, кто она такая!»

– Ждешь, что я представлюсь? Я-то думала, ты уже догадалась, как меня зовут.

– Наверное, тебя знает вся Черугда, но я здесь недавно, – она тоже перешла на «ты». – Поэтому вряд ли угадаю.

Госпожа без приглашения уселась на топчан, накрытый поверх тюфяка истрепанным цветастым покрывалом. Хенга последовала ее примеру – больше сесть некуда, на единственном табурете стоял таз.

Пристроив в промежутке между ними поднос, служанка разлила по чашкам ароматное темное вино и расположилась на подоконнике.

– А ты здесь зачем? – спросила госпожа.

– Я везде, где я захочу быть, – огрызнулась девчонка. – Вот, вина вам принесла… Хорошее, кстати! С тех пор, как ты повадилась в это заведение, хозяин дряни не держит. Вы разговаривайте, можете на меня внимания не обращать.

Госпожа взяла одну из щербатых чашек, пригубила вино. Обычно Хенга легко определяла возраст человека, с погрешностью в один-два года, а тут… Не смогла бы сказать, сколько ей лет. Лицо с высокими скулами, прямым носом и твердо очерченными губами на первый взгляд кажется совсем юным – кожа идеально гладкая, никаких изъянов. А взгляд умный, понимающий, чуть ироничный, словно за плечами немалый жизненный опыт. И еще в ней ощущалась несокрушимая воля: такая ни за что не свернет со своей дороги. Из низов, добилась всех нынешних благ самостоятельно? Скорее всего, да, раз ее сестра – прислуга в гостинице.

– Почему ты не пошла танцевать, когда я позвала?

– Я весь день охотилась на увхо и танцевать после этого не собиралась, – с вежливой улыбкой ответила Хенга.

Она амулетчица Министерства благоденствия, и с волей у нее тоже все в порядке.

– Но тебе ведь хотелось, я потому тебя и позвала.

Это поставило в тупик: думала, что собеседница заведет речь о том, какая она важная персона, никто не смей перечить – а она вместо этого заговорила о желаниях Хенги. Да еще и попала в точку.

– Мы не всегда делаем то, что нам хочется. Я на службе, у нас дисциплина.

– Застегнутые пуговицы, ага, – хихикнула на подоконнике служанка. – Между прочим, много потеряла!

«Откуда она знает про застегнутые пуговицы? Я же не думаю вслух… Но если она выросла в овдейском доме, вполне могла слышать эту присказку».

– Ты пытаешься идти одновременно в разных направлениях, тебя так и разрывает изнутри, – заметила госпожа, глядя на нее задумчиво. – Смотри, как бы на части не разорвало.

А она проницательна. И в придачу бесцеремонна.

– Благодарю, я свои внутренние дела как-нибудь улажу, – Хенга подарила ей еще одну вежливую улыбку.

– Выпей вина, – гостья тоже улыбнулась – словно королева, которая снисходительно прощает своим подданным мелкие промахи.

Пить в такой компании? Ну уж нет.

– Не бойся, не отравленное! – новая реплика с подоконника. – Мы с сестрицей людей не травим, мы не можем!

– Я на ночь не пью, мне завтра рано вставать.

– Тогда давай к делу. У меня к тебе просьба. Я хочу родить ребенка…

– Вишь ты, материнский инстинкт у нее в очередной раз взыграл, – прокомментировала служанка.

– Ты замолчишь или выкинуть тебя в окно?

– Буду молчать, не выкидывай.

– Я-то здесь чем могу помочь? – поинтересовалась Хенга.

Могла бы сказать, что для этого госпоже лучше постучаться в дверь напротив – Горвен, Правурт и Робровен будут рады оказать всяческое содействие. Но все пуговицы должны быть застегнуты.

– У тебя в кармане лежит то, что мне для этого нужно.

Она лишь на мгновение недоуменно нахмурилась. Бывает, что женщина не может забеременеть или выносить плод, но есть амулеты, которые помогают решить эту проблему. Кроме стандартного арсенала, по карманам ее безрукавки рассованы купленные по случаю черугдийские артефакты, пока не было времени с ними разбираться. Кто-то подсунул ей амулет, способствующий деторождению? Потом за ним явилась госпожа, а продавец только руками развел: уже нету, но могу подсказать, кто унес.

Ей от такой штуки лучше бы поскорее избавиться.

– Ладно, сейчас посмотрим, что у меня есть.

Разложила на покрывале свои недавние приобретения.

– Тут есть то, что ты ищешь?

– Нет. То, что мне нужно, выглядит как граненая бусина на шнурке, красная с черно-фиолетовым отливом. У тебя таких целая связка, я сама выберу ту, за которой пришла. Мне нужна только одна из них. А взамен я скажу тебе свое имя, и ты сможешь попросить у меня, что захочешь.

Вот как, госпоже понадобились пойманные увхо?..

Хенга подобралась и активировала боевые амулеты, а вслух произнесла все тем же спокойным тоном:

– Тот, кто дал тебе такой совет, или обманул тебя, или сам не разбирается в артефактах. Бусины, о которых ты говоришь – для ловли злых духов, которые нападают на людей. Родить ребенка такая бусина не поможет, вместо этого попадешь в беду, если увхо вырвется на свободу.

– Ты уверена, что все, кого ты поймала – злые духи, нападавшие на людей? Вдруг ты насчет кого-то ошиблась?

– Уверена. А ты, если считаешь увхо безобидными, можешь обратиться за разъяснениями и наставлениями к магам или королевским чиновникам.

– Я не говорю, что увхо безобидны. Я лишь хочу сказать, что один из тех, кого ты поймала, не упырь и ни на кого не нападал. Отдай его мне. И тогда сможешь что-нибудь попросить у меня взамен.

Значит, ее подослали, чтобы забрала одного из плененных увхо – демона, в котором кто-то заинтересован? Вначале пыталась морочить голову насчет женских амулетов, теперь напрямую выложила, зачем пришла… Видимо, госпожа не только танцует в харчевнях, но еще и выполняет конфиденциальные поручения.

– Не получится. Скажи своему заказчику, что напрасно он занимается такими делами.

Она готова была пустить в ход «Медный кулак» или «Когти дракона» – если гостья попробует напасть. И на всякий случай заранее активировала «Незримый щит», чтоб отразить возможный удар. Хотя присутствия магии по-прежнему не улавливала, и никаких артефактов у этой странной парочки нет. Разве что это амулетчицы уровня Дирвена… Маловероятно. Но они могут быть ведьмами. Хенга вспомнила, как Ламенга Эрзевальд однажды поймала Дирвена с помощью своих стекляшек.

– Да не спорь ты с сестрицей! – опять влезла служанка. – Одну девицу, которая ей досаждала, она продала в рабство! Так разозлилась, что продешевила – девица-то ценная оказалась, а она даже денег с покупателей не взяла…

– Ты замолчишь?

В следующую секунду девчонку схватили за горло и треснули затылком о стенку.

Амулетчица воспользовалась этим, чтобы послать мыслевесть Горвену – пока ведьмам не до нее. После чего произнесла встревоженным тоном:

– Осторожнее, ты так убьешь свою младшую сестру.

– Да что ей сделается, – процедила госпожа, отшвырнув жертву.

– Я не младшая, а старшая! – возразила служанка, сидя на полу. – Это она моя младшая сестра!

Она и впрямь не выглядела пострадавшей – видимо, удар был не сильный.

– По вам и не скажешь, – заметила Хенга, чтобы протянуть время.

Амулеты готовы к бою. Скрип двери, Горвен, Робровен и Правурт уже стоят на пороге – тоже в боевой готовности.

– Кто тебя прислал? – спросила Хенга, в упор глядя на ведьму.

Та лишь улыбнулась – и одним прыжком перемахнула через подоконник, только плеснули шелка одного цвета с ночным небом. Девчонка сиганула следом за ней. Амулетчики попытались задержать их, используя «Длинную руку», но ни один не преуспел.

Хенга рассказала о разговоре, после чего решили, что лучше ночевать вместе, и она перебралась в комнату к парням, взяв с топчана тюфяк. Распределили время: трое спят, один дежурит.

Наутро выяснилось, что такой служанки в «Несокрушимых столах» нет и никогда не было. А расспросы о госпоже снова ни к чему не привели.

Доложив об инциденте начальству, амулетчики покинули Криффу и двинулись дальше по намеченному маршруту.