Дороги Сонхи

Глава 1. Сны и сквозняки

Солнце за веками.

Вчера забыл опустить жалюзи – косые лучи падают на лицо, даже с закрытыми глазами ощущается неистовое сияние. Тропики. А за окном снуют в утреннем небе аэрокары, сверкают далекие стеклолитовые высотки. Пора вставать. Хотя он вроде бы в отпуске. Или не в отпуске, его вчера со службы выгнали. Помог скрыться двум участникам подпольной экстремистской группировки. Сделал он это аккуратно, чтоб остальные фигуранты не поняли, что они под слежкой. Остальные там конченые отморозки, а эти двое вляпались, потому что хотели перемен к лучшему и пошли не за теми людьми. Вот и вывел их из-под удара, за что вчера вечером много всякого о себе выслушал и был уволен с высокой должности. Сразу с двух высоких должностей. Хотя все это было не наяву. Особенно если припомнить, кто его уволил. Это же сущий бред… Но если лечь спать, не закрыв жалюзи, и словить утром солнечную ванну с температурой плавления мозга, еще не то приснится. Пора вставать, и под душ, а потом… Надо будет навестить маму с папой (почему кажется, что уже с полгода их не видел, даже по гиперсвязи?), заглянуть к сестре – и с Ивеной на Орибы, давно собирались. По дороге отвезти Михаса на тренировку, а Тим к учительнице рисования. Мар предпочитает самостоятельные прогулки – наверстывает упущенное. Надо открыть глаза…

Нельзя открывать глаза. Он тогда снова их всех забудет. Так уже не раз было.

Сердце билось тяжело и медленно, солнце все ярче сияло за сомкнутыми веками.

Вчера забыл опустить жалюзи – едва проснулся, в глаза ударило неистовое сияние, в котором без остатка сгорели обрывки странных мыслей, посетивших его во сне. Тропики. Олосохар. А за окном бездонное утреннее небо и растущий как на дрожжах город. Пора вставать. Хотя он больше не префект полиции и не наместник князя Ляранского. Тейзург его вчера уволил – после того как узнал, что он помог скрыться двум подпольщикам из организации Кештарена. Хантре сделал это аккуратно, чтоб остальные не поняли, что они под слежкой. Остальные там конченые отморозки, а эти двое вляпались, потому что хотели перемен к лучшему и пошли не за теми людьми. Вот и вывел их из-под удара, за что вчера вечером много всякого о себе выслушал и распрощался с высокой должностью. Сразу с двумя высокими должностями. Ну и к лучшему. Тейзург потом приходил мириться, пытался выломать дверь, все как обычно.

Что же ему все-таки снилось? Как будто что-то важное… По крайней мере, во сне оно казалось важным. Но если лечь спать, не закрыв жалюзи, и словить утром солнечную ванну с температурой плавления мозга, может присниться все что угодно.

– Читал?

Верховный Маг жестом фокусника извлек из своей кладовки книгу размером с два кирпича. Почтенная старина, судя по облезлому корешку, потемневшему истертому переплету со следами мышиных зубов и тускло-коричневому обрезу. На обложке сохранились кабошоны – пара рубинов, изображающих, судя по расположению, чьи-то глаза. От книги пахло ветхой кожей, незнакомыми благовониями и едва уловимо селедкой.

– Возможно, в другом издании читал.

– Вряд ли. Фагреби Акрамон Вечный «Рубиновые записки». До недавних пор – один из двух сохранившихся экземпляров, а нынче единственный сохранившийся. Первый был в библиотеке Ложи. Этот из сокровищницы сиянского королевского дома, наши люди раздобыли.

Суно понимающе кивнул. Неспроста в народных сказках маг – чаще всего персонаж до чужого добра охочий. Только в этих сказках волшебники норовят прибрать к рукам все, что не приколочено, а вот это уже несправедливое преувеличение. В действительности маги падки на волшебные артефакты, на ингредиенты для артефактов, на книги и прочие носители информации. Хотя нельзя не признать, встречаются печальные исключения… Но их все-таки меньшинство. Нынешнее руководство Светлейшей Ложи, в отличие от прежнего руководства, лишнего не возьмет. Если что-то где-то утянули – то бишь, раздобыли – значит, оно для Ложи не лишнее.

– Читал в переложении Мастагора, а также в переложениях Идвиги Пробужденной и неизвестного автора эпохи Трёх Ключей.

– Стало быть, не читал вовсе, – фыркнул Шеро Крелдон. – На, почитай. Главное, береги как зеницу ока.

Суно бережно открыл книгу. Камтокские иероглифы. Похоже на верхний камток. Придется со словарем. Страницы вдоль кромки обрамляет извилистый темный орнамент, местами заползающий в текст, и он тоже несет семантическую нагрузку – характерная особенность камтокского периода. Без орнамента смысл один, а с ним уже другой, и это две половинки одного целого, которые для понимания прочитанного надо свести воедино. Поэтому в переложениях неизбежно что-то теряется: тут перо дрогнуло, там невольно упростили обрамляющий узор – и содержание уже не то.

– Будь я вурваном, сплясал бы на радостях, – произнес Верховный Маг с непроницаемым выражением на широком одутловатом лице. – Сдается мне, здесь в числе прочего тот самый знаменитый рецепт Фагреби… Хотя кто его знает, не настолько я силен в камтоке, да и никто у нас не силен. Погляди еще ты. Ежели это так, для науки весьма любопытный факт.

Суно отправил «Рубиновые записки» в свою кладовку, скептически хмыкнув: факт, может, и любопытный, но ежели поделиться открытием с ученым сообществом – неловко получится. Книгу-то они сперли. В лучших традициях сказочных магов. Хотя, с другой стороны, кто мешает им заявить, что это экземпляр Ложи, чудом уцелевший после смуты?

Фагреби Акрамон Вечный был вурваном, но жил среди людей, успешно скрывая свою истинную сущность. На тот момент, когда его все-таки упокоили, он был матерым кровососом, разменявшим не одну сотню лет, а выглядел цветущим юношей. Во всяком случае, так утверждалось в сохранившихся с той поры документах. Как ему это удавалось, можно только догадки строить, этот секрет Фагреби унес с собой в серые пределы. Скорее всего, использовал какой-то артефакт вроде того ожерелья, которое выманила у Дирвена Лорма. Впрочем, в некоторых древних источниках утверждалось, что это был не артефакт, а заклинание.

Все это, несомненно, представляло немалый интерес для специалистов. Но Суно Орвехт не был ни историком, ни языковедом, ни охотником на вурванов – у него другая специализация, он дознаватель и экзорцист. А еще он ближайший помощник Верховного Мага. И если Шеро хочет, чтобы он потратил время на чтение «Рубиновых записок» – значит, на то есть причина.

В тюрьме кормили три раза в день – жидкой кашей на воде, зато эту кашу у тебя не отнимут ни другие оголодавшие босяки, ни гораздые на издевки гнупи. И лучше спать на тюфяке, чем на куче мусора. Вдобавок не били, если не считать синяков, которые им наставила при задержании бывшая королева. Но самое главное – здесь каменные стены, крепкие засовы и мощные охранные заклятья. Если бы Куду и Монфу вынашивали планы побега, их бы все это удручало, но они втайне радовались тому, что мерзкие прислужники Тейзурга до них не доберутся.

После того как Дирвен и Лорма покинули Аленду, а Чавдо Мулмонг был убит, они остались без покровителей. Дирвен поддерживал с ними связь, и они добросовестно собирали для него информацию, не теряя надежды, что он все-таки заберет их отсюда. Хотя могли бы догадаться, что нет у него такой возможности. В конце концов он без обиняков заявил, что не нанимался решать их проблемы, у него своих проблем хватает, а Куду и Монфу ему нужны, как дохлый чворк на блюде – и больше на связь не выходил. К тому времени выброшенные из своей эпохи ученики Унбарха совсем поиздержались, вдобавок их выследили гнупи – и опять начались прежние мытарства. Одно хорошо, сейчас лето, не приходится стучать зубами от холода, но вслед за летом наступит осень, а потом и зима.

Защищаться от своих преследователей с помощью магии они не смели, опасаясь, что Тейзург тогда лично явится, чтобы подвергнуть их новым мучениям. И каждую ночь они становились добычей демониц-зыбелий, которых теперь называют снаянами: за порогом яви их поджидали мутные, тягостные, безысходные кошмары, всегда об одном и том же, и в этих снах они понимали, что будет дальше, но ничего не могли изменить. Просыпались изнуренными – зыбелии кормятся жизненной силой своих жертв. Куду и Монфу с горем пополам давали отпор оборванцам, с которыми приходилось конкурировать за объедки из мусорных домиков, но на большее их не хватало.

Тюрьма Ложи стала для них воистину островком спасения.

В тот вечер они ковыляли по залитой вечерним солнцем улице с доходными домами и высматривали какую-нибудь чайную или трактир. Вид у них был ледащий, и когда они возле дверей заведений рассказывали о том, что потеряли все нажитое во время смуты, сердобольные горожанки верили. Порой им перепадал огрызок булки или недоеденный пирожок – с капустой, с повидлом, иной раз даже с мясом. Главное, съесть подаяние на месте, пока гнупи не отобрали. Те отнимали у них не всю еду, кое-что оставляли, но не из милосердия, а чтобы жертвы не околели с голодухи. Если бы набраться сил, появились бы шансы ускользнуть из ловушки… Но на это надеяться не приходилось.

– Смотри, новая чайная, – показал Монфу. – И девицы…

– Вдруг чего дадут, – безучастно согласился Куду.

Нынче утром гнупи подстерегли их, когда они проходили под старой каменной аркой, и сыпанули сверху едкого перца, злорадно хихикая. В носоглотках до сих пор свербело, глаза слезились. Но все же они разглядели над дверью то ли чайной, то ли кондитерской нарядную вывеску «Сладкая Мейлат», по краям разрисованную цветами.

Напротив двери стояли две девушки, несчастные маги видели их вполоборота. Одна осанистая, в штанах с карманами и щегольской форменной куртке – амулетчица Ложи. С тощей косицей цвета жухлой травы, зато голова горделиво вскинута. Вторая в клетчатом платье, шея замотана белым кружевным шарфиком. У этой русая коса была потолще, а сама она выглядела скромной и неопасной.

Куду и Монфу направились к ним, приволакивая сбитые в кровь ноги в худых ботинках, и вскоре услышали их разговор.

– Эх, оплошала ты, Мейленанк, со своим названьицем, – покровительственно выговаривала подружке самоуверенная девица-амулетчица. – Теперь всякая мимоходящая деревенщина будет думать, что у нас тут лавчонка сладостей. Да и городские за леденцами сюда набегут, объясняй каждому пентюху, что это швейная мастерская! Ну да ладно, я уступила, чтобы ты не ревела. Нехорошо, если главная мастерица будет выходить к заказчицам урёванная, словно кошелек в нужник уронила. Чего доброго, начнут болтать, что это я тебя притесняю – мол, твою долю дохода присваиваю, опозоришь меня перед людьми.

– Нет-нет, что ты, я ничего такого не хотела! – всполошилась Мейленанк – говорила она с сильным акцентом. – Я только подумала, мы ведь можем угощать заказчиц шоколадом и печеньем… Это должно им понравиться… И достопочтенная госпожа Марченда одобрила…

– Так-то оно так, но я-то знаю, почему ты захотела такое название, – фыркнула ее подружка. – Потому что дура. Все надеешься, что какой-нибудь кровосос прочитает, чего над дверью написано, и захочет твоей крови отведать. Это ж истинная правда, уж я-то тебя насквозь вижу!

Та в ответ что-то пробормотала еле слышно.

– Да ладно тебе отпираться, – махнула рукой девица в штанах. – Ежели кого приманишь, я упырятину окаянную сдам начальству, и представят меня к награде… – в ее голосе появились мечтательные нотки. – И чего я сразу об этом не подумала? Первостатейная у нас вывеска, и намалевали красиво, пускай висит.

– Добрые барышни, – заговорил Куду жалостным заунывным голосом – у него это получалось лучше, чем у Монфу, – подайте на пропитание от душевных щедрот! Держали мы с братом лавку, торговали кое-как, большой прибыли не имели, да в месяц Водоноса пришли целой толпой беззаконные мятежники, все разгромили, нас били смертным боем и чуть не убили, с тех пор побираемся, и здоровье у нас подорванное, и уже третий день не евши…

­– Какое несчастье, – сочувственно произнесла Мейленанк, потянувшись к расшитой бисером поясной сумочке.

– А эти еще из какой жопы вылезли?! – недобро поинтересовалась ее подружка. – Ну, ты только погляди, кто пожаловал! Значит, вы, болезные, лавку держали, а мятежники все разгромили и вас поколотили? И врать вам, горемычным, зенки бесстыжие не застит? Не признали меня, засранцы?!

В первый момент Куду и Монфу лишились дара речи. Это костистое щучье лицо, остроносое, тонкогубое, с нехорошим прищуром… Как же, ее забудешь! А не признали потому, что глаза у них до сих пор зудели и слезились от перца, вдобавок за минувшее время она успела загореть до бронзовой смуглоты.

– Ваше величество… – пятясь, пролепетал Монфу.

– Величеством я была поневоле во время вашей поганой смуты! – оборвала его Глодия. – А в сердце я всегда хранила лояльность Светлейшей Ложе и законному королю Руверету! За то и пострадала, и ребенок мой нерожденный этих страданий не пережил… А ну, стоять!

Эхо магического импульса – похоже, отправила кому-то мыслевесть. Вслед за этим Куду больно пнули под колено, а развернувшегося для бегства Монфу прямо в копчик. Мейленанк ахнула и благоразумно отступила к краю тротуара. Потеряв равновесие, Куду уселся на брусчатку и получил пинка по ребрам. Всхлипнувший от боли Монфу попытался поставить щит, но Глодия еще больше рассвирепела и с помощью амулета нанесла удар, от которого он распластался как лягушка.

– Врать-то, я погляжу, стыда у вас нету! А кто тех мятежников подзуживал честных людей громить?! Мейлат, не бойся, наподдай им тоже! Какие я страдания по милости их шайки перенесла, тебе такое и не снилось! Уж теперь-то за все поплатятся!

Подоспевшие маги Ложи опутали их заклятыми веревками, зато оттащили распаленную Глодию.

– Это же ты надоумила Дирвена послать нас за Наследием Заввы! – гнусаво крикнул Монфу, хлюпая расквашенным носом.

– А я не затем сказала принести эти амулеты, чтобы дуралей против закона пошел! Я-то хотела, чтоб он их на благо Ложе использовал и продвинулся по службе, а вы свели его с Мулмонгом и Лормой, и давай на него дурно влиять! Он же как есть дурачина, своего-то ума нету! А я возражала против ихнего дурного влияния, и за это меня чуть не извели! А с кого началось, если не с вас?!

– Это не мы! – слабым голосом возразил Куду. – Это само собой…

– Само собой только говно из жопы лезет! – на всю улицу рявкнула бывшая королева.

Наверху со стуком захлопнулось окно.

– Глодия, вы роняете престиж Ложи, – попытался урезонить ее один из магов. – Нашим людям не подобает так выражаться, тем более в присутствии обывателей.

– А я чистую правду говорю! Я много чего про них расскажу…

После этого Куду и Монфу решили, что лучше уж они сами все о себе без утайки расскажут.

Допрашивали их каждый день с утра до вечера. Дознаватели и скорописцы сменяли другу друга, только им никакой передышки. Зато теперь они спали по ночам как убитые, без кошмаров – снаяны не могли проникнуть в тюрьму Ложи.

Ларвезийских магов интересовало все: и далекая эпоха, из которой они пришли, и Тейзург, и Лорма, и покойный Мулмонг, и то, что они видели-слышали во время смуты. Куду и Монфу расплачивались информацией за крышу над головой, за однообразную, но сытную кормежку, за отсутствие выматывающих душу сновидений. Они отчаянно надеялись, что останутся пленниками Ложи до конца своих дней, и в то же время подозревали, что нового удара долго ждать не придется.

– Говорят, ты начал интересоваться своим отражением в зеркале? Это очень мило и весьма похвально…

– Показалось, что меня покусала какая-то мошкара, – безразличным тоном отозвался Хантре. – Почти незаметно, уже прошло.

– А, ну разумеется… Что же ты не воспользовался заклинанием от мошкары?

– Не сразу обратил внимание.

– Готов поспорить, никто тебя не покусал. Но я также готов поиграть в деликатность и не буду развивать эту тему.

– Уже развил.

– Хантре, меня радует то, что в тебе наконец-то проснулся интерес к собственной внешности. И ты ведь знаешь, я умею ждать.

Он промолчал. Кто «говорит», можно не ломать голову: закутанная в шелка Венша, скромно ожидающая с кофейником возле арки, за которой белеет парапет террасы и серебрится ночное небо. Кроме нее некому. Подсматривать и подслушивать так, что даже он не заметит, здесь умеет только она. Идеальный соглядатай. Надо быть осторожней. В последнее время Хантре и в самом деле начал интересоваться отражением в зеркале – но не своим, а тем, которое в иные моменты подменяло его отражение.

Началось с того, что он мельком бросил взгляд на зеркало инкрустированного перламутром умывальника у себя в комнате, и показалось – что-то не так. С лицом. Хотя вроде бы все в порядке… Но это не совсем его лицо.

Из зеркала смотрела девушка лет четырнадцати-шестнадцати, и у нее были его глаза, его нос и линия скул, его очертания губ… Волосы тоже рыжие, но более темного оттенка. Вьющиеся, а у него просто волнистые, он их ради удобства распрямил с помощью магии. Сравнить одежду не было возможности, размеры зеркала позволяли увидеть только лицо.

Он поднял руку. Отражение не повторило его жест. Вернее, повторило, но с некоторой задержкой – после того как наваждение рассеялось. Вот теперь он видел там себя, а не кого-то другого.

Перегрелся на олосохарском солнцепеке?

Вначале Хантре так и решил, но потом снова ее увидел. В зеркале, которое висело в одной из ниш Халцедонового коридора, над тенелюбивым растением с узорчатыми листьями. Длилось это две-три секунды, но он успел спросить: «Кто ты?» Судя по мелькнувшему в глазах выражению, она его услышала – или прочитала по губам – и исчезла, уступив место его собственной растерянной физиономии.

Угрозы он не чувствовал. Тут не угроза, что-то другое. Как будто тянет сквозняком. И этот нематериальный сквозняк появился не вчера, а раньше. Похоже, после того, как кто-то попытался извне прорваться в Сонхи, а нынешний Страж Мира отныне и навеки запечатал для этой сущности Врата Перехода. Но как будто осталась щель, сквозь которую оттуда временами проникает что-то тревожащее, для чего и определения не подберешь.

Рассказывать об этом Эдмару он не собирался.

За окном уже начинало светать, когда Суно при свете волшебной лампы в виде мыши с ломтем сыра дочитал «Рубиновые записки». На столе перед ним лежало четыре словаря и стояло три кружки с остатками крепчайшего чая. Он испытывал изрядное недоумение.

Неужели Лорма за минувшие тысячелетия так и не добралась до этой книжки? А если добралась, неужели не сумела расшифровать рецепт Фагреби Вечного? Суно убил на эту головоломку несколько ночей, а ведь у древней вурваны было куда больше времени. Или, возможно, ей попадались негодные экземпляры – с незначительными искажениями в обрамляющем текст орнаменте и, как следствие, с другим конечным смыслом?

Если Фагреби Акрамон Вечный не соврал, вурван может сколь угодно долго выглядеть человеком в расцвете юности – для этого ему всего-то и нужно каждое полнолуние принимать зелье, приготовленное из крови могущественного сонхийского мага. Важное условие: маг и впрямь должен быть могущественным, иначе эффекта не будет. И второе важное условие: в его жилах должна течь чужая кровь.

Имеется в виду, что он должен был хоть раз в жизни подвергнуться процедуре переливания крови, которую иной раз практикуют для спасения пациентов лекари под дланью Тавше? Первое, что приходит в голову – и уводит не в ту сторону.

Орвехт склонялся к тому, что под «чужой кровью» Фагреби подразумевал кровь чужого мира. Иначе говоря, для зелья нужен маг-возвратник, по происхождению сонхийский, но в своем нынешнем воплощении рожденный не в Сонхи. Узнай об этом Лорма, она бы землю рыла, лишь бы добраться до коллеги Тейзурга или коллеги Кайдо.

Венша все сильнее чувствовала, как этот город прорастает в нее, а она прорастает в город. Тонюсенькими корешками-побегами, то здесь, то там. Это не мешало ей гулять по окрестностям – хоть в гости к Таченак, хоть на базар в Алуду, но уйти насовсем она теперь вряд ли сможет. Потянет ее обратно, и любая дорога приведет назад в Лярану.

Амуши – народец пустынь и травяных равнин, но иные из них приживаются в прожаренных солнцем южных городах. В Сакханде, столице Мадры, их полно, да и не только в Сакханде. К месту они не привязаны, захотят – отправятся в другие края. А Венша с некоторых пор не просто здешний обитатель, вроде всех остальных: похоже, что у Ляраны на нее особые виды.

«Что ж, я согласна, – сказала она городу. – Ты мне тоже нравишься. Мы с тобой друг другу подходим».

Лярана еще не успела обзавестись изнаночными полостями и ходами, слишком мало прошло времени – все это скорее подразумевалось, чем существовало по-настоящему. Но для Венши подразумеваемые волшебные тропки открывались, стоило лишь захотеть. Вначале она не придавала этому значения. Решила, что это чары Тейзурга, заинтересованного в том, чтобы его главный соглядатай мог пробраться куда угодно.

И когда ее попытался разоблачить перед горожанами неизвестный маг, тоже подумала на чары. Этот невзрачный смуглый парень нарочно столкнулся с ней на площади Вчерашних Желаний. Ударил заклятьем, от которого ее как будто парализовало, и сдернул с нее шелковый балахон – Веншу аж крутануло на месте, как волчок.

– Смотрите, люди, кто служит Тейзургу! – крикнул он на всю площадь.

Заклятье, срывающее личину, хлестнуло, как порыв ветра с мелкими камушками.

– Смотрите, кто… – внезапно маг осекся, уставился на нее, словно глазам своим не веря, и уже без всякого куража промямлил: – Кто это…

После чего юркнул в толпу, торопливо плетя отводящие чары.

Веншу пошатывало. На ней ничего не было, кроме прозрачной туники, расшитой стрекозами.

И никто, не считая разоблачителя, не кинулся наутек.

Сразу двое, мужчина и женщина, бросились поднимать и отряхивать ее одеяние из голубого китонского шелка.

– Ваша усхайба, госпожа… Наденьте, прикройтесь… Чтоб его, бесстыдника, демоны Хиалы так же осрамили!

– А под усхайбой она одета, как амуши... – донеслась чья-то негромкая реплика.

– Она же придворная дама, при княжеском дворе чего только не учудят, – возразил другой голос.

– Негодника-то этого поймали?..

– Да сбежал…

Венша поспешно закуталась в балахон. Она не знала, как выглядит, но судя по реакции окружающих – как обыкновенная женщина людского племени. Свернув в переулок, ощупала под вуалью свое лицо: будто бы человеческое, и в придачу вместо травяной шевелюры – две волосяных косички.

К тому времени, как она вернулась во дворец, она снова стала собой. Подивилась, насколько сильны чары ее покровителя – ей тогда не пришло в голову, что это может быть что-то другое.

Маг-провокатор как сквозь землю провалился. Даже Хантре не смог взять его след. Тейзург злился – ему бросили вызов, вдобавок на его территории. Хотя Венше показалось, что он испытывает по этому поводу еще и хищную радость, приправленную азартом: новое развлечение! Из него получился бы амуши, а из рыжего – нет.

Она поняла, что с ней творится что-то небывалое, той ночью, когда забрела на мостик Зелёных Фонарей – и вначале смотрела на звезды, а потом глянула вниз.

Первый из ляранских каналов, прорытый с помощью магии, соединил Шеханью с прудом в дворцовом парке. Кованый мостик установили раньше, чем закончили облицовку. Изящный, вычурный, он напоминал плеть растения, а фонари – шесть чешуйчатых стеблей с бутонами из граненого изумрудного стекла, и не было среди них двух одинаковых. Тейзург говорил, что так выглядят мосты в том мире, где он родился и жил в предпоследний раз перед возвращением в Сонхи. Мол, это будет его любимый мостик, бередящий ностальгические чувства, а если кто-нибудь накидает здесь мусора, пусть пеняет на себя.

Венше мост Зелёных Фонарей тоже приглянулся. Она полюбила сидеть по ночам на прихотливо изогнутых перилах и болтать ногами, глядя на город. Пока можно. Пока по каналу не пустили воду. Амуши не могут переходить по мостам через текучую воду, Условие не позволяет. Разве что кто-нибудь перенесет на закорках. Перейти вброд, если неглубоко, или переправиться на лодке – это пожалуйста, а мосты не для них.

В тот раз она бегала в Нухават, в гости к Таченак, и не просто так, а на премьеру. Побывав с разрешения Тейзурга в Ляране под мороком личины и поглядев на кукольное представление с участием Венши, Таченак со своим двором решила обзавестись собственным кукольным театром. Кто ж им запретит? Если ты амуши, можно делать все, что не возбраняется Условием.

Кукол смастерили келтари, которых всегда можно найти на базаре в Алуде, а пьесу они сочинили сами. Балаган устроили в заброшенном сарае на окраине Нухавата. У местных жителей этот сарай незаслуженно пользовался дурной репутацией, а теперь он эту репутацию наконец-то заслужил, и его будут обходить стороной уже с полным на то основанием.

Представление вышло сумбурное и бестолковое, словно клубок перепутанных разноцветных ниток. Актеры играли, кто во что горазд, и каждый норовил перекроить сюжет по своему разумению. Зрители – Венша и те подданные Таченак, кому не хватило ролей, а также два джуба, семейство мучах, местная цапля-оборотень и несколько сойгрунов – хохотали, вопили и хлопали в ладоши.

После между амуши начались разговоры о том, что хорошо бы выкрасть человека и заставить его сочинить настоящую пьесу. Но кто угодно не подойдет, нужен драматург, а где ж его взять в этих краях…

– Моих не трожьте, – категорически заявила Венша.– Господину Тейзургу это не понравится, наши артисты под его покровительством.

Амуши с сережками из лакированных жуков-рогачей предложил снарядить лазутчиков в Сакханду: там всяких людей полно, наверняка и драматург найдется. Другой, с белесыми пятнами на лице – однажды плеснули заклятым зельем, следы ожогов так и не сошли до конца – заметил, что драматург драматургу рознь, и надо не хватать кого попало, а выбирать вдумчиво.

До чего в конце концов договорились, Венша не знала, потому что отправилась восвояси. Напоследок еще раз предупредила, чтобы к ляранцам руки загребущие не тянули.

– За этим я присмотрю, – заверила ее Таченак.

На обратном пути, добежав до моста Зелёных Фонарей, она привычно устроилась на перилах, откинула вуаль – никого же нет рядом, а издали поди разгляди ее в потемках человеческим зрением! – и подставила лицо звездному свету. Волшебные фонари в этот час едва мерцали, а внизу, как будто на темном шелке, зыбились изумрудные отсветы. Одинокая сонная цикада стрекотала на прихотливо закрученном завитке ограждения. Венша передразнила ее, и цикада умолкла. Внизу плеснула вода.

Вода?..

Она чуть не свалилась со своего насеста, осознав, что сидит над текучей водой. Этого попросту не может быть! Пока она гостила в Нухавате, облицовку закончили и канал открыли – но раз так, она должна была, подойдя к мосту, как будто в незримую стенку уткнуться. А этого не случилось. Вопреки Условию. Разве Условие могло в одночасье поменяться?..

Венша слезла с перил, нетвердо встала на ноги. Ощущения в теле не такие, как обычно. Выпростала руку из длинного шелкового рукава: человеческая кисть. И со ступнями то же самое. Ощупала лицо и волосы – да, сейчас у нее именно волосы, а не травяные стебли! – и стремглав сбежала с мостика.

«Я же амуши!»

После этой мысли ощущения изменились, причем она поймала момент перемены – безболезненной и мгновенной: ступни вытянулись, руки удлинились, на пальцах появились когти, на голове торчком поднялась колосящаяся трава. И лицо снова ее собственное. Но вот бы увидеть, что это за лицо, когда она превращается в человека?

Во дворце Венша остановилась у первого же зеркала. Поблизости ни души. Зажгла тусклый шарик-светляк, откинула вуаль, и…

Стоит только захотеть, чтобы облик сменился. Каким-то неведомым образом она об этом уже знала. И это не чары личины: когда ты под чарами, все равно ощущаешь себя такой, как на самом деле, хоть и видишь фальшивое отражение.

Сейчас на нее глядела из зеркала долговязая девушка, скорее загорелая, чем смуглая. Глаза цвета ржавчины, пушистые рыжеватые ресницы. Волосы тоже цвета ржавчины, заплетены в две косички, свисающие чуть ниже плеч.

– Кто ты? – прошептала Венша. – И почему ты – это я?..

Ответа не было. Но было смутное чувство, что где-то в глубине души она знает ответ.

К Тейзургу не пошла – тот или спит, или не один. Отправилась к рыжему Хантре. Заодно можно будет выяснить, затаил он на нее обиду или нет, ведь это она рассказала князю о том, что он спровадил неизвестно куда двух парней из шайки Кештарена.

Уж она повеселилась, слушая их разговор из-за оплетенной вьюном шпалеры. Вначале говорил за двоих один Тейзург, а Хантре сидел на подоконнике подобно изваянию, обернув хвост вокруг лап, и взирал на него непроницаемо-янтарным кошачьим взглядом. Лишь когда господин попытался сгрести его за шкирку, он встрепенулся и молниеносно ударил лапой, так что тот отдернул руку.

– Боги сонхийские, демоны Хиалы, это же немыслимо даже для самых извращенных фантазий… Наместник верховного правителя, второе лицо в государстве, префект полиции устраивает побег преступникам, замыслившим свержение законной власти! Честно говоря, когда я решился на этот эксперимент, я предполагал, что ты выкинешь что-нибудь экстраординарное – но не до такой же степени! – в его голосе появились надрывные нотки. – Хантре, я ожидал от тебя какой-нибудь забавной эскапады против бюрократизации Городского совета, а ты… У меня слов нет… Я в шоке, я охренел! Ты больше не наместник и не префект полиции, ты разжалован. Сам-то понимаешь, чего ты заслуживаешь?

Кот смотрел на оратора презрительно, как умеют смотреть только кошки.

– Или ты этого и добивался?.. Ты сделал это для того, чтобы я тебя разжаловал, чтобы избежать присутствия на официальных мероприятиях в качестве второго лица Ляраны? Сознайся, для этого? Ты ведь выбрал самых незначительных членов организации и позаботился о том, чтобы Кештарен ничего не заподозрил… Если это был ход в игре со мной, такое я могу понять и простить. Это так, Хантре? Я разгадал твой замысел?

Выдержав паузу, Тейзург сам себе ответил:

– Увы, это не так. Ты поддался непростительному душевному порыву и захотел спасти тех, кто с твоей точки зрения невиновен. Хантре, это ничего, что они повязаны кровью? Туда ведь без вступительного экзамена не берут. Мне интересно, как тебе с твоей хваленой совестью удалось договориться?

Венша за лиственной ширмой чуть слышно хихикнула: толковать кошкам о совести – все равно, что черпать воду ситом.

Впрочем, на подоконнике под мраморной аркой сидел уже не кот, а человек.

– Они оба раскаиваются в том, что сделали, и хотят искупить вину. Я дал им такую возможность.

– Раскаиваются!.. – фыркнул Тейзург. – Я тебе тоже в чем угодно раскаюсь, предлагай любую тему.

– Это не то прагматичное раскаяние, которое демонстрируют преступники на суде. Я же видящий. Им действительно хреново с того, что они купились на агитацию Кештарена, который в конечном итоге метит на твое место, и пришли совсем не туда, куда собирались.

– А собирались куда? – сощурился князь Ляраны, взяв со столика на изогнутой ножке бокал с густым рубиновым вином.

– Бороться за социальную справедливость. Для них это не разменная монета, как для Кештарена, а настоящая цель.

– Умопомрачительно… – процедил Тейзург с театральной тоской в голосе. – И ты, на тот момент префект полиции, сплавил их от меня подальше? Ты знаешь о том, мой милый, что это должностное преступление? Гм, все-таки ты их выдворил из страны, это смягчающее обстоятельство… Кстати, куда ты их сплавил?

– Не дождешься.

– Социальная справедливость, о которой они мечтают, по определению невозможна. Хочешь сказать, ты этого не понимаешь? Всегда найдутся те, кто сумеет адаптировать самую распрекрасную с твоей точки зрения социальную систему под свои интересы.

– Даже в адаптированном виде в одном обществе больше справедливости, в другом меньше. Когда человек по десять-двенадцать часов в сутки работает за гроши, которых в обрез хватает на еду и самое необходимое, это свинство и со стороны нанимателя, и со стороны государства, регулирующего трудовые отношения.

– Тебе жалование повысить? Демоны Хиалы, только скажи, на что тебе не хватило…

– Не уводи разговор в сторону. Такого полно и в Ларвезе, и в Бартоге, не говоря о том, что творится в Суринани. Кештарен – игрок вроде тебя, а эти двое хотят перемен и улучшения жизни для всех. Им нечего делать в вашей с Кештареном игре. Пусть где-нибудь профсоюзы организовывают.

– Ошибаешься, мой драгоценный, Кештарен не вроде меня, у него никудышное чувство стиля…

Тейзург снова обращался к коту с кисточками на ушах, который начал было умываться, но передумал, развернулся и сиганул в звездную ночь.

– Венша, как тебе это нравится? – князь повернулся к шпалере. – Я пригрел на груди социалиста! Уж лучше бы змею, со змеей я бы нашел общий язык. Но сердцу не прикажешь… Этот мерзавец обожает разбивать мне сердце – только склею осколки, а он опять.

О том, кто его выдал, видящий конечно же знал. Но у Венши было кое-что для него припасено: можно поспорить, обрадуется.

Не спит: полоска света из-под двери. И наверняка уже почувствовал, что кто-то пожаловал в гости.

Двери во дворце, да и не только во дворце, были деревянные, хорошей работы – из древесины, которую доставляли через Хиалу. Венша гордилась своим городом: здесь много такого, о чем соседние городишки вроде Нухавата или Тилафа даже мечтать не смеют.

Негромко постучав, она вошла в комнату – под вуалью, закутанная в струящиеся шелка. Хантре читал, сидя на вышитой сурийской подушке, у него над головой сияли шарики-светляки.

– Мое почтение! – Венша изобразила шутовской реверанс. – Ты ведь не сильно злишься?

– За что?

– Ну, за то, что он узнал, кто помог тем растяпам сделать ноги.

– Ты поступила так, как должна была поступить, а я – так, как я должен.

– Ты-то кому должен?

– Точно не знаю. Но должен.

– У меня для тебя хорошая новость, мучаха на хвосте принесла. Говорят, Мавгис зарылась в песок. Пока Госпожа Луна не обновится пять-шесть раз, она точно не объявится.

Веншу рассмешило озадаченное выражение его лица: видать, не сразу сообразил, что речь идет о пяти-шести месяцах.

– Зачем?

– А ты разве не знаешь, зачем песчанницы зарываются в песок? Чтобы разрешиться от бремени в лоне Олосохара. Хорошо быть песчанницей, но я бы не хотела, они никогда не смеются, только танцуют. Раз мы с тобой помирились, скажи, как я выгляжу?

Она сбросила балахон.

В первый момент глаза Хантре изумленно расширились, но потом выражение стало такое, словно он что-то понял – мгновенно понял, в отличие от предыдущего раза.

– Ну как?..

– Ты симпатичная, – он улыбнулся.

– И я сейчас по-настоящему человек, это не морок?

– По-настоящему. Хотя обычным человеком тебя не назовешь, ты и в этом облике магическое существо.

– А захочу, стану амуши – смотри, оп-ля! – Венша раскланялась, как в балагане перед зрителями. – А теперь я снова она! Это вроде того, как ты превращаешься в кота и обратно.

– Это другое, – после короткой паузы возразил Хантре. – Имей в виду, ты можешь вот так менять облик только в Ляране, за пределами города не получится. Похоже, что город выбрал тебя своим духом-хранителем. И наверняка потом еще кто-нибудь появится, это будет большой город.

– Чем больше, тем лучше, пусть растет! И пусть в нем будет все, что есть в других городах, и в придачу то, чего нигде больше нету. Но она-то откуда взялась? Эта девушка, в которую я превращаюсь?

В этот раз он молчал дольше, наконец произнес:

– Если хочешь, могу кое-что рассказать о ней. Только это будет невеселая история.

– Хм, я обожаю повеселиться, но невеселой историей меня не напугаешь. Не забывай, кто я, – придвинув ногой синюю с золотым шитьем подушку, она уселась напротив. – Рассказывай!

– Небольшой желтый городок на северной окраине Олосохара. Желтый, потому что местная глина такого цвета, и там полно построек из саманного кирпича. Дома и заборы одной окраски с пустыней, а старый княжеский дворец весь в мозаиках – издали кажется, что он увешан пестрыми коврами, как рыночный павильон. Вблизи впечатление так себе. Зодчие выполнили пожелания заказчика, а заказчик не отличался художественным вкусом.

– Кажется, я знаю, где это, – Венша устроилась поудобней, подтянув колени к подбородку. – Ишават ну точь-в-точь такой, как ты говоришь. Когда-то я неподалеку от него жила и неплохо там развлекалась, пока нас не выгнали нанятые местными ларвезийские экзорцисты. Они убили нашего царя и еще троих. Уцелевшие отправились в другие края, тогда-то мы и прибились ко двору Лормы. И что же произошло в Ишавате?

– Однажды туда приехал с караваном бродячий театр. Вроде театра Хурмдье, только не кукольный. Актеры-северяне танцевали и пели под маранчу, разыгрывали комедийные сценки. Одна из них очень не понравилась ишаватскому князю – решил, что это его высмеивают. Актеров было пятеро, в том числе две девушки. Их избили, девушек еще и изнасиловали, потом всех пятерых отвезли в пустыню и бросили там без воды. Сначала они пытались идти в ту сторону, где проходит караванная тропа, но если ноги переломаны, далеко не уйдешь. Они умирали один за другим. Дольше всех продержалась одна из девушек – та, что была похожа на твое отражение в зеркале. Она была среди них самая упрямая и дала себе слово, что рано или поздно за всех отомстит. Но в конце концов она тоже умерла, и на том месте, в ложбинке меж двух барханов, вырос пучок олосохарской травы.

Хантре замолчал.

– Ну, дальше я сама расскажу, – подхватила Венша. – Прошло некоторое время, и однажды этот пучок зашевелился, из песка выбралась новорожденная амуши с травяными волосами. Мое племя забавное: чаще всего мы рождаемся от других амуши, но иногда появляемся сами собой, вот и с ней так получилось. Ничуть не страдая от жажды и палящего солнца, она отправилась в Ишават. Надутому и обидчивому ишаватскому князьку она сполна отомстила – хотя уже и не помнила, за что. Как ее теперь зовут, ты и сам знаешь.

Рыжий кивнул.

– Не сказала бы я, что это плохой конец, – добавила Венша. – По мне, так самый что ни на есть хороший. Известно, что умерший человек не может стать кем-нибудь из народца, если сам того не захочет. Вурваны – единственное исключение, но вурваны не настоящий народец. Они ни то, ни сё: не люди и не мы, не живые и не мертвые – нежить. Мы-то живые, хотя и не так, как вы, чуть по-другому. Как ты думаешь, эта девушка понравится Тейзургу?

– Наверняка понравится.

Ишь ты, как оживился. Венша хихикнула: ясно, что в этих делах он будет на ее стороне. По той же самой причине, по какой он всегда приветлив с госпожой Харменгерой. Много ли найдется людей, которые обрадуются, увидев демона Хиалы? А этот рад-радешенек, если она появляется во дворце, потому что Тейзург тогда все свое любовное внимание дарит ей и будто бы никем больше не интересуется.

Венша решила, что уж теперь-то ничто не помешает ей стать любовницей Тейзурга. Как и подобает настоящей придворной даме. Люди болтают, что любиться с амуши – все равно, что лечь в постель с веником, другое дело песчанница, или келтари, или, на худой конец, мучаха. Ну, посмотрим, что он скажет, когда увидит ее такой, как сейчас! И пусть это будет сюрприз, так забавней.

Перед тем как отправиться в княжескую спальню, она по совету Хантре несколько раз сменила облик туда-сюда – убедиться, что это ей подконтрольно и не произойдет само собой в самый интересный момент. Расплела косички. С ними смешнее, но волосы у той девушки – у нее в этом облике – оказались пышные, густые, в самый раз, чтобы кого-нибудь соблазнить. И ни намека на травяные ростки в шевелюре, как бывает у амуши-полукровок.

Она прокралась в комнату и устроилась на постели в картинной позе, спустив с одного плеча шелковую тунику.

Тейзург так и замер на пороге. Венша почуяла проверочное заклятье.

– Это еще кто?

– По-моему, мы давно знакомы…

Она жеманно улыбнулась, передразнивая прелестниц людского племени, и шевельнула плечом, чтобы туника соскользнула ниже.

Мастерская «Сладкая Мейлат» начала шить форму для амулетчиц Светлейшей Ложи: и повседневную, и для полевой работы, и парадную, и для прочих особых случаев. С подходом – чтобы все было подогнано наилучшим образом, чтобы каждая девица на государственной службе выглядела благообразно и достойно.

Вначале Глодия попросила денег взаймы у Орвехта, который отнесся к ее прожекту скептически. Зато их разговор услышала Марченда Фимонг. Замысел ей понравился, она вложила свои сбережения и вызвалась в официальные кураторы швейного предприятия. Шеро одобрил. Теперь Глодию распирало от гордости: обзавелась новыми связями с руководством Ложи без участия дядюшки Суно.

Когда Верховный Маг пригласил ее на чашку чая, агент Щука ничуть не смутилась: почему бы и нет, она ведь на короткой ноге с высшим начальством!

Чаепитие втроем. Суно глядел на оторву-племянницу с затаенным интересом: честно говоря, не ждал от нее таких фортелей.

Словно героиня народной сказки, та отправилась в неведомые края на поиски суженого, но не для того, чтобы отбить его у чародейки-разлучницы, а чтобы поквитаться за обиды со своим бывшим поганцем.

Теперь у нее в голове карьера, продвижение по служебной лестнице. Для этого надо многому научиться – и Глодия учится. Какой она станет через пять лет? А через десять? Жаль, в будущее не заглянешь. Разве что у коллеги Хантре поинтересоваться, но его сейчас нет в Аленде.

О Хантре они с Шеро говорили вчера вечером, когда Суно вернул «Рубиновые записки» и выразил недоумение по поводу того, что Лорма не пытается опробовать рецепт Фагреби Вечного. Или уже пыталась, но не преуспела, потому что маг попался недостаточно могущественный? Тогда ей самый резон повторить опыт.

– Не исключено, что она об этом не знает, – заметил Крелдон. – Сиянский экземпляр не во всем совпадает с утраченным экземпляром Ложи, там был другой рецепт. Возможно, Вечный оставил две оригинальных рукописи, и в одной содержалась ценная для кровососов информация, а в другой пустышка, отчего же Фагреби не мог пошутить? Если Лорма об этом проведает и начнет охоту, твоя задача – сделать все возможное, чтобы вывести из-под удара коллегу Кайдо. Нам не нужны заморозки, которые будут губить урожаи, и зимы, сопоставимые со стихийными бедствиями. «Тихой магнолии» на всю Ларвезу не хватит, она привязана к городу и накрывает только столицу.

– Сделать все возможное и вывести из-под удара – или просто сделать все возможное? – уточнил Орвехт.

– Первый вариант, – Шеро прикрыл веки, сложил руки на объемистом животе и стал еще больше похож на статуэтку Жабьего Короля. – Что касается Сирафа… Коллега Тейзург взял нас на испуг, но если вникнуть, у коллеги Хантре не должно быть к нам больших претензий по поводу колоний. Мы верховная власть без году восьмица. И вот хоть убей меня, Суно, этот стервец Тейзург не станет затевать то, что ему невыгодно. Даже ради чьих-то прекрасных глаз. Стало быть, его планы насчет Сирафа сулят экономическую выгоду. Мы все это тщательно изучим, и кто нам возбраняет сделать то же самое – на пользу Ларвезе и к радости коллеги Хантре?

Гм, неплохо, заодно и Зинта порадуется...

– Вот-вот, – кивнул Крелдон, угадавший, о чем подумал его помощник.

На злополучный день рождения Торговая Палата Аленды преподнесла Верховному Магу серебряный чайный сервиз. Чашки были украшены чеканными дворцами, кораблями, виноградными лозами, большой пузатый чайник выглядел державно и величественно.

Глодия разлила чай и уселась, чинно сложив руки на коленях. Загорелая, нос облупился, на шее бархотка с бисерными розочками – прикрывает оставшиеся после Эгедры шрамы. Их можно свести магическим способом, но не за раз, и стоит это недешево. Похоже, она уже успела воспользоваться чьими-то услугами, вначале следы упырьих клыков были заметней. Глаза-щелки так и светятся любопытством: неспроста же ее позвали чаи распивать с верховной властью!

– Угощайся, – Шеро придвинул ей вазу с фигурным шоколадом. – Я на диете, для гостей держу. Ты знатно отличилась, когда поймала этих двух проходимцев. Мы получили от них немало ценной информации, да они уже рассказали все, что могли. Больше не пригодятся. Только и осталось сдать их коллеге Тейзургу, который зол на них за давние дела. Они его боятся пуще суда Акетиса.

– И поделом этим подлым дрищам, – кровожадно согласилась Глодия, после чего изящно взяла двумя пальчиками шоколадную балерину. – Уж я бы их тоже отчихвостила, заслужили!

– Тебе особое задание: будешь их сторожить вместе с двумя магами. Ежели проболтаешься, что их ждет – они ударятся в панику, и не удивлюсь, если сбегут прямо у вас из-под носа.

Орвехт, храня на лице невозмутимое выражение, самую малость приподнял бровь: вот, значит, как… А Шеро после паузы добродушно добавил:

– На службе чего только не бывает… Иной раз и улепетнет кто-нибудь из-под охраны.

Глодия, перед тем откусившая балерине голову, чуть не подавилась. Откашлявшись, свирепо заверила:

– У меня не улепетнут! И я не проболтаюсь, еще чего! Уж я-то знаю, что такое служба!

– Не сомневаюсь. Но мне сдается, все-таки проболтаешься, и после этого они улепетнут. Ты же умная девочка, ты меня поняла? Я ведь сказал, это особое задание.

Она сощурилась и медленно кивнула, но потом опасливо промолвила:

– А мне за это…

– Тебе за это ничего не будет. Не считая поощрения, если все пройдет, как задумано. Коллега Суно свидетель. Мы это в узком кругу обговорили, можно сказать, по-родственному, и я на тебя надеюсь. Подробную инструкцию получишь позже, а сейчас пей чай.

Ничто не предвещало беды. Безвкусная каша три раза в день. Сны без кошмаров, полные всякой незначительной ерунды. Многочасовые разговоры с магами Ложи, изматывающие, зато без физического воздействия, поскольку Монфу и Куду рьяно сотрудничали и вовсю старались угодить допросчикам. Они уже выложили все, что смогли припомнить, о своей родной эпохе, теперь началась работа со старинными книгами и рукописями. Им показывали или зачитывали отрывки: Ложу интересовало, знакома ли им эта информация, и если да, могут ли они что-нибудь добавить. Иной раз это были не тексты, а изображения с зашифрованным тайным смыслом. Если и впрямь удавалось что-то прояснить, Куду и Монфу радовались, как школьники, которых похвалил учитель. Вести такую жизнь до скончания века – лучшее, на что они могут рассчитывать.

Беда стряслась после того, как в очередной раз поменялся конвой, согласно заведенному распорядку. Их стерегли двое магов-бойцов и один маг-предметник – амулетчик, если по-нынешнему. Конвойные отдавали приказы, которым Куду и Монфу безропотно подчинялись, а в остальном хранили молчание. Но не в этот раз.

– Ишь ты, какие хари отожрали на казенных-то харчах! А ну, шевелитесь, канальи позорные, не заставляйте почтенных дознавателей ждать!

Голос слишком высокий для мужского. И вдобавок знакомый.

Куду втянул голову в плечи и шагнул вперед. Монфу замешкался – то ли от растерянности, то ли остатки гордости взыграли – и получил пинка под зад, потерял равновесие, чуть не врезался лбом в дверной косяк.

Амулетчик откинул капюшон форменной куртки, до того низко надвинутый. Да, это была она – бывшая королева Глодия собственной персоной. В ушах жемчужные сережки, на шее рыночное колье с олосохарским жемчугом и фальшивыми рубинами – прикрывает шрамы, которые частично все равно видны. Гладко зачесанные волосы стянуты на затылке. На костистом щучьем лице торжествующая ухмылка.

Боевые маги, двое юнцов, маячили на заднем плане с отсутствующим выражением на физиономиях. Ясно, что одергивать ее они не собираются. Себе дороже.

Куду и Монфу надеялись, как приговоренные к смерти на помилование, что их, по крайней мере, не оставят с Глодией наедине. Увы, напрасно надеялись. В промежутке между допросами (такое порой случалось – дознаватель ушел, его сменщик прислал охране мыслевесть, что на полчаса задержится) магам приспичило отлучиться. С заискивающими улыбочками попросили напарницу присмотреть за арестантами: «они же неопасные, куда они денутся...»

– Да уж я присмотрю! – ответила та, подарив пленникам многообещающий свирепый взгляд.

И бестактно проворчала вслед магам:

– Не надо было вчерашние сардельки с прокисшей горошницей на завтрак лопать…

А потом повернулась к своим подопечным:

– Не рады мне, говнюки? Вот погодите, то ли еще будет!

Монфу угрюмо молчал, сгорбившись и уставившись в угол. Куду попытался объяснить ей, что они не виноваты в том, что происходило в Аленде при Дирвене, Мулмонге и Лорме, они как щепки, подхваченные бурным потоком. Глодия в ответ цедила заковыристые деревенские ругательства – негромко, чтобы из коридора не услышали, потом обронила:

– Небось рады-радешеньки, что хорошо устроились? И дождик над вами не каплет, и смертным боем не бьют… Недолго вам жировать осталось!

У Куду внутри словно что-то оборвалось, и он спросил, еле шевеля помертвевшими губами:

– Почему недолго?

– А потому что господин Тейзург, которому вас пообещали в дипломатических целях, не такой добренький, как достопочтенные маги Ложи. Уж у него-то сполна нахлебаетесь! И я вас жалеть не буду, после всего, что мне от ваших покровителей довелось перенести, я скорее последнего забулдыжку подзаборного пожалею. Все уже решено, и поделом – чего заслужили, то и получите!

В глубине души они все время ожидали чего-нибудь в этом роде.

Глодия с гордым видом развалилась на стуле и принялась покачивать ногой в изящном дамском ботинке. Внезапно скривилась, пробормотала что-то насчет горошницы и сарделек. Смерив арестантов недобрым взглядом, выпалила скороговоркой:

– Я сейчас тоже отлучусь и скоро вернусь, а вы чтоб сидели тут, как дохлые мыши! Иначе так от меня схлопочете – места живого не оставлю. Поняли, говнюки?

– Этого не может быть! – чуть слышно пробормотал Монфу, когда дверь за ней закрылась. – Мы же для них полезный источник…

– Так они уже все досуха вычерпали! – так же тихо отозвался Куду, сплетая и расплетая дрожащие пальцы. – С нами может произойти все что угодно…

– А если она нарочно сказала, чтобы нас напугать?

– А если не нарочно?

У Куду мелькнула тоскливая мысль, что надо было пойти в ученики не к Унбарху, а к Прохеримию Многоречивому или к Нотолоку из Бевра, тогда бы все сложилось иначе… Но его семья жила на земле, подвластной Унбарху, и выбора не было, да он и сам в то время считал, что нет доли почетней, чем служить Великому Учителю.

Собрат по несчастью развернул его лицом к себе, встряхнул за плечи и произнес без звука, одними губами:

– Бежим.

– Как?..

– Маги мы или червяки раздавленные?

Подумалось, что скорее второй вариант – но вместо того, чтобы сказать об этом вслух, Куду согласно кивнул. Что может быть хуже Тейзурга?

Их тюремщики по части блокирующих заклятий особо не старались: всем было ясно, что для пленников тюрьма скорее убежище, чем узилище. Но теперь, когда Глодия проговорилась о дальнейших планах Ложи… Монфу начал плести двойное заклятье личины, Куду присоединился.

Воистину чудом было то, что они сумели выбраться на улицу под видом своих же охранников. Держали их не в настоящей тюрьме, а в переоборудованном под каталажку старом особняке в тихом жилом квартале. Ушли дворами, по дороге стянули кое-какую одежду с веревок, а свои вещи завязали в узел и зашвырнули в «мусорный домик».

– Куда теперь денемся?

Вечерело, и они уже были достаточно далеко от тюремного особняка. Забрались в пустой заколоченный дом, оторвав расшатанную ставню. Лишь бы не нарваться на тех гнупи, которые служат Тейзургу.

– К Лорме, – запавшие глаза Монфу обреченно блеснули. – Больше некуда.

– Она же нас сожрет! Или не сожрет… Помнишь ту книгу, с рецептом для вурванов – они еще спрашивали, попадались ли нам такие сведения в наше время?

– Я как раз об этом и подумал. Один обмолвился, что книга уникальная, в единственном экземпляре. Рецепт я запомнил. Ты ведь тоже запомнил? Мы и ей угодим, и… и от него избавимся… потому что она…

Воспрянувший Куду кивнул. А потом снова сник:

– До нее еще надо добраться…

– Призовем кое-кого. Там, – Монфу ткнул пальцем вниз, указывая на замусоренный пол, – не все его любят, есть и враги. И у нее там есть союзники. А мы хоть и раздавленные червяки, но маги, и можем призвать червя, которого никто не в силах раздавить.

Куду содрогнулся, когда понял, что он говорит о Вуагобу Ненасытном.

– Сожрет…

– Нет, если мы скажем, что служим Лорме. Они друг другу полезны, и он доставит нас к ней, и не позволит другим на нас напасть.

– Тогда не будем тянуть, пока нас не нашли!

– Я об этом и толкую. Я сформирую заклятье призыва, а ты откроешь Врата. Приготовься.

Куду снова кивнул, пытаясь совладать с дрожью.

А что им еще оставалось?

Опять не закрыл до конца жалюзи, солнце бьет в глаза – сквозь горизонтальные просветы, сквозь веки, сквозь расстояния и миры. Пора вставать, отвезти Михаса на тренировку, а Тим к учительнице рисования, не опоздать бы к назначенному времени…

Едва подумав об этом, он обнаружил, что Тим уже там. Сидят вдвоем за столом: полноватая девушка-незийка с коллекцией сережек в заостренных ушках и худенькая темноволосая девочка. Перед ними карандаши и бумага.

Почему-то он видел их сверху, как будто из-под потолка.

– Что сегодня рисуем? – спросила Шениролл у своей ученицы.

– Я хотела попросить… – начала девочка тихим серьезным голосом. – Чтобы ты нарисовала дорогу… Только не просто так, а по-настоящему. Ты ведь умеешь рисовать по-настоящему!

– Ты тоже научишься. Лучше давай, ты сама нарисуешь дорогу, а я буду подсказывать, что и как.

– Нет, – Тим мотнула челкой. – Надо, чтобы дорогу домой для него нарисовала ты. Потому что ты можешь по-настоящему.

– Послушай, я уверена, что его в конце концов найдут. Этим занимается Космопол, и еще какие-то службы подключили…

– Если он там, где мы думаем, его никто не найдет. Он только сам может оттуда вернуться. Поэтому нужно, чтобы ты нарисовала ему дорогу домой. Настоящую дорогу.

– Ладно, – Шениролл улыбнулась – невеселой улыбкой взрослого, который хочет утешить расстроенного ребенка. – Давай так: я рисую дорогу домой – а ты придорожные пейзажи и все остальное, согласна?

– Хорошо. Но у меня это будут просто картинки карандашом на бумаге.

– У меня то же самое.

– Не то же самое, ты ведь можешь рисовать по-настоящему, – девочка придвинула ей лист. – Начинай, ладно?

Художница взяла карандаш и провела первую линию.

Он открыл глаза. Жалюзи исполосованы рвущимся в комнату солнечным сиянием.

И опять ему снилось что-то странное, не имеющее отношения к текущей реальности.