Темный силуэт в углу зашевелился и подался вперед. Акциос вжался спиной в железные прутья, не зная, что делать. Напрягшись, он направил духовную энергию в руки, чтобы защититься, но она не отозвалась, даже слабой ауры не появилось.
Глаза привыкли к темноте. Теперь стало ясно, что сосед по камере – сутулый мужчина с волосами до плеч и жидкой бородой. На шее у него поблескивал такой же металлический ошейник. Он смотрел на Акциоса в упор.
– Не снимешь, не пытайся. Так и будешь стоять или уже сядешь? – наконец заговорил сокамерник. Его речь была томной, растянутой, словно он ленился двигать языком. – Хотя можешь стоять. Это лучше, чем ходить туда-сюда. Голова от тебя закружилась.
Акциос молчал.
– Тебя-то за что здесь заточили? Я тут часто бываю, а тебя вижу впервые. Воришка, что ли? Коли так, то мы с тобой тут видеться будем часто, так что буду рад знакомству. Меня зовут Набор, а тебя?
Акциос немного помедлил, прежде чем ответить. Такие знакомства он заводить не желал.
– Я не вор.
– А кто тогда? – Набор почесал бороду и прилег, закинув ногу на ногу. – На убийцу ты не похож, да и не будут в такое-то время с убийцами церемониться. Времена сейчас, сам понимаешь. А, или ты мародер? На горе других наживаешься? Ну, с такими я дел не имею.
– Не мародер я! Я тут по ошибке, – сказал Акциос и снова принялся ходить вдоль решетки, сжав кулаки.
– Коли так, то за что же тебя по ошибке определили в мое скромное жилище?
– Притворялся студентом академии, – процедил он. Фраза прозвучала мерзко, и Акциос поспешил оправдаться. – Но я и есть студент.
– Ой, да расслабься, не трать силы. Если ты не виноват, то за тобой придут, сам понимаешь. Вопрос только – когда. Сам видишь, что за стенами творится. А меня можешь не бояться. Я тут частый гость, понимаешь, любовь к хмельным напиткам до добра не доводит. Ох, что мне от этой любви не мерещилось, даже раскол пару раз. Но я никогда не думал, что в самом деле застану раскол, да еще и на трезвую голову. Ха-ха-ха.
Набор засмеялся, продолжая пристально разглядывать Акциоса, и продолжил:
– Радует, что тут безопасно, не то что снаружи. Можешь представить, что ты в какой-нибудь таверне, я всегда так и делаю. Не в самой лучшей, но зато безопасной. Койка тебе в этом поможет. Парнишка, да сядь ты уже. От того, что ты носишься вдоль решетки, она не откроется.
Акциосу было трудно совладать с гневом и отчаянием, но он всё же подошел к своей койке и провел ладонями по толстой подстилке. Жесткая, неудобная, как и положение, в котором он оказался. В конце концов он лег и снова посмотрел на соседа. Мужчина лежал неподвижно и, кажется, спал.
Акциос надеялся, что из академии придут за ним как можно скорее. Может быть, Рик вернется в Скайленд пораньше и начнет его искать. Что делать? Наблюдать за подрагивающим пятном света на потолке, которое вот-вот окутает и поглотит густая чернота. И ждать, больше ничего не остается. Откуда-то из темноты Акциос услышал слабый писк и скрежет. Крысы? Он вскочил, не в силах оставаться на месте. Эмоции окончательно захлестнули его, яростно требуя выхода.
«Я не должен здесь находиться, не должен! Трип… Притворяюсь студентом? Бросил меня сюда, как вора. И всё ради чего? Чтобы я в деревню не возвращался?! Двое, уже двое близких людей меня предали. Что же делать? Как дальше жить? Раскол!»
Он вцепился в решетку и что есть мочи закричал:
– Стража! Стража!
Никто не приходил, коридор оставался темным и безжизненным, разве что где-то вдалеке отзывались другие невольники. Акциос прокричал еще несколько раз, но результата не добился. Тогда он посмотрел по сторонам, сам не зная, на что надеясь. Схватил то, что попалось под руку – металлическую кружку, – и стал стучать по железным прутьям, размахивая ею всё сильнее и сильнее. Звук получился громким, пронизывающим. Словно это и был крик души, обманутой, брошенной, преданной.
– Парниша, да прекрати ты. Тут никого нет, нас даже не охраняют, – проговорил Набор.
Однако Акциос только еще громче забарабанил по решетке, ничего не видя и не слыша. Его уже не заботили ни его сокамерник, ни остальные заключенные. Он желал лишь одного – покинуть это место. Набор обхватил его руками и попытался оттащить, но Акциос упирался, вырывался и кричал, как загнанный зверь.
– Да успокойся же ты. Прекрати. Ты так и себя можешь поранить, и…
Он не договорил. Акциос почувствовал, как кружка глухо ударилась обо что-то твердое сзади. Руки, удерживающие его, моментально расцепились. Он боязливо обернулся и увидел, как со лба Набора медленно стекала капля крови. Беспорядочные мысли в голове замолкли, оставив лишь сожаление.
– Прости, – только и смог выдавить из себя Акциос, опустив глаза в пол.
Набор закрыл лицо ладонями и, пошатываясь, плюхнулся на койку.
– Ну теперь-то ты, парнишка, успокоишься? – хладнокровно произнес он. Акциос сделал глубокий вдох, положил кружку на место и покорно сел. – Кого забрал у тебя раскол?
– Отца, – упавшим голосом ответил Акциос.
– Тогда всё ясно. Тут даже хмель не поможет. Только время. А из родных еще кто-то остался?
– Мама и дядя.
– Значит, всё не так плохо. – Набор осторожно потрогал рану кончиками пальцев, кровь из-за этого размазалась по его брови. – У тебя еще есть пара поводов двигаться дальше. Маму всегда нужно беречь, ну а раз ты и дядю считаешь родным, то и он для тебя важен.
Акциос не нашел, что на это ответить. Он лег и закрыл глаза, лишь бы не видеть этой темной камеры, решеток и Набора.
Время тянулось медленно. У Акциоса была целая вечность, чтобы осмыслить сказанные ему слова. Сокамерник уснул, Акциос понял это по ровному сопению. Его посетила мысль, что все-таки сидеть тут одному было бы намного хуже. Он даже боялся представить, как бы вынес одиночество в этой темной камере. Хорошо, что сосед попался спокойный, даже за удар кружкой по голове не рассердился, а то с кем-то другим ведь могло и до драки дойти.
«Ну вот, уже и что-то хорошее тут нашел», – подумал он с печальной усмешкой.
Акциос пытался сконцентрироваться на духовной силе, но ничего не получалось. Будто сама тюрьма подавляла ее, лишая возможности добавить хоть немного света. Слипающиеся сглаза напомнили о времени суток, и Акциос последовал примеру сокамерника.
Спал он крепко, даже сны не нарушили его покой. Открыв глаза, Акциос не сразу понял, что проснулся, где оказался и почему вокруг так темно. Но воспоминания быстро вернулись. Он неторопливо сел и слегка дернулся от неожиданно заговорившего голоса.
– А, уже проснулся, долго же ты спал.
Набор находился в той же позе, что и вчера. Под потолком горела новая свеча. Акциос увидел две тарелки: одна была пустая, другая – с каким-то содержимым. Умирая от жажды, он в два шага оказался возле стола, налил полную кружку воды из кувшина и залпом ее осушил. Затем осмотрел, понюхал субстанцию в тарелке и принялся есть.
– Что это вообще такое? – поинтересовался он с полным ртом.
– Почем мне знать? – равнодушно пожал плечами Набор. – Кормят – и хорошо. Только лучше всё доесть, еду дают только два раза в день.
Акциос и без совета съел бы всё до крошки. «Охотнику надо есть при любой возможности», – вспомнились ему слова отца. К тому же пища совсем не вызывала отвращение, ничем не пахла и почти не имела вкуса.
– Ты сказал, что нас не охраняют. Почему тут так мало стражи? – спросил Акциос.
– А почему должно быть много? – сказал Набор и постучал по ошейнику. – Проклятое железо, просто так не снять. Эта штука справляется получше любого стражника. Тут запирают не только тебя самого, но и духовную силу. Да и особо опасных преступников сюда не сажают, а вызволять кого-то никто в здравом уме не полезет. Поэтому и стражи почти нет: всего только два привратника и два стражника. С одним из них, кстати, я хорошо знаком. А если б не обстоятельства, которые нас свели, так, может быть, мы бы и друзьями стали, хе-хе.
Акциос осмотрел всю камеру, насколько позволяло освещение. Вряд ли кому-то удастся отсюда сбежать, если только не уметь вскрывать замки или ломать решетки. В стене невысоко от пола обнаружились два углубления с вбитыми металлическими пластинами с прорезями. Ощупав их, Акциос сразу представил, как когда-то здесь были цепи.
Так прошли еще одни сутки, и еще, и еще. Сначала Акциос отсчитывал дни, но потом сбился со счета. Трудно было отличать день от ночи, когда Набор спал в промежутках между кормежкой, да и он сам уже давно отошел от привычного режима сна и бодрствования. Акциос старался много двигаться, ходить, но со временем всё больше ощущал упадок сил.
Два стражника, чередуясь, приносили еду, забирали грязные тарелки, меняли свечу и изредка оставляли ведро с водой. Набор каждый раз что-то говорил им, хвалил за своевременность, спрашивал о погоде, о здоровье, много ли новых заключенных за последние сутки, в конце благодарил и желал всего хорошего. Но светской беседы со стражниками не выходило, они всегда молча торопились выполнить свои обязанности и уйти, редко могли пробурчать пару фраз и только. Бывало, сокамерник мычал простую, легко запоминающуюся мелодию, которая уже порядком раздражала Акциоса, поскольку он часто начинал невольно воспроизводить ее в голове.
И вот настал день, когда решетка в очередной раз озарилась ярким светом фонаря, раздался лязг ключей, дверь камеры открылась. Акциос подумал, что стражник принес еду, но за дверью стоял привратник.
– Набор, выходим, – сказал он.
Набор заворочался, осторожно встал, махнул на прощание рукой и, насвистывая себе под нос, потопал к двери.
– А я? Когда меня выпустят? – удивился Акциос. Ему показалось, уже прошел целый месяц.
– Распоряжения не было, – буркнул великан, захлопнул дверь и повернул ключ в замке.
И снова темнота. Только теперь Акциос остался один. Первое, что он почувствовал, – страх. Он долго простоял у решетки, в наиболее освещенном месте, прежде чем вернулся к койке. Сидеть в одиночестве оказалось невыносимо, и чтобы не сойти с ума, он стал вспоминать лучшие моменты своей жизни, родителей, детство, проигрывать в голове одно событие за другим, мысленно общаясь со всеми, кого представлял. Через какое-то время он начал разговаривать вслух, а когда заметил это, засмеялся.
«Что же это происходит…»
Он понял, почему Набор разговаривал со стражниками. Если пробудешь столько времени в одиночестве, будешь рад перекинуться парой-тройкой фраз с другим человеком, пусть даже он не ответит. Акциос и сам теперь пытался начать разговор, когда ему приносили еду, и всё время спрашивал одно и то же: нет ли ответа из академии? Точно ли о нем сообщили? Сколько времени прошло? Стражники молчали, и это неудивительно. Почти все заключенные что-то кричали и говорили им вслед, не будут же они разговаривать с каждым.
Мысли роем клубились в голове.
«Почему дядя так поступил? За что? Неужели тюрьма лучше, чем деревня? Он думал, я академию брошу, не доучусь, останусь в Стримвиле. Как он мог так подумать? Ах да, я ведь, кажется, так и сказал. Сам спровоцировал его, значит… Так, стоп! Это что, получается, я сам виноват, что ли? Вот уж нет! Зачем в тюрьму-то было бросать? Неужели нельзя было как-то по-другому? Как же тут плохо. Раскол! Что ж тут так плохо, а?.. А что, в тюрьме должно быть хорошо?.. Почему я должен тут находиться???»
Темнота, мертвая тишина, вечность. Акциос чувствовал себя брошенным и никому не нужным. Иначе почему за ним никто не приходит? Сколько уже прошло времени? Полгода? Наверное, в академии про него не вспомнят. Он лежал с закрытыми глазами, уже не понимая, спит он или нет. Сознание словно расширилось, распростерлось от одного края мира к другому, и заполняла его лишь пустота.
– Акциос из Стримвиля, – во тьму ворвался уже забытый голос привратника. – Выходим.
С того дня, когда Акциоса посадили в камеру, он не раз представлял, как будет выходить на свободу: расправив плечи, с гордо поднятой головой. Но сейчас сил хватало только шаркать башмаками по каменному полу. Великан выдал отнятые вещи у самых ворот, затем провел по шее чем-то холодным, отчего ошейник щелкнул и раскрылся.
Но прежде чем выйти, Акциос шагнул в сторону и дал пройти стражнику, тянущему за собой еле стоящего на ногах человека. Тот мужчина выглядел безобразно, весь грязный и растрепанный, от него разило запахом хмельного. Он неразборчиво завывал, волоча ступни по земле, а когда увидел Акциоса, растянул рот в улыбке и протянул руку. Акциос отстранился, но стражник и так не позволил бы заключенному до него дотронуться. Он тряхнул пьяницу и повел дальше, слушая его напевы. Мелодия показалась Акциосу знакомой, от нее накатывало гнетущее чувство, однако он сразу же перестал об этом думать.
– Свободен, – объявил привратник, уже приготовившись закрывать ворота.
Перешагнув порог, Акциос почувствовал, как его тело наполнилось энергией, будто кто-то разрезал связывающие его путы. Он вдохнул полной грудью свежий воздух и с блаженным удовольствием подставил лицо послеобеденному солнцу.
– Акциос!
Он открыл глаза, прикрываясь от яркого света ладонью. Перед ним, улыбаясь во весь рот, стоял Рик в сопровождении Гидриха Монка в белоснежной рясе, а рядом – телега с извозчиком.
– Рик! Как я рад! – воскликнул Акциос и бросился обнимать друга.
– Вот уж не думал, что мне придется тут побывать, – засмеялся Рик. – Спасибо, господин Монк.
Старец поприветствовал Акциоса кивком и полез в телегу. Рик ему помог, придержав под руку, пропустил Акциоса и запрыгнул сам. Телега тронулась в сторону города, потрясываясь на неровной дороге.
– Объясни мне, юноша, – обратился Гидрих Монк к Акциосу, сдвинув густые седые брови, – как ты умудрился потерять значок?
Рик с интересом уставился на друга. Акциос недолго поколебался и сухо сказал:
– Это вышло случайно.
Старец осуждающе покачал головой. Под таким взглядом Акциос даже почувствовал себя виноватым, хотя знал, его вины тут нет. Он ждал вопроса, что произошло в лавке, и приготовился оправдываться, назвать это недоразумением, но Гидрих больше не сказал ни слова. Старец сидел со свойственным ему непроницаемым лицом, а на середине пути закрыл глаза.
– Рик, я много занятий пропустил? – спросил Акциос вполголоса, стараясь не потревожить старца.
– Что ты? – удивился Рик, потрогав пальцем переносицу. Несмотря на то, что его дух-очки были с удобным кожаным ремешком, привычка поправлять их до сих пор осталась. – Обучение начнется только послезавтра, у нас с тобой еще целый день свободный. Вчера только прием первокурсников закончился. Как только господин Монк освободился, мы сразу поехали за тобой. А ты думал, сколько времени прошло?
Акциос почесал затылок, вспоминая последние две недели, превратившиеся в бесконечно долгое вязкое существование.
– Тебе, наверное, интересно, как я угодил в тюрьму. Я ничего не сделал, я… – начал он.
– Я знаю, Акциос. – Рик посерьезнел и придвинулся ближе. – Твой дядя мне рассказал, и как в тюрьму тебя отправил, и об отце… Я очень соболезную.
– Ты с ним виделся?
Вопрос получился чересчур громким. Гидрих Монк на секунду поднял голову и вскинул брови, затем опять погрузился в дремоту.
– Ты что, ходил к нему? Ах да, наверное, меня искал, – предположил Акциос.
– Я понимаю, ты на него злишься, но… – Рик замялся. – Ладно, не будем об этом. Нет, я к нему не ходил. Это он меня встретил и всё рассказал. Представляешь? Я вчера в Скайленд приехал. Подъезжаю, значит, к академии, выхожу из экипажа, а там Трип стоит, дожидается кого-то. Ну я обрадовался, подошел. А оказалось, он как раз меня и ждал.
Акциос слушал, не перебивая, и смотрел на приближающийся белокаменный город. Он так изголодал по живым разговорам, что после каждого сказанного Риком слова ему становилось всё лучше.
– Сначала Трип поинтересовался, как у меня лето прошло, всё ли в порядке, – сказал Рик. – А потом и про тебя рассказал, и про деревню… Я тут же к господину Монку пошел, а он еще студентов у ворот принимал. Очень большой первый курс набрали в этом году, кстати. В общем, спешили к тебе как могли. Я хотел на моем экипаже отправиться, но господин Монк категорически настаивал на телеге с извозчиком.
– Спасибо, Рик, – поблагодарил Акциос. – Получается, только благодаря тебе я выбрался.
Рик чуть слышно вздохнул, но продолжил разговор с оптимизмом.
– Если б я твоего дядю не встретил, так и не узнал бы, что тебя спасать надо. И еще, я вот что предложить хотел… – Он сделал небольшую паузу. – Может быть, завтра съездим с тобой в Стримвиль?
– В Стримвиль? Ты предлагаешь отвезти меня в Стримвиль?
– Ну, то есть не в саму деревню. Ты же так и не простился с отцом. Можем поехать утром, к вечеру вернемся. Как ты на это смотришь?
Акциос не спешил с ответом. Он хотел, чтобы всё было по-другому. Хотел поехать не второпях туда и обратно, а хотя бы пару дней посвятить родному месту, проститься не только с отцом, но и с домом, раз уж ему не разрешают там оставаться. Но отказаться от предложения Рика Акциос не мог. Все-таки он отчетливо чувствовал, что только это поможет затушить тлеющий уголек в его душе.
***
Как мало человеку нужно для счастья. Акциос испытал огромную радость, когда лег спать на мягкую постель с чистым, свежим бельем. После мрачной камеры без окон маленькая, но уютная комнатка в общежитии показалась лучшим жильем на свете. А главное – с ним, наконец, был преданный друг. Акциос понял, что не может жить без других людей.
Ночью он проснулся и подумал, что уже пора вставать и ехать. Но нет, Рик спал, у Акциоса просто сбился режим дня. Снова заснуть не удалось, поэтому он подошел к окну и немного отодвинул шторку. Солнце еще не встало, но темнота уже была не такой густой. До рассвета, наверное, оставалось каких-то полчаса, самое большее – час. Безоблачное небо приготовилось скинуть ночное одеяло, расшитое мерцающими звездами, и облачиться в яркий утренний наряд. «Чем сильнее печаль, тем ярче новый рассвет», – так всегда Акциосу говорила бабушка. Он лег обратно и долго ворочался с одного бока на другой, думая о предстоящем дне, пока все-таки не уснул.
Из-за ночного пробуждения Акциос чуть не проспал, его разбудил Рик. Ребята позавтракали в обеденном зале и направились к главному входу в академию, где их ждал экипаж – роскошная карета из темного дерева, поблескивающая золотой отделкой, с большими узорчатыми колесами и гербом рода Стоунов на двери – гордым львом на задних лапах с лучезарным камнем во рту. Впереди друг за другом стояли две пары совершенно одинаковых белых лошадей.
Мужчина в коричневом камзоле учтиво поклонился и распахнул дверь, приглашая в карету отточенным движением руки. Акциос устроился на удобном бархатном сидении и стал рассматривать расписной потолок, пока Рик давал указания кучеру. Тот выслушал кивая и приготовился к отправлению.
– Едем, – скомандовал Рик, закрыл дверь и раздвинул красные шторки на окнах.
По Скайленду кучер, как положено, вел лошадей под уздцы. Они миновали городские ворота, кучер влез на свое место, а когда проехали по мосту, заполненному повозками и телегами, лошади прибавили ходу. Солнце ослепляюще отражалось в водной глади и неумолимо нагревало дорогу, отчего домики вдалеке приплясывали в потоках горячего воздуха. Вскоре экипаж достиг зачахшей равнины, и Рик сказал:
– Смотри. – Он показал на безжизненное поле, которое обычно в это время года сплошь покрывали фиолетовые цветы касии.
– Поля засохли? – поразился Акциос.
– Да, из-за раскола вся касия завяла. Везде, по всему Королевству. Теперь не будет сырья для приготовления духовной эссенции, и ее стоимость взлетит до небес. А вырастет касия в следующем году или нет, остается только гадать. Эх.
– Ты-то как лето провел? – спросил Акциос, надеясь, что рассказы Рика поднимут ему настроение.
– Если коротко – скучно. Обычно мы с семьей куда-то ездим, пикники устраиваем, но в этом году за пределы поместья редко выходили. Кстати, не все послушали отца и вернулись. Старший брат, который заклинатель духов, не приехал, посчитал своим долгом остаться в столице Игни – Кратосе. Там у него своя мастерская, где он сутками напролет делает броню и оружие на заказ. Я почти всё время с сестрой проводил. Отец, как всегда, – Рик недовольно махнул рукой, – Ричард то, Ричард это, вечно командует, что-то требует и обращается так, как будто без его совета я ни на что не гожусь. А я вот иногда специально наоборот делаю, если это не касается чего-то важного. Мать говорит, он много работает и сильно устает. Раскол, будь он неладен! Но это ведь не значит, что теперь надо безукоризненно во всем соглашаться, да?
– Я иногда думаю, Рик, что было бы, если б я своего отца слушал, – с грустью сказал Акциос.
– Отцы на то и отцы, чтобы их не слушать, – оживленно заявил Рик и сменил болезненную для Акциоса тему. – Слушай, у меня из головы не выходили твои способности, я долго думал об этом и покопался в нашей домашней библиотеке. Так вот, в лекарской секции я ничего не нашел. А вот в разделе эзотеризма наткнулся на книгу «Психодуховные практики», есть такие люди, которые болезни лечат внушением. Они воздействуют на сознание, делают человека восприимчивым. Может, тот человек в капюшоне, который тебя вылечил, когда ты в колодец упал, был из тех самых духовных практиков? Поэтому у тебя раны быстро заживают и давление в академии ты легко переносишь.
Акциос, поколебавшись, пожал плечами. Рассказывать про дух времени он не собирался.
Карета приблизилась к Стримвилю после полудня. Остаток дороги Акциос сидел с задумчивым лицом, откинувшись назад, слушая мерный топот копыт. Кучер остановил экипаж у подножья покатого холма, у входа в тенистую рощу.
Рик посмотрел ему в глаза и тихо произнес, слегка поежившись:
– Я с тобой не пойду, останусь здесь, такие места меня всегда пугали. И можешь не спешить, будь там, сколько потребуется.
– Спасибо, Рик, – поблагодарил Акциос, на что друг слабо улыбнулся.
Акциос пошел по протоптанной тропинке к вершине. На холме повсюду росли разные деревья: лиственные, хвойные, старые, попадались невысокие молодые саженцы со свежей землей у корней. Вокруг господствовала гробовая тишина, даже ветер не смел нарушить местную скорбь.
Впереди, на самой вершине погребального холма, показалась раскидистая ива. Именно там хоронили старост деревни. Акциос перешел на бег, он торопился на встречу с отцом. Ему уже приходилось бывать в этом месте, здесь были могилы его бабушки и дедушки – родителей Марты. Могила Джона находилась недалеко от них и была легко узнаваемой – единственное недавно посаженное дерево среди больших, уже выросших. Акциос подбежал к нему, упал на колени и опустил голову.
Он медленно поднял взор: на тонкой, но прочной ветке молодого дуба висела красная лента. «Любящий отец, муж, староста», – гласили вышитые буквы, в которых Акциос сразу узнал мамин труд. Он повторял про себя эти слова, всего четыре слова, но они вмещали в себя всё, что построил Джон, всё, что после себя оставил.
– Отец, я вернулся, – заговорил Акциос после долгого молчания. – Я… Я закончил первый курс академии, даже стал лучшим студентом… Мама сказала, что ты мной гордишься, как бы я хотел услышать эти слова от тебя… – Он втянул носом воздух и снова ненадолго закрыл глаза. – Но теперь не услышу… Да и теперь понимаю, что это неважно. Каким я был глупцом! Я тебя очень люблю. Видел, как ты любишь меня, но хотел лишний раз дать тебе повод для гордости. Хотел, чтобы ты заметил… Лучше бы ты был с нами, даже если б я никогда не слышал твоей похвалы и одобрения…
Землю окропили теплые капли, деревья словно ожили и зашелестели листвой. Акциос посмотрел в небо, щеки намокли от летнего дождя вперемешку со слезами.
– Если б я знал, если б я мог… – Голос дрогнул, и он склонился к земле. Дождь стал сильнее, превратившись в ливень. – Прости меня за всё, отец…
Произносить слова становилось всё труднее. Он выпрямился, погладил пальцами ленту и замер. Картинки воспоминаний так и появлялись в голове одна за другой. Возник образ Джона, добродушно улыбающегося, как когда они вдвоем ходили на рыбалку. Или когда возвращались из Скайленда, распродав все персики. Или когда Акциос уезжал в академию после зимних каникул, а отец махал ему вслед. Таким Акциос его и запомнил. Ливень закончился так же внезапно, как и начался, вновь воцарилась тишина.
– Прощай, – прошептал он.