Древнеарийская философия том 1 и том 2

Относящиеся к линейной форме боевого столкновения тактические приёмы конницы обычно не оставляли никаких шансов на спасение малоподвижной пехоте, лишённой поддержки своей конницы. Как следствие, в тактике боевых столкновений достаточно быстро стала господствовать линейная форма.

Впрочем, были и другие причины смены цвета времени. Уже тогда пехота довольно сильно зависела от снабжения, хотя, с современной точки зрения его уровень представляется примитивным.

Иное положение дел демонстрировали армии кочевых народов, в силу привычки своего довольно примитивного быта могущие почти всегда автономно обходится местными ресурсами. При фактически полном отсутствии линии фронта, создать который тогда не могли жалкие зачатки линейных элементов в стратегии, не встречая действенного сопротивления, они проходили глубоко в тыл армий осёдлых народов, зачастую без труда достигая их жизненно важных центров.

Благодаря своей мобильности кочевники, не распыляя силы, могли держать в напряжении значительные территории. И ещё долгое время как род сухопутных войск конница не знала себе равных, ибо действенных и эффективных средств борьбы с таким неуловимым противником, кроме содержания достаточного числа своей конницы, тогда не имелось.

В результате, пехота, хотя и оставила за собой функцию опоры боевого порядка, перестала вести наступательные действия. Отказываясь от тяжёлого вооружения в виде мячей и копий, она всё больше тяготела к использованию метательного орудия, и потому уже во II в н.э. «боевой порядок римской армии возвратился к фаланге, но теперь этот строй больше был пригоден для обороны, чем для наступления»¹⁴⁰.

Однако, и тут деградация пехоты не остановилась, и скоро ей стали доверять только всевозможные вспомогательные роли, не связанные напрямую с ведением боевых действий, типа несения караульной службы или службы охранения. Линейная форма боевого соприкосновения стала общепринятой и вскоре превратилась в догмат.

Пехота как самостоятельный род войск начала исчезать в Европе с самого начала Средневековья. К началу XI в. она полностью исчезла даже у осёдлых народов, а в Европе такими, кроме венгров, давно были уже все.

И только в русских ратях пехота продолжала играть достаточно существенную роль на поле боя. Данный нюанс объяснялся пересечённым характером местности и невозможностью, даже при всём желании иметь столько же конницы, как и кочевые соседи, а также устойчивостью пехоты.

Создание же непрерывных линий обороны, как показала практика, было неэффективным. Кроме ограничивающего фактора их дороговизны, оно не давало нужного эффекта в силу слабости почти любого её участка.

Правда, иногда бывали и чудеса, когда столь же чувствительная при передвижении на большие расстояния к нарушениям своего сомкнутого строя, как и фаланга, лава попадала на пересечённую местность, стеснявшую её движения. Подобное стечение обстоятельств неизменно нарушало боевой строй конницы и делало победу пехоты более чем возможной, поскольку только в фильмах всадники идут в атаку табором без разбора.

И если в такой ситуации, пусть даже и без наличия признаков разрушения лавы, нанести по связанной с фронта коннице фланговые удары путём обхода флангов или даже одного фланга, а при возможности, заходя и в тыл, то сражение можно было выиграть с немалой вероятностью. Именно так и случилось, например, в Куликовской битве.

В подобных ситуациях упомянутые удары с успехом могла наносить и пехота. Практически полное отсутствие пехоты у кочевых народов в обсуждаемых обстоятельствах оказывалось не достоинством их армий, а недостатком.

Заметив неустойчивость конницы в борьбе на пересечённой местности, поначалу пытались искусственно создавать препятствия, предпринимая строительство различных полевых укреплений. И нельзя сказать, что всегда неудачно.

Например, Луций Корнелий Сулла смог выиграть сражение при Ормохене в 85 г. до н. э. против нерегулярной конницы под командой полководца Митридата – Архелая в ходе Первой Митридатовой войны. Победа далась римлянам, несмотря на то, что их противник имел в 3 (три) раза больше войск.

Успех был реализован путём использования рва и такого примитивного полевого укрепления, как прикрывший римлян относительно невысокий плетень. Его не смогла преодолеть нерегулярная конница, ибо такое препятствие для неё, не говоря уже об отсутствии выучки, было психологически непривычно.

И, всё же полевые укрепления, хотя к ним время от времени и возвращались, зачастую нередко успешно, не прижились. Конечно же, произошло так из-за принципиально большей, чем у пехоты мобильности конницы, могущей зачастую избегать неудобных для неё полей сражений и быстро отрываться от преследования пехотного войска.

Единственно разумным выходом из создавшегося положения, во всяком случае, для осёдлых стран, оказалось увеличение доли конницы в их армиях или вообще комплектование их преимущественно таким родом войск. Но подобное изменение процентного соотношения родов войск оказалось поворотной точкой в тактике ведения боевых действий.

Стратегия в те времена начавшегося периода феодальной раздроблённости, когда каждый мнил себя, как минимум королём, если и осуществлялась, то по-прежнему тяготела к линейной форме. В наиболее последовательном виде она реализовывалась в Московии, и находила своё выражение в виде устройства непрерывных «засечных линий» обороны.

Они возводились вдоль всей южной и юго-восточной границы, откуда приходили в набег на Московию её кочевые соседи. Конечно, такой метод обеспечения безопасности имел те же недостатки, что и ранее возводимые укрепления.

Однако, иных решений в те времена не было. И поэтому, когда Московия стала расширяться на юг к Чёрному морю, то и стратегия обеспечения её безопасности, несмотря на кое-где прямое и всё более значительное проникновение в степь, поначалу не менялась, хотя доставлять лес для строительства новых линий становилось всё труднее и труднее.

И в Западной Европе сознательное применение отдельных линейных элементов стратегии осуществлялось ещё в IX в. в войнах франков под руководством Карла Великого. Он обычно осуществлял концентрическое наступление к одному пункту, расположенному в глубине обороны противника.

Наступление велось силами несколькими отрядов, координирующих действия между собой. Аналогично действовали в XV и XVI в.в. и войска Московского царства.

Исключительное преобладание конницы в армиях Западной Европы, вследствие дороговизны вооружения, привело к тому, что база их комплектования сузилась до немногочисленной прослойки военного сословия феодалов. Ведь только они, да и то далеко не все, могли покупать за свой счёт весь необходимый комплект полного вооружения конного рыцаря.

Справедливости ради, надо отметить, что аналогичное положение дел в те времена было повсюду. Но именно в Западной Европе оно приняло столь комичное выражение, когда, например, в конце феодальной междоусобицы Алой и Белой Розы в Англии, военное столкновение, в котором принимали участие по 30 (тридцать) человек с каждой стороны, обеспечившееся, следует отметить, решающую победу коалиции Алой Розы, считалось крупным сражением.

В результате, феодализм, согласно той логике вещей, благодаря которой он возник, начал отрицать самого себя. Будучи исключительно военной организацией или претендуя на таковую, он оказался совершенно не приспособленным именно для ведения войны, являющейся самым главным оправданием его существования.

Вдобавок, рыцарь, хоть и был прекрасно подготовленным индивидуальным бойцом, не желал строиться иначе, как только в одну шеренгу. Отражая присущий господствующему классу того времени в странах Запада гипертрофированный индивидуализм, каждый рыцарь считал для себя оскорблением находиться позади любого другого рыцаря.

В результате, за рыцарями находились только их оруженосцы, что самым печальным образом отражалось на тактике. Как следствие, о решении сколь-нибудь сложных боевых задач такой армией почти всегда речи идти не могло.

Конец феодальной вольницы. Долго подобная беспомощность продолжаться не могла, и меры к улучшению сложившейся ситуации были приняты в момент начала крестовых походов. В Западной Европе возникли военные организации религиозного толка, называемые «орденами» крестоносцев или рыцарей-монахов.

В них была установлена жёсткая дисциплина, позволявшая строить рыцарей-монахов в более эффективное для того времени клиновидное построение, обладавшее значительной пробивной силой. Подобный строй назывался тогда «свиньёй» или «клином», а в более позднее время он лёг в основу «метода центрального положения».

Как и во времена Эпаминонда, свинья наглядно продемонстрировала превосходство ударной формы над возможностями примитивной обороны. В военном искусстве Западной Европы цвет времени снова сменился, и постепенно боевые столкновения приобрели ударный характер.

Сущность новой тактики заключалась в разрыве боевой линии противника или достаточно глубоком проникновении в неё. Затем большая часть усилий прикладывалась к уничтожению заранее выбранного крыла расположения противника.

Другое же крыло клина оборонялось от остальной части разорванного строя противника. В случае удачи, покончив с одной половиной войска противника, рыцари-монахи принимались за другую.

Впрочем, у нововведения имелись и недостатки. Ведь одно только вооружение рыцаря весило 50 (пятьдесят) килограммов, не говоря уже о защитном вооружении лошади, да и рыцарь сам по себе также хоть что-то, но весил.

И потому, рыцари, даже когда очень хотели, могли идти в атаку в лучшем случае медленной рысью. Будучи в полной своей экипировке неповоротливыми, без посторонней помощи они не могли ни взобраться на коня, ни встать, когда падали, и, останавливая свой наступательный порыв, становились лёгкой добычей своего противника.

Из-за своей малой мобильности они были также и неплохой мишенью. Против них стало применяться страшное оружие – длинный лук, длиной от 1,5 (полутора) до 2 (двух) метров и со стрелой около 2 (двух) метров.

Будучи в состоянии развивать силу натяжения в 75 (семьдесят пять) килограммов длинный лук без труда пробивал рыцарские латы уже на расстоянии в 250 (двести пятьдесят) метров. Он быстро вытеснил не могущий с ним соревноваться ни по ударной силе, ни по скорострельности арбалет, но конец гегемонии феодалов, во всяком случае, на полях войны положил вовсе не он, а огнестрельное ружьё, пусть даже и очень несовершенное.

Возрождение пехоты. И, всё же, по сравнению с одной линией построения гражданских рыцарей строй клином рыцарей-монахов был шагом вперёд. Но, обладая большой пробивной силой, клин конного строя не был устойчивым.

В результате, множились случаи, как, например, в Ледовом побоище в 1242 г., когда стойкая пехота, маневрируя и взаимодействуя со своей конницей, справлялась с тяжёлой рыцарской конницей противника. И на повестке дня оказался вопрос о возрождении пехоты, которая, как самостоятельный род войск, вскоре стала решать крупные военные задачи.

Инициаторами выступили в XIII в. города Фландрии и Северной Италии, быстро передавшие эстафету Швейцарии. Боевым порядком швейцарцев была «баталия», представляющая собой полностью заполненный квадрат со стороной из 30 (тридцати) человек, развивающая на узком участке сильный удар накоротке за счёт энергии движущихся шеренг.

Однако, Швейцария недолго удерживала пальму первенства. Законодателем мод использования новой «тактика квадратных колонн», которая, как и тактика метода центрального положения, целиком относилась к ударному характеру боевого столкновения, были друг за другом многие страны Западной Европы, пока в XVI в. их ряд не замкнула Испания.

Отряды испанской армии сражались в «терциях», имевших прямоугольную форму. Наименьшая по длине сторона терции была объектом нанесения удара, что ещё более рельефно подчеркивало ударный характер новой тактики.

Возрождение ударной формы боевого столкновения в те времена подписало также приговор замкнутому военному сословию феодалов, ибо в пехоте могли служить и не столь богатые люди, какими комплектовалась тяжёлая рыцарская конница. Бедные рыцари, не могущие приобрести за свой счёт весь комплект полного вооружения конного рыцаря, и даже люди нерыцарского сословия стали появляться в составе пехоты в больших количествах.

Впрочем, потрясение военного сословия было смягчено созданием офицерского корпуса. Сохраняя прежнюю сословную замкнутость феодалов, офицерский корпус на заре становления обычно формировался из благородного сословия.

Впрочем, офицерами нередко становились и люди простого происхождения. А не имевшие способностей потомки прежних господ шли в солдаты, и, например, в русской армии начала XIX в. четвёртую часть её солдатского состава или 48 (сорок восемь) тысяч человек комплектовали именно дворяне.

Демократизация военного дела, связанная с возрождением пехоты как самостоятельного рода сухопутных войск значительно повысила базу комплектования армий. И, всё же, ещё долго армии государств Западной Европы оставались довольно-таки маленькими, если не сказать карликовыми.

Например, в XVII в. армия в 50 (пятьдесят) тысяч человек в Западной Европе считалась очень крупным боевым соединением. А в государстве Великого Могола тогда в поход могло легко выступить и более 100 (ста) тысяч человек.

Необходимо отметить, что в техническом плане армия Великого Могола была с учётом общемирового уровня развития техники того времени более чем прекрасно оснащена. Аналогичное замечание относится и к гигантской, по тогдашним европейским меркам, армии Китая.

Упорядочение военного дела привело к росту интереса к боевому опыту античности и первых ростков пылкого Средневековья. Казалось, что они лучше наследия рыцарских времён подходят для реализации новых идей и возможностей.

Однако, вскоре выяснилось, что в полной мере такой опыт не может быть перенесён в новые условия. Как следствие, очень быстро развитие военного искусства Нового Времени пошло по своему оригинальному пути, впитав только тот опыт давно ушедших веков, который оказалось возможным применить в изменившихся условиях.

Линейная тактика. Впрочем, реально удалось использовать очень немногое, ибо на смену господствующей военной доктрине XVI в., имеющей ударный характер, пришла новая «линейная тактика». Она была следствием научно-технического прогресса, создавшего огнестрельное оружие – пушку и первые ружья в виде аркебузы, а затем и мушкета.

Появление ружья, несмотря на его несовершенство в те времена, сделало возможным ведение стрельбы при любом самочувствии, хотя от погодных условий зависимость, пусть и постоянно слабеющая, до появления нарезного оружия имелась всегда. Но, хотя ружья ещё долгое время, до середины XIX в., стреляли в среднем на то же расстояние, что и лук, почему луки башкирских частей русской армии в сражении при Лейпциге оказались весьма эффективным оружием, данное обстоятельство имело огромное значение и кардинальным образом изменило способы ведения боевых действий.

Дело в том, что ружейная стрельба производила, во всяком случае, поначалу, пока была ещё непривычной, неизгладимый психологический эффект, прежде всего, на лошадей рыцарей. Вдобавок, пуля даже самых первых ещё несовершенных ружей на дистанции в 100 (сто) метров спокойно пробивала любые латы.

В результате, тяжёлая малоподвижная и неповоротливая конница рыцарского типа окончательно исчезла с полей сражений, а в пехоте латы были упразднены вследствие своей бесполезности. В облегчённом виде они сохранились только у составляющих тяжёлую конницу кирасиров, созданную как наследницу тяжёлой рыцарской конницы прежних времён, да и только в облёгченном варианте в виде кирас на груди.

Наряду с широким внедрением ружей, быстро ширилось и применение артиллерии. Всего за какие-то 50 (пятьдесят) лет, наглядно демонстрируя свои преимущества, она появилась почти во всех армиях Евразии.

Пионером в применении линейной тактики, имеющей линейный характер, стала армия первой буржуазной республики, возникшей в Голландии. Боевым построением голландской армии был «нидерландский боевой порядок», представляющий собой возрождённый на новой основе манипулярный строй римского легиона.

Построение армии производилось в три линии, имевшие интервалы, и состоявшие из небольших по численности единиц в 500 (пятьсот) человек. Как и в случае манипулярного строя римского легиона, последняя третья линия строилась в затылок первой, а вторая закрывали её интервалы.

Растянутая позиция нидерландского боевого порядка позволяла использовать значительное количество стволов огнестрельного оружия одновременно. Имелась также и возможность оказывать поддержку или питание боя из глубины.

С целью увеличения задействованного числа ружей при проведении залпа часто даже не создавался резерв. Со временем такой подход стал традицией, и стали говорить, что резервы, вроде бы, и не нужны, поскольку их наличие создаёт предпосылки поражения вследствие ослабления огневой мощи боевой линии.

Довод был серьёзным, ибо неразрывно связанная с линейной тактикой трескотня, как её называли противники нововведений, позволяла без труда и потерь уничтожать неповоротливые большие массы войск противника, как медленно идущую пехоту, так и едущую неспешным шагом тяжёлую конницу. Они являлись хорошей мишенью не только для ружей, но и совсем не имеющих прицела пушек и зачастую расстреливались ещё до момента тесного боевого соприкосновения.

Нередко линейный строй обволакивал тяжело идущие квадратные колонны или охватывал их с флангов. Из-за небольшой дальности выстрела свои войска не поражались, а вот неповоротливые колонны противника расстреливались ещё до того, как они могли реализовать свою большую пробивную силу.

Со временем усовершенствование мушкета позволило стрелять без сошки. Мушкет стал легче, а переход от фитильного замка к колесцовому позволил полностью ликвидировать промежутки в строю.

В результате, увеличилась огневая мощь строя. В том числе и потому, что упростивший процедуры заряжания колесцовый замок позволял вести почти непрерывный огонь в строю всего из 3 (трёх) шеренг путём поочерёдного залпа, тогда как раньше для достижения подобного эффекта требовалось не менее 10 (десяти) шеренг.

Однако, уменьшение дистанции внутри строя снизило его манёвренность. Как следствие, умение вести бой в тонких линейных построениях резко повысило требования к большой выучке войск, достигавшейся многолетними тренировками.

Впрочем, и на заре становления линейной тактики выучка также нужна была немалая. И потому, со временем обучение войск настолько усложнилось, что превратилась в муштру, а потеря манёвренности, стимулируя оборонительные тенденции, произвела возврат к неуклюжей фаланге.

Движению в данном направлении способствовал факт комплектования в те времена армий Западной Европы наёмниками, в основном, из самых отпетых элементов общества. Дисциплина держалась исключительно на основе наказаний, а солдат обычно интересовал не долг или дело, за которое они воюют, а элементарный грабёж.

В конечном счёте, пехота армий западных стран стала строиться на поле боя в длинные непрерывные шеренги, не имевшие в своём составе ярко выделенных частей. На фоне такой неуклюжести выросла роль конницы, которая после своего относительного упадка во время возрождения пехоты, вновь стала манёвренным средством ведения боевых действий.

Всеобщего признания линейная тактика добилась усилиями шведского короля Густава Адольфа, превратившего боевой порядок своей армии в Тридцатилетней войне 1618-1648 г.г. в Германии в подвижную крепость. За такие заслуги Густава Адольфа считают отцом линейной тактики, получившей максимальное развитие в XVIII в. благодаря энергии и талантам прусского короля Фридриха II.

Однако, сложная система обучения привела к тому, что, в конце концов, обучение войск стало производиться исключительно на плацу. Как следствие, в полевых условиях они уже не могли маневрировать с требуемой слаженностью, и потому всё разнообразие тактических комбинаций линейной тактики ограничивалось только элементами, вписываемыми в столь характерную для XVIII в. схему «фронтального сражения».

Войска для боя выстраивались в 2 (две), реже в 3 (три) линии, расположенные друг от друга на расстоянии от 250 (двухсот пятидесяти) до 500 (пятисот) метров. С целью реализации возможностей ведения непрерывной стрельбы каждая из линий состояла из 2 (двух) или 3 (трёх) шеренг

Конница находилась на флангах боевого порядка или в промежутках между линиями. Артиллерия располагалась по фронту равномерно, впереди пехоты.

В основном преобладал огневой бой. Любое маневрирование на поле боя сводилось к одновременному перемещению шеренг, что ломало линейный строй практически при любом уровне строевой выучки и почти на любой местности, и потому для боя обычно выбирали очень ровное поле без растительности.

Наступающая сторона надвигалась на обороняющегося противника. Конница наносила удар во фланг или в тыл.

Для защиты тыла использовалась последняя линия боевого порядка, служившая также линей поддержки всех прочих линий, располагавшихся перед нею. Конница защищала фланги и тыл.

Фронтальные сражения почти всегда сопровождались большими потерями и скромными достигнутыми результатами. По мере того, как войска всех стран воспринимали новые веяния, тактика заходила в тупик, из которого попытался вырваться король Пруссии Фридрих II.

Он практиковал неравномерную атаку боевой линии противника посредством, так называемой, «косой атаки» или «облического порядка». Её характерной чертой было то, что войска частями шли в атаку на противника под углом, и удар наносился по какому-то одному из флангов противника с целью раскола его фронта неравномерным давлением.

Ударная тактика. И, всё же, так случалось не всегда, и невозможность добиться убедительной победы даже при значительном численном превосходстве действовала удручающе. Конечно же, начался усиленный поиск выхода из тупика, завершившийся, в конечном счёте, появлением «ударной тактики».

Её становлению способствовало понимание того, что до настоящего совершенства кремневым ружьям, распространённым до середины XIX в., было ещё далеко. По мере спада эйфории от внедрения стрелкового оружия, выяснилось, что действенный и прицельный огонь с приемлемой точностью на достаточно большой дистанции невозможен, а значимый результат достигается только при массовом залпе на относительно небольших расстояниях.

Наложение на данный факт невысокой скорострельности тогдашнего огнестрельного оружия означало, что рано ещё списывать со счетов компактные массы пехоты. При известном бесстрашии, они, значительно уменьшенные по сравнению с габаритами XV-XVI в.в., могли быстро преодолеть опасную для себя зону ружейного огня.

Дело в том, что, сбросив латы, пехота стала куда подвижней по сравнению с недавним прошлым. И расстроенный артиллерийским огнём противник не мог противопоставить наступавшей пехоте надёжный заградительный огневой заслон.

В результате, был произведён решительный отказ от длинных и малоподвижных построений линейной тактики. Приспособленный к рельефам почти любой местности строй вновь оказался разделённым на мелкие единицы, выдвигаемые в составе небольших колонн на штурм линии противника.

Перед самым штурмом колонны пехоты разворачивались в линии, имевшие небольшую протяжённость по фронту. В отличие от протяжённого фалангообразного строя линейной тактики они не ломались при передвижении.

Нередко применялся и штурм боевой линии противника в колоннах. Действуя штыком и питаемая из глубины, ударная колонна обладала огромной пробивной силой.

Однако, увлечение размерами колонн для увеличения их боевой мощи привело к печальным результатам. Оно стало практиковаться Наполеоном после лета 1809г. под воздействием частного успеха, полученного от применения дивизионных колонн в сражении с австрийцами под Ваграмом.

Поскольку подобный шаг был, в принципе, возвратом к тактике квадратных масс, то отрицательный в целом эффект от его внедрения вовсе неудивителен. Но, прошедший зенит своей славы Наполеон уже не был в состоянии признавать совершаемые им ошибки, не говоря уже о том, чтобы учиться на них, что и послужило одной из причин его о падения.

Возросшая подвижность войск наконец-то позволила найти и эффективную тактическую формулу борьбы пехоты против конницы. Её оказалось построение пехоты по краям пустого внутри прямоугольника или квадрата обычно в 3 (три) шеренги, называемое «каре», которое, нужно отметить справедливости ради, использовалось ещё древними германцами.

Подобное построение было для конницы твёрдым орешком. Оно позволяло опытной пехоте, имеющей достаточный запас патронов, не только эффективно отражать конные атаки, но и перемещаться на значительные расстояния, не нарушая своего боевого строя.

В результате, изменился принцип использования конницы. Уставы всех армий прямо запрещали производить конную атаку на пехоту без поддержки мобильных батарей конной артиллерии или без массированной артиллерийской подготовки атаки линейной артиллерией.

Используя новые возможности, ставка стала делаться на решительную победу над противником в генеральном сражении. Все прочие аспекты, в том числе и политического характера, начали считаться второстепенными.

Практика показывала, что они без труда решаются после уничтожения основных сил противника. Как следствие, главным объектом боевых действий становилась полевая армия противника, а не опорные пункты его обороны.

Разгромленный же противник, как такое было продемонстрировано после разгрома Наполеоном пруссаков под Иеной и Ауэрштердом в 1806 г., подвергается беспрестанному, решительному и жёсткому преследованию, не дававшему ему опомниться, по крайней мере, до подхода подкреплений. Нужная для такой войны манёвренность наполеоновских армий достигалась переводом их снабжения провиантом и фуражом, как в прежние времена господства конницы, на местные ресурсы, тогда как их противники оказывались скованными обозами централизованного снабжения.

В результате, в области стратегии все силы скапливались преимущественно на направлении главного удара с целью вынудить противника принять генеральное сражение в неудобных для него условиях. Все прочие участки фронта, конечно же, с учётом их важности, прикрывались небольшими силами по остаточному принципу.

Новые веяния были приняты далеко не всеми и не сразу. И Наполеон ещё в 1797 г. заметил баварскому генералу Вреде, что«в Европе много хороших полководцев, но они видят слишком многое одновременно»¹⁴¹.

И добавил, что «я вижу только одно, именно главные силы противника»¹⁴². Далее, утверждал он, «я стараюсь раздавить их, зная, что всё второстепенное уладится само собой»¹⁴³.

Расчленённость и манёвренность строя ударной тактики позволяла концентрировать усилия на заранее выбранном узком участке фронта сражения, в частности, резко подняв значение резерва, который вновь стал выделяться. Артиллерия также стала располагаться по фронту неравномерно, создавая огневое превосходство на направлении главного удара.

Под влиянием примера Наполеона, она становится, как частью резерва, так и средством манёвра, и её главное предназначение начинает заключаться в подготовке своей мощью решающего штыкового удара по противнику. Сам же удар обычно наносился с упором на штык на небольших участках разваливающегося фронта противника.

Неравномерная концентрация сил позволяла без труда взламывать оборонительную линию противника, особенно тонкие строи линейной тактики. Обычно приверженный к линейной тактике противник не успевал восстанавливать целостность своей боевой линии, что являлось залогом победы.

И только тактический гений Веллингтона, герцога Уэсли, искусно использовавшего в сражениях рельеф местности, трудно преодолимый для ударных колонн, позволил линейной тактике выжить в английской армии. Армии же всех прочих государств Европы сменили официальную военную доктрину.

Росту возможностей способствовало и изменение качества солдатского материала. Армии начали становиться национальными, комплектуемые, либо на основе рекрутского набора, как оно было в Российской империи, либо на базе всеобщей воинской повинности, впервые введённой во Франции после победы Великой французской революции.

Чувства патриотизма и прогресс вооружения, сделавший его, главным образом артиллерию, более лёгким, а войска, соответственно, более манёвренными, несмотря на многократный рост их численности, позволил осуществлять на практике более продуктивные тактические формы ударной тактики. Они не требовали характерной для линейной тактики прежней муштры, но обязывали всех проявлять инициативу и сообразительность.

Результатом и стал переворот в стратегии и тактике. Медлительность, опора на крепости и бесплодное маневрирование на коммуникациях противника ушли в прошлое, а их место заняли напор, быстрота и решимость.

Нарождавшуюся философию лучше всего отражают слова Наполеона, утверждавшего, что «принципы войны – те же, что и осады»¹⁴⁴. Как следствие, «огонь должен быть сосредоточен на отдельной точке, и, как только будет пробита брешь, равновесие нарушается, и всё прочее уже ничто»¹⁴⁵.

Если подходить к делу буквально, то, разумеется, следует признать ошибку Наполеона, объясняемую тем, что у него, участвующего во многих полевых сражениях, практически не было опыта осады крепостей¹⁴⁶. А восходящие к новаторству Тюренна методы ведения войны, ставшей уже практически полевой, а не крепостной, когда именно на поле боя решаются судьбы крепостей и империй, значительно отличались от способов осады крепостей.

Дело в том, что обычно возможности крепости по укреплению своей обороны, как правило, превосходили возможности наступающей стороны по развитию достигнутых успехов. Данный факт настоятельно требовал при штурме крепостей использовать не ударную форму боевого столкновения, а линейную.

Впрочем, из-за слабой устойчивости каменных стен против действия чугунных ядер артиллерии ещё на 2 (два) столетия раньше вместо крепостей стали использоваться мощные земляные укрепления, вплоть дот полевых лагерей, где располагались войска на длительное время. Но принципы их штурма ничем не отличались от методов взятия крепостей

Однако, можно расширить точку зрения Наполеона, ограниченную спецификой тогдашней ситуации. Если принять, что главным является приводящее к подавлению воли к сопротивлению нарушение у противника равновесия, прежде всего, душевного, то всё становится на свои места.

Различие будет заключаться в числе возникающих брешей в обороне. При ударной форме их будет немного или даже только одно, а в случае линейной – несколько, но, с фундаментальной точки зрения, такой факт несущественен.

Вначале боя, с целью ошеломления противника и подавления его воли к сопротивлению, производился обстрел его пехоты артиллерией, и, как только противник начинал нести ощутимые потери, почти сразу же на него бросалась тяжёлая конница. С целью закрепления успеха, а иногда и вместо конницы, в бой вводилась своя пехота

Атака вооружённых палашами кирасиров или ударных колонн пехоты, особенно в слабых местах обороны противника, где успех был особо явным, сминала расстроенную огнём артиллерии пехоту противника. Отступающих преследовали лёгкие уланы и гусары, вооружённые, соответственно, пиками и саблями с пистолетами.

Однако, как бы ни было, роль конницы, значительно уменьшившаяся в предшествующий период возрождения пехоты, возросла. Подобные изменения созвучны действиям Александра Македонского, применявшего такие же построения конницы для достижения аналогичных целей.

Впервые отказавшись от догматов линейной тактики, тогда ещё русский царь, а не император, Пётр I в 1709 г. выиграл Полтавскую битву. В 1757 г. русский полководец П. А. Румянцев развил его начинания в победном для русской армии сражении с прусским воинством под Гросс-Эдендорфом.

Однако, подлинным творцом ударной тактики был великий русский полководец А. В. Суворов, заставивший обратить на её преимущества самое пристальное внимание. В дальнейшем, усилиями Наполеона ударная тактика в самом начале XIX в. после безоговорочно триумфальных и очень быстрых побед армии французской буржуазной республики над армиями феодальных государств получила повсеместное признание.

В творчестве Наполеона она приобрела свои законченные формы. Вклад Наполеона в развитие ударной тактики сравним с канонизирующими усилиями Фридриха II по совершенствованию линейной тактики.

Именно А. В. Суворов и Наполеон подняли значение штыка, отводя ему главную роль в боевом столкновении. С целью быстрейшего преодоления опасной зоны ружейного огня А. В. Суворов запрещал даже делать согласованный залп наступающей пехоты перед её последним броском к противнику.

Однако, они никогда, как думали многие в те времена и позже, не недооценивали стрелковое оружие. Как отмечалось, Наполеон широко использовал мощь артиллерии и первым начал маневрировать ею в бою, а слепое копирование призывов А. В. Суворова пользоваться только штыком не раз служило причиной поражений.

Наполеоном были созданы общевойсковые корпуса непостоянного состава, что позволяло осуществлять гибкий манёвр. В них входили подразделения всех известных тогда родов сухопутных войск – пехоты, кавалерии и артиллерии.

В принципе, каждый корпус был армией в миниатюре. Кроме общевойсковых корпусов были и войска главного резерва, формировавшиеся по аналогичному принципу.

Являясь сковывающей силой, корпус мог достаточно долго противостоять превосходящим силам противника. Пока разгорячённый противник тратил для слома его сопротивления свои резервы, вся остальная французская армия или её достаточная часть занимала исходные позиции, сосредотачиваясь для разгромного удара по своему врагу.

Органически совместимая с ударной тактикой корпусная организация также была очень быстро воспринята всеми армиями прочих европейских государств. Несмотря на не раз менявшиеся условия, в принципе, она действует и поныне.

В своей канонической форме ударная тактика реализовалась в «смешанном боевом порядке», который, обладая ударным характером, имел линейные элементы и предусматривал сочетание линейного построения, колонн и рассыпного строя цепи. Завязывающая сражение цепь располагалась не менее, чем в полукилометре от линии первых колонн, и её стрелки, обычно прячась в складках местности, защищали основные силы от ружейного огня противника.

В русской армии такие бойцы назывались «егерями». Обычно они имели на вооружении дальнобойные нарезные ружья, хотя и требующие для своего заряжания в 2 (два) раза больше времени из-за тугой загонки пули в канал ствола, но и обладавшие в 2 (два) раза большей дальностью стрельбы.

Нарезка позволяла егерям метко стрелять, а складки местности и трудность их определения из-за рассыпного строя, создавали им неплохую защиту. Единственным средством борьбы с ними были уланы.

Наполеону приписывается и революция в стратегическом манёвре, дотоле считавшимся самостоятельным элементом, предназначенным для проведения операций на коммуникациях противника. В сражениях же революционной французской армии маневрирование вне поля боя, приводя к преимуществам в ходе сражения, стало частью самого боя.

Появлявшиеся в ходе боя в тылу противника значительные силы по мере возможности вводились в бой, как только такого шага требовала обстановка. Они заставляли противника сражаться в неудобном положении с перевёрнутым фронтом.

Результатом был излом его фронта с постоянно растущей дезорганизацией обороны. Когда она достигала своего апогея, следовала приводящая к победе всесокрушающая атака старой гвардии.

Однако, Наполеон подчёркивал, что такой манёвр следует проводить только при своём достаточном численном превосходстве. Осуществляя его, следует следить за тем, чтобы противник, воспользовавшись разделением сил, не нанёс поражение им по частям.

В основном численное превосходство постоянно имел Наполеон. В отличие от него А. В. Суворов, давший примерно то же число битв, и применявший в них схожие тактические подходы, имел численное превосходство, правда, значительное, только в 2 (двух) битвах, состоявшихся в 1799 г. во время итальянского похода по освобождению Северной Италии от французов сражения при Адде и Нови.

Справедливости ради, следует заметить, что значительную часть бывшей под командованием А. В. Суворова армии, что весьма существенно, составляли не русские, а австрийцы. Они подчинялись, иногда даже в бою, не столько прославленному русскому полководцу, сколько придворному военному совету Австрийской империи – гофкригсрату, ответственному за очень многие промахи и поражения тогдашней австрийской армии.

Положение А. В. Суворова осложнялось и тем, что под Нови у французов, возглавляемых очень талантливыми полководцами – Моро, Жубером, и пришедшим к ним на выручку Макдональдом, была очень сильная позиция на практически неприступных горных склонах. Правда, Жубер был убит в начале сражения, но данный факт ничего не меняет.

Необходимо отметить, что Наполеон был принципиальным противником окружения, мотивируя свою точку зрения недостаточной численностью войск в те времена. Видимо, самыми характерными примерами, обосновывающими точку зрения Наполеона, были катастрофические неудачи совершения двойных охватов при Аустерлице в 1805 г. союзниками против Наполеона и в 1807 г. Наполеоном против русской армии при Прейсиш-Эйлау.

Однако, начиная с 1813 г. ситуация начала медленно меняться, и тактику двойного охвата начали широко применять противники Наполеона, имеющие значительное численное превосходство над французами. Наиболее удачно такой подход был осуществлён ими в 1814 г. в сражении при Ла-Рортьере, где союзникам удалось, правда, имея колоссально преимущество в численности, разбить самого Наполеона на территории Франции.

Да, и сам Наполеон в своей военной карьере в 1813 г. пытался сделать окружение противника целых 3 (три) раза – в состоявшихся в 1813 г. сражениях при Лютцене, Бауцене и Дрездене. Но, всё же любой такой шаг был исключением, и потому наполеоновская философия ведения боевых действий полностью лежала в русле не линейной, а ударной формы.

Дело в том, что в те времена сражения длились в основном недолго. Как следствие, для достижения победы над противником его окружение не только было излишним, но и по эффективности проигрывало по сравнению с нарушающим боевой строй и коммуникации охватом только одного вражеского фланга.

Из прочих форм ведения сражений Наполеон применял метод центрального положения, восходящий к способам ведения войны религиозных рыцарских орденов, и также относящийся к ударной форме боевого столкновения. Применял он и чисто фронтальное сражение, бывшее отголоском линейной тактики, правда, усовершенствованной с учётом новых возможностей широкого использования смешанного боевого порядка.

Однако, Наполеон не любил фронтальное сражение, справедливо считая его очень дорогим с точки зрения потерь личного состава. Он шёл на него только в исключительных обстоятельствах и реализовал, никогда не добившись явного успеха, такой шаг всего 3 (три) раза за всю свою военную деятельность: при Бородино, Ватерлоо и частично при Лейпциге.

И на флоте новаторствами русского флотоводца Ф. Ф. Ушакова и английского флотоводца Горацио Нельсона чисто линейная форма боевых столкновений в морских сражениях, господствующая с самого зарождения военного флота, стала уступать место ударной форме. Отныне бой вели не развёрнутые друг против друга эскадры противников, а более инициативный противник наносил сосредоточенный удар по части противостоящих ему сил.

В основном удару подвергалась та часть строя, где находился флагманский корабль с командующим. В случае успеха подобный манёвр приводил к деморализации противника и к последующей победе над ним.

Чем дальше, тем всё больше, подобные задачи были под силу только мощным кораблям. И потому, несмотря на появление различных классов кораблей ещё очень долго именно линейные корабли господствовали на море.

Впрочем, важную роль играли и крейсера, обладавшие повышенной скоростью и могущие вдали от базы вести операции на коммуникациях и торговых путях противника. А с появлением мин и торпед юркие миноносцы и торпедные катера стали важной частью военно-морских сил.

Становление линейной стратегии. В области стратегии в период развития и господства линейной тактики, сменившийся эпохой доминирования ударной тактики, также происходили изменения, закрепляющие всё то новое, что появилось в военном деле с начала широкого распространения огнестрельного оружия. Появление нового рода войск – артиллерии, признание действенности огня, а также применяемая некоторое время ставка на наёмный характер комплектования армий повысили важность значения тыловой службы и безопасности коммуникаций.

В результате, на первых порах, появилось увлечение операциями на коммуникациях противника. Учитывая трудность достижения победы в используемом тогда фронтальном типе сражения, военные теоретики предлагали добиваться решительного успеха именно таким способом и избегать крупных сражений с соперником.

Считалось, что действиями на коммуникациях выматывают силы противника. Правда, одновременно как-то упускалось из внимания, что силы и ресурсы тратила и другая сторона.

Воплощая в жизнь подобные рекомендации, войска бесплодно маневрировали по полям в «картофельных войнах», не менее бесплодно тратили ресурсы, ничего существенного не добиваясь. Со временем стало ясно, что подобный подход не решает проблему ограниченности ресурсов, а только усугубляет её, делая ситуацию в конец бесперспективной.

Обоюдное стремление действовать на коммуникациях противника привело к понятию фронта. Под «фронтом» понималась некоторая полоса, разграничивающая расположение противодействующих армий.

За неё ни одна из сторон не решалась углубляться без опасения позволить противнику нарушить свои коммуникации и оборвать снабжение. Исключения из данного правила составляли лишь автономные кавалерийские отряды или «корволанты», имевшие на вооружении иногда даже и артиллерию.

Учитывая предназначение фронта, уже тогда стали появляться рекомендации сделать его сплошным. Окончательно такая точка зрения была формулирована к 1770 г. в виде «кордонной стратегии» австрийского фельдмаршала Ласси.

Однако, на практике в те времена кордонная стратегия не могла эффективно использоваться из-за малой численности армий. В противовес ей выдвигалась концепция «активной обороны», заключавшаяся в создании крупных группировок войск, могущих поддерживать друг друга в случае осложнений, а, при наличии достаточных для того сил, окружать и уничтожать проникшие за линию фронта войска противника.

Пространство же между ними заполняли разъезды лёгкой кавалерии, выполняющие также и функцию разведки. При передвижении войск завесы лёгкой кавалерии сохраняли манёвры в тайне и прикрывали отступление основных сил.

Начало описанному подходу, названному в дальнейшем «манёвренной стратегией», дал французский маршал Тюренна. Он показал, что в случае занятия своих коммуникаций противником нет никакого смысла тратить силы, пытаясь выйти на вражеские коммуникации, а куда эффективнее просто обратиться лицом к противостоящей стороне, всемерно пытающейся избежать прямого крупного сражения, и в навязанном ей бою открыть свои пути снабжения.

Решительное осуществление такого подхода, наиболее полно впоследствии реализованного Наполеоном в качестве быстрого средства ведения войны или «блицкрига», давало победу. Ведь, как говорил прусский король Фридрих II, «лучшие сражения – это те, которые мы навязываем противнику, не желающему их»¹⁴⁷.

Однако, сметённые Наполеоном феодальные монархии Европы нашили в себе силы для дальнейшей борьбы. Проведённые под давлением обстоятельств общественные реформы, уничтожив в них, если не все, то многие препятствия для развития капитализма, ввели всеобщую воинскую повинность и расширили базу комплектования армий.

В результате, Франция уже не была единственной страной, имеющей подлинно национальную армию. Наученные прежними горькими уроками противники Наполеона, начали обращать свою возросшую силу на быстро устающего учителя, на голову которого в изобилии посыпались плоды его же собственного учения.

Вследствие превосходства сил противников Наполеона стала явно набирать силу тенденция к расширению фронтов. Данный путь был избран в 1813 г. при освобождении Европы и в 1814 г. во время интервенции во Францию.

Принято считать, что соперники Наполеона стали так поступать по совету бывшего генерала французской республики и личного врага Наполеона Моро, изгнанного ранее Наполеоном из Франции. Но, скорее всего, они не были в выработке такого стратегического решения просто статистами.

Действуя на широком фронте, соперники Наполеона заставляли его бесцельно тратить свои резервы, распылять ресурсы и отступать от собственных принципов ведения войны. Насколько такое оказывалось возможным, союзники старались постоянно уклоняться от боя лично с самим корсиканским чудовищем.

Дело в том, что они по-прежнему очень высоко оценивали военное искусство Наполеона, и негативный результат таких боёв для них был ясен. Но, одновременно им нужна была победа, и они, демонстрируя в стратегическом плане, что оборона, когда там бывал сам Наполеон, оказывается сильнее наступления, действовали наверняка.

В рамках такой стратегии постоянному нападению подвергались уставшие от непрерывной войны наполеоновские маршалы, быстро терявшие присутствие духа, энергичность, гибкость тактического мышления и блеск своих военных дарований. Ведь они были уже богатыми люди и стремились насладиться своей обеспеченностью в мирной обстановке.

Вдобавок, опасавшийся заговоров с целью своего свержения Наполеон не учил не только своих маршалов, но и вообще никого своему военному искусству. Учитывая особенности любых революций, неизменно заканчивающихся ожесточённой борьбой между революционерами до окончательной победы одного из них, нельзя его безоговорочно упрекать за такой шаг, но нельзя сомневаться и в том, что он стал одной из причин его поражения.

Заставляя Наполеона детально координировать усилия своих армий на фронтах огромной протяжённости, подобная стратегическая новинка оказалась необычайно эффективной. Выдвигаемые ею требования в эпоху, когда, за крайне редким исключением световых гелиографов, требующих стационарного размещения, самым быстрым средством доставки информации являлся всадник, мчащийся галопом, даже для Наполеона оказались невыполнимыми.

Разумеется, Наполеон сделал всё для достижения победы, и кое-где нередко добивался и несомненных успехов. Но, уравновешиваемые неудачами в других секторах, где командовали его маршалы, успехи Наполеона неизменно постоянно оказывались бесполезными в стратегическом плане.

Постоянно нарушая планы Наполеона, используемая союзниками стратегия заставляла его, ничего не добиваясь, метаться от одного угрожающего участка фронта к другому. Дополненная тотальным нарушением французских коммуникаций, что стало возможным по причине слабости полностью уничтоженной в 1812 г. в России французской кавалерии, делая его неудачи и слабость наглядными для всей Европы, она выводила Наполеона из равновесия.

В конце концов, перейдя в лагерь противника, от Наполеона отпали почти все немногие оставшиеся у него союзники. А его противники, объединившись, решили сразиться напрямую с самим императором Франции.

Проба сил состоялась в 1813 г. в трёхдневной «битве народов» под Лейпцигом, где союзники, имея 1,5 (полуторакратное) превосходство в живой силе и почти 2 (двойное) в артиллерии, зажали Наполеона и раздавили его своей численностью. Широкий фронт сражения исключал непосредственное руководство Наполеоном всеми участками фронта, и, мотаясь от одного сектора обороны к другому, он должен был и не мог одновременно присутствовать всюду.

Нельзя сказать, что Наполеон ничего не показал в сражении под Лейпцигом. Одержав победу в южном секторе обороны, он был почти близок к разгрому самой крупной Богемской армии своих противников и на волосок от победы.

Если бы его не отвлекли непредвиденные им события в северном секторе обороны, откуда он долго ждал резервов для решительного наступления на Богемскую армию, то союзники на юге, а потом бы и всюду оказались наголову разгромленными. Но, связанные действиями пруссаков, столь необходимые резервы из северного сектора не пришли.

В решающий миг своей судьбы, вопреки всем своим правилам, требовавших исключительного сосредоточения на военных вопросах, и пренебрежения до убедительной победы всеми прочими факторами, Наполеон не оказался в нужном месте и не смог там сосредоточить достаточные силы. Вынужденный оставить корпус Сен-Сира в Дрездене для защиты столицы своего последнего союзника – короля Саксонии, Наполеон рискнул, и проиграл окончательно.

Для него настали сумерки богов, и изрядно потускневшая в русских снегах его звезда, начала закатываться. Несмотря на кратковременные всплески удачи, она уже больше не освещала ему путь.

Положительный опыт борьбы с корсиканским чудовищем привёл к тому, что в области стратегии линейные элементы явно усилились. Но до их полного тожества было ещё далеко, и потому стратегия во многом продолжала иметь ударный характер, выражавшийся во всё ещё сравнительно узких фронтах стратегических наступлений.

Анализируя опыт успешной борьбы с Наполеоном, военные пришли к выводу о необходимости проявления разумной инициативы подчинёнными в рамках поставленных перед ними задач. Основоположниками данного подхода были прусские военные Гнейзейнау и Шарнхорст, которые первыми учли результаты позорной катастрофы Иены-Ауэрщтейда.

Однако, только после легендарных побед вермахта в 1939-1942 г.г. подобная практика стала требоваться боевыми уставами вооружённых сил всех стран. В них также был закреплён вытекающий из закона синархии «принцип единоначалия», возлагающий ответственность на командира за всё, что происходило с вверенными ему войсками.

Отступления от принципа единоначалия в сложных условиях в виде двоевластия 2 (двух) консулов в республиканской армии Древнего Рима и командира с политическим руководителем в гражданской войне в России в 1917-1922 г.г. в массе своей всегда имели печальные последствия. Наиболее последовательно принцип единоначалия был реализован в вооружённых силах СССР, где приоритет отдавался командиру того рода или вида войск, перед которым в рамках операции ставилась наиболее объемлющая задача.

В иных же армиях, например, в армии США, пусть и на высшем уровне, но имеется отклонение от данного принципа. В ней и в армиях с аналогичной структурой управления всеми вооружёнными силами во время войны управляет комитет начальников штабов, внося, тем самым, по мнению автора, элементы анархии в управление войсками.

Вдобавок, с целью стимулирования инициативы подчинённых, форма приказа со временем была строго регламентирована. Ориентированная на достижение конечного результата, она ставила задачу, определяла соседей и тыловое обеспечение, а также командный пункт командира и его заместителей в случае выхода командира из строя или гибели.

Однако, при прочих равных условиях она никогда не предписывала способ решения поставленной боевой задачи. Стимулируя личную инициативу, выбор метода её решения возлагался преимущественно на подчинённых.

Командир же и его штаб только могли в процессе диалога с непосредственными подчинёнными выбрать оптимальный путь, обеспечивая его необходимыми ресурсами. Возложение конечной ответственности на отдавшего приказ командира и закреплённое в уставах беспрекословное подчинение полученному приказу резко повысили силу армий.

Она проистекала из гибкости принимаемых решений. Огромную роль в достижении успеха боевых действий стали играть младшие командиры, в значительной мере поднявшие степень управляемости вооружёнными силами.

Нарезное оружие и всеобщая воинская повинность. Время не стояло на месте, и в области вооружений произошли кардинальные изменения. Они сделали полностью непригодными рекомендации ударной тактики, ставшие в 1905 г. одной из причин поражения России в русско-японской войне.

С появлением нарезного огнестрельного оружия характерные для ударной тактики любые компактные массы пехоты оказались уязвимыми. Они уже не могли преодолеть опасную для себя зону под залповым огнём ружей.

Аналогично, если не более фатально, дела обстояли и с артиллерией, которая стала нарезной чуть позже ружей. В конце концов, уже в начале 60-ых г.г. XIX–ого в. любое огнестрельное оружие увеличило на порядок свою точность стрельбы, скорострельность и дальнобойность.

Ситуация усугублялась картечницами, бывшими предшественниками пулемётов. Конечно же, появившиеся в самом конце XIX–ого в. пулемёты ещё только усугубили ситуацию.

Резко возросшие возможности обороны явно превосходили ударные силы наступательных порядков, и данный факт не мог не привести к трансформации боевого строя войск. Первыми на изменение обстановки ответили сами солдатские массы самопроизвольно применяя новый боевой порядок наступательных операций – стрелковую цепь, раньше при ударной тактике использовавшуюся только как вспомогательный линейный элемент.

Сначала командование, придерживаясь прежних догм, внезапно ставших устаревшими из-за научно-технического прогресса, пыталось бороться с такой самодеятельностью войск. Но необычайно большие потери, в конце концов, дали стрелковой цепи путёвку в жизнь, что вскоре нашло своё отражение в боевых уставах.

Новая тактика стала называться «тактикой стрелковых цепей», и состояла в том, что стрелковая цепь перебежками передвигалась от одного укрытия в складках местности к другому, пока не подходила так близко к позициям противника, что бросалась на них штыковым ударом. Перебежки осуществлялись змейками при огневой поддержке всех тех, кто ещё не начал двигаться или уже перебежал.

Как и при становлении линейной тактики, для максимального использования резко возросших возможностей огнестрельного оружия очень скоро стали раздаваться голоса о ненужности резервов. Неизменным осталось только внимание к операциям на коммуникациях противника.

Одновременно штыковой удар и рукопашный бой, составлявшего стержень философии ударной тактики, медленно, но неуклонно исчезли из практики боевых столкновений. В XX в. они не только практически не применялись, но и были запрещены уставами некоторых армий, например, немецкой армии или вермахта.

Несмотря на рост сложности вооружения, именно благодаря его внедрению ослабли требования к строевой подготовке, и уменьшился срок обучения. Совокупно с введением гражданского общества подобное обстоятельство создало возможность военного обучения всего народа и введения всеобщей воинской повинности.

В результате, был резко сокращён срок службы, а уволенные в запас периодически призывались для переобучения. Увеличившаяся вследствие таких нововведений численность армий со временем позволила реализовать на практике принцип кордонной стратегии, которая теперь уже окончательно приняла линейную форму.

Начиная с середины XIX в. и по сегодняшний день, можно привести только один удачный пример использования ударной формы стратегии, объясняемый уникальным стечением обстоятельств. Им является взятие в 1864 г. во время гражданской войны в США 1861-1865 г.г. генералом федератов или Севера Шерманом опорного пункта южан – Атланты.

Дело в том, что Атланта была единственным промышленным центром полностью блокированного с моря Юга, и её падение привело к коренному перелому в боевых действиях. Все же прочие действия армии, а также флота, будучи линейными элементами, носили вспомогательный характер.

Смена типа комплектования армий отвечала духу времени. Новые армии, являющиеся, в принципе, организацией вооружённого народа, проникались духом национального вдохновения и могли осваивать современную технику.

Данным своим качеством они принципиально отличались от прежних армий феодальных государств. Изменение духовного склада армии, конечно же, привело к тому, что в обучении личного состава стали опираться исключительно на сознательно исполнение долга перед страной, а не на систему наказаний, как оно было раньше.

Используя возросшие возможности обороны, сражения стали длительными и могли протекать несколько недель. Собственно говоря, они были уже не сражениями, а проводимыми на значительно больших пространствах «операциями».

Вместе с возросшим значением материальной части и ростом промышленного потенциала стран подобные обстоятельства, вместе взятые, сделали невозможным победу в рамках стратегии генерального сражения. В принципе, такой поворот событий не был совсем уж неожиданным, так как стратегия генерального сражения оказалась несостоятельной уже в 1809 г. в войне Наполеона с. Австрией и во время его похода в 1812 г. в Россию.

Недостаточный контроль над территорией противника позволял ему, опираясь на многочисленный обученный воинский контингент, реанимировать свой потенциал сопротивления. Как следствие, ставка начала делаться на длительную и действенную оккупацию захватываемых территорий.

Рост численности войск позволил перейти к практическому осуществлению такого вида линейной формы боевого столкновения, как двойной охват флангов с целью окружения. Возросшая длительность боевых столкновений и роль снабжения войск, использующих постоянно усложнявшуюся технику, настоятельно требовала именно окружения противника с целью блокирования возможности получения им любого вида помощи, что и делало относившееся к линейной форме полное окружение адекватным сложившимся обстоятельствам шагом.

Наиболее последовательными сторонниками данной тактической формулы во второй половине XIX в. и почти всей первой половины XX в. были немецкие военные, сделавшие её визитной карточкой немецкой армии. В 1870г. широкомасштабная реализация такого подхода дала исключительно положительные результаты во франко-прусской войне.

Её прообразом, разумеется, была состоявшаяся в 216 г. до н. э. и уже ранее упомянутая битва при Каннах. По такой причине описанная методика окружения стала называться «Каннами».

В качестве ответных мер предлагалось выдвижение резервов в тыл за фланги. Кроме того, если противник слишком растягивал фронт, очень эффективным средством был одновременный удар по всему фронту, в силу господства линейного характера в боевых столкновениях приводивший к успеху.

Позиционная война. Попытки противостоять широко применяемому обхвату фланга или флангов производились путём создания более широкой линии фронта. В конце концов, в 1914 г. фронт стал уже подлинно непрерывным, и упёрся своими флангами либо в естественные препятствия типа морей или океанов, либо в границу нейтральных государств.

Резко возросшая поражающая мощь огнестрельного оружия в начале XX в. окончательно привела к возрастанию роли полевых укреплений, до того использовавшихся достаточно эпизодически. Исключение составляла русская армия, где подобную традицию издавна развивали настойчиво и сознательно.

Внезапно всё изменили огромные потери от огня, нередко ведущегося с закрытых позиций. И поговорка о том, что десять метров окопов лучше одного метра могилы, вышла из области теоретических рассуждений и стала ежедневной практикой в сражающихся армиях, тем более, что поначалу слабые разрывные или фугасные свойства используемых снарядов делали даже земляные укрепления вполне надёжной защитой личного состава от огня артиллерии противника.

Из-за слабости средств наступления по сравнению с восстановительными способностями обороны боевые действия приняли характер «позиционной войны». Попытки решить сложившееся положение дел путём усиления разрывного или фугасного действия артиллерии, поначалу не дали приемлемых результатов, и только привели к повышению роли крепостей.

Данный процесс значительно ускорился после изобретения и использования железобетона, впервые применённого в 1905 г. при обороне русской армией крепости Порт-Артур от японцев. Начало же эпохи позиционной войны связывается с обороной Севастополя в крымской войне 1853-1856 г.г. русскими войсками от коалиции англичан, французов и турок.

Сами же по себе крепости не обладали особенной стойкостью, и, отрезанные от своих войск, максимум в течение 2 (двух) недель без особого труда брались блокадными корпусами. Но, вплетённые как опорный центр в сеть полевой обороны, они делали её непреступной, и такое сочетание оборонного могущества было поколеблено только в самом конце Первой мировой войны 1914-1918 г.г путём массированного использования танков.

Однако, несмотря на усложнение вооружений тактика упростилась. После обработки оборонительной позиции противостоящей стороны артиллерийским огнём в атаку поднимались стрелковые цепи пехоты, в массовом порядке расстреливаемые уцелевшими пулемётчиками противника.

С точки же зрения стратегии, позиционная война представляла собой окончательное становление линейной формы стратегии. И она, быстро исчерпав ресурсы и резервы, как такое не раз случалось и прежде, зашла в тупик.

Ранее рекомендуемые методы, особенно двойной обхват флангов или Канны, при непрерывной линии фронта уже не работали. Пытаясь найти выход из позиционного тупика, военные одно время пробовали вернуться к использованию ударной тактики, применение которой до лета 1915 г. иногда позволяло добиваться успехов.

Однако, все они объяснялись специфическими условиями слабости обороняющегося противника, и потому в стандартных ситуациях все попытки преодолеть тупик позиционной войны путём нанесения точечного удара необычайно мощной концентрации сил и средств на узком участке фронта ни к чему, кроме ужасающих потерь, не приводили. И только к 1917 г., наконец-то, был осознан тот факт, что одних лишь храбрости, стойкости духа и напора далеко недостаточно для преодоления грязи, колючей проволоки и автоматического оружия.

Наиболее впечатляющим из всех примеров бесплодности применения устаревших догм было состоявшееся в 1916 г. сражение под Верденом. В нём немцы в очередной раз предприняли попытку прорваться к Парижу.

Результатом были потери только убитыми почти в 1000000 (миллион) человек. Верден, можно сказать, окончательно сломил дух немецкой пехоты, так и не восстановившийся до конца Первой Мировой войны.

Не помогла и артподготовка самого первого наступления немцев на укреплённый район Вердена, поскольку она велась недолго и не подавила систему огневой обороны первой полосы укреплений французов. Наступление немцев началось издалека, порядка километра от переднего края обороны противника, и потому не было внезапным.

Впрочем, по сравнению с русско-японской войной, когда атака начиналась с расстояния в 6 (шесть) километров от переднего края противника, прогресс был налицо. Но достигнутые немцами результаты и понесённые ради них потери были такими же, как и при прочих способах прорыва, в том числе и тех, когда артиллерийская подготовка велась неделями, и ни о какой скрытности предстоящего наступления и речи не шло.

Иначе говоря, никакая концентрация усилий не приводила к желаемому результату. Даже применение тяжёлой артиллерии крупных и очень крупных калибров ничего не давало, и, несмотря ни на какие усилия, никогда не удавалось полностью подавить систему обороны противника.

Нередко подготовка к новому наступлению не оказывалась незамеченной противником. Он вовремя уводил значительную часть своего личного состава с первой линии глубоко эшелонированной обороны на вторую и третью линию обороны или в специально созданные укрытия, и массированный удар артиллерии в принципе направлялся в пустоту.

Разумеется, нередко первая линия обороны отведёнными с неё войсками вновь занималась не так быстро, как следовало, и становилась лёгкой добычей наступающей стороны. Но, такой успех атаки очень редко менял общую тупиковую картину, так как, вследствие практикуемого отвода почти всех войск с первой линии обороны, борьба стала вестись не на первой полосе обороны, а за первую полосу обороны с опорой на второй и третий её эшелон.

Первая линия обороны, разумеется, достаточно быстро превращалась в лунный пейзаж, но, как только он оказывался взятым, выяснялось, что следующие линии обороны противника целы и невредимы. Начать их немедленный штурм часто оказывалось невозможно по причине силы их укреплений и трудности подтягивания по рельефу лунного пейзажа тяжёлой артиллерии на позиции, огонь с которых по оставшимся позициям противника был бы эффективным.

Да и локальный характер прорыва позволял обороняющейся стороне укреплять угрожающие места, перебрасывая туда силы с прочих участков фронта, где боевые действия, из-за узости полосы наступления, не велись. Впрочем, насколько такое позволяли обстоятельства, максимально используя все возможности продвижения вперёд и не оглядываясь на соседей, нередко удавалось преодолеть, пусть и не повсеместно, но окружая оставшихся, все старые линии укрепления противника.

Однако, за ними неизменно оказывались, поскольку время позволяло их возвести, новые оборонительные сооружения. И потому проблема превращения тактического прорыва фронта в прорыв стратегический, заставляющий противника широко отходить, бросая свои укрепления на других участках фронта не только не занятыми наступающей стороной, но даже ещё и нетронутыми огнём её артиллерии, не решалась.

Размыкая круг. Не изменило ситуацию и применение химического оружия. Оно стало прообразом иных многочисленных средств массового поражения, применение которых обладает линейным характером.

Позиционный тупик породил уныние своей бесперспективностью. Утверждалось, что для порыва позиционного фронта всегда следует иметь превосходство, как минимум, в 3 (три) раза только в живой силе.

Разумеется, такой перевес можно было достичь только путём ослабления множества иных позиций. Подобные шаги, конечно же, не могли не создавать трудности на таких участках фронта, которые обесценивали успех прорыва.

Однако, русский генерал А. А. Брусилов в 1916 г. прорвал достаточно сильные позиции австро-венгерских войск на Юго-Западном фронте протяжённостью в 450 (четыреста пятьдесят) километров¹⁴⁸, не имея особого превосходства. Прорыв, кроме неуспеха на правом фланге, был осуществлён за неделю – по меркам позиционной войны практически мгновенно¹⁴⁹ – хотя преимущество в живой силе над противником имелось только на 33 (тридцать три) процента¹⁵⁰.

Вдобавок, русская армия значительно, иначе говоря, более чем в 3 (три) раза уступала австро-венгерским войскам, усиленных германцами, в тяжёлой артиллерии¹⁵¹. По господствующим тогда представлениям, превосходство в тяжёлой артиллерии имело не меньшее значение для осуществления прорыва, чем перевес в живой силе.

И только немного – на 36 (тридцать шесть) процентов – русские превосходили противника в лёгкой артиллерии¹⁵². Иначе говоря, согласно господствующим догматам, у русской армии не было никакого особенного превосходства в силах, позволяющего надеяться на успех, и, тем не менее, позиции противника были прорваны путём одновременного нанесения ударов в нескольких далеко отстоящих друг от друга участках.

Согласно канонам линейной формы боевого столкновения одновременные удары по всему фронту не позволяли противнику определить направление главного удара, да и латать дыры при помощи введения в бой резервов и снятия сил с других участков фронта, где обстановка пока не была столь критической, стало намного труднее.

В результате, прорыв сильно укреплённого фронта противника во всех намеченных для того местах, за исключением одного, был одновременно произведён при небольшом превосходстве в силах. Подобный успех требовал кардинального пересмотра всей существующей дотоле военной доктрины.

Собственно говоря, первоначально планировалось наносить удары по всем фронтам войны на Востоке¹⁵³. Но, нерешительность генералов Куропаткина и Эверта, командующих, соответственно, Северным и Западным фронтами, не позволила до конца реализовать все открываемые такой инициативой возможности.

А они были таковы, что противникам русской армии «пришлось бы без боя отходить к своим границам»¹⁵⁴. Но даже и в столь усечённой форме успех был феноменальным, и впоследствии опыт проведённой А. А. Брусиловым операции неоднократно изучался военной наукой.

Однако, из-за косности мышления он был принят далеко не сразу. Кстати говоря, игнорирование данного опыта является одной из причин неудач столь важных для истощённой в конце Первой Мировой войны Германии немецких наступлений на Западном фронте, проведённых весной и летом 1918 г. против войск Антанты.

Используя ранее накопленный на Западном фронте опыт, генерал А. А. Брусилов из-за отсутствия танков в русской армии, сопровождал пехоту артиллерийским огнём с помощью лёгких орудий, передвигаемых вручную. Конечно же, они снижали манёвренные возможности русской армии, но превращали имеющийся у неё недостаток в артиллерии в её преимущество, и позволяли, что немаловажно, значительно уменьшить продолжительность артподготовки.

Генерал А. А. Брусилов также применил при совершении данного прорыва ещё одно ранее применявшееся на Западном фронте новшество. Создавая на расстоянии около 250 (двухсот пятидесяти метров) метров от передового края противника плацдармы для наступления, он не стал в целом делать особого секрета относительно своих будущих планов.

Безусловно, такой шаг исключал полную внезапность наступления, но позволял минимизировать потери. К тому же, определённая конспирация соблюдалась, так как некоторые создаваемые позиции для наступления были ложными.

В дальнейшем военная теория и практика отказалась от столь явного нарушения принципа полной внезапности. Но в то время, учитывая специфические обстоятельства позиционной войны, данный подход был правильным и разумным.

Война моторов. И, всё же, новаторство А. А. Брусилова решало проблему прорыва фронта не до конца. Несмотря на явные успехи в преодолении позиционного тупика, на быстрое продвижение после тактического прорыва фронта в глубь занимаемой противником территории надеяться было ещё нельзя.

Причиной была низкая скорость передвижения основной массы войск. Как следствие, противник всегда успевал выходить из окружения, и потому в Первую Мировую войну 1914-1918 г.г., в отличие от Второй Мировой войны 1939-1945 г.г., примеров окружения крупных группировок, за исключением гарнизонов крепостей, почти не было.

Попытки решить данную проблему применением конницы, удовлетворительных результатов не дали. Единственным случаем, когда такое удалось, было участие в 1920 г. Первой Конной армии С. М. Будённого в польском походе.

Однако, тут никто не обольщался, поскольку успех во многом объяснялся уникальным стечением обстоятельств. Все знали, что камнем преткновения являются размеры всадника, представляющего собой прекрасную мишень в век начинающегося господства автоматического оружия, а также чувствительность лошадей к применению химического оружия.

Впрочем, как показала практика, конницу, обладающую свойством мобильности и не столь капризную, как и в прежние времена её безраздельного господства, к снабжению, ещё долго не следовало списывать со счетов. И, например, во Вторую Мировую войну, когда химическое оружие в больших масштабах не применялось, роль конницы в достижении окончательной победы оказалась далеко не мала и всё время непрерывно возрастала¹⁵⁵.

Безусловно, что конные атаки стали анахронизмом. Но, конница успешно играла роль ездящей пехоты, впервые появившейся в англо-бурской войне 1899-1902 г.г., и могла выполнять боевые задачи, недоступные даже танковым войскам.

Вместе с трудностями развития успеха при прорыве не меньшую проблему представляли сложности самого прорыва фронта из-за утраты ударной силы пехотой. Окончательное решения данной проблемы было достигнуто применением танков, впервые введённых в бой англичанами в 1916 г. в сражении на Сомме.

Однако, «успех оказался местным»¹⁵⁶. Обманув возлагающиеся на них надежды, «внезапное появление танков не привело к прорыву обороны и выходу на оперативный простор»¹⁵⁷.

Несмотря на несомненные успехи, «могучие бронированные и двигающиеся машины не обозначили перелома операции»¹⁵⁸. И причина была вовсе не только в том, что «танки были ещё не совершенны»¹⁵⁹, и потому «их первый натиск вскоре ослаб»¹⁶⁰, а потому то «использовались танки разрозненно, на широком фронте»¹⁶¹, и, как следствие, не происходила концентрация усилий на выбранном для удара направлении.

И всё же, «несмотря на небольшой тактический успех и на конструктивные недостатки, первые танки решительно выявили свою роль в сражении»¹⁶². Поскольку «танки разрушали укрепления, давили пулемётные гнёзда, сметали на своём пути колючую проволоку»¹⁶³, то «они показали себе как перспективное новое могучее средство ведения войны»¹⁶⁴, ибо столь эффективно до них такие задачи никто не был способен решать.

Как и предполагалось, «шумом моторов и гусениц, огнём своих пушек и пулемётов движущиеся машины производили панику среди солдат противника»¹⁶⁵. Но наиболее полно преимущества танков раскрылись годом позже.

В сражении при Камбре в 1917 г. «основной замысел наступления… заключался в полном отказе от предварительной артиллерийской подготовки и перекладывании на танки работы по разрушению проволочных заграждений противника»¹⁶⁶. И неожиданно, если не всех, то очень многих, глубоко эшелонированная оборона противника была прорвана без особых усилий в течение короткого светового ноябрьского дня.

Немецкой альтернативой танкам, которые ими долго игнорировались, были «ударные группы», создаваемые на время выполнения тактической задачи из инициативных бойцов, вооружённых различными видами оружия, что позволяло им оперативно решать задачи взлома вражеской обороны. В бою они были независимы друг от друга, но каждой ударной группе ставилась своя боевая задача, выполнение которой было согласовано с успехами соседей в рамках общего замысла.

Впервые подобная «групповая тактика» стала применяться в 1916 г., и сразу же получила признание из-за резкого снижения потерь наступающей стороны. Включение со временем в состав боевой группы танков создало все предпосылки для выхода из позиционного тупика.

Однако, ещё долго танки не применялись большими массами. Как следствие, отдача от них была невысокой, ибо танк, несмотря ни что, является уязвимой машиной, и в одиночку не представляет собой большой опасности для обороны.

Кстати говоря, именно по такой причине французские танки в 1940 г. и советские танки в 1941 г., несмотря на своё значительное преимущество над немецкими танками по почти всем тактико-техническим характеристикам и, мягко говоря, не меньшую численность не смогли оказать действенного сопротивления танковым дивизиям вермахта. Зачастую вводимые в бой чуть ли не по одиночке, они не представляли серьёзной опасности для рвущихся вперёд немецких танковых клиньев.

Аналогичной была и судьба бронепоездов. Связь с железными дорогами настолько ограничивала сферу их применения, что они исчезли ещё до того, как была найдёна достойная альтернатива.

Качественному перелому ситуации способствовал глубинный анализ успехов Первой Конной армии С. М. Будённого в польском походе 1920 г., показавший, какой эффект получается от концентрации мобильных огневых средств на узком участке фронта. Первым данный нюанс понял глава анархистов Махно, который, реквизировав у сотрудничавших в 1918 г. с германскими оккупантами на Юге России немецких колонистов тачанки, поставил на них пулемёты.

Лёгкий ход тачанок, в какой-то мере являвшихся аналогом прежней конной артиллерии, позволял им вести прицельный огонь даже на ходу. Концентрация же огня подавляла возможности, а иногда и волю противника к сопротивлению, после чего на него обрушивалась конная лава.

Впервые должный вывод из такого опыта сделали немецкие военные, создавшие в 1935 г. первые танковые дивизии. Новая структурная тактическая единица, нередко являющаяся составной частью более крупных соединений, была подвижным автономным соединением, после прорыва фронта стремительно уходящим в глубокий тыл противника.

Помимо чисто танковых подразделений, она имела моторизованную пехоту, мотоциклетный батальон и артиллерию, что позволяло не только бороться с встречаемыми узлами сопротивления, но и блокировать брошенные на ликвидацию прорыва танки противника, тогда как собственные танки, устремляясь дальше, выводись из-под удара. Сапёрный батальон танковой дивизии, повышая её мобильность, позволял восстанавливать разрушённые мосты и наводить переправы.

Возвратив динамизм боевым действиям, и даже значительно усилив его, война вновь стала манёвренной. Вновь возросшая ударная боевая мощь привела к тому, что укрепрайоны устарели.

Опыт грандиозных битв на истощение недавнего прошлого – Марны и Вердена – не прошёл даром. Уже к концу 30-ых г.г. XX–ого в. современная армия была в состоянии без особого труда и быстро преодолеть глубокоэшелонированную оборону противника, густо усеянную толстостенными железобетонными коробками, поскольку всё, так или иначе, рано или поздно, но поддаётся действию артиллерии и ударам авиабомб.

Ставка в новых условиях «манёвренной войны» стала делаться на танковые и моторизованные войска, хотя до окончания всеобъемлющей механизации имелись и чисто пехотные дивизии, постепенно переводимые в разряд мотопехоты. Обычно располагаясь во втором эшелоне, идя следом за наступающими ударными силами, они закрепляли достигнутые ударными соединениями танков и мотопехоты успехи.

Мобильные танковые и моторизованные войска позволяли осуществлять «подвижную оборону», которая только и была эффективной в новых условиях ведения боевых действий. Если не удавалось запечатать прорыв фронта фланговыми ударами по наступающему противнику, наносимыми обычно в самом основании первоначального осуществлённого натиска, то разумным шагом представлялся отвод войск на новые рубежи.

Данный шаг позволял не только избежать напрасных потерь попадавшими в окружения пленными. Он позволял ударить по потерявшему наступательный импульс и потому выдохшемуся и ещё не готовому к обороне своих захваченных позиций противнику наиболее эффективным способом с возвратом прежних позиций.

Отход осуществляется выставлением заслонов и минированием местности на наиболее вероятных направлениях движения танков. В заслонах подковообразно располагается большое количество противотанковой артиллерии.

С целью обеспечения большей мобильности и противодействия возможному окружению на флангах заслонов располагаются танки. Практика показала, что попавшие в подобный мешок потерявшие возможность совершения манёвра боевые машины противника, как и ранее конницу в аналогичных условиях, можно уничтожить без особого труда.

Отказ от новых веяний закономерно приводил к возрождению старых бесперспективных форм, и не важно, по каким причинам, в том числе и по недостатку современных видов оружия, как оно было под Ржевом в 1942 г., происходило такое. Конечный итог всегда был один и тот же, и выражался он в бессмысленной расточительной трате ресурсов.

Широкое использование техники в войсках значительно усложнило структуры вооружённых сил. Оно же резко повысило требования к организации взаимодействия отдельных родов войск.

Дело в том, что широкое использование вооружения против боевых средств противника того же предназначения имеет место только у проигрывающей сражение стороны. Оружие обычно не предназначается, а род войск не используется, за исключением разве что только пехоты и истребительной авиации, да и то не всегда, против борьбы с себе подобными.

Дифференциальная броневая защита, реализуемая в усиленном режиме только для наиболее важных и/или ответственных частей, а для всего остального осуществляемая в обычном режиме или даже вообще отсутствующая, делают любое боевое средство уязвимым. И, как следствие, в имеющие обычную защиту или вообще незащищённые места обычными штатными средствами можно подбивать даже танки качественного усиления.

Дело в том, что с целью оптимизации боевых качеств, поскольку манёвр и скорость также являются средством защиты, боевые машины, причём не только танки, уже достаточно давно получили дифференцированное бронирование. Вдобавок, у современной армии имеется самый широкий спектр огневых средств поражения, позволяющие подбивать даже самые мощные боевые машины классическим или честным способом, несмотря на их усиленную броневую защиту.

И только взаимодействие всех родов и видов вооружённых сил между собой, отражая их связность, придаёт эффективность всей системе. Как следствие, очень важную роль приобретает сбалансированность любых соединений по всем своим компонентам и вооружениям, позволяющая одной части боевого механизма подготавливать арену деятельности других идущих следом подразделений путём ликвидации всего, что представляет для них опасность.

Особенно наглядно данный факт проявляется при неблагоприятной стратегической обстановке, не позволяющей использовать оружие в оптимальном для него режиме. Кстати говоря, уже по такой причине возврат утерянной стратегической является самой главной задачей в области стратегии.

Учитывая отмеченные особенности, атаку следует планировать так, чтобы опасные для того или иного рода войск средства противодействия противника просто к моменту его выхода на сцену уже либо не существовали, либо были значительно ослаблены. И, конечно же, следует выбирать для наступления такую местность, где бы вводимые в бой силы могли бы наилучшим образом использовать имеющееся у них преимущество.

Например, танки, подобно заменённой ими коннице, нельзя использовать на местностях, где исключена возможность широкого манёвра, например, изрезанных каналами, оврагами и искусственными препятствиями, а также в горах и на улицах городов. Всегда следует помнить, что вооружением танка является не только его огневая мощь и броня, но и скорость.

Вдобавок, отражая связанный с ними ударный характер тактики с линейными элементами, танки обязаны вводиться в бой в больших количествах, одновременно и лучше всего, внезапно. Подобный приём, несмотря на качественный прогресс в области борьбы с танками, по-прежнему делают их в целом неуязвимыми.

Дело в том, что использование всех средств борьбы с танками аналогично действиям охотников в засаде. Охотники, всё же размещаются стационарно, а танки появляются почти всегда внезапно и в большом количестве, и потому инициатива наступления в немалой степени уменьшает эффект от заранее приготовленных мер по противодействию танкам.

Большое количество танков психологически давит на противника, парализуя его волю к сопротивлению. Конечно же, уже по одной такой причине справиться с внезапно нахлынувшей армадой оказывается не так уж и просто.

Вдобавок, вместе со средствами их поражения совершенствовалась и защита танков. Изменились углы наклонов броневых листов, давая рикошет снарядов, и танк стал более приземистым.

Появилась активная броня в виде одеяла брикетов с низкокачественным порохом, исключающим возможность детонирования участков, находящихся рядом с местом воздействия кумулятивной струи. Взрываясь, брикет разбивает столь опасную для брони кумулятивную струю, а собственно броня отражает удар самого снаряда.

Значительно расширились гусеницы, уменьшив вероятность их порчи при подрыве, и подняв проходимость самого танка. За счёт усиления мощности двигателей возросла скорость передвижения танков по пересечённой местности.

Возросла и скорость, также являющаяся средством защиты танка. Быстро двигающийся танк подбить нелегко, причём не только из-за трудности прицеливания, но и из-за психологического эффекта быстрого перемещения.

С целью уменьшения потерь атаке предшествует кратковременная огневая подготовка. Перед нею ставится цель не подавить, а приглушить оборону противника посредством разрушения её наиболее важных узлов сопротивления.

Информация об объектах воздействия на стадии подготовки атаки предварительно собирается всеми возможными способами разведки. С началом атаки обстрел противника не прекращается, а ведётся перескоками «огненного вала» непосредственно перед наступающими войсками по заранее выбранным и точно привязанным к местам целям.

Достигаемый огненным валом эффект дополняется действием авиации, в том числе и армейской. Идущие прямо за огневым валом войска максимально используют пониженную сопротивляемость расстроенного стеной огня противника.

Для преодоления обороны противника первой линии атаки во взаимодействии с пехотой используются тяжелые пехотные танки. На них и концентрирующиеся вокруг них боевые группы возлагается задача ликвидации наиболее крупных очагов сопротивления обороны противника, которые в значительной мере не были нейтрализованы огненным валом.

Идущие следом за ними средние танки уничтожают оставшиеся цели, в основном пулемётные гнёзда. Борьба с противотанковыми средствами противника в принципе в их задачу не входит, хотя при встрече и ведётся.

С целью ликвидации прострелов противником всей полосы наступления оно ведётся на достаточно широком фронте. Впрочем, с точки зрения стратегии, удар наносится не по всему фронту, а только в отдельных его местах.

С целью уменьшения сопротивления противника для удара стараются выбирать места состыковки его крупных соединений. Если же такое не удаётся, то точками приложения усилий обычно становятся его наименее боеспособные части.

Прорвав фронт, лучше всего, в нескольких местах, танковые клинья соединяются в глубоком тылу противника. Окружённый в котлах противник уничтожается, в случае своей слабости, то и войсками второго эшелона.

После преодоления всей глубины обороны в прорыв вводятся лёгкие крейсерские танки, в отличие от тяжёлых танков обладавшие большим запасом хода и быстротой передвижения. С выходом на оперативный простор тактический прорыв становится стратегическим, и в случае успеха, приводит к повсеместному отступления противника по всему фронту.

Крейсерские танки нередко усиливаются универсальными средними танками, которые могут использоваться, как пехотные, так и крейсерские танки. Как следствие, к ним всегда выдвигаются повышенные требования, и потому, до появления танка Т34, долго считалось, что создание надёжного среднего танка невозможно.

Для борьбы с авиацией противника прорвавшиеся войска поддерживаются авиацией, хотя ранее для таких целей проектировались специальные зенитные танки. В качестве противотанковых средств используются не только перевозимые тягачами противотанковые пушки, но и самоходные артиллерийские установки или САУ.

Моторизованная пехота между огневыми контактами по полю боя и в тылу противника передвигается либо на бронетранспортёрах, либо, в основном в более поздние времена, на боевых машинах пехоты. Данные моторизованные средства не предназначаются для поддержки атаки, но эффективно защищают личный состав пехотных подразделений от огня ещё неликвидированных остаточных очагов сопротивления уже разгромленного противника.

Впрочем, под влиянием научно-технического прогресса ситуация меняется. Сейчас по своим характеристикам новые боевые машины пехоты уже не отличаются от лёгких танков и могут успешно использоваться в таком качестве.

Главной целью вышедших после прорыва фронта на стратегический простор войск было движение вперёд и только вперёд, ибо каждый пройденный сегодня километр мог стоить победы в завтрашнем сражении. Пикеты оставлялись только в стратегически важных местах типа мостов и переправ с целью их охраны, а закрепление достигнутых результатов и ликвидация угроз окружения прорвавшихся войск возлагалась на идущие следом силы.

Внезапно вырастающие как из-под земли огромные массы танков в глубоком тылу сражающихся войск противника, вездесущие мотоциклисты и десантники, пикирующие с оглушительным воем бомбардировщики, могущие с большой высоты метнуть бомбу с точностью до 10 (десяти) метров, прекрасно поставленная разведка, управление и координация усилий наглядно показали, позволяющие наиболее адекватно поддерживать и стимулировать разумную инициативу подчинённых, что Европа столкнулась со всепобеждающей военной машиной. Как и во времена Наполеона, также перевернувшего все представления о стратегии, основанной на возможностях линейной тактики, вновь был найден философский камень военного искусства, позволяющий производить стремительный разгром сильного противника.

Быстро следующие друг за другом окружения ломали его планы, вынуждая неэффективно вводить свои войска по частям с целью латания фронта, и не позволяя перехватить стратегическую инициативу. И только применённый руководством СССР непрерывный поток мобилизации позволил хоть что-то противопоставить победному дотоле вермахту.

Из мобилизованных и вышедших из окружения постоянно наспех создались новые дивизии, пусть плохо вооружённые и слабо обученные, но, всё же боевые соединения, которые сразу же бросались в бой с целью выправить постоянно развалившийся как карточный домик фронт. Именно такой подход и позволил, как когда-то и с Наполеоном, постепенно остановить паровой каток вермахта в глубоких и бескрайних снегах русской равнины.

Возросшая мобильность и огневая мощь армии, несмотря на ударный характер прорывов, вынуждающий противника к широкомасштабным отступлениям, ещё более усилила линейный характер стратегии. Отход от данного правила, например, немцами летом 1942 г. на Юге России, закончился для них катастрофой Сталинграда.

Дело в том, что преимущества современных армий в полном масштабе не могут быть использованы без адекватного снабжения. Как следствие, при обрыве снабжения современная армия достаточно быстро теряет свою боеспособность и становится лёгкой добычей противника.

Исключения из такого правила, как, например, оборона Ленинграда в 1941-1943 г.г. объясняется чисто политическими причинами. К тому же, снабжение Ленинградского фронта, в принципе, не прекращалось.

На море непрерывно росшее могущество и безраздельное господство линейных кораблей было поколеблено в конце Первой Мировой войны 1914-1918 г.г. появлением подводных лодок. Они оказались самым эффективным средством блокировки морских путей сообщений и портов противника, а также атаки выходящих из эскадренного боя кораблей.

В результате, резко усилились линейный характер стратегии использования военно-морских сил, со времён своего возникновения используемых, в том числе, для блокады и опустошения побережья противника. И тактика любых морских сражений, несмотря на прогресс в вооружениях, по-прежнему осталась ударной.

Появившаяся авиация почти сразу же разделилась на истребительную, бомбардировочную авиацию, стратегическую авиацию дальнего действия, предназначенную для бомбардировки объектов противника, находящихся в его глубоком тылу. Чуть позже возникла военно-морская авиация, имеющая на вооружении, как истребители, так и бомбардировщики, и имеющая на вооружении боевые вертолёты армейская авиация, непосредственно подчинённая сухопутным войскам.

В военно-воздушных силах имелись самолёты-разведчики. В военно-морской авиации подобные задачи, по мере возможностей, выполняли экипажи всех самолётов, хотя, в основном использовались истребители.

Все виды бомбардировочной авиации давали наибольший эффект при своём воздействии на как можно большем числе объектов противника, расположенных для придания устойчивости работы оборонной промышленности на большой территории. Как следствие, применение бомбардировщиков носило линейный характер.

Оружием истребительной авиации были, по порядку важности, высота, скорость, манёвр, вооружение. Первостепенное значение имело огневое, а не защитное вооружение.

В воздушном бою стилем подготовки атаки стал вертикально-восходящий манёвр. Горизонтальный манёвр, не дающий возможность использовать преимущество в скорости и манёвренности, оказался защитным способом ведения боя.

Нападение с господствующей высоты, как на истребители противника, так и бомбардировщики, позволяло малыми силами нарушить строй противника и нанести ему чувствительный урон. Как следствие, тактика воздушного боя со стороны истребителей носила ударный характер.

Аналогичный характер носила и зашита от воздушного нападения, включая появившиеся для обороны от авиации наземных объектов войска ПВО. Ставка делалась на разрушение строя бомбардировщиков и уничтожения получавшихся его осколков, в значительной мере утративших неуязвимость из-за распада системы взаимной огневой поддержки, по частям.

Меняется оружие в войсках. Научно-технический прогресс привёл к тому, что в современной войне успех определяется уже не столкновением многочисленных танковых и моторизованных дивизий, а тесным взаимодействием и использованием возможностей военно-космических сил, стратегической авиации и военно-морского флота, чьей главной ударной силой являются авианосцы и подводные ракетоносцы, оснащённые, в том числе, ядерным и термоядерным оружием. Их задача заключается в установлении господства в воздухе на самых первых этапах боевых действий.

Далее следует действия по уничтожению военных объектов противника, разрушение его инфраструктуры и подрыв факторов жизнеобеспечения. Конечно же, подобные стратегические ходы, предваряющие широкомасштабное использование танковых и моторизованных дивизий при наличии сплошного фронта, носят линейный характер.

В случае отсутствия сплошного фронта используются небольшие по численности «боевые группы», имеющие соответствующее вооружение, вплоть до вертолётов армейской авиации, могущие эффективно вести боевые действия в современных условиях. Конечно же, вытекающая из данного факта «тактика боевых групп» является обобщением тактики ударных групп на новом более масштабном уровне, и уже по такой причине носит ударный характер.

Пионером в реализации новой тактической инициативы выступила армия США. В ней подобные решения, определяя структуру более крупных соединений, называются «бригадной организацией».

Древнеарийская философия

том 2

Глава 4. Элементы здравого смысла в экономике

«Чем больше ума, тем меньше средств к существованию»

Суфйан-бен-Уйайна, арабский философ.

Собственно говоря, базовые принципы экономики понятны простому среднему уму, опирающемуся на здравый смысл, и известны довольно давно. И всё же, учитывая обрушившиеся на человечество экономические проблемы, имеет смысл и совсем не помешает их обсудить досконально ещё раз.

Исходные положения. Прежде всего, следует недвусмысленно признать, что экономическая жизнь накладывает на своих участников весьма строгие и вполне определённые ограничения. Будучи объективными, они, хотя и не допускают своего обхода, тем не менее, достаточно гибки в реализации, чем обеспечивают себе весьма широкую трактовку.

Рабочая среда и её характеристики. Ограниченность возможностей всего в Мироздании, каждая из которых к тому же является специализированной, преодолевается только кооперацией. Конечно же, она должна пониматься в самом широком смысле, в том числе и как преобразование исходных веществ согласно некоторому заранее найденному замыслу.

В результате, всё многообразие видов кооперации, включающих не только действия самих людей, но и орудия их труда, даёт «экономику», состоящую из отдельных «рынков» или «отраслей». Нередко экономику также называют «экономической системой», «рыночной системой» или «рынком».

Принимающих участие в её работе предприятия и люди рассматриваются как «участники экономического обмена» или «агенты экономического обмена», называемые также «агентами рынка» или «операторы рынка». Нередко, о чём ещё раз будет говориться ниже, здесь не делается различия между предпринимателями и рабочей силой.

Единственной неподвижной точкой, которая позволяет реализовать кооперацию усилий, является среди членов общества некоторый кодекс поведения в виде совокупности действий, считаемых подавляющим большинством людей честными, и которых они по такой причине придерживаются безоговорочно. Они имеют чёткие представления о добре и зле, и потому нечестные шаги вызывают у них такое чувство вины и приводят к таким моральным издержкам, что они не станут их совершать даже в ситуации, заведомо не предусматривающей последствий для себя.

Однако, как выяснится в главе 7, вовсе не все люди обладают столь высокими моральными качествами. И специально для них, что отучить их нарушать установленные нормы, государство вводит адекватные наказания.

Дело в том, что вследствие принципа самофинансирования любое нечестное действие обязано покрываться другими, и потому, когда их становится очень много, то они могут даже вызвать повышение цен. И вот для того, чтобы не получился столь крайний случай, а также для морального восстановления справедливости, государство предпринимает нужные меры.

В немалой мере участие в кооперации усилий основывается на анализе ценовой ситуации. Он приводит к выводу о том, что сложившиеся в ходе добровольного и без принуждения взаимодействия спроса и предложения «цены» являются индикаторами редкости соответствующих товаров на рынке на фоне потребности в нём общества.

Именно данная редкость определяет ту сумму денег, которая уплачивается за единицу товара. Её же можно определить как эквивалент или параметр обмена данной единицы товара на деньги при его отпуске производителем.

Впрочем, в реальной жизни они могут содержать искажения, вызываемые, например, раздутым пузырём фондового рынка. Конечно же, наиболее адекватно цены отражают специфику ситуации конкретной рыночной сделки лишь тогда, когда её участники владеют всей имеющей отношение к делу информацией и в полной мере учитывают влияние окружения.

Изобилие снижает цены на товар и получаемую от его продажи прибыль, тогда как недостаток товара повышает и то, и другое. Как следствие, цены дают производителям сигнал о том, что им следует делать в дальнейшем.

В основном такие указания даются пропорцией цен, которые говорят о предпочтениях общества в потреблении различных товаров, а также позволяют производить их соизмерение для самых различных целей. В своей совокупности данная система приоритетов указывает, куда для общества предпочтительней направлять имеющиеся у него ресурсы, в долгосрочном плане определяя оптимальные пропорции их распределения.

Доступная для каждого агента рынка, она позволяет ему, применяя принцип самофинансирования, автономно и достаточно независимо от своего окружения строить свою деятельность, согласованную с предпочтениями общества. Данное обстоятельство очень важно уже потому, что подобный подход минимизирует издержки управления обществом, поскольку в противном случае, ту же задачу обязан проводить планирующий орган, содержащийся на общественные средства.

Необходимо отметить, что, хотя цена чаще всего выражается в деньгах, оно может иметь и иной измеритель. Правда, он обязательно будет связан с деньгами, учитывая их роль в функционировании экономики.

Цена очень эффективно и быстро, реализуя «направляющую функцию цен» или «ориентирующую функцию цен», сигнализирует рынку, точнее, его агентам, об изменении потребительских предпочтений, предлагая в соответствии с ними изменить распределение предлагаемых на рынке ресурсов. Она выполняет распределительную функцию в отношении использования любых нужных ресурсов, поскольку правильный учёт подаваемых рынком сигналов позволяет его агентам получать в текущем плане наибольшее удовлетворение покупателей от используемых для такого дела ресурсов.

Однако, в отношении некоторых ресурсов, в основном, факторов производства, может выполнять не побудительную, а ограничительную функцию. Классическими примерами здесь является сама собственно земля, а также хранимые в ней или производимые ею природные ресурсы, близкие к исчерпанию, а когда и некоторые товары, а также экологическая чистота.

Дело в том, что, коль скоро резкое увеличение предложения в таких случаях невозможно по многим принципиальным моментам, то платежи за такие ресурсы отражают конкуренцию производителей за право вовлечь их в свою сферу деятельности. Конечно же, в таком соревновании побеждает тот, кто предложит больше всего.

Поскольку он черпает свою ликвидность на базе создаваемого им для общества удовлетворения, то обсуждаемая ограничительная функция цен обусловит наилучшее применение столь ограниченных ресурсов с точки зрения всего общества. Как следствие, собираемые в её рамках суммы представляют собой экономически важную категорию.

Впрочем, направляющая и ограничивающая функции присущи любой цене в произвольной ситуации. Конечный эффект определяется пропорцией данных противоположных качеств, отражающих антиномичный характер Мироздания.

В результате, цена всегда есть компромисс между поистине безграничным спросом, отражающим бесконечное превосходство мощности Универсума над любой конечной мощностью, и ограниченностью тех ресурсов, которые могут быть использованы для его удовлетворения. И, хотя спрос в чём-то конечном и твёрдо определённом и может быть окончательно удовлетворён, спрос вообще до окончания эволюции полностью принципиально не может быть погашен.

Деньги. Вытекающим из аксиомы выбора измерителем или мерой стоимости, как цен на разные товары, так и полезности шагов, включая цели, к которым они направляются, для общества являются деньги. В принципе, деньгами может служить всё то, что пригодно, с учётом имеющихся у общества возможностей, для выполнения функции денег.

Деньги удовлетворяют потребность участников экономического обмена в универсальном средстве обмена, и на протяжении своей истории человечество в их качестве перепробовало самые различные предметы, в том числе, весьма экзотические. Иначе говоря, «деньги» являются средством обмена, накопления и платежа.

Деньги улучшают условия обмена, ускоряют товарный оборот, уменьшая его издержки. Ведь в случае прямого обмена товара на товар вовсе не факт, что владелец товара может обменять его на что-то ему действительно нужное.

Вдобавок, деньгам присуща регулирующая функция отсечения чрезмерного спроса, без удовлетворения которого общество обычно вполне может обойтись. Логичным развитием операций при помощи денег являются всевозможные формы расчётов, а затем и кредита, которые и придали нашему обществу его современный облик.

В нормально работающей экономике деньги позволяют учитывать вклад каждого агента экономики в общественное благо, соизмерять их между собой. Без них полноценное экономическое поведение, как минимум, трудно реализуемо,.

В результате, экономика, отказываясь от их применения, неминуемо, рано или поздно, скатывается в пропасть деградации. Аналогичные явления наблюдаются и при развале денежного обращения, когда бегство от денег, вызванное их обесценением, может не только развалить товарное производство, но даже и уничтожить государство.

Правда, нередко можно слышать, что «ещё ни один экономист не придумал, как замерить полное удовлетворение конкретным товаром»¹. Причиной бессилия называют то обстоятельство, что «полезность – понятие субъективное»², и «поэтому оно не поддаётся количественному измерению»³.

Однако, аксиома гарантирует возможность такого измерения с учётом специфики ситуации. Конечно же, она не указывает процесс реализации данного механизма, но утверждает, что, будучи востребованным, он всегда найдётся.

Являясь бухгалтерским инструментом учёта вклада каждого в совокупный результат труда общества, деньги определяют доходы любых участника рынка. Деньги, по крайней мере, в идеале, наводят порядок в экономике, что делает их абсолютно востребованными, почему отменить деньги можно, только создав новые деньги.

Самое широкое применение денег в экономике, во всяком случае, современной, порождает «финансы», являющиеся инструментом учёта сделок в рыночной системе, идущие по такой причине навстречу движению товаров в виде денежного потока в размере стоимости сделок, причём каждый раз перевод денег происходит всегда окончательно. С технической точки зрения финансы являются единственной неподвижной точкой регистрации факта передачи собственности на товар.

Кроме финансов существует ещё и «кредит», предоставляемый на условиях срочности, возвратности и платности, то есть, представляющий собой передачу денег или иных ценностей по их стоимости на срок, с условием возврата в виде денег одолженной суммы, а довольно часто ещё и получения дополнительного дохода. Вместе с финансами кредит образует «денежный оборот» экономики.

Объединение усилий опирающихся на свои ограниченные возможности отдельных людей способствует появлению у них общей цели, хотя, вполне возможно, не до конца понимаемой и разработанной во всех своих деталях. Аксиома выбора в каждой конкретной ситуации гарантирует не только реальность проведения количественного измерения тех или иных шагов, направленных на достижение поставленной цели, но и сам факт оценки самой выбранной цели.

В идеале вытекающее из специфики ситуации конечное выражение производимых совместных усилий должно иметь несомненную выгоду для всех, служа единственной неподвижной точкой объединения, и не только в области экономики. Иначе говоря, цель экономики, чей механизм функционирования проистекает из культуры общества, стоит над нею.

Причиной такого положения дел является тот факт, не подлежащий никакому сомнению с точки зрения здравого смысла, что экономика создаётся обществом, а не наоборот. Как следствие, экономическую систему нельзя рассматривать отдельно создавшего её социума, чьи потребности она обслуживает и проблемы решает.

Разумеется, люди действуют на основании объективных законов. И всё же, удовлетворяющую всё их общество цель, пусть даже полностью неприемлемую для каждого члена социума в отдельности, им выставляют вовсе не они сами, а дух народа, тесно связанный со сложившимися на протяжении его существования представлениями о собственной жизни.

Рыночный кругооборот. Присущий окружающему миру кругооборот его объектов в экономике выражается в «рыночном кругообороте» факторов производства и товаров, не являющихся товарами конечного потребления и теми, что после своей продажи становятся основным капиталом. В своей совокупности факторы производства и приравненные к ним с точки зрения потребления товары принято считать «ресурсами».

Реализуясь на основе принципа самофинансирования, рыночный кругооборот приводит во вращение экономический механизм общества посредством учёта цен на вводимые в экономику факторы производства и создаваемые на их основе и базе иной продукции товары. Общепринято различать следующие также являющиеся товарами «факторы производства»:

· рабочая сила или любая способность к труду;

· предпринимательская способность;

· капитал в его материальной форме или созданные людьми средства производства;

· земля и любые даваемые даровые блага природы или природные ресурсы.

Вовлечение в рыночный кругооборот, заканчивающийся на товарах конечного потребления, позволяет расширять ограниченность возможностей каждого участника экономики посредством кооперации их усилий. Стремление к повышению его эффективности порождает массовое производство, без которого нельзя представить современное общество.