Другой Брежнев

Глава 13 «КТО ЖЕ В МЕНЯ СТРЕЛЯТЬ БУДЕТ?»

«Кому я что плохого сделал?» Когда в 70-е годы Брежнева спрашивали, почему он ездит на небронированном автомобиле, Леонид Ильич шутливо отвечал: «Интересно, кто же это в меня стрелять-то будет, кому я что плохого сделал?» Конечно, генсеку, любителю хороших автомобилей, не мог нравиться пуленепробиваемый «ЗИС-110», громоздкий, бронированный, настоящий металлический монстр. В. Медведев описывал эту машину так: «Она была более тесной, с низкой крышей, вентиляция в ней хуже, окна не открывались. Но — могучая, оконные стекла — толщиной сантиметров семь, не меньше. Не только пуля, никакая граната не достанет. Разве что из огнемета или из пушки можно взять».

Однако быть «царем» часто столь же опасно для жизни, как и солдатом на фронте. Нашему герою не раз приходилось в этом убеждаться.

«Похоже на войну, но все по-другому». Одно из первых покушений на жизнь Леонида Ильича произошло еще в 1961 году. 9 февраля глава Советского государства летел в Африку, чтобы посетить Марокко, Гвинею и Гану. Над Средиземным морем его самолет подвергся нападению. «Когда самолет находился на высоте 8250 метров, — говорилось позднее в протесте советского правительства, — внезапно появился двухмоторный реактивный истребитель с французскими опознавательными знаками и сделал три захода на опасно близком расстоянии от самолета. Во время заходов истребитель дважды открывал стрельбу по советскому самолету…»

В воспоминаниях Брежнева его ощущения описываются так: «Мне хорошо было видно, как истребители заходили на «цель», как сваливались сверху, готовились к атаке, начали обстрел… Странно чувствуешь себя в такой ситуации: похоже на войну, но все по-другому. Потому что ничего от тебя не зависит, и единственное, что ты в состоянии сделать, — это сидеть спокойно в кресле, смотреть в иллюминатор и не мешать пилотам выполнять свой долг. Все тогда решали секунды». С борта лайнера полетела срочная радиограмма: «Военный истребитель делает круги вокруг нашего самолета «Ильюшин-18»… Прошу отозвать самолет». «О’кей. О’кей», — последовал лаконичный ответ из алжирского аэропорта. После чего истребитель прекратил стрельбу и удалился в направлении Алжира.

Разумеется, все это событие вызвало грандиозный международный скандал. В советских газетах замелькали заголовки: «Разбойничий акт», «Оправданий быть не может!», «Позор воздушным пиратам!». Париж в ответ выражал сожаление и пытался смягчить остроту происшедшего: «Были даны лишь две предупредительные очереди, которые не угрожали безопасности самолета». Однако всем известно, что за предупредительным огнем обычно следует огонь на поражение…

Это покушение упоминалось и в официальной биографии Брежнева, изданной в 1976 году. «Не обошлось и без провокаций, — писали ее авторы. — Однажды самолет, на котором Председатель Президиума Верховного Совета СССР летел в столицу Марокко Рабат, был обстрелян над нейтральными водами фашиствующими элементами из экспедиционного французского корпуса, который вел войну против алжирского народа».

«Глубоко возмущен преступным покушением». Между прочим, среди всех официальных посланий Брежнева письма в связи с покушениями — пожалуй, наиболее живой и эмоциональный жанр. Восток и Запад вели между собой «холодную войну», но обе стороны публично осуждали покушения. Вот примеры этих текстов, подписанных Брежневым.

«Только что узнал о злодейском убийстве Президента Джона Фитцджеральда Кеннеди. Глубоко опечален этим известием. Советские люди разделяют скорбь американского народа в связи с постигшей его тяжелой утратой — трагической смертью в расцвете сил этого выдающегося государственного деятеля. Примите мои самые искренние соболезнования. 23 ноября 1963 года».

«Иоанну Павлу II. Глубоко возмущен совершенным на Вас преступным покушением. Желаю Вам скорого и полного выздоровления. 14 мая 1981 года».

«Меня возят, словно заключенного». «Как правило, — писал охранник генсека М. Докучаев, — в течение каждого визита в отношении Брежнева поступало до 30–40 сигналов по различным каналам о свершении против него террористических актов». Несмотря на это, Брежнев во время заграничных поездок нередко пренебрегал всеми правилами личной безопасности. Например, в 1973 году в ФРГ местные охранники были потрясены таким известием: Леонид Ильич выехал из своей резиденции на открытой машине, едет и благодушно машет рукой местным зевакам. Такие автомобили с открытым верхом считались очень опасными — десятилетием ранее в подобной машине застрелили американского президента Джона Кеннеди.

Советский посол Валентин Фалин подробно излагал историю необычного поступка генсека: «Вдоль маршрута множество людей приветствует советского лидера. Дети, молодежь, женщины, старики. Брежнев ворчит…».

— Что меня держат и возят, — жаловался он, — словно заключенного. Никому руку не пожать из простых людей, в глаза не посмотреть.

И наконец, не вытерпев, обратился к послу:

— Останови машину, или я открою дверь и выскочу на ходу.

Как ни удивительно, посол вежливо, но твердо отказал своему генсеку:

— Леонид Ильич, в здешнем монастыре не наш устав.

Окончательно почувствовав себя пленником, тот помрачнел и, не дожидаясь остановки, стал настойчиво дергать ручку двери. Запаниковавший посол по-немецки попросил водителя заблокировать дверь. А Брежнев подозрительно поинтересовался:

— О чем ты лопотал по-немецки?

— Интересовался, — невинно отвечал посол, — можно ли открыть крышу машины.

Брежнев обрадовался:

— Вот молодец, ловко придумал. Скажи, чтобы открыли. Хоть так пообщаюсь с народом.

«Делать нечего, — писал Фалин. — Дверь, как мне ответили, не блокируется, а Брежнев уже готов катапультироваться. Прошу открыть крышу. Генеральный секретарь поднялся в рост. Плечи расправлены. Лицо сияет… У охраны сердце опять в пятки ушло. Из следующей за нами машины мне знаками показывают, чтобы я прекратил безобразие… Брежнев, довольный, как напроказивший ребенок, говорит:

— Ну, спасибо, удружил. Будет хоть что-то незаоргани-зованное вспомнить. А то скачешь с одного мероприятия на другое как заводной!»

После этой истории чекист-охранник генерал С. Антонов говорил послу: «Любой мог снять Леонида Ильича с первого выстрела, когда он стоял в машине». «Ты же видел, как он распалился, — оправдывался посол. — Не открой крышу, сиганул бы наш генсек в дверь».

«Не буду паниковать». Во время одного визита генсека в Бонн в мае 1978 года охрана получила сигнал, что готовится его убийство. По телефону кто-то сказал, что Брежнева попытаются застрелить при выходе из здания, где канцлер Гельмут Шмидт давал обед в честь советского гостя. Когда обед закончился, Леонида Ильича вывели наружу через запасной выход. Чекисты плотно заслоняли его со всех сторон своими телами. Генсека быстро посадили в бронированную машину и увезли в его резиденцию — замок Гимних.

Более сложную задачу пришлось решать в 1977 году в Париже. 21 июня Брежнев возлагал венок к Вечному огню у Триумфальной арки. За день до этого разведка сообщила, что, по достоверным данным, при возложении венка в Брежнева будут стрелять из винтовок с оптическим прицелом. Снайперы должны были скрываться в одном из уличных зданий поблизости от Триумфальной арки. «Сложность предотвращения этой акции, — замечал М. Докучаев, — заключалась в том, что к Триумфальной арке выходят двенадцать улиц, и откуда террористы намеревались стрелять, трудно было предположить. Поэтому руководство парижской полиции бросило на ликвидацию угрозы и предотвращение террористического акта 12 тысяч полицейских (по одной тысяче на каждую улицу), 6 тысяч пожарников (по 500 человек на крыши домов каждой улицы) и одну тысячу полицейских (особый резерв префекта) для обеспечения безопасности в окружении площади». После таких драконовских мер все прошло благополучно. Брежнев возложил венок, обошел строй почетного караула… Выстрел на площади Шарля де Голля так и не прогремел.

В 1973 году во время своей поездки по Америке Брежнев устроил в советском посольстве роскошный прием в честь президента Никсона. Обед проходил в Золотом зале посольства. Дипломат Сергей Дожигаров рассказывал: «Чтобы показать всю широту русской души… спецсамолетом из Москвы привезли несколько килограммов черной икры, какой-то необыкновенной рыбы и целое море русской водки и грузинских вин. Американские алкогольные напитки было приказано не выставлять, несмотря на то, что все знали любовь Никсона к виски. Привезли даже несколько мешков картошки…» Прием прошел хорошо, довольный Леонид Ильич задержался в посольстве, чтобы побеседовать с послом. О дальнейшем рассказывал посол А. Добрынин: «В это время появился встревоженный начальник охраны и начал делать мне знаки, как бы приглашая меня выйти. Брежнев заметил это и сказал: «Нечего наушничать. Говорите — тут все свои». Помявшись, начальник охраны сказал, что только что был анонимный звонок в посольство, будто в нем заложена бомба, и что лучше Брежневу срочно вернуться в «Блейр хаус». Но Брежнев заявил, что он тоже «не будет паниковать» и посидит с нами еще полчасика. Что он и сделал, несмотря на уговоры сразу уехать. Все обошлось благополучно».

«Не пойму, зачем ему это надо?!» В 1969 году на жизнь Брежнева было совершено тщательно подготовленное покушение — уже на Родине. И сам Брежнев об этом, конечно, прекрасно помнил, хотя и не возвращался к этому случаю. Видимо, история с покушением была ему неприятна. «Никогда Леонид Ильич о нем не рассказывал и не вспоминал», — писал Ю. Чурбанов. «А как Леонид Ильич отнесся к этому покушению? Что он вам говорил?» — спрашивал позднее писатель В. Карпов у вдовы генсека. «Удивился, — отвечала она. «Не пойму, — говорит, — зачем ему это надо?! Что плохого я для него и для народа сделал?! Вот так, всю войну прошел, жив остался, а тут во время торжества мог погибнуть от руки своего же офицера!».

Покушение произошло 22 января 1969 года у Боровицких ворот Московского Кремля. В правительственный кортеж стрелял младший лейтенант Советской армии Виктор Иванович Ильин. Переодевшись в милицейскую форму (которую он взял у родственника), террорист незаметно встал в оцепление возле Кремля. Столица в этот день встречала «космическую четверку» — вернувшихся из полета космонавтов (В. Шаталова, Б. Волынова, А. Елисеева, Е. Хрунова). Улицы и площади были украшены флагами и транспарантами, от аэропорта до Кремля космонавтов приветствовали толпы москвичей. Гремели залпы салюта, играла музыка…

Виктория Петровна Брежнева рассказывала об этой истории: «Я смотрела передачу по телевидению. После окончания митинга на аэродроме слышу слова диктора о том, что колонна машин направляется в Кремль, в первой едут космонавты Береговой, Николаев и Терешкова, во второй едет Генеральный секретарь… Это сообщение по радио транслировали на весь город, слышал его, видимо, и убийца… Ильин встал в оцепление, между милиционерами, одетыми в такую же форму. Причем встал на стыке двух команд. Те, кто был правее и левее его, не будучи с ним знакомыми, принимали Ильина за офицера из соседней команды. Правда, один бдительный офицер из охраны КГБ заподозрил что-то неладное, подошел к Ильину и спросил: «Ты почему здесь стоишь?» На что Ильин ответил: «Поставили, вот и стою». Вопросов больше не возникло… Когда подъехали правительственные машины, Ильин, зная по радио, что Брежнев едет во второй, пропустил первую, выскочил навстречу второй, выхватил оба пистолета и стал стрелять по сидящим в «Чайке». Он успел выпустить все патроны, прежде чем его схватили. Этими выстрелами он смертельно ранил водителя».

Ильину немало помогло его самообладание и удивительное везение. Чекист-охранник В. Мухин рассказывал:

«Ильин находился возле Алмазного фонда… Он ходил взад-вперед и все время призывал людей встать поровнее, придерживаться порядка. Это и сбило с толку. И пока коллега раздумывал, находясь от Ильина в нескольких шагах, кортеж уже въезжал».

Ильин открыл прямо-таки ураганный огонь, стреляя в упор по лобовому стеклу черной «Чайки». Ее пассажиры бросились под сиденья. В лимузин попало 16 пуль из пистолетов Макарова. Шофер Илья Жарков, залитый кровью, выпустил руль. Могла произойти авария, но один из космонавтов сумел взять на себя управление автомобилем и припарковал его к обочине. Ветровое стекло лопнуло под выстрелами, Берегового легко ранило осколками в лицо, а Николаеву оцарапало пулей спину. Получил ранение в плечо от срикошетившей пули также мотоциклист из почетного эскорта. Он направил свой мотоцикл на террориста и сбил его с ног, наехав на него. После этого Ильина схватили чекисты. Свои обоймы он уже опустошил…

Уже во время встречи телезрителям стало ясно, что случилось что-то непредвиденное. Последними словами диктора, которые они услышали, были: «Кортеж правительственных машин приближается к Боровицким воротам, и через несколько минут герои-космонавты будут в Кремле, где состоится торжественная церемония их награждения…»

Потом прямой репортаж внезапно прервался. «Телевидение транслировало встречу космонавтов на всю страну, — рассказывал писатель Юрий Борев. — Объектив камеры был направлен на приближающийся автомобиль. И вдруг в кадре замелькали стены домов, крыши, небо — оператор молниеносно вскинул камеру». Через час трансляция продолжилась. Но на торжественной церемонии награждения чувствовалось какое-то беспокойство. Ее участники выглядели нервно и встревоженно, они роняли наградные дипломы…

Спустя три дня газета «Известия» под заголовком «Сообщение» рассказывала о происшедшем так: «22 января 1969 г. во время торжественной встречи летчиков-космонавтов совершен провокационный акт — было произведено несколько выстрелов по автомашине, в которой следовали космонавты тт. Береговой, Николаева-Терешкова, Николаев, Леонов. В результате получили ранение водитель автомашины и мотоциклист, сопровождавший кортеж. Никто из космонавтов не пострадал. Стрелявший задержан на месте совершения преступления. Производится расследование».

«А мы-то чего лезем вперед?» Что же спасло Брежнева в день покушения? Говорили, что это была проявленная генсеком скромность — он спросил у окружающих: «А мыто чего лезем вперед? Кого чествуют, нас или космонавтов?»

После этих слов машина Леонида Ильича повернула к Спасским воротам Кремля, через которые и въехала в крепость. По другим данным, она въехала все-таки в Боровицкие ворота, но то ли третьей, то ли пятой. Это значит, что сам Брежнев слышал выстрелы и был рядом с местом покушения. Его адъютант Г. Петров рассказывал:

«В аэропорту мы перестроились и поехали третьими, уступив второе место в колонне героям дня — космонавтам. Я сидел рядом с водителем. В машине находились Брежнев, Подгорный и Косыгин. Когда наша машина подъехала к Боровицким воротам, услышал выстрелы в Кремле… Сразу дал команду водителю остановиться. Когда выстрелы прекратились, мы обогнули стоящую машину с космонавтами и направились к Дворцу съездов. Все это произошло за какие-то минуты».

Еще одной деталью, которая ввела в заблуждение террориста, было внешнее сходство между Брежневым и космонавтом Береговым (по странному совпадению, даже фамилии их были похожи). Георгий Береговой с его густыми бровями оказался как бы невольным двойником генсека. Возможно, именно после этой истории о Брежневе стали рассказывать забавную легенду: будто бы он всегда выезжает на пяти машинах — в одной находится сам генсек, а в четырех других сидят похожие на него куклы.

Цареубийство в советскую эпоху. Убийства и покушения на царей или правителей в России имеют долгую, тысячелетнюю историю. И далеко не всегда они получали отрицательную оценку в народном сознании. В качестве героев немалая часть общества воспринимала графа Палена, декабристов, Желябова, Перовскую, Александра Ульянова и других.

Одним из первых событий советской эпохи стал, как известно, расстрел царской семьи в 1918 году. Никакого сочувствия в обществе покойный царь в 20-е годы не вызывал. Журналы публиковали такие, например, безжалостные шутки:

«— Знаете, велкнязя Николая Николаевича можно назвать «человеком почти без фамилии».

— За то, что его фамилия обычно не упоминается?

— Нет, за другое. За то, что почти всю его фамилию укокошили».

Однако отметим другое: исполнители расстрела так и не превратились в общественном сознании в героев. Они ничем не рисковали, не проявили великодушия — при всей тогдашней неприязни к царю воспевать их было не за что.

В том же 1918 году произошло и самое известное покушение на советского вождя — Ленина. Он был тяжело ранен двумя пулями. Здесь для нас наиболее интересна небольшая поправка, которую устное предание внесло в это событие. Все годы советской власти в народе жила стойкая легенда о том, что Ленин лично помиловал ранившую его эсерку Каплан. И будто бы так объяснил свое решение: «Я мшу за революцию, но никогда не буду мстить за себя лично». Этому преданию не помешало даже то, что о расстреле Каплан вскоре сообщили в газетах. Видимо, народное сознание, вопреки всему, считало, что вождь должен был великодушно помиловать своего личного врага. И как бы исправляло красивой легендой допущенную им ошибку. «И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, — с разочарованием писала ему потом Мария Спиридонова, — с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться и не убивать Каплан?». В фильме «Ленин в 1918 году» (1939) о дальнейшей судьбе Каплан уже ничего не упоминалось. По одной из легенд, в сталинское время она работала где-то в библиотеке.

Брежнев оказался первым после Ленина советским вождем, о покушении на которого сообщили в печати. Приходилось ли Брежневу слышать легенду о помиловании Каплан? Мы можем судить об этом совершенно точно: да, приходилось. Выступая на июньском (1957 года) Пленуме, секретарь ЦК Аверкий Аристов заметил: «Ленин даже эсерку Каплан, стрелявшую в него, не разрешил расстреливать, она умерла своей естественной смертью, прожив много лет после смерти Ленина; ей при жизни были предоставлены сносные условия».

Брежнев слушал эту речь очень внимательно, несколько раз подавал реплики с места. Вполне вероятно, что легенду о Каплан он слышал и из других источников. Во всяком случае, в 1969 году он поступил именно так, как ждали от Ленина: пощадил террориста. Мало кто сомневался в том, что Ильин будет казнен. Но этого не случилось. Разумеется, сохранить жизнь человеку, виновному в убийстве и терроризме, в 60-е годы можно было только одним образом: признать его невменяемым. Это и произошло. Спустя несколько месяцев после покушения судебно-медицинская комиссия признала В. Ильина невменяемым и направила в Казанскую спецпсихбольницу. Здесь его содержали в одиночном заключении, под строгой охраной. До 1973 года он даже не получал газет, не мог слушать радио. Потом режим содержания несколько смягчился.

Что вообще заставило Виктора Ильина пойти на его отчаянный поступок? Позднее его сослуживцы вспоминали, что он и ранее выражал сочувствие различным террористам и мятежникам. Например, про убийцу президента США Джона Кеннеди он как-то заметил с восхищением:

— Молодец этот Ли Харви Освальд! Всего один выстрел — и знаменит на весь мир.

Другой раз спросил: вот в Африке офицеры едва ли не ежемесячно устраивают государственные перевороты, возможно ли такое у нас? Впрочем, Ильин сильно переживал из-за того, что по его вине погиб шофер Илья Жарков (он был смертельно ранен и скончался в больнице). Однако свои убеждения террориста Ильин сохранял и позднее. В 1977 году, во время всенародного обсуждения «брежневской» Конституции, предложил дополнить ее такой статьей: «Каждый член общества имеет право на террористический акт в случае, если партия и правительство ведут политику, не соответствующую Конституции».

После ареста Ильина допрашивал сам глава госбезопасности Юрий Андропов. Сохранилась магнитофонная запись этого допроса.

— Допустим, — спокойным, тихим голосом спрашивает Юрий Владимирович, — что вы чего-то не понимали, не понимали, как со Сталиным, не понимали теперешние дела… Но почему вы решили, что вы главный судья и вам, так сказать, решать вопрос с пистолетом в руках?

— Человек должен жить, а не существовать, — отвечает Ильин.

— А что значит «жить»? — интересуется главный чекист.

— Люди сейчас живут, приспосабливаются как только где могут. Кто где может, тот там и тащит, вплоть даже до винтиков и болтиков. Что-то, по моему мнению, не то идет в обществе. Какой-то отрицательный процесс в обществе идет.

— Может, это все и так, только вот выбранные вами средства вроде как не решают эти как раз проблемы, — возражает Андропов.

— Убить Генерального секретаря, — объясняет Ильин, — это значит, на его место должен стать новый человек.

— Так. Кто же, по вашему мнению, должен был стать?

— Наиболее самый такой человек порядочный, я считаю, — Суслов…

— Почему вы, однако, отдаете предпочтение Суслову?

— Потому что Суслова… люди считают наиболее выдающейся личностью в партии в данный момент.

Не совсем понятно, зачем Ильин назвал фамилию Суслова. Он не мог не понимать, что, расхваливая его на допросе, он оказывает ему до крайности медвежью услугу. Но, возможно, он вовсе и не был поклонником Суслова? Просто после того, как его выстрелы не попали в цель, террорист решил сделать еще один — словесный — выстрел, попытаться перессорить между собой обитателей Кремля?

В 1988 году Ильина перевели в психбольницу в Ленинграде, где условия содержания были мягче. На свободу он вышел лишь в 1990 году, после 20 лет принудительного лечения. Журналист В. Шумский тогда спрашивал у него, не чувствует ли он себя героем. Ильин ответил, что, конечно, нет.

— Вы считаете, что совершили преступление? — уточнил журналист.

— Любое нарушение закона — преступление. А мои выстрелы повлекли за собой, как я уже говорил, тяжкие последствия — погиб человек. Его дети остались сиротами. Как вы думаете, легко ли мне будет посмотреть им в глаза? Как это ни объясняй, человек убит. И убит при исполнении своих служебных обязанностей…

Покушение в отражении фольклора. После того как советские газеты сообщили о покушении Ильина, появилось множество анекдотов об этом событии. Мы еще вернемся к ним, а пока что остановимся только на одном. В нем историческая цепочка (Ленин — Каплан — Брежнев — Ильин), о которой мы говорили, неожиданно превращается в настоящий карнавальный круг. Этому помогает то обстоятельство, что «В. Ильин» — один из известных псевдонимов Ленина.

«— Чем занимается КГБ после покушения лейтенанта Ильина у Боровицких ворот?

— Розыском его младшего брата Владимира.

— Почему?

— Потому что, узнав о поступке старшего брата, он, по оперативным сведениям, сказал: “Мы пойдем другим путем!”»