Другой Брежнев

Глава 5 «НОЧЬЮ МНЕ ПОЗВОНИЛ СТАЛИН»

К мирной жизни Леонид Ильич окончательно вернулся только летом 1946 года, когда был демобилизован из рядов армии. В Запорожье, куда его направили, он приехал в военной форме…

Следующие десять лет Брежнев возглавлял сперва обкомы (в Запорожье, Днепропетровске), а потом и целые республики (Молдавию, Казахстан). Он пережил головокружительный взлет на самый верх, а потом столь же стремительное падение (об этом мы еще расскажем).

Первой целью Брежнева в эти годы стало восстановление разрушенного войной. Это считалось делом почти религиозным: ведь в заводах, домнах, шахтах, плотинах в те годы видели нечто вроде храмов. Их возводили примерно с таким же старанием, как в 90-е годы православный храм Христа Спасителя. В Запорожье таким «храмом» был завод «Запорожсталь», в Днепропетровске — Днепрогэс, в Казахстане — вся целина. По замечанию Брежнева, там предстояло распахать «площадь, превышающую размеры всей Англии».

Стиль работы Леонида Ильича оставался прежним. «Он располагал к себе с первого взгляда, — писала Любовь Брежнева, — с первой улыбки. Мне редко приходилось встречать людей с подобной подкупающей простотой и сердечностью… Артистичный, с легкой походкой и быстрый на улыбку, оптимист и балагур, он умел каким-то таинственным образом организовывать людей на трудовые подвиги, и никто никогда на него при этом не обижался. Ему удавалось из приказов делать просьбу».

«Бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты». В мемуарах Брежнева приводятся слова, которыми его похвалили при назначении в 1950 году: «Руку он имеет твердую…»

Однако в следующих строчках идея «твердой руки» от имени автора ясно и недвусмысленно осуждается. Показную твердость склонен проявлять тот, кто «чувствует в глубине души свою слабость». «Я вообще никогда не был сторонником грубого, крикливого, или, как его еще называют, «волевого», метода руководства. Если человек напуган, он ответственности на себя не возьмет».

И, надо сказать, о Брежневе действительно всегда шла слава как о мягком, добром, «либеральном» руководителе. Он не любил, по его выражению, «насыпать мешок выговоров». «Я по натуре своей человек либеральный, — говорил он в 1969 году. — Стремлюсь сохранить людей, не обидеть их». Еще в довоенном Днепропетровске Леонида Ильича прозвали Балериной. Дело было не только в легкой походке будущего главы государства, но и в стиле работы. Его коллеги имели в виду, что им «может крутить и вертеть любой, кто хочет». А сам Леонид Ильич однажды заметил своему помощнику А. Александрову-Агентову: «Ты не смотри, Андрей, что я такой мягкий. Если надо, я так дам, что не знаю, как тот, кому я дал, а сам я после этого три дня больной». Он умел быть последовательным и даже жестким в этой мягкости.

Иногда мягкость Брежнева проявлялась в самых неожиданных обстоятельствах. Генерал КГБ Филипп Бобков вспоминал: «Рассказывают о таком факте. Еще в его бытность секретарем обкома партии к нему пришли согласовывать вопрос об аресте какого-то человека за распространение антисоветских анекдотов. Брежнев потребовал выяснить, что это были за анекдоты и каким образом «антисоветчик» распространял их. Оказалось, один анекдот он рассказал в очереди за молоком, а второй — во время скандала в булочной, где продавали несвежий хлеб».

«Арестовывать его не за что, — объявил Брежнев. — Бороться надо не с теми, кто рассказывает анекдоты, а с теми, кто поставляет несвежий хлеб и создает очереди за молоком…»

Похожий случай приводится и в мемуарах Брежнева. В послевоенные годы на стройке произошла авария: упал на землю огромный башенный кран. Эта авария грозила сорвать всю стройку… К счастью, кран никого не убил и не покалечил. Однако, когда к месту происшествия прибыл Леонид Ильич, там уже находились представители следственных органов. Здесь же стоял бледный рабочий-крановщик. «Жертв нет?» — поинтересовался Брежнев. «Нет, — ответили ему. — Упал более чем удачно. Если бы делали специальный расчет, так и то в нашей тесноте лучше его не уложишь».

«А уже слышу истерику, — читаем далее в мемуарах, — “Вредительство! Машиниста судить! Прораба судить!”». Однако Брежнев решительно потребовал изменить тон и взял рабочих, допустивших неосторожность, под свою защиту.

«Недоспали, недолюбили». Вплоть до середины 50-х годов в советских учреждениях еще сохранялся прежний, «сталинский» распорядок работы. Сталин, как известно, был «совой» и предпочитал работать допоздна, нередко за полночь. Звонок из Кремля мог прозвенеть в любое время в любом учреждении. Не окажись нужного человека на месте, это могло принести ему немалые неприятности. Поэтому вместе со Сталиным бодрствовали тысячи людей по всей стране, до глубокой ночи сидя в своих служебных кабинетах. На известном плакате В. Говоркова «О каждом из нас заботится Сталин в Кремле» (1940) вождь что-то пишет, сидя у лампы в своем кабинете, а за окном — глубокая ночь. Во мраке вырисовывается только силуэт Спасской башни, над которой ярко горит рубиновая звезда.

«Рабочий день был просто изнурительным, — вспоминал те времена дипломат Николай Луньков. — Начинали работу в 11 часов утра и кончали в 4–4.30 следующего утра. И так каждый день без выходных. И все потому, что Сталин фактически работал ночами, а днем спал. А раз он не изменял своего режима, то и остальные подстраивались к нему: “А вдруг он позвонит?”» «Недоспали, недолюбили», — заметил как-то Леонид Ильич о людях своего поколения. В его мемуарах о начале 50-х годов говорится: «Работали, что называется, до упаду: редко когда раньше двенадцати ночи гасли огни в ЦК и Совмине. Да и дома, бывало, полночи ворочаешься с боку на бок — не дают покоя мысли о том, о другом».

Конечно, личной привычкой Сталина к работе по ночам можно объяснить эти ночные бдения. Но этим невозможно объяснить их восприятие глазами народа. А народное отношение, вероятно, было сродни отношению к ночным бдениям духовенства: пока все простые люди спят, монахи оберегают и защищают их своими полуночными молитвами.

В 1954–1955 годах Сталина уже не было в живых, но ритм работы повсюду оставался неизменным. Так было и в Казахстане, где тогда работал Брежнев. Один из сотрудников Брежнева Михаил Жихарев вспоминал: «Домой уйдешь с работы иногда утром, когда уже светло. Хозяйки встали и идут по городу, а ты ложишься отдыхать, а через час-два снова идешь в ЦК… Не всегда такой режим работы был оправдан. Но он был именно такой, и его не позволено было нарушать». Во время ночного бдения работники ЦК могли взбодриться разве что чаем с булочками, который можно было заказать в цековском буфете.

Правда, первый секретарь ЦК Пантелеймон Пономаренко позволял себе некоторую вольность — в одиннадцать часов вечера он уже уезжал с работы. Эта привилегия, которую он себе присвоил, вызывала молчаливое неодобрение у его подчиненных. Брежнев, бывший вторым секретарем, примеру своего начальника не следовал и вместе со всеми продолжал корпеть над бумагами часов до двух-трех ночи. Такое его поведение, наоборот, вызывало у подчиненных симпатию. «Если Пономаренко был более строгим в обращении с подчиненными, — отмечал М. Жихарев, — то Брежнев проявил себя как более простой и либеральный руководитель».

Только в 1956 году в стране произошла «сонная революция»: решено было отказаться от ночных бдений. Люди теперь с трудом верили, что еще недавно сами просиживали на службе до двух часов ночи. А вместо прославляющих бессонницу плакатов на обложке «Крокодила» появилась карикатура. Она высмеивала «любителей ночных заседаний». Рисунок изображал петухов, которые с возмущением глядят на бодрствующее до рассвета начальство:

— Мы уже охрипли, а они все еще разговаривают!..

«Заночевал в поле в прошлогодней копне». Неудивительно, что Леонид Ильич до 1956 года был рад любому случаю выспаться вдоволь. И вот однажды глава Запорожского обкома, как читаем в его мемуарах, «заночевал в поле в прошлогодней копне». Наутро стряхнул с одежды солому, пошел к местному начальству и удивился — его собеседник как-то непонятно мялся.

— Говори прямо, что у тебя?

— У меня порядок… Вы радио слышали утром?

— Нет, а что?

— В «Правде», понимаете, в передовой разделали нас. За низкий темп восстановления «Запорожстали». Формулировки очень резкие.

«Помолчали», — говорится в мемуарах Брежнева.

— Так… — сказал он. — Значит, будет звонить Сталин. Надо ехать.

«Ночью мне действительно позвонил И. В. Сталин». Из трубки в адрес Брежнева звучали суровые упреки. «То, чего мы успели добиться, что еще недавно считалось успехом, обернулось вдруг едва ли не поражением». Нетрудно себе представить переживания Брежнева во время этой беседы. «Критика не шоколад, чтобы ее любить», — сказано в его мемуарах. А уж тем более критика Сталина!

Виктория Петровна вспоминала, что после этого разговора Леонид Ильич «ходил сосредоточенный, окаменевший какой-то. А при удачах оттаивал, улыбался. И когда первый прокатный лист дали, впервые за год отоспался — лег и до утра, без телефонных звонков, спал как младенец. И даже во сне улыбался». «Но долго ему улыбаться не пришлось. У нас ведь как заведено — на того, кто везет воз, на того и нагружают!.. Решили его перевести в Днепропетровск… Взвалить на него и здесь ликвидацию разрухи».

«Разве я теперь не превратился в казаха?» В 70-е годы в устном фольклоре ходила забавная легенда об одной встрече Сталина и Брежнева. 7 ноября 1950 года в Большом театре в Москве торжественно праздновали годовщину революции. Как обычно, после речей все встали и запели «Интернационал». Сталин тоже встал и приложил руку к козырьку, хотя на голове у него ничего не было.

— Постарел наш вождь! — печально вымолвил Поскребышев, увидев этот жест.

Сталин, отличавшийся тонким слухом, услышал эту фразу, но промолчал. Праздничный концерт окончился зажигательной пляской молдавского танцевального коллектива, которая очень понравилась зрителям. Танцоров проводили бурными овациями всего зала. Сталин вышел из правительственной ложи и увидел какого-то человека с густыми широкими бровями, идущего ему навстречу. Сталин похвалил его:

— Молодцы твои молдаване!

Тот улыбнулся в ответ на неожиданную похвалу. В этот момент вмешался Поскребышев:

— Товарищ Сталин, это Брежнев, секретарь Днепропетровского обкома.

— Эх, постарел ты, Поскребышев, — укоризненно сказал Сталин, — ничего не понимаешь!

На следующий день Леонид Ильич был назначен первым секретарем ЦК компартии Молдавии!

Согласно другой версии легенды, Сталин просто заметил: «Какой красивый молдаванин!» Чтобы оправдать это замечание, и пришлось назначить Брежнева главой компартии Молдавии. (Заметим, впрочем, что в действительности молдавскую партию Брежнев возглавил не в ноябре, а в июле 1950 года).

Сам Леонид Ильич эту легенду пересказывал в более правдоподобном виде. На каком-то совещании Сталин вдруг обратился к нему со словами:

— Ну а как там у вас идут дела — в Молдавии? Скажите-ка нам.

Леониду Ильичу не оставалось ничего иного, как вступить в публичный спор с самим Сталиным.

— На Украине, Иосиф Виссарионович!..

Но тот настаивал, сохраняя прежний доброжелательный тон:

— Я, кажется, совершенно ясно спросил. Не на Украине, а в Молдавии. За Украину у нас есть свои ответчики…

Сбитый с толку, Брежнев замолчал. Сталин, не дожидаясь его ответа, перешел к другим вопросам. «Именно так, а не иначе объяснял свое появление в Молдавии сам Леонид Ильич, — писал автор очерка о генсеке Владислав Владимиров. — Он рассказывал об этом с вальяжной шутливостью, но прекрасно отдавал себе отчет в том, что исторический его диалог с вождем вполне мог повлечь за собой совершенно другие результаты». Свой веселый рассказ об этой истории Леонид Ильич вел в Алма-Ате, за уставленным местными яствами столом.

— А что, дорогие товарищи, — хитро спросил он в заключение, — разве я теперь из молдаванина не превратился в казаха?

Между прочим, историк Вильям Похлебкин считал, что Сталина ввела в заблуждение внешность нашего героя: «Ни у кого не повернулся язык поправить Сталина и разъяснить, что Брежнев вовсе не молдаванин. Более того, многие были уверены, что это именно так — густые и черные как смоль брови, холеное, с толстыми щеками лицо. Брежнев был весьма похож на молдаванина или румына».

«Три ночи не спал, закружилась голова…» Стиль работы, сохранившийся еще с 20-х годов, требовал работы на износ, до изнеможения. Это было не прихотью, а необходимостью: ведь власть во времена Ленина и Сталина была сосредоточена «наверху». На практике это означало, что высокому начальнику полагается вникать во все, даже мелкие житейские вопросы. Брежневу (второму, а потом и первому человеку в Казахстане!) приходилось серьезно решать здесь такие, например, вопросы:

— Бочек нет. Огурцы солить не в чем.

— Поросенок нужен, а где купить?

— Телку хорошо бы завести…

Случались и более отчаянные жалобы. Например, в одном месте Брежнева окружили взволнованные женщины:

— У нас нет электричества, нет топлива, керосина тоже нет, не на чем готовить. Да и готовить нечего… Молока нет, манки нет, чем кормить детей?

Леонид Ильич вызвал кого-то из местного начальства. «Он не моргнув глазом заявил, что манки нет всего один день, а у самого глаза бегают, вижу, что лжет…»

Чтобы разобраться и вникнуть во все, Брежневу требовалось постоянно бывать на местах. Он летал по целине на своем служебном самолете АН-2 — «комарике», как его шутливо называли. «Этот воздушный извозчик выматывал основательно», — говорится в воспоминаниях Брежнева. Как-то раз он на один день уступил свой самолет известным артистам, в том числе Любови Орловой и Марине Ладыниной. Актеры хотели выступить перед целинниками. Погода в этот день, как обычно, была ветреная, самолет сильно болтало. Летчик описывал поведение артисток после полета: «Выйдут из машины, полежат немного под крылом, потом выступят и опять — вези! Очень мужественные женщины…». В город актеры вернулись едва живые. Сам же Леонид Ильич совершил на этом самолете за два года 480 полетов. Рассказывал пилот Николай Моисеев: «Мой пассажир ох и крепкий оказался. По пять посадок в день делали. И все пять, подбирая площадку с воздуха. А это у нас в авиации самое трудное. Да и не без риска это… Гляжу, а Леонид Ильич все пишет и болтанки вроде не замечает. Сваливаемся мы на голову директора совхоза буквально с неба, тут уж как есть, тут уж не подготовишься. Леонид Ильич смеется: «Не ждали? Показывайте хозяйство»».

Один раз после таких поездок Брежнев даже угодил в больницу. «Леонид Ильич прямо сказал, — писал М. Жихарев, — что три ночи не спал, все время ездил по целине, стало плохо, закружилась голова, потерял сознание и упал».