Другой Брежнев

Глава 14 «НЕ ЛЮБЛЮ СТОЯТЬ НА МАВЗОЛЕЕ»

«От Красной до Красной площади прошел мой путь». В Курске в 20-е годы молодежь устраивала всевозможные гулянья и «пасхи комсомола» на городской Красной площади. Участвовал в них, конечно, и юный Леонид. А в 1952 году он оказался в центре праздника уже на московской Красной площади — в первый раз поднялся на трибуну Мавзолея. Можно представить себе, что переживал 45-летний Леонид Ильич, попав туда впервые, да еще стоя поблизости от самого Сталина! Еще недавно, на Параде Победы, он с волнением всматривался в эту трибуну, шагая по брусчатке. А теперь сам видел с высоты текущую толпу. «От Красной до Красной площади прошел мой путь», — шутливо говорил Леонид Ильич. Возможно, он намекал и на то, что последний его путь тоже совершится здесь, на Красной площади.

12 апреля 1956 года, когда Леонид Ильич снова взошел на Мавзолей, Сталин уже лежал в Траурном зале гробницы. Всего Брежнев поднимался на трибуну Мавзолея около сотни раз, провел здесь несколько своих «рабочих недель». Он всходил по ступеням гробницы в течение ровно тридцати лет: с 7 ноября 1952 по 7 ноября 1982 года.

Мавзолей мыслился как сердце всей жизни советского общества. С ним связывали важнейшие ритуалы: парады, демонстрации, торжественные похороны. К его гранитному подножию швыряли в 1945 году поверженные знамена вражеских армий. В 60-е годы здесь встречали космонавтов — «космических Колумбов»… И круглосуточно, днем и глухой ночью, каждый час сменялся караул на «посту номер один» у его дверей. Какой же смысл народное сознание вкладывало в это сооружение?

«Могила Ленина — колыбель свободы». Мавзолей — своеобразный «Черный квадрат» архитектуры (не случайно рассказывают, что одним из его авторов был Казимир Малевич). Это склеп, могила, царство вечной смерти. Но — не только. Знаменитый лозунг, который несли на похоронах Ленина, гласил: «Могила Ленина — колыбель свободы всего человечества».

— Могила-колыбель — один из наиболее емких образов карнавала и фольклора. Обычно он выражается словом «земля» («мать — сыра земля»). Понимание этого образа часто сужается до понятия «кормилица, источник жизни». Но земля — не только источник жизни. Земля в буквальном смысле слова — это перегнившие или переваренные тела людей, животных и растений. «Уйти в землю» означает «умереть». Земля мыслится как царство смерти, могила, которая кормит и рождает новую жизнь.

Таков и Мавзолей. Спуститься на 28 ступеней вглубь, пройти через подземный Траурный зал, прикоснуться взглядом к мертвому телу Ильича — означало побывать в загробном царстве и причаститься новой жизни. Все десятилетия, пока над Кремлем развевался красный флаг, к гробнице тянулась огромная очередь людей. Более 70 миллионов человек прошли через этот храм новой веры. Английский журналист Рене Маккол, посетивший Мавзолей в 1954 году, с удивлением отмечал: «Я наблюдал людей, мокнущих под сильнейшим ливнем, развернувших вместо зонтиков экземпляры «Правды» над головами, но тем не менее и не помышляющих покинуть очередь. Я видел их мчащимися наподобие участников 100-метрового кросса, в дикую жару, просто для того, чтобы сомкнуть ряды при повороте от кремлевского сада к холму… После революции храм Василия Блаженного стал музеем, и, когда я бросаю взгляд назад, на вереницу людей позади, на их сосредоточенные и напряженные лица, у меня создается впечатление, что для некоторых из них, а возможно, для большинства этот мавзолей и бренные останки, в нем заключенные, должны заменять собой церкви и соборы дореволюционной эпохи». «Это будет место, — писал в 1924 году Леонид Красин, — которое по своему значению для человечества превзойдет Мекку и Иерусалим».

Конечно, создатели Мавзолея (до марта 1953 года это слово писалось со строчной буквы) и связанных с ним ритуалов не придумали все это в одночасье. Они шли шаг за шагом, можно сказать, на ощупь, повинуясь духовным потребностям и привычкам общества.

«Что же людей-то мучить?» Из Мавзолея, из этого загробного мира, в дни праздничных демонстраций поднимались на трибуну вожди государства. Но трибуна не сразу совместилась с Мавзолеем — на это ушло несколько лет. В 1924 году принимавшие парад стояли еще только на ступенях склепа. Первоначально от дерзкой мысли подняться прямо на гробницу, вероятно, захватывало дух. Затем появились две небольшие низкие трибуны. И лишь в 1944 году на гробнице возникла одна широкая и высокая трибуна.

Какой символический смысл вкладывался в эту традицию? В сказках герой, чтобы родиться заново, приобрести бессмертие и вечную молодость, должен омыться мертвой и живой водой. Иначе говоря, умереть и воскреснуть. Проходя через гробницу, вожди государства переживали не что иное, как символическую смерть. Чтобы затем, поднявшись на трибуну, омыться живой водой, текущей по площади. Именно такой смысл обряда, вольно или невольно, вкладывался в него народным сознанием.

Что такое мертвая вода, в чем ее смысл? Она вносит в мир совершенный порядок, порядок кристалла, символом которого может служить сам Мавзолей. Но это неживой порядок. Кстати говоря, в поэме Твардовского «Теркин на том свете» герою подробно разъясняют это фольклорное значение мертвой воды:

Живая вода — напротив, воплощенный хаос, беспорядок. Ее воплощает свободная праздничная толпа, текущая по площади. (Или живая очередь, ниткой проходящая сквозь Мавзолей.) Этот поток как бы омывает строгий кристалл Мавзолея, растворяет его в себе и соединяется с ним. Смерть и новое рождение — вот что, по замыслу, происходило на Красной площади в дни демонстраций. Правда, к 70-м годам этот первоначальный смысл обряда постепенно стал забываться…

Вершиной этого обряда был момент, когда дети — самые юные участники демонстрации — взбегали по ступеням гробницы наверх. Они вручали стоявшим здесь праздничные букеты цветов и прикалывали им на грудь большие алые банты. Те в ответ дарили коробки самых дорогих и изысканных конфет, сделанных по особому кремлевскому заказу. Часто эти дети бывали наряжены в национальную одежду народов СССР…

Демонстрация на Красной площади была главным ежегодным карнавалом Советской страны. Первоначально в колоннах действительно можно было увидеть многие карнавальные образы — например, огромную свинью в два человеческих роста, гигантскую колбасу, гору шоколада, флакон одеколона, огромную фигуру из консервных банок… В начале 60-х по площади несли макеты спутников, в 1980 году — сотни олимпийских Мишек. Встречались и «страшные» предметы. В конце 30-х годов это были знаменитые «ежовы рукавицы» — их носили, надев на палки. А, например, в Первомай 1964 года по площади двигалось несколько больших панно:

— девочка, закрывшая руками лицо на фоне атомного взрыва;

— женщина с погибшим ребенком на руках;

— руины городских домов…

Все это сопровождал вопрос: «Хотят ли русские войны?»

К 60-м годам главным «карнавальным» украшением Красной площади стали исполинские ракеты с ядерными боеголовками. Их впечатляющее появление венчало ежегодные военные парады. Так, о параде 1 Мая 1967 года «Правда» писала: «На площади ракеты стратегического назначения… — Глобальные!.. — уважительно проносится по трибунам. Замыкая военный парад, движутся гигантские ракеты… Границы дальности полета ракет подобного класса безграничны, мощность ядерных боеголовок — фантастична». Между прочим, глобальные ракеты долгое время оставались именно фантастикой. По площади провозили только их пустые макеты, поскольку самих ракет еще не существовало. Но вероятный противник об этом не догадывался…

К 70-м годам демонстрация на Красной площади окончательно превратилась в тщательно выверенный парадный ритуал. Кажется, ничто не могло изменить его течение. Піава правительства Косыгин остался на трибуне Мавзолея даже тогда, когда в больнице скончалась его жена.

Сам Брежнев признавался: «Не люблю стоять на Мавзолее. Бррр…»

Конечно, возникает вопрос: почему Леониду Ильичу, человеку, очень любившему праздники, не нравилось стоять на Мавзолее? Может быть, ему было не по душе само место — Красная площадь? Нет, не так: он всю жизнь с удовольствием вспоминал свое участие в Параде Победы. Видимо, тогда, в 1945 году, здесь было что-то такое, чего уже недоставало тридцать лет спустя. Можно вспомнить, что Теркин, угодив на тот свет, безуспешно искал там воды напиться, иначе говоря — живой воды. Но ее там не было: даже душ был «безводным». Что-то похожее произошло и с Брежневым — праздничная демонстрация к 70-м годам из «живой воды» превратилась в «безводный душ», утратила черты настоящего карнавала.

А Леонид Ильич, насколько можно судить, ценил именно особое, праздничное настроение, а не соблюдение ритуала во что бы то ни стало. Однажды Первомай выдался холодный, с неба сыпался снег пополам с дождем. «Когда въехали на Кутузовский проспект, — вспоминал В. Медведев, — Леонид Ильич увидел стоящие колонны мокрых, съежившихся людей».

— Что же людей-то мучить, а? — спросил он. — Вон, дети мерзнут, мокрые, с зонтиками… — И спросил у соратников: — Что это, сегодня — обязательно?

— Нет, нет, — согласились те.

По предложению Брежнева демонстрацию в этот день отменили.

«Какой-то дурак тут выдумал закрыть ГУМ». Некоторые в высшем руководстве считали, что церемонии на Красной площади надо сделать, напротив, еще более серьезными, возвышенными, священными. При Брежневе, например, на Красной площади разрешалось курить — когда же его не стало, здесь появились строгие таблички с изображением перечеркнутой сигареты и надписью: «На Красной площади не курят»…

Не раз возникала и мысль о том, чтобы прекратить торговлю в здании ГУМа, по соседству со святынями. Бывший управделами правительства Михаил Смиртюков вспоминал: «Как-то, помню, Брежнев ушел в отпуск… Суслов через Политбюро, не просто так, проводит решение о закрытии торговли в ГУМе и передаче здания под выставочный зал. Мол, негоже рядом с Мавзолеем торжище устраивать… Брежневу мгновенно доложили. Когда тот вернулся из отпуска, перед первым же заседанием Политбюро сказал: «Вы слышали? Какой-то дурак тут выдумал закрыть ГУМ. И открыть там какую-то кунсткамеру».

Расселись. Он спрашивает: «Ну что, вопрос по ГУМу решен?» Все, в том числе и Суслов, закивали головами. Проблему без обсуждения закрыли раз и навсегда».

Горячее вино на Мавзолее. Советские граждане 70-х годов были бы немало удивлены и даже шокированы, если бы узнали, что стоящие на гробнице пьют вино. И тем не менее это было именно так. В. Медведев писал: «Если прохладно, то уже часам к одиннадцати появляются два официанта с термосами и набором хрустящих белоснежных пластмассовых стаканчиков (если не холодно, приходят чуть позже). В термосах — горячее вино с какими-то вкусными добавками. Ширина прохода на Мавзолее метра полтора, не меньше. Когда позади вождей проходят официанты или охрана, с площади не видно. От стены Мавзолея идут два выступа, которые служат столиками, выбиты ниши, они покрыты деревом и обшиты сверху материалом — удобные сиденья. Всего шаг назад — Леонид Ильич садится за стол, выпивает, отдыхает и возвращается в строй. Точно так же после него пригубляют, согреваются остальные. Исчезновение их на краткое время незаметно ни тысячам людей с площади, ни тем более телезрителям».

По соседству с гробницей располагался незаметный вход в буфет, куда также время от времени отлучались те, кто стоял на трибуне. Садились за стол, выпивали там рюмку-другую…

В действительности, конечно, это подогретое вино на трибуне склепа как нельзя точно отвечало первоначальному карнавальному духу празднества. Но в 60-е годы сам этот дух уже казался чем-то неправильным, с ним боролись. В архивах сохранилось довольно характерное письмо на имя Брежнева, отправленное в 1965 году. Член партии Ронский писал: «Прошу о следующем:

1). Всем, невзирая на лица, строго и навсегда запретить курение на трибуне Мавзолея В.И. Ленина…

2). Убрать с трибуны Мавзолея буфет. Если некоторые товарищи не в состоянии прожить 2–3 часа без курения и жевания — установить для них этот буфет вне трибун Мавзолея (чтобы его и видно не было). Нельзя забывать, что в такие часы к Мавзолею прикованы взоры миллионов людей (экраны телевизоров)… Как пример своеобразной демонстрации неуважения можно отметить, что даже во время выступления Первого секретаря ЦК КПСС (на митинге 23.Ш.65 г.) некоторые товарищи продолжали пить, жевать, курить буквально за его спиной».

«Вы все в шляпах, а я — в шапке!» Даже в мелочах ритуалы, связанные с Мавзолеем, становились все более отточенными и строгими. На похоронах Сталина, например, его соратники стояли на Мавзолее в самых разнокалиберных головных уборах — меховых шапках, кепках, Берия — в огромной широкополой шляпе. В 70-е годы даже такого разнобоя старались избежать. В. Медведев описывал характерную для этого времени сценку:

«Брежнев оглядывает всех:

— О-о, вы все в шляпах, а я — в шапке!

— Правильно, правильно, Леонид Ильич, на трибуне холодно, ветер.

— Но вы-то в шляпах, а я — в шапке.

— И мы, и мы, Леонид Ильич, будем в шапках.

Я уже вижу, наши ребята, охрана — все держат шапки за спинами. Мгновение — и у всех на головах шапки, как в волшебном кино».

После войны трибуна Мавзолея стала эпицентром «шляпной революции». В 1945 году здесь еще господствовали военные фуражки, а среди гражданских головных уборов — кепки. Но 1 Мая 1946 года участники праздничной демонстрации, а затем и вся страна были глубоко поражены, когда увидели, что соратники Сталина вдруг выстроились на Мавзолее в шляпах. Ведь до сих пор слово «шляпа» служило насмешливой кличкой интеллигентов. Примерно тогда же советские руководители переоделись из военных френчей в мировую «униформу» элиты — английский костюм. Правда, сам Сталин, будучи на особом положении, такого костюма не надевал, продолжал носить френч или военную форму. Но даже покойного Ленина в Мавзолее в 40-е годы переодели из френча защитного цвета в английский костюм, повязали ему галстук в белый горошек…

По фотографиям 40-х годов можно проследить, как «шляпная революция» докатилась до тех мест, где работал Леонид Ильич. На запорожских снимках он неизменно в кепке и костюме-тройке, его окружает иногда десяток человек, и все — в кепках или фуражках. Вот они, по-прежнему в кепках, встречают какого-то важного гостя из Москвы. А он неожиданно оказывается в шляпе и выглядит среди них «белой вороной». Этот столичный гость явно в центре внимания, на него обращены все взгляды. А вскоре, уже на днепропетровских снимках 1949 года, на голове Леонида Ильича тоже появляется шляпа…

Но в 40-е годы фетровая шляпа соответствовала мировой моде, а позднее стала выглядеть старомодно. В. Суходрев, покупавший в Америке эти знаменитые шляпы, писал: «Люди старшего поколения, наверное, помнят, как наши руководители обожали носить шляпы. Они буквально не выходили из дома без этого головного убора… Впрочем, и на Западе, в том числе в США, такое было, но — в 30—40-х годах. Достаточно вспомнить любой американский гангстерский фильм о том времени… Поэтому пришлось… немало побегать, прежде чем я нашел на Мэдисон-авеню небольшой магазин мужских головных уборов фирмы «Стетсон». Были там и шляпы типа «хом-бург» — фетровые, с высокой тульей, с загнутыми по окружности и обшитыми шелковой тесьмой полями. Когда-то шляпы «хомбург» были в моде, и весь деловой Нью-Йорк щеголял в них, потом мода прошла, что, естественно, «наших» не коснулось».

Покупкой шляп руководил Андрей Громыко, каждый год приезжавший в Нью-Йорк на заседание ООН. Свой ежегодный поход за шляпами на Мэдисон-авеню В. Сухо-древ описывал так: «В магазине были шляпы всех цветов и оттенков — от черного до светло-голубого. Громыко же требовал шляпы исключительно мышино-серого цвета, и никаких иных… Иногда приходилось по нескольку раз ездить в этот магазин, чтобы подобрать шляпу более подходящего оттенка, снова привозить и показывать. И наконец, когда я получал высочайшее окончательное благословение, в последний раз отвозил их в магазин, где золотым тиснением ставили инициалы будущих владельцев — АДГ, ЛИВ, ЮВА, НВП, а в последние годы и КУЧ».