Экземпляр номер тринадцать

Глава 26

— Тварь! Сволочь! Инквизитор! — стонала я, с силой прижимая к своим ушам лежащую на голове подушку и самоотверженно стучась дурной башкой о матрац — Ненавижу! Тьма великая, как ненавижу… Прокляну! На самую грязную смерть прокляну!

И снова полный беспомощной боли стон и сильный удар головой.

— Ай! Да вашу-ж… — не сдержала я брызнувшие слезы, когда в очередной раз просто не рассчитала амплитуду удара и приложилась многострадальным лбом о деревянную спинку кровать — Гад! Урод! Я отомщу! Жестоко отомщу!

Но кому тут отомстишь, если я сама башкой о кровать-то ударилась? Понятно, что так филигранно и бессовестно складывать вину на других я, пока еще, не умею. Убедить себя в том, что это вир Мигре в моем шишаке виноват, увы, не получится. А, значит, проклятие тоже слабоватым выйдет. Потому как не от всего сердца, можно сказать. Саму себя-то не обманешь. Как бы я не бесилась, в глубине души прекрасно понимала, что сама виновата. А саму себя, опять же, не проклянешь… Хотя нет, наоборот. Саму себя проклясть вообще легче простого. Но не хотелось бы. Хоть и виноватая, а родная.

Короче, приходилось признать, что вина не только на нем. Точнее, в основном, само собой, на нем. Но и на мне есть немного. Самую малость. Четверть. Нет, одна десятая… Но ведь есть, блин! Есть!

И от этого мне становилось особенно грустно.

И вот если бы речь шла только о наливающемся над бровью синяке…

— Гы-гы-гыыыы… — жалобно протянула мне с пола вездесущая жижа Матильда и с затаенной надеждой подсунула под сопливый нос очередную бульварную книжонку с совершенно неприлично полураздетой красоткой — Гыыы!

— Ты! — закипела я, в раз засверкав глазами — Ты! Да ты… не могла раньше прийти, а?! Предательница! Как, говоришь? Элисбет? Три раза ха! Никаких Эльс-би-бетов не было и не будет в этом доме! Чтобы Айл — би-беком быть надо заслужить сперва! Например, раз уж решила в самый ответственный момент кому-то на лицо упасть, то… то… падала бы заранее! Вот! А теперь… Матильда ты, ясно?! Была Матильдой ей и помрешь.

Каша обиженно повесила условную голову и, робко стянув с кровати злополучную книгу, трепетно прижала ее к маслянистому туловищу.

— Гыыы… — робко протянула она, с тоской глядя на мое сердитое лицо.

— Нет, я сказала! — чувствуя, что теряю твёрдость и начинаю чувствовать совершенно неуместную жалость и абсолютно нетипичную для себя вину, рявкнула я — Надо было вовремя шлепаться. Да! Особенно, если в душе ты эта… как ее… Алексбет! Вот.

Глядя, как обиженная в лучших чувствах каша уныло ползет к дверям, волоча за собой перепачканную засаленную книжку, я прикрыла глаза и вновь застонала.

Вот только, как оказалось, даже такой малости как прикрытые глаза и проявления отчаяния я теперь была лишена! Ведь стоило ресницам создать темноту, а ушам услышать мой собственный стон, как память тут же услужливо подсовывала мне все ужасы произошедшего!

… Деймон приник к моим губам, не дав мне возможности ни подумать, ни оттолкнуть его, ни увильнуть от неожиданного вторжения.

Я на мгновение замерла, пораженная его неоспоримой наглостью и шквалом обрушившихся на меня ощущений. Но едва я только собралась с мыслями и решила отпихнуть нахала, как вир дерзко распахнул свои колдовские глаза и прямо в меня ударил нестерпимый, яркий белый свет. А мне в рот его уверенный и совершенно непростительно умелый язык. Охнув, я инстинктивно зажмурилась и покрепче ухватилась за стальные плечи захватчика, потрясенная напором. А потом… вместе с темнотой на меня обрушилась такая совершенно ошеломительная нега, что я опешила, машинально замирая в крепких объятиях.

Дыхание перехватило. В животе, вдруг, откуда-то появилась и заметалась целая стая испуганно взметнувшихся бабочек. Не отдавая себе отчета в происходящем, я схватила инквизитора за плечи, и вместе с этим где-то, глубоко в моем горле зародился первый, едва слышный стон.

Краем сознания я отметила, как подняла руки и запустила пальцы в его волосы, с силой прижимая к себе мужскую голову и сторицей возвращая дерзкие, без спросу краденные поцелуи. Сумасшествие, но его вкус и запах опьяняли, не хуже моего самого сильного зелья — «Последнего вздоха». Если бы я не была столь твердо уверенна в том, что его рецепт известен мне одной ( и, кстати, до сих пор так и не записан в семейный Гримуар! Опять моя дырявая память! Все время забываю внести рецепт в книгу!), то я бы решила, что меня подло опоили моим же гениальным изобретением. Все симптомы были на лицо! Кожа горела, словно давно удерживаемое внутри желание, наконец, высвободилось и хлынуло наружу неудержимой волной. Я будто не могла насытиться поцелуем, поелику это был последний глоток кислорода. Судорожно хватаясь за истерзанные моими же ногтями мужские плечи и буквально вгрызаясь в твердые губы, задыхаясь от нехватки воздуха, я стремилась стать ближе, в попытках догнать упрямо ускользающее от меня ощущение исключительного насыщения. Я извивалась и стонала, сгорая от непонятного чувства. Казалось, будто мне страстно хотелось, чтобы он, наконец, содрал с меня все лишнее. Все, что стояло преградой между моей пылающей кожей и возможностью прижаться к горячему телу, придавившему меня к матрасу своей тяжестью. Абсолютно все! Возможно, даже саму эту кожу…

Мужчина, зависший надо мной олицетворением страсти, не уступал напором. Казалось, его будоражил мой пылкий отклик, столь непохожий на мое обычное (хочется надеяться) строгое самообладание…

Самообладание! В моей голове запоздало, но хотя бы вполне отчетливо прозвучал сигнал тревоги. С трудом сосредоточившись на этой единственной здравой мысли, неожиданно посетившей-таки мою дурную голову, я с трудом разлепила тяжелые веки и с не меньшим героизмом оторвалась от горячих, требовательных губ.

– По-моему, ты забываешься — совершенно не впечатлившим даже меня саму едва слышным сиплым шепотом произнесла я, при этом буквально пожирая голодным взглядом зависшее надо мной лицо.

Лицо сперва, было, замерло в пугающем напряжении. А потом правая бровь чуть дернулась вверх ответом на мой неуверенный тихий шёпот и твердую линию губ скривила едва заметная, но раздражающе понимающая усмешка. Лед покинул замерший взгляд так же быстро, как перед этим сковал его. Манящий рот стал медленно опускаться к моим приоткрытым губам снова. Сильные пальцы ласково зарылись в мои растрепанные кудри и слегка оттянули голову назад.

— Нет же! — воскликнула я, перепуганная не столько мужским напором ( сталкивалась и с не меньшим, если уж честно), сколько собственным желанием в кой это веки плюнуть на все и расслабиться, получая уже вполне себе гарантированное удовольствие. Я прижала к его пылающим губам свои дрожащие пальцы — Нет… я… не хочу. Я… Я…

— Ты…. — жарко прошептал он и прикусил мизинец острыми зубами, одновременно совершенно порочно проходясь по нему горячим языком — Ты…

Я сдавленно ахнула, тут же отрывая руку от его рта. И инквизиторский нос в то же мгновение прижался к ложбинке за моим ухом, с упоением втягивая в себя мой запах:

— Только ты, Делия — простонал мне в ухо маг, чувствительно прикусывая нежную кожу и проходясь влажным языком уже по шее — Всегда ты…

И все слова безропотно потонули, проглоченные моим же судорожно дернувшимся горлом. Вместе с пониманием того, что по обнаженному бедру вверх ползет обжигающе горячая ладонь, уверенно ласкающая пальцами нежную, ставшую чрезмерно чувствительной кожу. И тут же провокационно очерчивающая ими кромку моего нижнего белья, отодвигая ее в сторону…

Да о каких словах вообще уже могла идти речь! Потонули тогда не только слова.

Геройски пошла ко дну и моя хваленая сдержанность, дружески обнимая мою же воспетую опытность и непоколебимость. Где-то, рядом с ними, захлебнулась пузырями благоразумность. А мимо нее проплыл вздувшийся утопленником труп умения все держать под контролем…

…. Я снова в бессильной злобе застонала, вспоминая, как дрожали мои пальцы, пока я, сгорая от страсти пыталась содрать с мужского тела тонкую батистовую сорочку. Его хриплый, тяжелый вздох и тихое:

— Не торопись… тише…

А я не могла не торопиться! От нетерпения меня трясло, будто в лихорадке. Мне нестерпимо не хватало его рук, губ, стонов. Тех стонов, которые так сладко вторили моим, едва его рука с треском сорвала этот страшно мешающий нам обоим клочок проклятого шелка. Оглушающих стонов и снова поцелуев, в которых снова сливались губы. Жадных, пылких и бесстыдных. От которых низ живота опалило, будто вылитым на него кипящим маслом. От которых в глубине груди зародился громкий, хриплый вскрик.

Он тугим комком подкрался к горлу, растекся по нему горьким вкусом горячего шоколада и, вдруг, подобно цунами, рванулся наружу громким, протяжным…

— Гыыыыы….Гы-гы…. Гыыыыы….

Сначала мне стало стыдно. Кровь бросилась в лицо и я в ужасе прикусила губу. К несчастью свою. Потому что это нечленораздельное «Гыыы…» услышала не только я. Инквизитор на мгновение замер, а потом медленно отлип от моего рта и поднял голову. С каким выражением на лице он это сделал, сказать могу. Поскольку все еще находясь в ужасе от произошедшего, глаз я так и не открыла. Наоборот, зажмурилась со всей силы, молясь Тьме, Гекате и Истиной магии, чтобы этот звук (а я в тот момент была уверена, что именно я его и произвела. Вопрос только каким именно органом… И с какими целями организма) нас время отвлечет нависающего сверху мужчину и я успею упасть на пол и отползти в самый темный угол. Где качественно буду страдать от стыда, пока у меня запасы экземплярских лет жизни не закончатся. До конца времен.

— Делия? — с явно проскальзывающим в голосе смешком шепнул вир и тихонько подул на мои ресницы — Все хорошо?

— Нет — буркнула я, внезапно осознавая, что не в одном этот чертовом «Гыыы» и дело-то!

Я лежала в кровати с мужчиной. Если уж совсем не щадить себя, то не просто «с». А «под»! Радует, что в одежде. Смущает, что лишь частично. Да. Потому что лиф платья в районе талии, подол в той же локации, и ставшие излишне дорогой шелковой тряпкой панталоны, висящие на спинке кровати ( да-да, глаза я, все-таки, приоткрыла. Но лишь затем, чтобы покраснеть с ярко алого, до насыщенно пунцового. Вот такой я, мать мою, эстет-колорист…) прямо громко намекали, что просто наличие предметов гардероба в целом еще никого не делали одетым.

Тьма великая, да что со мной происходит?! Как? Как я вас спрашиваю такое могло произойти со мной? В двадцать пять-то с лишним лет, с двенадцатью счастливыми браками за спиной… Опустим, что счастливыми эти браки были только для меня, конечно. Но все-таки опыт! И тут такое…

Я замотала головой и застонала со всей силы.

— Открой глаза — тихо и нежно проговорил Дей — Пожалуйста.

— Нет — мрачно обронила я, пытаясь вывинтиться из-под придавившего меня тела — Я не хочу…

— Мне жаль тебя пугать, милая, но то, как ты сейчас двигается наводит на координально противоположное — хмыкнул маг — Так что замри. И давай поговорим. Сбежать я тебе все равно не дам.

Я послушно застыла, оценивая прозвучавшую угрозу. А затем, с обреченным вздохом, медленно открыла глаза, встречаясь взглядом с тотчас начинающими светиться серыми очами инквизитора.

— Ты испугалась? — мягко спросил он, прижимаясь своим лбом к моему.

— Чушь — буркнула я — Я никого не боюсь.

— Врушка — с улыбкой пожурили меня и вскользь прикусили мне ушко — Меня? Или себя?

— Ай! — возмутилась я, пытаясь отодвинуться от кусачего инквизитора — Я не испугалась, говорю же!

— Что тогда? — мягко уточнил он, снова поднимая голову и внимательно глядя на меня.

— Просто это… Я не знаю, что на меня нашло! Ты… Вы… Вы мне даже не нравитесь!

— Боюсь даже представить, какой шквал твоей страсти меня ждет, когда ты в меня влюбишься — покачал головой мужчина.

— Я?! — ахнула в ответ и уже открыла было рот, чтобы выдать все, что я думаю и об этом в крайней степени нелепом предположении (и о самом вире в частности), как вместе с моим яростным вдохом комнату снова огласило тягучее «Гыыыы».

Мы с инквизитором замерли, обескураженно взирая друг на друга.

Сперва я, было, по привычке покраснела. А секунду спустя вдруг поняла, что звук-то точно издала не я!

Он шел откуда-то сверху.

А сверху был инквизитор.

Я возмущенно свела брови и обвинительно вздернула бровь.

Маг, сперва, сделал невинно-непонимающую физиономию. Но меня было не пронять.

Выражение моего лица быстро и профессионально сменилось с виноватого на насмешливо понимающее. А вот вир наоборот, внезапно покраснел и кашлянул:

— Какой странный звук — неловко проговорил он.

— Угу — безжалостно улыбнулась я, уже вполне уверенно отталкивая с себя смущенного мужчину и почти успешно натягивая на грудь остатки лифа — Кстати, у меня есть чудное зелье от… подобных звуков. Заодно оно, кстати, глистогонное.

— Значит глистогонное? — прищурился на меня маг, нависая надо мной — Очень по-взрослому, Делия. Устраивать буффонаду, чтобы уйти от разговора.

— Разве я ее устроила? — хлопнула ресницами я, пытаясь приподняться на локтях — Да ни разу! Вас подвел ваш же организм, а виновата, значит, я? Очень по-взрослому, вир Мигре, делать виноватым во всех собственных проблемах беззащитных окружающих!

И в этот момент на голову виру упала книга.

— Пссс — проглотил что-то не особо цензурное мужчина, с обидой глядя на меня — Что за ведьмовская привычка, при отсутствии достойных аргументов сразу что-то кидать в оппонента? То проклятие, то заклинание, то…. книгу.

И травмированный маг схватил предмет в руку, показательно демонстрируя мне улику:

— И чем же… что это? Ах, даже так?! — задохнулся необоснованными обвинениями инквизитор, вчитавшись в обложку — «Его бесславный конец», да? Ну, знаете….

— Что? — обиделась я — Это вообще не я!

— То есть, по-вашему, это я? В смысле, обо мне?!

— Я понятия не имею, что вы себе о себе придумали, но я к тому, какие книги падают Вам на голову никакого отношения не имею! Может это вообще Ваша?

— Как минимум, это было бы странно, если бы в Вашей спальне, на Вашей кровати мне в голову прилетали мои книги — огрызнулся инквизитор — Тем более такие!

И он брезгливо тряхнул перед моим носом обложкой, на которой в весьма неприличной позе расползлась по бумаге полуголая красавица. Красавица была черноволоса. Подол ее платья свалялся где-то в области талии. Там же, где обосновался приспущенный лиф наряда. А возле откинутой в экстазе головки валялись смутно знакомые кусочки шелка, намекая на легкое дежавю.

— Ах так?! — задохнулась я возмущением, вперемешку с очередной раз накрывшим меня стыдом — И теперь ты это мне в лицо, да?

— Это? — недоуменно нахмурил брови Деймон, вглядываясь в обложку — О! Аааа... По себе судим, да? Если бы я хотел чем-то тыкнуть тебе в лицо, то, уж поверь, выбрал бы кое-что другое.

— Что например? — скептично хохотнула я, бесстрашно поднимая кверху нос — Уж не «бесславный конец» ли?

— Ах ты… — зашипел на меня инквизитор и…

И тут мне на лицо шлепнулось что-то теплое, тягуче и пахнущее маслом и крупой.

Я ошеломленно замерла, лишь чудом удержав себя от возмущенного раскрытия рта. Лицо медленно обволакивало жижеобразной субстанцией, которая при сползании неприятно скребла по щекам противными комочками.

— Это не я — сипло и сдавленно сообщил голос мага, звучащий глухо и жалко, сквозь толщу… каши.

— Гыыыы — жалобно подтвердила с моего лица Матильда и, зачем-то, сильнее заелозила непроваренным зерном по моему носу — Гыыы-гы…

И вот тут я взорвалась.