Еретик.

10. "Старое седло"

А в "седле" оказалось не так уж и плохо. Тот лаз, который открыли Кайс и Вершок, вёл наверх, в просторную тёплую пещеру. Несколько небольших расщелин в горе выполняли функцию окон, сквозь которые в убежище проникал свет. Рассмотреть в них хоть что-то интересное, кроме неба, было невозможно, но этого тогда и не требовалось. Почему? Да потому, что сутки к ряду мы отсыпались. Кстати, тут уже до нас были организованы спальные места в виде дощатых настилов. Был небольшой стол, а так же огороженное камнем место для очага, над которым в потолке находилась ровная, почти круглая дыра. Я спрашивал своих спутников, как появилось это отверстие, а ещё интересовался, кто и когда притащил сюда доски, но ответов на эти вопросы у них не было. Всё это было тут ещё до того, как они посетили это место впервые. Спрашивать об этом тех, кто показал им это убежище, ни Кайс, ни Вершок не считали нужным, принимая все блага как должное. В "старом седле" мы провели чуть более суток, и большую часть времени просто спали. Не было ни разговоров, ни расспросов — только сон, прерываемый коротким бодрствованием. В середине следующего дня, да, скорее всего, это было обеденное время, я проснулся от того, что пещера наполнилась приятным ароматом мясной похлёбки, которую Зиган готовил на костре.

— Голодный? — спросил меня Вершок, пробуя своё варево на предмет готовности.

— Ну, да.

— Подползай, и миску захвати, — пригласил он меня к столу, на котором уже стояла початая бутылка пойла.

— А это откуда? — поинтересовался я, щелкнув пальцем по стеклянной таре.

— Оттуда, — загадочно произнёс маг, и принялся раскладывать похлёбку по мискам. — Или что, ты думал, я на сухую отдыхать буду? Трезвым я бы свихнулся тут сутки сидеть.

— А как назад пойдешь? Сорвёшься же?

— Я ж не собираюсь ужраться, — с улыбкой на лице ответил Зиган. — Так, тяну по чуть-чуть. Ты ешь, а-то остынет.

Несколько минут спустя, когда наши миски опустели на половину, Вершок завёл неожиданный для меня разговор, который больше походил на чрезмерно откровенную исповедь.

— Знаешь, а ты прав. Я действительно бессердечный. Мне ж теперь нет дела до того, кого убивать. Старик, девка, жалкий калека, да хоть ребёнок — плевать я хотел на их жизни, если они мешают моим планам. Нет во мне сердца, по крайней мере, в том смысле, что ты вкладывал в свои слова.

— В каждом человеке есть… — начал было я, но в грубой форме был прерван собеседником.

— Не перебивай. — Рыкнул он, и отхлебнул из горла. — Сердце в моей груди есть, и иногда оно даже колотится, а порой и покалывает, особенно когда с этой поганой отравой переберу… Сдохло у меня всё внутри, и уже давно, а чтобы совсем на живого мертвеца не походить, и хоть как-то себя человеком чувствовать, я пью. Да, пью я много, но ту пустоту, что во мне, ничем больше не заполнить.

— Если ты говоришь об этом, значит ты всё ещё живой, ведь ты чувствуешь боль…

— Да что ты знаешь о боли?! — прикрикнул он на меня, на секунду побагровев лицом. — Ничего ты о ней не знаешь, ничего.

Он снова приложился к бутылке, и на этот раз сделал несколько больших глотков, после чего заел всё остатками похлёбки, часть из которой осталась на его щетине.

— Нам ещё долго быть вместе, и я не хочу, чтобы ты думал обо мне, как о животном. Я расскажу тебе историю своей "смерти", и если ты поймёшь меня, то идти дальше нам будет намного легче.

— Ну, давай, попробуй, — как-то нагло, чего от себя совсем не ожидал, сказал я ему на это.

— Я не всегда умел то, что умею. Всему, что ты видел или увидишь — меня научил Магистр и его лучшие колдуны. До встречи с ним я был простым деревенским знахарем. Лечил коз, кобыл и прочую домашнюю скотину. Да, не всегда одними лишь травами и отварами, но там, где я жил, Церковь и инквизиторы частенько, а порой и вовсе, закрывали на это глаза. В один год был сильный мор, и половина деревни сдохла от хвори или лежала в ожидании своего часа. Меня просили, умоляли помочь людям, но я не делал этого. Почему? Да потому, что нельзя. Скотину — пожалуйста, лечи, сколько влезет, а к человеку с магией не смей прикасаться. Это первое правило всех знахарей, за нарушение которого тебя ждёт неминуемая кара… Златан — мой седьмой сын, — он заболел первым. Затем дочь — Ола, а следом Ханук — первенец. Тут-то я и преступил закон. А разве кто-нибудь поступил бы иначе? Кто смог бы смотреть на то, как трое из восьми твоих детей мучительно и очень медленно умирают? Какой отец сможет смотреть в глаза своим полуживым детям, и ничего не делать?.. А еще, я знал, что после них настанет черёд остальных. Знал, поэтому и помог им. Никто ничего не узнал, по крайней мере, я так думал. Прошла троица, и в один из дней, ещё до рассвета, я ушёл в лес — травы для снадобий собирать… Знаешь, что я увидел, когда вернулся домой? Перед моим домом дуб рос. Большой такой, мощный, ветвистый. На ветках этого дуба, подвешенные за ноги, висели обезглавленные жена и все восемь моих детей, а рядом стояли три ублюдка в красных мундирах…

Да уж, к таким откровениям я не был готов. Всё это, конечно, проливало свет на корень ненависти Вершка к инквизиторам, но совершенно не оправдывало его как безжалостного убийцу. Как по мне, такое потрясение должно было наоборот, вселить в его сердце милосердие к невинным людям, но никак не толкать на бессмысленные убийства, наполненные жестокостью и цинизмом. Немного осмыслив сказанное Зиганом, я внутренне посочувствовал его трагедии, и задал несколько неуместный вопрос:

— Как ты смог выжить?

— Я же говорил тебе, что я умер в тот день, — проворчал Вершок, не поднимая на меня взгляд.

— Хватит собирать чушь, — услышал я голос Кайса, который успел подняться и подойти к столу, хотя я этого и не заметил. — Он сбежал оттуда, как последний трус.

— Сбежал?!!! — вопрошающе заорал Зиган, и вскочил с лавки. Секундная игра в гляделки с Кайсом, и Вершок продолжил уде спокойнее. — Сбежал. Да, я сбежал. Тогда я был трус…

На какое-то время в пещере воцарилось тишина, которую разбавляло лишь чавканье Кайса, жадно уплетающего похлёбку. За это время Вершок допил алкогольное "забвение" и ушёл спать.

— Он про пуговицы не успел рассказать, — нарушил Крысолов молчание. — Сейчас у него четыре, а всего он должен собрать десять штук.

— Зачем?

— Он сыну обещал — Златану. Нет, не живому. Обещание Зиган дал спустя несколько лет после гибели семьи, на их могиле. После того, как он сбежал, ему повстречался Даст Окаянный — один из лучших магов Магистрата. Именно он и увидел в Вершке потенциал. Даст привёл его к Магистру, где наш друг и обучился тому, что умеет сейчас. Потом, спустя несколько лет, Зиган вернулся в свою деревню, но той уже не было и в помине. Тот мор, о котором он говорил, отправил почти всех к богам, хотя, скорее всего они отправились к бесам. Те, кто выжил, покинули это то гиблое место, и многих из таких выживших Вершок потом нашёл и убил.

— Зачем? — недопонял я смысла этих смертей.

— Кто-то же выдал его деяния инквизиторам. Так почему это не могли сделать бывшие соседи? Ну, да ладно, не об этом речь. Новых способностей Вершку хватило, чтобы отыскать место, где были закопаны его жена и дети. Там-то он и вспомнил о своём младшеньком. Любил Златан с костяными пуговичками играть. За день до расправы, он уронил кулёчек с пуговицами в колодец и сильно горевал по этому поводу. Зиган пообещал ему на следующий день найти замену, но, как ты уже знаешь, обещаниям не суждено было исполниться… Там, на общей могиле своей семьи, Вершок и пообещал сыну, что принесёт ему десять самых красивых, золотых пуговиц, которые срежет с мундиров мёртвых инквизиторов.

— А почему десять?

— Одна пуговица — один член семьи, — пояснил Кайс. — А десятая за его собственную смерть, ведь как он тебе сказал: "в тот день я умер". Его слова, конечно же, образные, но смысла не меняют: десять инквизиторов — десять золотых пуговиц.

— Он не пробовал найти именно тех инквизиторов, кто убил его семью? — поинтересовался я.

— Пробовал, но из этой затеи ничего хорошего не вышло. Вершок разгромил пару церквей, убил двоих инквизиторов, и Магистру пришлось срочно прятать его от гнева Триединства. Именно из-за этого ему пришлось пять лет скрываться на другом континенте.

— В Аренах? — уточнил я.

— В Аренах, — подтвердил Кайс мою догадку.

После сытного обеда и ужасающих историй из прошлой жизни Вершка, мы снова улеглись на лежанки, но сон не шёл. В голове роились образы, представали картинки расправы над семьёй мага, мелькали золотые пуговицы, которые под истеричный смех утопали в безумных глазах Зигана.

— Это очень жестокий Мир, и я буду очень рад, когда твой Магистр отправит меня обратно, — сказал я Кайсу, будучи твёрдо уверен в том, что тот не спит. — Такого не должно происходить нигде. Никто не должен умирать за желание вылечить своих близких. Мне до глубины души жалко его семью. Жалко детей, жену…

— Зря ты так, — усмехнулся Крысолов. — Зря жалеешь его ненаглядную женушку. Знал бы ты её, не говорил бы так.

— Как ты можешь так говорить? — возмущенно спросил я Кайса, который в тот момент стал мне противен.

— Да так и могу. Знаком я с её родственниками, и скажу тебе, что это те ещё твари, а она от них мало чем отличалась.

— Ну, и ублюдок же ты, раз так говоришь — заявил я ему.

— Ну, какой есть, — довольный собой, ответил Кайс.

— Может, расскажешь свою историю, о том, что привело тебя к Магистру, а мы с Зиганом посмеёмся?

— Вершок её знает, а тебе про это расскажу позже — как только мы пересечём границу Магистрата. И уж поверь мне, тебе будет совсем не до смеха.

— Ага, расплачусь и брошусь утешать тебя, — пренебрежительно произнёс я.

— Плакать ты не будешь, но удивишься очень сильно, — самоуверенно заявил Кайс, чем окончательно убил во мне желание разговаривать с ним.

Немного отлежавшись после обеда, Кайс распорядился собрать вещи и отправляться в обратный путь. Хоть мы проходили по тропе в расщелине сутками ранее, я совершенно не узнавал это место. Если тогда мой уставший мозг рисовал серые картины увиденного, то теперь я воспринимал тропу по-другому. Мрачная серость скал разбавлялась цветными жилами неизвестных мне пород. Изумрудные, лоснящиеся приятным блеском чёрные, пурпурно-белые, а порой и золотые — эти жилы хаотично расползались по стенам, и превращали внутренне убранство расщелины в настоящую сокровищницу. Погрузившись в лицезрение этой красотой, я не сразу понял, что стою возле небольшого углубления в стене, а Кайс держит меня за рукав, не давая идти дальше. В углублении, словно в круто наклонённом желобе журчала вода, быстро стекая вниз, после чего исчезала в неком подобии слива — небольших естественных отверстиях в каменном полу.

— Зачем ты меня держишь? — поинтересовался я у Крысолова.

— За последние дни ты сильно испачкался, и тебе нужно помыться, — пояснил мне Кайс причину нашей остановки. — Если мы, а особенно Вершок, привычны к грязи на теле, то таким как ты, это смертельно опасно. Ссадины, раздражения, царапины, натёртости — всё это первый шаг к кожным болезням, которые свалят тебя быстрее удара меча… Раздевайся и мойся.

Логика в его словах была, да еще какая! Последний раз я мылся пять дней назад, в момент посещения мастерской Карика, и признаться честно, пару крайних дней я только и делал, что чесался! Но вот принимать душ под холодной горной водой я желанием не горел — неприятно, да и заболеть я мог. Мне бы ванну горячую. Кайс увидел эти сомнения в моих глазах и поспешил успокоить:

— Глотнёшь эликсира, и никакая зимняя хворь тебя не проймёт.

— Тогда и от кожных болезней можно будет какой-нибудь эликсир использовать, — предположил я, скидывая с себя поклажу и плащ.

— Можно, но у нас его нет, а чтобы приготовить такой, потребуется использовать магию, — пояснил Вершок, который прошёл чуть дальше по тропе, чтобы не смущать меня своим присутствием — чёртов алкаш, а чувство такта имеется. — За приготовлением нас и могут засечь инквизиторы.

— Всё, закончили разговоры, — приказал Кайс. — Мойся, стирай исподнее, и идём.

Дорога через заваленную камнями равнину, до того места, где мы взбирались по скале от вентиляционной шахты, показалась мне бесконечной. Десятки раз я падал, чувствительно ударяясь коленями, выкрикивая при этом громогласные проклятья в адрес неустойчивых валунов! И как я шёл тут вчера?!!! Как я шёл и не падал?!!!

Спуск на балкон-выступ, прошёл очень спокойно, хотя, после этих долбаных камней, я ожидал всего, что угодно. Хотя, если говорить о том спуске более подробно, ничего со мной и не могло произойти, ведь Кайс обвязал меня верёвкой, и страховал всё время, пока я не очутился на устойчивой поверхности. А вот дальше случилось то, что сделало леденящий тело душ бессмысленным. Тоннель сквозь гору, ближе к дальнему от нас выходу, был завален камнями. Всё время, пока мы расчищали дорогу, Вершок сыпал ужасающие проклятия в адрес своих кровных врагов — инквизиторов. К тому времени, как путь был свободен для прохода, начало темнеть, что означало ещё одну ночёвку в Лаборге.

Зиган первым направился к выходу, но внезапно остановился, и я врезался в его спину.

— Несколько шагов назад, — опасливо велел нам маг. — Выход "запечатан".

Тусклый свет слабо проникал в тоннель через разрушенную крышу прилегающего к горе здания, но даже этого мне хватало, чтобы рассмотреть то, что никакой преграды на нашем пути нет. Хотя, за те семь дней, что я нахожусь в этом Мире, странностей я насмотрелся достаточно, и не верить сейчас Вершку, у меня не было ни единого повода.

— Снимешь или в наглую идём? — спросил Кайс мага.

— Если сниму — всё равно заметят. Могу отодвинуть на время, но это будет мерзко и неприятно для меня.

— Переживёшь, — заявил Крысолов и полез в сумку за эликсиром светоча. — Начинай.

— Почему ему будет неприятно? — не желая громкими словами отвлекать чародея, шепнул я вопрос Кайсу.

— Ему придётся использовать магию, которой пользуются "красные мундиры", — пояснил он мне. — Как только он даст отмашку, прошмыгнёшь в щель, и смотри, не смей задеть "печать".

Какая к бесам "щель"?! Какую "печать" я не должен задеть?! Вы что, товарищи, думаете, я каждый день в "щели" мимо "печатей" ползаю?!!!

— Когда всё будет готово — ты поймёшь, — пояснил Кайс, словно прочитав мои мысли в недоумевающем взгляде.

Вершок стоял, чуть раскинув в стороны руки, и что-то бубнил себе под нос. Несколько секунд ничего не происходило, а потом начали проявляться голубоватые контуры "печати". Светящиеся лучи, которые перекрывали собой выход из тоннеля, складывались в узор, напомнивший мне скандинавский триксель, но с более угловатыми чертами. Маг продолжал шептать заклинание до тех пор, пока кисти его рук не начали сиять тем же светом, что и "печать". После этого, Зиган схватил руками за крайние лучи и, словно отгиная угол жестяного листа, потянул на себя светящийся рисунок. Как только он отогнул "печать" на треть, и в нижнем углу появилась дыра, достаточная для того, чтобы там можно было беспрепятственно пролезть, Кайс хлопнул меня по плечу.

— Вперёд, — указал он мне на дыру в "печати".

С моим телосложением, сделать это было легко. После того, как я оказался по ту сторону, Крысолов просунул в щель сумки, а потом пролез и сам. Настала очередь Вершка, и я не понимал, как он это сделает, ведь было понятно, что одновременно удерживать в руках край этого светящегося узора и лезть в дыру, он не сможет. Но он и не стал этого делать. Маг отпустил "печать", и та мгновенно вернулась на своё изначальное место. Несколько неразборчивых слов вырвалось из его рта, после чего тело и одежду Зигана охватило ярко голубое свечение. Три шага вперёд, и Вершок спокойно прошел сквозь узорчатое препятствие, после чего свет, коим он сиял, погас, а лучи "печати" вновь стали невидимыми. Маг немного пошатнулся, и начал заваливаться назад, но Кайс вовремя схватил его за ворот, потянул на себя, и бережно уложил на пол. После этого Крысолов влил в рот бесчувственного чародея магический эликсир светоча и, убрав флягу в сумку, направился вглубь здания.

— Я скоро, — бросил он через плечо, и скрылся за углом.

Не теряя времени, я достал подстилку из сумки Вершка, расстелил её и подсунул под мага. В этот раз он не был столь тяжелым, как тогда, в Аренах. Моя подстилка легла к противоположной стене, а сверху я, с вяленым мясом в руках… Через полчаса вернулся Кайс, и сообщил о том, что ничего подозрительного он не заметил. Тела убитых нами… ими похитителей так и лежат на том же месте, а вот мёртвых девушек там нет. Ещё, он заявил, что этой ночью будет дежурить единолично, а всё, что от меня требуется — не доставать его вопросами и ненужными разговорами. Но я и не собирался этого делать, ведь многочасовой переход от "седла" и изматывающее перетаскивание камней от завала до балкона, вытянули из меня все силы. Единственное, что мне сейчас хотелось — спать, что я с удовольствием и сделал.

Утро началось со спора Вершка с Кайсом. Первый успел хорошо приложиться к бутылке с пойлом, а второй решил, что магу не следует этого больше делать. Именно поэтому, Крысолов вырвал бутылку из рук Зигана и разбил её о пол. Они сыпали в адрес друг дружки проклятия, перемешанные с отборной бранью, а несколько раз даже порывались сойтись в рукопашной схватке.

— Что ж вы за люди такие, — обратился я к ним. — Ругаетесь, оскорбляете и ненавидите друг друга сильнее, чем заклятые враги. И из-за чего? Из-за бутылки пойла! Разве можно так? Как можно доверять человеку, который называет тебя "крысиным выродком", а тот, до этого говорил гадости о твоей погибшей жене.

— Чё ты там о моей жене говорил? — взревел Вершок, и шагнул в сторону Кайса.

— Говорил, что тварью она была, как и все её родственники, — спокойно ответил его оппонент.

— И где тут гадости? — излучая абсолютное спокойствие, удивился Зиган, и уставился на меня.

— Да ну вас к бесам, — выругался я, и начал собираться в дорогу.

Выбрались из здания, что стало нашим прибежищем на эту ночь, прошли по узкому тротуару мимо потемневших трупов, и долго спускались к подножию Лаборга. После этого, мои дружные проводники, а с ними и я, быстрым шагом направились на север, в сторону ближайшего леска. Некоторое время мы шли сквозь входящее во власть осени редколесье, вдоль которого, изгибаясь, тянулась дорога. Как я это понял? Элементарно, как говорил великий английский сыщик, там проезжали, и довольно часто, крытые телеги, а бывало, что и целые обозы.

— И что, мы просто так возьмём и выйдем из леса? — спросил я Кайса.

— Да, а что? — удивился он. — Выждем момент, когда дорога на этом повороте будет пуста, выйдем и, как ни в чём не бывало, пойдём.

Ждать пришлось довольно долго. Порой казалось, что поток средневекового транспорта и пеших путников нескончаем и, чтобы нам спокойно выйти из укрытия, придется дождаться ночи. Но вот удача повернулась к нам лицом, и мы выбежали из леса на дорогу. Местная транспортная артерия была схожа с той дорогой, что шла от "ямы" до Великих Арен, но она была не столь качественной, и имела множество ухабов и ям. Так же, по обеим сторонам дороги, а она действительно была двусторонней, колесами многочисленных телег были продавлены неглубокие колеи, залитые дождевой водой. Левостороннее движение вновь заставило меня задуматься об англосаксах, первородности Миров и прочей ерунде, в виде ненавистных миль, ярдов и футов…

— До того, как пройдём через ворота Ущелья — ты немой, — распорядился Кайс. — Молчи и улыбайся. Понял?

— Мууу, — протянул я в ответ, и накинул на голову капюшон.

Моросящий дождь, который начался в тот момент, и продолжавший идти всю дорогу, испортил мне и без того скверный настрой, но сильно радовал Кайса. Ещё бы — чем хуже погода, тем больше шансов избежать встречи со стражей. Примерно через час дорога, обогнув лес, сделала приличный крюк, и слилась воедино с широченным трактом, на котором с легкостью разъезжались четыре телеги. Десятки, нет, сотни крытых или тентованных повозок, сплошным потоком двигались в попутном нам направлении. Пеших путников было намного меньше, но и их число всё равно было столь велико, что среди них можно было легко затеряться. Теперь я понял слова Кайса о том, что через врата Ущелья пройти проще, чем мне могло показаться. И будь ты хоть тысячу раз разыскиваемый преступник, уследить за этой массой людей, проверить каждого, не создав бесконечного затора, было просто невозможно.

Чем ближе мы приближались к западным воротам, тем чаще начали попадаться придорожные трактиры и постоялые дворы, возле входов в которые толпились десятки людей. Огромные площадки — огороженные, охраняемые парковки — забиты до отказа. В один из таких трактиров свернули и мы, причём не втроём, а вдвоём. Вершок отстал от нас ещё в самом начале пути, и держался позади на приличном расстоянии. Что ж, умно. Кайс велел мне ждать в стороне от входа, а сам просочился внутрь. Вернулся он быстро, уже через пару минут, и сунул в руку небольшой чёрный комочек.

— Жуй, — велел мне Крысолов.

— Это что?

— Зубы мне твои не нравятся — слишком белые и ровные, — ответил он не в тему моего вопроса. — А значит, они ещё кому-нибудь могут показаться подозрительными.

— А эта штука их закрасит? — полюбопытствовал я, принюхиваясь к запаху этой "жвачки".

— Жуй, — более настойчиво повторил он распоряжение.

А пахла эта гадость куда хуже, чем оказалась на вкус. Эта штука походила на серу, ту, что отец привозил мне от родственников из таёжного села, но только с какой-то загадочной кислинкой. А вот по ощущениям вязкости, это было схоже с советскими ирисками — убийцами зубных пломб! Чёрная масса забила собой всё, что только можно, а я всё продолжал жевать её, пока Кайс не удовлетворился результатом.

— Сплюнь остатки, — наконец-то позволил он избавиться от надоедливой "жвачки".

— Что это? — аккуратно поинтересовался я, прикрывая рот ладонью, и чувствуя, что послевкусие начало меняться, и далеко не в приятную сторону. Теперь мне казалось, что я несколько часов грыз кору какого-то дерева, измазанную гудроном.

— Варево для пропитки обуви от влаги, — получил я ответ. — Не думай об этом. Ты лучше вперёд посмотри, а то самое интересное пропустишь…