Эйнемида II. Право слабого.

Глава I

В его мире осталась только боль. Тяжёлая, давящая, не отпускающая ни на миг, она заполняла всё естество, выжигая прочие чувства, как степной пожар сухую траву, как саранча цветущий сад. Не было ни времени, ни пространства, ни верха, ни низа – только боль и тьма.

Сладковато-пряный вкус появился незаметно. Сперва еле уловимый, он стремительно ширился, переплетаясь с болью и составляя с ней единое целое. Омерзительная сладость с привкусом гнили и тошнотворно-дразнящий запах пряности. За вкусом появился цвет, тьму пронзили мутные, точно солнце в дымке, жёлто-оранжевые протуберанцы. Вкусы, чувства, цвета завертелись калейдоскопом, всё быстрее и быстрее, сливаясь в бешено вращающееся колесо. Быстрее, быстрее, ещё быстрее... Мир не смог этого выдержать, он взорвался.

Хилона вырвало, тяжело, мучительно, до боли в груди и рези в горле. Даже опустошив желудок до конца, он продолжал судорожно корчиться, выплёвывая желчь, а успокоившись было, содрогнулся снова, почуяв во рту знакомый сладковато-гнилостный привкус. Едва измученное тело сумело наконец вдохнуть воздух, и нос наполнился тяжёлым духом соли и сырого дерева. После сладко-пряной пучины, этот запах был желаннее аромата лучших садов мира.

Тяжело дыша, Хилон откинулся на своё ложе и отрешённо понял, что это холщовый корабельный гамак. Боль никуда не делась, она продолжала давить голову тесным обручем, как после долгой попойки с неразбавленным вином, только гораздо хуже. Впрочем, по сравнению с недавней всепоглощающей болью, эта казалась едва ли не приятной. Подняв еле слушающиеся руки, Хилон ощупал своё покрытое холодной испариной тело и обнаружил, что полностью обнажён, за исключением льняного полотна на бёдрах. Он судорожно натянул одеяло до шеи. Его бил сильный озноб.

Немного согревшись, Хилон смог, наконец, разлепить налитые свинцом веки, и увидел тесную комнатку с деревянными стенами, небольшим дубовым сундуком и узким окошком, сквозь которое проникал яркий дневной свет. Непохоже на мрачные Чертоги Урвоса. Хилон с недоумением отметил, что стены слегка покачиваются, и тут же пришло озарение: корабль! Он на корабле, отсюда и запах дерева с солью. Судя по резьбе на двери и оконной раме, судно дорогое и, притом, анфейское. Он узнал изображение Корабля Аэлин и прочие символы богини.

Подняться с гамака самостоятельно казалось не легче, чем взволочь телегу камней на вершину Лейны. Оставив тщетные попытки встать, Хилон попросту раскачал гамак и вывалился на деревянный пол, стараясь не угодить в зловонную оранжевую лужу. Всем телом опираясь на стену, Хилон сумел подняться, но ватные ноги тут же подломились, и он тяжело уселся на кстати подвернувшийся сундук.

Немного отдохнув, Хилон снова попробовал встать, и на сей раз с большим успехом. Убедившись, что падать больше не собирается, он обернул вокруг себя пропитанное потом одеяло и нетвёрдыми шагами заковылял к выходу.

За незапертой дверью обнаружился узкий коридор с украшеными резьбой и позолотой дверьми. Хилон решил, что это кормовая надстройка, помещения старших командиров. Крупное судно, тетрера или пентера. Слева доносился приглушённый шум. Рассудив, что выход, должно быть там, Хилон, шатаясь и цепляясь за стены, направился на звук.

Дверь легко распахнулась, и в глаза ударил яркий солнечный свет. Ослеплённый Хилон зашатался и едва не упал. Раздался возглас: «Очнулся!», послышался суетливый топот. Крепкие руки подхватили Хилона, его пальцы нащупали вложенный кем-то мех с водой. Запрокинув голову, Хилон принялся пить прохладную влагу, жадно, взахлёб, судорожно дёргая кадыком. Он продолжал жать мягкие бока опустевшего меха, высасывая оставшиеся капли, пока ему не дали деревянную флягу. Опустошив и её, Хилон почувствовал новый позыв в животе. Его оттащили к борту, и он обильно опорожнил желудок прямо на выкрашенный красным бок корабля и длинное весло верхнего ряда.

Сумев, наконец, оторваться от борта, Хилон огляделся. Действительно: тетрера. Красные борта и свёрнутые розовые паруса – анфейское боевое судно. Ещё одно такое же покачивалось на волнах неподалёку. Корабли стояли на якоре у берега, с палубы открывался вид на каменистый мыс, небольшой храм Сефетариса и протяжённый галечный пляж, плавно переходящий в хвойный подлесок. На палубе, под пёстрым тентом, был накрыт стол и расставлены ложа, окружёные рабами с павлиньими опахалами. Лица пирующих показались знакомыми.

– Приветствую в мире живых, друг мой, – усмехнулся Анексилай, с небрежным изяществом поднимая чашу. Белый хитон и жёлтый плащ самого изысканного вида, золотые волосы тщательно уложены в сложную причёску. Казалось, он не на боевом судне, а на ужине в одном из лучших домов Анфеи. – Плионакт, помоги ему сесть.

Златовласый и синеглазый юноша в салатовом хитоне подставил Хилону плечо. Помимо Анексилая, у стола возлежал его брат Анексимандр, тоже златовласый красавец, но не столь ослепительный, как брат. Других двоих Хилон не знал, но обликом они походили на братьев-Менетеидов. Известно, что если у одного из супругов волосы тёмные, то и ребёнок чаще рождается темноволосым, также и тёмный цвет глаз появится скорее, чем синий: таков был уговор при игре в тавулорис между темноликой Фенебрис, солнечным Ипероном и владычицей волн Текк. Но кровь златовласой Аэлин в жилах Менетеидов была столь сильна, что темноволосыми в их роду рождались единицы, хотя кое-кто из них брал в жёны даже кахамок.

– Дурно? – сочувственно спросил Анексилай. – Лекарь говорил, что так и будет. Он сейчас на «Любви», но ему уже дали знать, скоро прибудет.

– Где я? – сдавленно прошептал Хилон, безучастно глядя на уставленный изысканными закусками стол. Перепела в меду, пирог из птичьих языков, маринованые угри, сырые морские жёлуди с винным уксусом – кухня Анексилая славилась далеко за пределами Анфеи.

– Добро пожаловать на «Страсть», а тот красавец – «Любовь». Я построил их для города, но теперь это мои корабли – флот свободной Анфеи. Моего брата Анексимандра ты знаешь, а это наши родичи: сын брата моего деда Телевп и его сыновья ‒ Мерил и Плионакт.

– Мы рады встрече, Хилон, сын Анакрета, – сказал Телевп. – Живи и преуспевай.

– Почему я жив? – хрипло спросил Хилон. Менетеиды переглянулись.

– Можно подумать, ты не рад, – рассмеялся Анексилай, но, поймав полубезумный взгляд Хилона, продолжил серьёзно. – То, что власть в Анфее захватили кровожадные ублюдки не значит, что у Анексилая, сына Анексилема не осталось там друзей. Я всегда был готов к подобному, хотя, признаюсь, и меня застали врасплох. Кто мог подумать, что они решатся на такое в священные дни? Так или иначе, мы спаслись, а мои люди в городе получили указание выручить кого можно из оставшихся, прежде всего тебя. Я же говорил: Менетеиды не оставляют друзей в беде. Хвала Златовласой, черни пришла охота тебя не растерзать, а отравить. Не спрашивай, как, но моим людям удалось подменить яд, а дальше было проще. Тела казнённых побросали на съедение собакам, ну а тебя выкрали и подменили другим телом, благо сейчас в Анфее найти изуродованный труп проще простого. Скажу без хвастовства, твоё спасение было делом блестящим, если не сказать чудесным. Ради этого многие едва не лишились головы.

– Я благодарен, – промолвил Хилон бесцветным голосом. – Но всё это напрасно. Лучше бы мне было остаться в мире мёртвых.

– Молчи! – Анексилай, так шарахнул кубком по столу, что все от неожиданности вздрогнули. – Молчи и не гневи богов! Не для того они помогли спасти тебе жизнь! Я знаю, ты потерял жену и сына, ну а я потерял сестру и племянника. Скорбь велика, и мы оплачем наших мёртвых, но неужто мы почтим их, если опустим руки, на радость их убийцам? Думаешь Асфо хотела бы этого? Нет, уж она точно была не из таких, она настоящая дочь Менетеидов – кровь от крови богини! Радостно будет твоему отцу в царстве Урвоса знать, что его род прервался и некому возложить подношения к его гробнице? Твой сын желал бы стать последним рождённым Элевтериадом? Так-то ты почтишь их и нашу бессмерную покровительницу, безвольно сдохнув и оставив Анфею в руках негодяев!

Махом выпив до дна, Анексилай гневно посмотрел на Хилона, вертя опустевший кубок в руке.

– Мы все здесь потеряли многое и многих, – сказал он мягче. – Нам удалось спастись, но наши родичи и друзья остались в городе, про одних мы уже знаем, что они погибли, а о других нет вестей. Мы изгнанники, в наших домах пирует чернь, гробницы наших предков осквернены, всё, что нам дорого – поругано. Мои драгоценные кони, те, что взяли в Калаиде три венка... Их ослепили, Хилон. Выкололи глаза, избили воловьим бичом и поставили вертеть мельничный жернов...

Он сглотнул подкативший к горлу ком. Обманчиво тонкие пальцы сжали драгоценный кубок, и золото смялось, словно тонкий папирус. Рубины и изумруды звонким дождём просыпались на палубу.

– Я всё знаю, словно сам был там, – Анексилай небрежно отбросил изуродованный сосуд. – Поверь, мне известны все имена до единого. Каждого, кто надругался над моими конями, включая мальчишку, подавшего нож. Каждого кто убивал и насиловал моих слуг и рабов. Каждого, кто испражнялся на статуи моих предков. Каждого, кто проливал кровь моих родичей и друзей. Список велик, и он здесь, на этом корабле. Запомни эти слова: настанет день, и я, Анексилай, сын Анексилема, вступлю в освобождённую Анфею, а этот список будут нести перед моим конём, точно знамя. Настанет день, и я уплачу все долги сполна.

Он тяжело выдохнул сквозь стиснутые зубы. Остальные смотрели на него в суеверном молчании.

– Но даже не ради мести я вступлю в Анфею, нет, – продолжил Анексилай, совладав с собой. – Иная цель приведёт меня домой. Мои предки основали этот город. Сотни лет, множество поколений они трудились ради него, сперва как цари, потом как граждане. Клянусь Аэлин, если собрать всю кровь и весь пот, что мы пролили во имя Анфеи, можно наполнить не одно море! Это наша земля, мы плоть от её плоти и кровь от её крови, а теперь она в руках безродной черни, досталась тем, кто разрушит всё, что было создано, унизит всё, что было великим, осквернит всё, что было чистым, обесчестит всё, что было достойным. Сделает наш город – рубин в короне Эйнемиды – подстилкой Эфера, Латарии, кого там ещё? Кем мы будем, если позволим этому случиться? Сможем ли мы тогда назваться Менетеидами и посмотреть в глаза собственным предкам?! Да завидев нас, они плюнут нам в лицо! Я знаю, Хилон, ты меня понимаешь, ведь и тебе, этот город не чужой, твои предки стояли рядом с моими, когда Менетей заложил первый камень на Схиронском холме. Я намерен спасти наш город, вернуть Анфее величие и очистить её от скверны. Будешь ли ты со мной, решать тебе.

– Мы все здесь многое потеряли... – промолвил Хилон. – То же говорили Эврил, Схетей и прочие.

– Кто это? – спросил Анексилай.

– Я встретил их перед казнью, в подвале. Они ободрили меня, отдали свою воду. Эврил сказал мне, что бросить борьбу и упиваться горем недостойно гражданина. Что наш долг – хотя бы умереть достойно, не доставив врагам радости видеть нас сломленными.

– Значит он достойный сын Анфеи. Да позволит Светлоокая нам с ним когда-нибудь встретиться. И что?

– И я согласился с ним, а теперь соглашусь с тобой! – сильно, до боли, ударив кулаком по подлокотнику, Хилон поднялся и всей грудью вдохнул свежий морской воздух. – Мой долг гражданина не исполнен!

– Вот слова Хилона из Анфеи! – воскликнул Анексилай. Остальные выразили одобрение стуком кубков по столу. Хилон хотел что-то сказать, но пошатнулся, и Мерил с Плионактом, вскочив с мест, бережно помогли ему сесть.

– Ты упомянул, Схетея. Это не тот ли Схетей, что трагик? – спросил Анексимандр. – Вот почему его не смогли найти!

– А я говорил тебе, брат, – заметил Анексилай. – Чернь не знает ничего священного и уважаемого. Глупо думать, что они не поднимут руку на человека за то, что он всего лишь потомок какого-то там Стратила.

– Но ведь он же всегда сторонился политики! Над ним даже смеялись за это!

– Волк пожирает человека, не разбирая, за кого тот голосовал в народном собрании, – Анексилай пожал плечами.

– Как это всё могло случиться? – Хилон начинал чувствовать голод, и это было приятно. – Что произошло в Анфее и какой сейчас день?

– Двадцать третье число эйлениона, ты провёл в мире мёртвых ровно шесть дней, – ответил Анексилай. – А по поводу Анфеи... Насколько мы сейчас знаем, всё произошло так. Харидем понимал, что едва закончатся праздники, его с сообщниками ждёт суд, и они решили действовать немедленно, чем, как я уже говорил, застали нас врасплох. Вот тут-то им и пригодился Ктесипп.

– Ктесипп... – кулаки Хилона невольно сжались. – Кто он? Он заправлял всей этой бойней, толпа славила его, но я его даже не знаю. Это он приговорил меня к смерти. Он и эта падаль, Молтис...

– Ах да, наша подружка Молтис теперь Дева Свободы, – рассмеялся Анексилай. – На твоём месте, я бы не злился на неё так сильно. В конце концов, не приди ей в голову блажь опоить тебя ядом, ты бы сейчас здесь не сидел. А Ктесипп – это наша вина. Мы боролись за народное собрание, анфеархию, суды, и не обращали внимания на то, что творится у нас под носом, в кварталах черни и метеков. Ктесипп – гражданин, из худородных, имел доход с какой-то торговли, лесом, кажется. Он иногда выступал перед собранием, но больше чтобы поднять шум, чем добиться принятия законов. Его предложения казались безумными даже в сравнении с харидемовыми, но кое-кому это нравилось, беднота считала его заступником. Среди них он стал чем-то вроде кумира, произносил разоблачительные речи, настраивал бедных против богатых и метеков против граждан. Его всегда окружала свита, большей частью юнцы, не достигшие гражданского возраста, некоторые даже из хороших семей. Сейчас их прозвали скиталии или палочники – по оружию, которым они убивают.

– Правы были предки, ограничив гражданский возраст двадцатью пятью годами и установив, что человек без дохода или ремесла не может подать голос, – заметил Анексимандр. – Юность неопытна и восприимчива к дурному, а кто живёт подачками и случайным доходом, тому важно не процветание города, но щедрость дарителей.

– Предки были неправы что вообще допустили простонародье к делам, – проворчал Телевп.

– Так или иначе, – прервал родича Анексилай. – Ктесипп и его палочники стали руками Харидема с Силаном. Пока город праздновал победу на Играх, в Глинниках и Сфалере собирались на бой те, чьего отсутствия на праздничном пиру даже не заметили. В порту же, тем временем, стояла парочка торговых судов с грузом для Харидема. Вот только в нижних трюмах были не те товары, что в торговой описи, а более ценные: в анфейских доспехах, но с заметным эферским выговором.

– Эферияне?! – поразился Хилон. – Но как они осмелились?! За это их вожаков растерзают собственные сограждане – священное перемирие свято! Они навлекли проклятье на весь свой полис!

– Наёмники. Если что не так, это не мы, им заплатили анфейцы. Итак, когда наши граждане уже изрядно подгуляли, началась резня. Эферияне захватили арсеналы, казармы, ворота, порт, а улицы оставили Ктесиппу с его палочниками. В городе творились чудовищные дела, впрочем, ты и сам видел. Убили Диомида, Фелеса, Кария, Схеромена – тысячи людей! Иерофантиду было тронуть побоялись, но, когда наутро к ней явились палочники – с ног до головы залитые кровью, с окровавленными дубинами в руках – и принялись требовать благословения, она прокляла утробы их матерей... Насколько понимаю, иерофантида теперь наша подруга Молтис. Сопротивляться было некому, слишком быстро всё произошло.

– Почти некому, – усмехнулся Анексимандр.

– Да, почти, – кивнул Анексилай. – Видишь ли, я всегда полагал, что до такого рано или поздно дойдёт, и мы были готовы. Из-за праздников нас застали врасплох, но, по счастью, я и некоторые мои родичи были дома с семьями. Фамильного оружия у любого Менетеида в доме предостаточно. Из слуг и рабов мы составили отряд, кое-кто из соседей тоже пошёл с нами. Чтобы отбить город людей недоставало, но палочников, что пришли нас схватить, мы перебили с лёгкостью и, добавлю, с огромным удовольствием. Видел бы ты, как быстро с этих юнцов слетела спесь, едва они поняли, что убивать будут не они, а их! Клянусь Аэлин, таких жалобных мольб о пощаде я не слышал никогда... И таких напрасных... – Анексилай зло рассмеялся. – Затем мы прорвались в порт. Там были эферияне, хорошо вооружённые и настоящие воины, но сопротивления они не ждали... Кстати, пятеро сейчас с нами, на корабле. Эйнемам будет любопытно услышать их рассказ об этом деле. Остальных мы прикончили там же в порту. Медленно.

– Как вы сумели отплыть? Где взяли гребцов?

– Я литург-триерарх этих кораблей, их командиры подчиняются мне. Им было велено всегда иметь наготове команду, достаточную для отплытия, к тому же в порту мы освободили захваченных эфериянами моряков с других кораблей, анфейских и не анфейских. Многие согласились отправиться с нами, так что у нас почти полноценные команды, воинов только немного. Итак, быстро снарядив корабли, мы отплыли прежде, чем эферияне сумели опомниться и отбить порт обратно. И вот, мы здесь.

– Где мы? – Хилон посмотрел на недальний берег с храмом Сефетариса на возвышенности.

– Мыс Фалекарн. Хорошее место: удобная бухта, ручей с пресной водой и святилище Эретероса неподалёку, на случай если кому-то из раненых станет хуже. Мой дядя Амфектибул и другие Менетеиды, что жили за городом, должны прибыть сюда сушей. Мы подберём их и направимся дальше.

– Мыс Фалекарн? Но это же Ахелика, день пешего пути от Анфеи. Ты не боишься преследования?

– А кто нас будет преследовать?

– Анфейский флот.

Анексилай с братом переглянулись, старик Телевп отвёл взгляд, а лицо его сына Мерила скривилось в усмешке.

– Не знаю, как сказать помягче, – странным голосом промолвил Анексилай. – Говоря коротко, то, что ты здесь видишь, и есть анфейский флот, не считая торговцев да пяти кораблей таврофонской экспедиции Гармоплита.

– Что? А как же остальные корабли?

– Я их сжёг.

Хилон застыл. Перед его глазами проплыла Анфейская бухта, полная горделивых судов с красно-розовыми бортами и вымпелами. Деревянная стена города, один из лучших флотов Эйнемиды. Почти сотня только военных кораблей, среди них и тетреры, и пентеры. Богатые граждане снаряжали боевые суда за свой счёт, беднейшие собирали деньги вскладчину, по филам, фратриям и сообществам. Никто не скупился. Флотом анфейцы гордились не меньше, чем красотой своего города, изысканностью обычаев и лучшими гетерами известного мира. «Сжёг» – слово прозвучало в голове Хилона, как удар колокола.

– Как это возможно? – прошептал он.

– Было ясно, что, если мы уйдём морем, за нами погонятся и догонят, – бесстрастно сказал Анексилай. – Гружёная тетрера – не самый быстрый корабль. Я всегда говорил, что размер и удобство Анфейской бухты не только благо, но и проклятье, ибо соблазняет хранить все корабли в одном месте, а не разбросать по мелким заливам, как делают в других полисах. Мудрый человек не хранит всё своё богатство в одном сундуке. Меня не слушали, и набивали бухту так, что суда едва не тёрлись бортами, лишь бы собрать как можно больше пошлин. Мои люди захватили портовые камнемёты. Гавань хорошо оборудована против атаки извне, но не изнутри. Возле орудий были снаряды с неарским огнём...

– И вы спалили две сотни кораблей камнемётами?!

Анексилай с сомнением посмотрел на брата, тот пожал плечами.

– Ты мой союзник, и я буду с тобой честен, – твёрдо сказал Анексилай. – Всё было подготовлено заранее. В гавани всегда стояли несколько принадлежащих мне грузовых кораблей. Их трюмы были набиты кувшинами с неарским огнём...

– Боги... – выдохнул Хилон.

– Взрывами неарский огонь разбросало по всей бухте, – спокойно продолжил Анексилай, глядя куда-то в сторону. – Погода стояла самая подходящая, ветер был достаточно сильный, чтобы разносить огонь, но недостаточно, чтобы его потушить. Впрочем, неарский огонь и не потушишь, он поджигает даже воду. Корабли занимались один за другим, к тому же, в порту стояли чужеземные суда, гружёные маслом. Огонь охватил даже корабли на берегу и портовые строения, в их числе арсенал со складом неарского огня... Потом нам сообщили, что пожар длился всю ночь и всё утро, Портовый квартал выгорел почти целиком, а в бухте уцелели только несколько рыбацких лодок. Так вот всё и получилось.

– Боги, но это ведь чудовищно! Это же преступление, каких не видела Анфея! Если бы сограждане прознали, что ты замыслил, тебя бы прокляли навеки. Как ты мог задумать такое?! Труд сотен тысяч граждан сгорел дотла в одну ночь, не говоря уже о погибших!

– Поверь мне, Хилон, я этим не горжусь, но это было необходимо. Преступлением было бы этого не сделать. Неужто не понимаешь? В эферском лаофероне сидят мерзавцы, но не дураки. Они бы не пошли на святотатство просто так. Час настал, Хилон. Эфер готовится к войне, и для этого им понадобились анфейское войско и анфейский флот. Кто бы с ними сравнился, добавь они к своим силам, и без того громадным, наши корабли? Теперь вместо кораблей они получат груду обгорелого дерева, а вместо войска – кучу сброда, ведь выпестованные ими мерзавцы сами перебили наших лучших полководцев и воинов. Анфейский флот не будет служить Эферу. Эти два корабля – мои, а Гармоплит – достойный человек и, я уверен, примкнёт к нам, распоряжусь послать к нему в Таврофон, едва представится возможность. Грядёт война, Хилон, и мы будем сражаться, а если удастся победить, построим новый флот, не хуже прежнего, причём платить за это будет Эфер. Поверь мне, я заставлю их заплатить за каждый сгоревший канат и за каждую доску, а равно и за каждую каплю крови, что пролилась в нашем городе. Они пожалеют, что подняли руку на город Аэлин!

– А если не удастся? – бесцветным голосом спросил Хилон.

– А если не удастся, Аэлин Румяноликая благословит нас за то, что мы не позволили её кораблям участвовать в порабощении эйнемов.

– Я не могу тебя судить, Анексилай, ‒ Хилон вздохнул. ‒ Пусть бессмертные будут к тебе справедливы. Что ж, мы спаслись. Что ты намерен делать дальше?

– Мы решили плыть в Сенхею.

– В Сенхею? Ты намерен просить убежища?

– Да, но не только. Мы должны обвинить Эфер перед эйнемами и убедить их сплотиться. В этом я рассчитываю на тебя. У тебя друзья в Сенхее и других полисах, вместе мы убедим соотечественников помочь нам – и самим себе.

– Что ж, Сенхея и впрямь подойдёт. Я думаю, их экклесия нас выслушает.

– Вот и славно. У нас есть что им рассказать, и даже показать... А вот, кажется, прибыл и лекарь. Готовься, кажется, тебе предстоят пытки пострашнее ктесипповых.

Анексилай рассмеялся, и Хилон ответил слабой улыбкой. Лёгкий бриз овеял его тело, напоминая о том, как прекрасна жизнь, с которой он не так давно простился, но в голове клубами чёрного дыма крутилось мрачное пророчество: «Грядёт война, Хилон... Грядёт война».