Эйнемида II. Право слабого.

Глава XXII

Кинана проснулась засветло. Глубокий, хороший сон – ни призраки прошлого, ни тени грядущего не потревожили спящую девушку, Тойне Усыпительница была милостива к собирающейся на смертный бой. Загоняя в глубины сердца волнение и липкий, обессиливающий страх, царица трижды глубоко выдохнула. Спокойствие и твёрдость, «от страха во время битвы нет пользы, а после битвы – смысла», я помню, дядя, я не стану бояться. Если смогу...

Гибким движением поднявшись с ложа, Кинана вымыла тело холодной водой из кувшина у кровати и досуха растёрлась чистым полотном. Чёткие, уверенные движения – сосредоточившись на обыденных вещах, девушка гнала от себя мысли о смерти. Впрочем, верила ли она в неё? В неполные семнадцать бессмертен даже тот, чья голова лежит на пропитанной кровью колоде, ожидая удара уже намахнувшегося палача.

Надев чистый серый хитон, Кинана проверила и тщательно зашнуровала боевые сапожки. Приладив поножи, она занялась своим чудесным льняным доспехом – гетайрским, с железными наплечниками и нагрудной пластиной, с полоской чешуек по талии. Дар отца сыну, не сумевший защитить от смерти. Теперь отец и сын встретились в мрачном царстве Урвоса, а Кинана здесь, в мире живых, сделает всё, чтобы не опозорить священную вещь. Доспех надет, поножи закреплены, шлем на сгибе локтя, кажется, всё. Поклонившись расколотому камню у изголовья, царица вышла из комнаты.

Узкие улицы Эгоры полнились людьми. Даже раненые поднялись на ноги, желая проводить идущую ради них на смерть. Царица то и дело ловила на себе взгляды, полные восторга, восхищения, но чаще жалости и слёз. Её благословляли, падали перед ней на колени, благодарили. Напустив на себя насколько возможно безмятежный вид, приветливо улыбаясь всем встречным, Кинана шла навстречу судьбе.

Народ толпился и на привратной площади. Завал в воротах уже разобрали – он больше не нужен, защитники либо сохранят крепость, либо покинут её, а враги не преступят своих клятв. Поединок и связанные с ним обряды священны, а их нарушение – тягчайший позор. Кинана шла вперёд, и люди почтительно расступались перед ней, как волны перед чёрным носом боевой триеры.

Аркипп стоял подле – вот так дела! – Эола, опираясь на деревянный костыль. Гарнизонный лекарь сумел спасти ногу, но хромота, судя по всему, останется до конца жизни. Неуклюже ковыльнув, новоиспечённый тагмат вышел навстречу Кинане.

– Дозволь мне сказать пару слов, госпожа.

– Говори, – коротко кивнула Кинана.

– Я... Я ошибался насчёт тебя, – промолвил Аркипп, не отводя взгляд. – Ты настоящая царица и достойна править герийцами. Я не прошу прощения, но хочу, чтобы ты это знала. Я буду молить Бранелюбивого за тебя.

Кинана оценивающе посмотрела в лицо Аркиппа бледное, с заострёнными чертами, чем-то похожее на её собственное. Лицо, которое обещала себе не забывать. Из-за него она стала пленницей в своём дворце, из-за него погибла Нейя... Он добровольно остался в обречённой крепости и доблестно сражался у ворот. Царица осознала, что пытается найти в себе остатки ненависти. Ищет, и не находит.

– Я не держу на тебя зла, – сказала она. – Ты делал то, что велела твоя совесть. Между нами мир, тагмат. Служи Герии с честью и гордостью.

– Я буду служить Герии... И тебе, – Аркипп улыбнулся кончиками губ. – Ведь ты сейчас убьёшь варвара и будешь нашей царицей до глубокой старости.

– Клянусь палицей Даяры, твои слова бы богам на колени! – рассмеялась Кинана. – Ну а ты, Эол? Было честью сражаться вместе. Желаю тебе догнать товарища в чинах, лучшие времена придут, не так ли?

– Храни тебя боги, госпожа... – Эол хотел добавить что-то ещё, но предательский ком запечатал горло. На руке молодого человека блеснул подаренный Кинаной браслет.

Улыбнувшись бывшим стражникам, Кинана направилась к воротам, где её поджидали Белен и командиры, пережившие оба штурма – четверо из пятнядцати. Бывший лохаг, ныне пентикост-тагмат Каллиник держал копьё, а его товарищ Эльпинид – овальный щит-туреос. Они донесут тяжёлое оружие до места поединка, сберегая царице каплю сил, ту самую, которой может не хватить для победы. Если кто-то ещё верит в эту победу.

– Ты сменила шлем, – сказал Белен вместо приветствия. Глухой шлем с пышным гребнем царица оставила на столе, предпочтя бронзовую каску всадника, с козырьком и нащёчниками, но открытым лицом.

– В этом лучше обзор.

– Он хуже защищает.

– Если варвар меня достанет, броня не спасёт. Я должна его видеть.

– Ладно, как знаешь. Ты готова?

– Да.

– Ну что ж, – вздохнул Белен, осторожно надевая на перевязанную голову поблёскивающий на неярком осеннем солнце шлем. – Тогда пошли, и да пребудут с нами боги.

Они вышли из крепости, направляясь к поджидающим на расстоянии броска дротика гисерам.

– Он старше, постарайся его измотать, – наставлял Белен по дороге. – Закрывайся щитом, отходи, пусть старается, тратит силы. Жди. Одного хорошего удара достаточно...

– Думаешь, у меня есть надежда, – хмыкнула Кинана.

– Даже не смей думать иначе! На бой с такими мыслями не идут! Всё получится, один хороший удар – и готово. Ты вон вождю Телевсату или как там его голову напополам разрубила. Разрубишь и этому, главное верь в себя. Поняла?

– Да. Поняла. Один удар, и всё. Несложно.

Гисеры уже были на месте. Тоже шестеро, похожие в своих безликих шлемах, точно близнецы – разнились лишь цвета ярких одежд да отделка доспехов. Седьмого Кинана узнала не сразу, узнав же, моргнула. Диена, но боги, в каком виде! Растрёпаная, простоволосая, в грязно-серо-коричневых лохмотьях и железном ошейнике. Затравленный взгляд, брошенный несчастной на соотечественников, заставил Кинану почувствовать болезненный укол совести. Не отвести глаз казалось сложнее, чем держать на спине небесный свод.

Лишь один из гисеров не надел шлема. Он безоружным вышел навстречу герийцам. Отдав Белену свой меч – изогнутый копис, остро заточенный по внутренней кромке – Кинана тоже вышла вперёд.

– Я не хочу тебя убивать, – сообщил Ангвеземест. – Ты мне понравилась. Сильная, смелая, гордая – такие рожают мужей. Жалко, если умрёшь без толку.

– Не хочешь, так не убивай, – пожала плечами Кинана. – Забирай своё войско и уходи, все останутся живы.

– Ты же понимаешь, что я так сделать не могу. Женщины! К чему сотрясать воздух бессмысленными словами, а? Но у меня есть мысль получше. Я предлагал тебе стать моей наложницей. Клянусь моим клинком, я бы с радостью отведал твоей любви, но, конечно, такие как ты в наложницы не годятся. Поэтому, я предлагаю тебе стать не наложницей, а женой. Нет, не моей. У меня уже есть жена, да и староват я для тебя, а вот мой сын, Велевойс, ему как раз сравнялось восемнадцать зим. Видела б ты его: силён как медведь, быстр как олень, умён как лисица – будет великим вождём, лучше, чем я. А красавец – наши девушки всю руту в лесах пообрывали, приворотные зелья варят, да всё без толку. Вот какой тебе нужен муж! Едем со мной! Будешь женой великого вождя. Земель у меня много, воинов много – всё ему достанется. В сундуках полно золота, камней, тканей, мехов – ни в чём недостатка знать не будешь, а чего не хватит, пошлём гонца к морским кланам, те всё достанут, только плати. Поедешь со мной, будешь жить долго, с добрым мужем, вся в золоте да мехах, а твои воины – мой свадебный подарок, пускай уходят с оружием куда хотят. Что скажешь?

– Твоё предложение оскорбительно, Ангвеземест. Ты разве не знаешь, что у меня есть муж? Разве ты не пил и не ел на моей свадьбе? Как ты можешь предлагать такое? Или в ваших горах совсем не знают пристойности?

– Твой муж... – вождь презрительно скривился. – Послушай, мы оба знаем, кто твой муж, он слаб и недостоин имени своего отца. Ты думаешь, мы слепые? Думаешь, не знаем, что ты его ненавидишь? Думаешь не знаем, что его мать отняла у тебя власть? Нет, царица, мы не слепые, мы всё видим и знаем. Ничего ты ему не должна, кроме мести. А раз надо мстить, посмотри, – он указал рукой назад, на многотысячный гисерский лагерь, – вот тебе войско. Пойдёшь с нами, заставишь сопляка и его мать за всё ответить, вернёшь своё, накажешь врагов. Вы с Велевойсом сядете у герозов, я буду править гисерами, а вместе герозы и гисеры – сила! Кто устоит против нас? Все склонятся перед нами, перед Велевойсом и тобой. Хочешь отомстить? Хочешь стать великой? Или хочешь умереть? Выбирай.

Жизнь или смерть. Боги, как же хочется жить! Богатство, войско, муж – Кинана коротко взглянула на бугрящиеся мышцы Ангвеземеста – если этот Велевойс удался в отца, Аминта подле него покажется комнатной собачкой рядом с могучим волкодавом. Я ничем не обязана этим людям! Они меня предали! Прийти с гисерским войском, отомстить врагам, сесть на престол отца... Царский венец, красавец-муж, счастье и слава... Война, кровь, горящие селения и трупы разрубленных гисерскими клинками герийцев.

– Это очень хорошее предложение, – промолвила Кинана. – Очень. Но я не торгую моей землёй. Мы будем биться.

– Ты выбрала... – лицо Ангвеземеста окаменело, на скулах проступили желваки. – Глупо. Вместо жизни – смерть, так жалко. Ну что ж, готовься, сейчас ты умрёшь.

Он надел шлем, и вместо красивого лица на Кинану взглянула позолоченная маска с тёмными провалами на месте глаз, безразличная и бесстрастная, как сама смерть. На ходу застёгивая шлем, Кинана вернулась к своим.

– Да направит твоё оружие Хорос бранелюбивец, шлемоблещущий. Да укрепит Эйленос справедливый, защитник слабых. Да смилуется Эретерос серпоносец, исцеляющий. Да не оставит Дихэ ветреная, непостоянная, – горячо зашептал Белен, подавая меч. Остальные тоже бормотали заговоры, сулили жертвы и давали обеты. Рука Кинаны, вспотевшая от волнения, сжалась на светлом ясеневом древке копья, другую руку привычной, ободряющей тяжестью оттянул щит. Сколько раз она выходила с таким на жёлтый песок палестры? Против дяди, против отца, против умелого Алкета, быстрого Келесса, могучего Гриела, против копья, меча, палицы, боевого трезубца... Это всего лишь ещё один раз. Ну и что, что клинки и острия не затуплены? Ну и что, что вокруг не знакомая до каждой песчинки палестра, а пропитаное кровью поле сражения? Ну и что, что проигравшего ждут не десять кругов вокруг стадиона, а смерть? Всего лишь ещё один раз. Один хороший удар, и всё! Шумно выдохнув, Кинана взвесила на руке копьё и решительно двинулась вперёд.

Ангвеземест вряд ли забивал себе голову подобными мыслями. Ловко поймав брошенное кем-то из гисеров оружие – на копейном древке длинное изогнутое лезвие, похожее на косу – он раскрутил его мельницей и гибко обернулся, быстрый, сильный, опасный. Наклонившись вперёд, держа оружие на вытянутой вверх руке, он напоминал жуткого гигантского богомола, покрытого золотым панцирем. Несколько ударов сердца, и гисер упругими прыжками бросился к Кинане.

Удар клинка пришёлся в щит, и тут же тупой конец необычного оружия устремился к колену Кинаны. Увернулась, и ответный удар копьём, ещё и ещё один. От всех трёх гисер уклонился с изяществом, даже не отрывая ног от земли. Мелькнуло острое лезвие, Кинана отбила, вновь ткнула копьём, но оружие гисера со свистом рассекло воздух, и в руке у девушки остался белеющий свежим срезом обрубок. Отвлекающий удар клинка, почти танцевальный поворот и тупой конец гисерского копья нырнул под слишком медленно возвращающийся в позицию щит. Боль пронзила живот Кинаны, воздух с тяжёлым уханьем вырвался из лёгких, и девушка, уронив щит, рухнула на землю. Гисеры заулюлюкали, по крепости прокатился тяжёлый вздох.

Ангвеземест повернулся спиной, широко раскинутыми руками подбадривая радостно вопящих гисеров. Кинана отдышалась, подобрала щит и достала меч. Не без труда поднявшись, она встала в стойку.

Гисер не заставил себя долго ждать. Лёгким прыжком он подскочил к Кинане. Причудливое копьё порхало в его руках, атакуя то сверху, то снизу, обманывая, запутывая клинок, заставляя жилы рваться в попытке отразить летящие с самых неожиданных направлений удары.

В очередной раз поймав удар изрядно порубленным щитом, Кинана резко выстрелила снизу-вверх, целя под сверкающую золотом личину. Сталь встретила сталь. Мягко опутав клинок Кинаны, держа своё оружие почти у самого лезвия, Ангвеземест отбросил её руку в сторону. Едва не вывихнув плечо, девушке удалось удержать рвущийся из пальцев меч, но она потеряла равновесие. Изящным движением гисер скользнул ей за спину, и Кинана с ужасом поняла, что сейчас произойдёт. Тело сжалось в предчувствии пронзительной боли, за которой наступит вечная темнота... Раздался звонкий щелчок стали по металлическим бляшкам доспеха, и Ангвеземест, так же легко, будто в танце, отпрыгнул в сторону. Смертельный удар был нанесён плоской стороной клинка. Кинана шумно выдохнула, еле удержав оружие в разом задрожавших руках.

С яростным рыком, теряя голову от гнева и страха, царица ринулась в атаку, полосуя мечом крест-накрест. Варвар отбился, ударил сам – сильно, опасно. Кинана закрылась, рубанула мечом и сразу саданула щитом, метя в руку. Мимо! С ловкостью акробата гисер отшатнулся, ударил сам, ещё раз с другого направления и ещё раз, хитро отбрасывая щит. Длинная нога в окованном бронзой сапоге вонзилась Кинане в живот, и она, под горестный крик Белена, снова очутилась на земле.

– Ну что, может хватит? – донёсся до с трудом поднимающейся царицы насмешливый голос Ангвеземеста. – Поплясали, поразмялись – молодец, хорошо дерёшься – но пора заканчивать. Моё предложение в силе. Поехали к моему сыну. Зачем тебе умирать, ты ведь молодая? Соглашайся, царица. Обещаю: не пожалеешь.

Кинана поднялась на ноги. Встряхнувшись, она прикрылась щитом и наставила меч.

– Не болтай – сражайся, – коротко бросила она.

– Ты уверена? Даю тебе ещё одну возможность. Предлагаю в последний раз: соглашайся, и будешь жить. Нет – умрёшь. Итак?

– Царица Герии не меняет решений, – упрямо прорычала Кинана. – Сражайся!

– Что ж, ты выбрала, – Ангвеземест покачал головой. – Ты мне нравишься, поэтому не буду тебя больше мучить – умрёшь быстро. Прощай, царица, мне очень жаль.

Три размашистых шага, он приблизился почти вплотную и в тёмных глазницах безликого шлема Кинана прочла свой приговор. Удар, блеск клинка – отражён щитом, ещё один обманный, и завершающий, точно в шею, рассекая яремную вену. Очень быстро и просто – чистая смерть.

В последний момент Кинана успела, и край её щита сбил удар, но по горлу протянулась тонкая красная ниточка. Полпальца, и она лежала бы на спине, захлёбываясь кровью. Судорожно сглотнув, царица попыталась рассечь древко вражеского оружия, но гисер отмахнулся с небрежной лёгкостью. Ещё одна атака, сверху, снизу, разворот и сверкающая смерть вновь устремляется к Кинане, на сей раз точно в сердце.

Она ушла полубезумным прыжком. Безо всякого изящества отскочила и, спотыкаясь, отбежала в сторону, едва не упав ничком. Тяжело дыша, припав на колено, Кинана смотрела на спокойно приближающегося врага. Меч-копьё, вращаясь мельницей, перепорхнул из руки в руку, и царица поняла, что всё кончено. Ветреная Дихэ хранила её, сколько могла, но даже милость бессмертных не безгранична. В сверкании гисерского клинка проглядывали очертания серпа Эретероса, готового обрезать истончившуюся нить судьбы герийской царицы. В глазницах безликого шлема клубился вечный мрак Полей Урвоса, поросших бледными асфоделами и лилово-чёрными аконитами.

Что-то звонко щёлкнуло в голове, и уши заполнил знакомый голос, спокойный, уверенный, твёрдый как сталь, основательный, как каменная скала: «Не опасен только мёртвый враг. Один смертельный удар может нанести даже раненый, слабый или больной».

Кинана поднялась, слегка пошатываясь, подпирая щит плечом, опустив меч остриём вниз. Ангвеземест приближался, спокойно, уверенно, неотвратимо. «Не считай бой выигранным до того, как это случилось. Под шкурой быка вполне может поместиться лев».

Гисер атаковал, чётко, выверенно, без лишних движений. Удары вверх-вниз, обманный финт и прямой выпад милосердно прекращает мучения жертвы. Бритвенно-острый клинок устремился к Кинане, но отлетел вверх, подбитый ударом щита, а меч казавшейся обречённой девушки со свистом взлетел, начиная последний натиск. «Хочешь что-то сделать – выбери самый простой способ из возможных и никогда ничего не делай, твёрдо не зная зачем».

Круговой удар, «хвост змеи», ещё удар. «Последняя возможность, – толкнулось в голове. – Если не получится, это конец». Мысли прочь! Атака вправо-вниз, ответный удар гисера – щит не выдержал– пускай! Больше не нужен. Отбросить обломки. «Танец бабочек», «песок в часах», обратный финт выводит противника в нужную позицию...

Кинана с ужасом поняла, что ошиблась. С таким мастером это не сработает, решающий удар пройдёт мимо, а дальше... Не будет никакого «дальше». Терции времени, секунды панического ужаса, показавшиеся годами, но снова знакомый голос: «Самый близкий путь к цели – всегда прямой». Решение вспышкой мелькнуло в голове. «Язык лягушки», открывшись, забыв про защиту, вложив всю себя в один, последний удар. Радостно сверкнув на солнце, меч Кинаны снизу-вверх устремился к незащищённой шее врага, и тут же голову пронзила дикая, выламывающая боль, а следом за болью наступила тьма.

***

Вокруг клубится мгла. Зеленовато-коричневая, непроглядная, не имеющая ни начала, ни конца, существующая всегда и никогда. Боли нет. Вообще ничего нет. Остались лишь мысли, формирующие чувства и ощущения. Тьма и свет – лишь воспоминание о тьме и свете, краски и формы – лишь мысль о том, какими они должны быть. Она просто сгусток мыслей и воспоминаний, плывущих в зеленоватом тумане. Плывущих? Или являющихся его частью?

– Кинана... – густой и глубокий женский голос. Смуглая кожа, грубые черты, слегка приплюснутый нос, в густых и растрёпанных каштановых волосах запутались несколько листьев и веточек... Серые глаза без зрачков, клубящиеся, как грозовая туча и бездонные, как океан, пронизывают душу насквозь.

– Госпожа... – бормочет та, кого когда-то называли царицей Герии. – Это ты...

– Кинана... Ты требовала ответов, ты звала. Говори. О чём ты хотела спросить?

– Я... Я не знаю, – она и правда не знает. О чём? Все ответы уже даны, даже если вопросы не были заданы.

Густой, раскатистый смех. В нём гул подземного удара, сокрушающего города и дробящего скалы, в нём грохот несущегося в долину селя, сносящего всё на пути.

– Хочешь спросить, но не знаешь, о чём, – в сотрясающем твердь голосе слышится грозное веселье. – Бывает и такое. Бывает, что найти вопрос важнее, чем ответ. И всё же вопрос должен быть задан.

– Я умерла?

– Ты должна ответить сама. Каждый решает это для себя. Есть те, кто мертвы, не умирая и есть те, кто живёт умерев. Что решила ты?

Кинана молчит, глядя в клубящуюся зеленоватую тьму. Бессмертная терпеливо ожидает.

– Зачем? – вопрос рождается в голове неожиданной вспышкой и вырывается наружу против воли, точно младенец, сам назначая себе срок появления на свет.

– Что зачем?

– Зачем всё...?

У Кинаны нет ни рук, ни тела, но она тянется к своему плечу и ощущает его: Расколотый Камень, символ Даяры, знак посвящения – особенный, не наложенный человеческой рукой, отмеченый великой жертвой. При воспоминании об этом всё естество Кинаны пронзает боль. Не воспоминание о боли, но боль – настоящая, живая, человеческая. Бессмертная улыбается.

– Это правильный вопрос.

– Какой же ответ?

– Это и был ответ. Другие ты найдёшь сама.

– Иду ли я верной дорогой?

– И на этот вопрос никто не ответит за тебя, – показалось, или бессмертная вздохнула? – Не ищи чужих ответов, находи свои. А теперь, возвращайся, ты нужна им.

– Но...

– Все ответы в тебе. Вернись, Кинана, ты нужна им. Вернись...

Кинана закрывает несуществующие глаза и усилие несуществующей воли подхватывает её несуществующее сознание. Клубится зеленоватая мгла.

***

– Вернись Кинана, прошу, вернись! Ты нужна нам, слышишь? Вернись!

Голос доносится гулко, точно из колодца, из неведомой дали. Вернувшаяся боль пронзает голову раскалённым остриём, кровь заливает глаза и в багровом мареве проступают лица – взволнованные, отчаявшиеся, искажённые горем.

– Она жива! – радостный возглас, не понять чей. Кинана поворачивает голову вбок. Фигуры в безликих шлемах, горящих на солнце точно факелы, окружили что-то тёмное, судорожно дёргающееся. Взгляд сосредотачивается, и Кинана видит человеческое тело, хватающееся за рассечённое горло, яростно скребущее ногами землю. Судорога, ещё одна, и тело расслабляется, руки бессильно соскальзывают с залитой кровью груди.

– Она жива, и она победила! Вы дали клятву! – это Белен. Напротив – фигура в сияющем золотом шлеме. Белен напряжён, рука на эфесе, если они не сдержат слово, если они посчитают бой не состоявшимся... – Вы дали клятву! – Фигура в шлеме медленно кивает и отворачивается, Белен, со вздохом облегчения, убирает руку от меча.

Подняв тело того, кто ещё недавно был их вождём, гисеры направились к своему лагерю, и лишь тогда Кинана позволила себе потерять сознание.