Эйнемида II. Право слабого.

Глава XVIII

Длинные столы из драгоценного сандала предоставляли прогуливающимся меж них гостям самые изысканные закуски, какие только может представить воображение. Шарики из сыра в перечном соусе; привезённые от самого моря устрицы на ледяной подушке; печёные персики в тонко нарезаных полосках пряного окорока горной козы; начинённые шейками раков грибы с травяным вареньем и прочие блюда, услаждающие слух одним названием. Лёгкое угощение, чтобы пришедшие слишком рано могли себя развлечь, а желающие завязать знакомства – поговорить с теми, кого расчитывали встретить. В театрах подобного ещё не бывало, но Феспей славился привычкой тащить в свои представления всё, что считал полезным.

Энекл, под весёлым взглядом Диоклета пытающийся выковырять из панциря виноградную улитку и, при этом, не заляпать свой лучший гиматий, расположился вместе с эйнемскими командирами. Весь поглощённый своим занятием, он краем уха слушал беседу, что вели Каллифонт, их товарищ лохаг Клифей и какой-то знатный мидонянин с юга. Мидонянин говорил небрежно, словно о чём-то незначительном, но из-под напускной весёлости проглядывала тревога. Предмет беседы явно занимал его куда больше грядущего представления и даже столов с изысканной едой, какую вряд ли можно встретить в их захолустье.

– Так значит, обильный доблестями, твоё войско выступит через неделю? – южанин с достоинством огладил завитую в косы пышную бороду. – Это уже точно?

– Совершенно точно, достопочтенный Кабитлу-лугаль, – Каллифонт пригубил ароматного сапиенского вина из позолоченной краснофигурной чаши. – Мы бы уже выступили, но нужно было дождаться войск из Бар-Гута.

– Хвала владыке Ушшуру и грозному Абиту-Балу, – мидонянин закатил глаза к небу и что-то горячо прошептал. – Отродья Нижнего мира уже довольно разоряли нашу землю, пора наконец дать им отпор. Весь Каннаар устелит твой путь розами и пальмовыми ветвями, о достойнейший из достойных, даже не сомневайся!

– А доброе вино там найдётся? – легкомысленно хохотнул Клифей, высокий смешливый мужчина с огненно-рыжей бородой. – Нам, воякам, розы ни к чему, нам вина да мяса подавай, и побольше.

– О, не волнуйся, храбрый воитель, мы в Каннааре варим такое пиво, что у самых могучих мужей язык заплетается от одной чаши. А ещё на на наших болотах водятся топяные свиньи, с виду мерзкие, но мясо их столь нежно, что само тает во рту, точно мёд, в Нинурте и Тушшупе его покупают за золото. Клянусь щедростью Хатур, как отгоните тьму от наших ворот, устроим вам такой пир, что трусливейший из воинов не сможет сам встать от стола.

– Ну тогда, Каллифонт, решено: надо идти, – Клифей весело хлопнул себя по бедру.

– И мы пойдём, – усмехнулся Каллифонт. – Конечно же, не набивать брюхо, но защищать добрых подданых нашего великого владыки, дай ему боги долгих лет жизни.

– А точно ли ты поведёшь войска, блистательный? – на лице мидонянина промелькнула тревога. – Были слухи, что поход возглавит прославленный отвагой Наду-Кур.

– Нет, это уже решено и утверждено владыкой: Наду-Кур останется в столице, оберегать покой повелителя.

– Хвала всемогущим богам, – с облегчением выдохнул Кабитлу-лугаль. Эйнемы рассмеялись.

Энекл, наконец, справился с упрямой раковиной и отправил в рот неаппетитно выглядящий серый комочек. Стоило признать, виноградная улитка оказалась даже лучше, чем привычные эфериянам морские ‒ ещё бы: мяса в ней побольше. Именно поэтому Энекл всяким изыскам всегда предпочитал добрую рыбину или кусок окорока.

– Даже не выпьешь масло? – спросил Диоклет, беззвучно поаплодировав успеху Энекла.

– А это будет прилично?

– Нет, но какая разница?

Энекл с сожалением отправил полную петрушки и вкуснейшего горячего масла раковину на блюдо для объедков. Раз обязался вести себя подобающе царскому тысячнику, слово нужно держать, даже если приходится идти на жертвы. Диоклет рассмеялся.

– Ты знаешь, таких улиток полагается съесть не меньше полудюжины, иначе не почувствуешь вкус, – сообщил он.

– Если бы ещё кто дал нормальный нож, – Энекл с сомнением посмотрел на серебряные щипчики и двузубец, кажущиеся миниатюрными в его могучих руках.

– А ты не пробовал так? – Диоклет ловко подхватил улитку своими щипчиками, и кусочек мяса в одно мгновение оказался на его двузубце.

– Химера! Что ж ты раньше молчал?! – Энекл взял раковину, как показал Диоклет, и дело действительно пошло гораздо веселее. Кинув в рот улитку и решив, что после двух вкус действительно чувствуется лучше, он сердито посмотрел на веселящегося товарища.

Проходящий мимо Эн-Нитаниш коротко кивнул эйнемам и те дружелюбно раскланялись в ответ. После приснопамятного совета, где будущий начальник стражи столь неожиданно вступился за них перед царём, и Энекл, и Диоклет, и даже Каллифонт направили ему богатые подарки. С тех пор, их отношения были не сказать, что дружескими, но вполне приязненными. У молодого придворного выдался нелёгкий день, ведь на нём лежала забота о безопасности самого царя и трёх сотен его гостей. Вопреки всем ожиданиям Эн-Нитаниш оказался весьма способным начальником. Его стражники были расставлены везде, где положено, их оружие и доспехи сияли чистотой и выглядели воины вполне молодцевато.

Закончив беседу с какими-то эйнемами, подошёл торжествующий Феспей. Его льняной доспех сильно выделялся на фоне раззолоченых нарядов придворных. В своей трагедии Феспей играл неглавную, но ключевую роль вестника.

– Слыхали? – рассмеялся он. – Достославный Каллион, посланник не менее достославного Келенфа, надеется увидеть безукоризненное соблюдение канонов и подражание лучшим образцам древности. Мог ли он пошутить смешнее?

– Боюсь, ему лучше бежать отсюда не глядя, – усмехнулся Диоклет. – Ты не волнуешься перед представлением?

– О чём тут волноваться? Если представление ставит мастер, всё пройдёт гладко, – Феспей отмахнулся небрежно, но его возбуждённо горящие глаза предательски выдавали волнение. Даже ему ещё не доводилось представлять трагедию перед пятерыми царями разом.

– Да ты, вместо того, чтобы готовиться, любезничаешь с гостями, – хмыкнул Энекл.

– Я не учу тебя махать копьём, а ты не учи меня ставить трагедии.

– Царь царей, повелитель шести частей света, старейшина и ишшахар народа Мидона, властвующий над народами и племенами, указующий путь колесницам и всадникам, поражающий и устрашающий неправедных, светозарный Нахарабалазар из племени Харз, посвящённый Нахаре... – донеслось от входа. Загудели горны, и царь, в сопровождении Ниры и десятка раззолоченых придворных, вступил на пространство между столами. Послышались приветственные крики.

– О, начинается, – Феспей возбуждённо потёр руки. – Простите, мне нужно идти.

Он заторопился к выходу, оставив собеседников поспешно заканчивать с угощением и допивать вино. Ждать начала представления оставалось совсем недолго. Подумав, Энекл решил, что на пятую и шестую улитку времени хватит вполне.

***

– Ну всё, Корид, недолго уж осталось, решают боги: иль они иль мы. Кто станет нынче кормом птицам вещим, что Всеприемлющего кров оберегают?

– Да, Мегадевк, качаются весы, где люди вместо камешков менялы и счёт отмерен не монетами но кровью. Но неужели лишь в руках богов, решать кто сгинет...

– Нет, сто тысяч «нет»! И малый камешек способен сдвинуть чашу иль превратиться в каменную глыбу, коль будет стоек и упорен в битве... Но постой, ты слышишь, наполнил ветер парус Автолема. Подмога близится, брат всё-таки пришёл! К оружию, собратья, боги с нами!

Из-за длинного острова посреди Закара показались три пышно украшеные униремы. В пару махов вёсел они преодолели расстояние, отделявшее их от изображавших флот Гарпасия кораблей, и Энекл с каким-то восторженным ужасом увидел, как головная на полном ходу протаранила борт другого судна. Хитро сооружённые сифоны на палубах разбрасывали вокруг горящее земляное масло, а на берегу два отряда царского войска, наряженые в эйнемские доспехи времён Мегадевка и Гарпасия принялись усердно колошматить друг друга тупыми мечами и копьями без наконечников.

На орхестре тоже времени не теряли: из-за скены выскочили верренские танцоры арены и между ними закипело сражение. Если бы кто вздумал так махать ногами, прыгать и вертеться в настоящем бою, он мигом лишился бы головы, но смотрелось впечатляюще. По рядам зрителей пробежал восторженный шепоток, а когда веррен в невозможном кувырке метнул в товарища копьё, тот же ловко перехватил оружие у самой груди и очень натурально свалился «замертво», одобрительно прицокнул даже Энекл.

– Неописуемо. Это не трагедия, это какой-то... Петушиный бой, – послышался шёпот сзади. Энекл коротко обернулся: келенфский посланник Каллион, благообразный старец со сверкающей лысиной и окладистой седой бородой, так и топорщащейся от возмущения. Его спутник, молодой сапиенянин, пробурчал в ответ что-то согласное, но глаза его горели от восторга.

Представление, тем временем, шло своим чередом. Пылал огонь, сражались воины, войско Мегадевка и его брата теснило Гарпасия, затем Гарпасий, сын смертной и Сефетариса, теснил их, зрители же не отрывали от действа восхищённых глаз. Казалось бы, кому из эйнемов не известна история Мегадевка, но Феспей умудрился завернуть дело так, что всё казалось совсем новым. Достаточно сказать, что Эакон, которому полагалось выиграть треножник на тризне по Мегадевку, отважно погиб в самом начале представления, к вящему возмущению посланника Каллиона.

Наконец, всё, что должно было свершиться, свершилось. Смертельно ранив Мегадевка, пал Гарпасий, неожиданно очутившийся главным героем, и сцена его смерти вызвала слёзы почти у всех присутствующих женщин. Стратинская битва закончилась победой плиофентян, герой Мегадевк испустил дух в окружении плачущих товарищей и на орхестру, под рёв восторженного театрона, вышел Феспей в военном наряде.

– Закончен бой, одержана победа, – провозгласил он, когда хлопки и крики отзвучали, – но не узрели многие восхода. Омыта радость горькими слезами, и подле смеха воцарились стоны. Тут Автолем велел столы поставить, и яствами усеять их обильно, чтоб воины могли, наполнив чаши, почтить богов, победу даровавших, чтобы могли пристойными речами прославить храбрых и оплакать павших.

Вспыхнули факелы, гигантский разрисованный занавес по левую руку откинулся, и взорам предстали ряды пиршественных лож, костры с жарящимся мясом и уставленные яствами столы – перед началом представления всего этого не было и в помине. Игравший Автолема актёр, обращаясь к Нахарабалазару, призвал «своего друга и союзника, царя Пантолемея» на пир в честь победы. Началась ещё одна из придуманных неугомонным Феспеем забав. Актёры со всей серьёзностью играли свои роли, называя гостей именами соратников Мегадевка и поднимали чаши в их честь. Воины, участвовавшие в представлении, угощались у костров неподалёку, производя полное впечатление военного лагеря, а на свободном пространстве меж столами верренские бойцы устроили атлетические состязания, получая за победу треножники, рукомойники, кобылиц, рабынь и всё прочее, что обыкновенно дарили в древние времена.

Эйнемские командиры, коих весёлая черноволосая служанка величала посланниками Эгамена, достославного царя Эсхелина, расположились неподалёку от царского ложа. Стол ломился от изысканных кушаний, голод, после долгого представления, сжимал внутренности, поэтому выслушав положенные речи и свершив возлияние богам, все с удовольствием набросились на еду.

– Ну как вам представление, – спросил с набитым ртом Клифей, жадно откусывая от гусиной ноги.

– Думаю, нашего Феспея рано или поздно сожгут на костре из его трагедий, – рассмеялся Диоклет. Они с Каллифонтом, в отличие от прочих, ели изящно и опрятно – происхождение давало о себе знать. Энекл пытался соответствовать, но не слишком успешно.

– Да, с канонами это не имеет ничего общего, – сказал Каллифонт. – Зрелище увлекательное, но театр ли это?

– А мне понравилось! – воскликнул Медион, ещё один лохаг их отряда, широколицый кучерявый здоровяк. – Как он её на таран взял! А какая битва! Ну и когда женщины играют женщин, куда как лучше выходит. Я бы ещё разок посмотрел.

– Ну только сперва поужинав, – вставил Клифей, остальные рассмеялись. Подошедшая девушка вновь наполнила их чаши.

– Сюжет, однако великолепный, – заметил Диоклет. – Хотя и непривычный, все классические роли нарушены. А ты что скажешь Энекл?

– Не знаю, как роли, но мясо ничем не нарушено: вкусно, – ответил Энекл под смех товарищей.

– Как и положено грубому воину, наш друг думает только о еде, – хохотнул Диоклет.

– А о чём ещё думать воину? – Клифей ухватил ещё одну ногу и жадно впился в сочное мясо зубами. – О еде, о девках, ну и, конечно, о походах. Девушка, ещё вина!

Черноволосая служанка с готовностью наполнила чашу и весело хихикнула, когда огневолосый лохаг, вместо благодарности, ущипнул её за округлое бедро.

– А кстати о походе, – сказал Медион. – Всё ли у нас готово?

– А вот это ты мне должен сказать, – хмыкнул Каллифонт. – Зерно уже поставлено? Солонина запасена?

– Ну стратег... Есть... затруднения, но к выходу всё будет на месте.

– Смотри у меня. Если нам в походе придётся милостыню просить и дворы селян обирать...

– Стратег, когда такое было?

– Вот потому и не было, что я об этом напоминаю. Всё уже, гуты прибудут через неделю и выступаем. Дольше ждать некогда: эти некроманты и так уже много времени получили, кто знает, что они надумают.

– Да, это враг непростой, – сказал Диоклет. – У них сильное войско.

– И тайные знания, – добавил Медион. – Говорят, они оживляют мёртвых, чтобы те сражались на их стороне. Как представлю себе...

– Чушь это всё, – отмахнулся Клифей. – Где видано, чтоб мёртвые в бой шли. Верно, Каллифонт?

– В этих краях видали и не такое, но про мёртвых, должно быть, сказки.

– А почему тогда их некромантами зовут?

– Занбарцы – народ таинственный, – сказал Диоклет. – Я читал, они с тенями умерших разговаривают, и те им открывают будущее.

– Но ты, наверное, читал и то, что мидоняне их много раз побеждали, – недовольно сказал Каллифонт. – Хватит себя запугивать. Некроманты, тени ‒ какая разница, если свободный эйнем крепко держит в руках копьё?

– Верно сказано, стратег! – Клифей решительно хлопнул по подлокотнику. – Загоним варваров, вместе с их мертвецами, в болота, откуда они выползли! А там и посмотрим, что за женщины живут на юге!

– За это стоит выпить! – рассмеялся Диоклет, девушка наполнила их чаши и эйнемы, громко провозгласив славу Хоросу, осушили их до дна.

Разомлевший от похвал и вина Феспей, всё в тех же бутафорских доспехах, появился точно из ниоткуда и уселся прямо на ложе Энекла, едва не отдавив тому ногу.

– Ну что, соотечественники, как вам трагедия? Хвалить будем? – рассмеялся он, шумно отхлебнув из энекловой чаши.

– Дай подумать, – Диоклет наморщил лоб. – Ты нарушил все возможные запреты, перевернул с ног на голову все известные каноны, и всё на глазах эйнемских посланников, которые раструбят об этом на всю Эйнемиду.

– Прекрасно сказано, Диоклет! Схватил самую суть! Именно это я и сделал, ибо театр – это скандал. Ну, теперь или я стану самым знаменитым трагиком Эйнемиды, или я совсем ничего не понимаю в людях.

– А ты вполне доволен собой, – усмехнулся Каллифонт. – Впрочем, что говорить, трагедия отменная.

– Нет похвалы почётней, чем из уст столь просвещённого и доблестного мужа, – Феспей церемонно поклонился. – Конечно доволен: шума будет, хоть отбавляй. Могло бы случиться ещё что-нибудь, ну там драка на пиру, или чтоб кого-нибудь убили, но что поделать: нет в мире совершенства...

– О боги, неужто все поэты столь безумны? – вздохнул Медион. Феспей в ответ только расхохотался. Заметив, что у Энекла больше нет чаши, девушка принесла новую и наполнила все остальные.

Они были заняты подобного рода болтовнёй, когда сияющий от удовольствия царь поднялся с кубком в руке и завёл благодарственную речь гостям, написанную феспеевыми стихами. Все слушали, стараясь не упустить ни слова.

– ...здесь мы, собравшись, в сей час вечноблещущей славы. Чашею полной бессмертных богов да восславим! – закончил царь, и, под бурные восхищения гостей, махом осушил кубок.

Подошедший с кувшином юноша наполнил, чаши эйнемов, Каллифонт, прошептав благодарность Сагвенису, поднёс вино к губам, и тут случилось невообразимое.

– Каллифонт, не пей! – вскричал не своим голосом Диоклет и вскочил с ложа. Взмах руки, и чаша вылетела изо рта уже пригубившего вино Каллифонта. Красные капли разлетелись во все стороны, обрызгав нарядные одежды стратега и возлежавших поблизости гостей. – Энекл держи подавальщика!

Опешивший Энекл проводил взглядом быстро исчезающего меж столов юношу с кувшином. У него, как и у всех, начисто отшибло дар речи.

– Ты с ума сошёл? – от изумления, Каллифонт даже забыл разгневаться.

– Надеюсь, что да... – прошептал Диоклет, глядя на стратега, словно на призрак. Все вокруг замерли, даже музыка стихла. Ошеломлённые гости молчали, ожидая, что последует за невероятной выходкой чужеземца.

– Диоклет, объяснись, – холодно сказал Каллифонт, поднимаясь. Его лицо побагровело от еле сдерживаемого гнева. – Или ты думаешь, что это смешная... – не договорив, он вдруг захрипел и повалился обратно на ложе.

Тишина взорвалась криками, звоном падающей посуды и топотом. Кто-то бешено вопил, какая-то женщина рыдала, гремели проклятия повскакивавших с мест эйнемов. Онемевший Феспей белым от ужаса взглядом поглядел на бездыханного Каллифонта.

– Мелия среброгласая, – прошептал он. ‒ Когда я просил скандал, я не это имел в виду...

***

– Хвала Совершенным, он не успел выпить много, – старик в зелёном одеянии, верховный жрец Марузаха, тщательно вымыл руки и обтёр их неподрубленным полотном. – Ты спас своего господина, молодой человек. Я промыл ему желудок и сделал всё необходимое. Если на то будет воля богов, он не умрёт, но нужны тщательный уход и присмотр, ибо яд мог сохраниться в печени. Если вовремя не заметить признаков этого, случится беда.

Покрытый испариной Каллифонт лежал без чувств в царском шатре. Полководца окружали вельможи и во главе с самим Нахарабалазаром. Лица присутствующих выражали все возможные человеческие чувства: от сочувствия до скрытого злорадства.

– Где отравитель? – раздражённо спросил царь у протолкавшегося сквозь толпу Нефалима.

– Мёртв, владыка. Покончил с собой, когда его почти схватили. Девушку, что подносила вино доблестным эйнемам, тоже нашли мёртвой. Мы продолжаем искать...

– Проклятье! – взревел Нахарабалазар так, что стоявшие подле него отпрянули. – Кто-то убивает за моим столом и срывает мне праздник! Найти того, кто всё это затеял и доставить ко мне тотчас же! Я изжарю мерзавца в его собственном сале!

– Да, владыка шести частей света, – Нефалим поклонился.

– Государь и властелин, – сказал Диоклет. – Не думаю, что стоит прерывать праздник. К счастью, все живы, а злодеев найдёт Нефалим. Прошу, продолжай увеселение, мы же доставим нашего предводителя домой и позаботимся об уходе.

– Владыка шести частей света, – подал голос Саррун, наблюдающий за происходящим с непроницаемым лицом. – Не стоит ли оказать милость верному слуге и поместить его под присмотр твоего лекаря. Я пошлю за Ната-галом...

– Это совершенно излишне, – твёрдо сказал Диоклет. – За ним присмотрят лучшие эйнемские врачи, им лучше известно, как лечить эйнема.

Саррун коротко зыркнул на дерзкого чужеземца, но царь лишь пожал плечами.

– Делайте, как угодно, – коротко бросил он. – Надеюсь, он поправится. Продолжим пир. Саррун, пусть всю еду теперь пробуют дважды...

Гости постепенно разошлись, и вскоре из-за стены шатра донеслись звуки музыки и застольный шум. Вокруг Каллифонта остались лишь эйнемские командиры и Феспей.

– Такие вот дела, – устало выдохнул Диоклет, присаживаясь подле сидящего с сокрушённым видом Энекла. – Надеюсь, всё будет благополучно.

– Ты молодец, – Энекл с чувством сжал руку товарища. – Как ты понял?

– Не знаю... Показалось странным: весь вечер приносила вино одна и та же девушка, а тут вдруг парень...

– Вдруг она просто устала или что-то в этом роде?

– Об этом я не подумал. Тут не знаешь, что и лучше: ошибиться или нет.

– Да, если бы парень не хотел травить Каллифонта, вид бы у тебя был дурацкий.

Оба невесело усмехнулись.

– А он его травить и не хотел, – спокойно заметил Диоклет.

– Что?! – Энекл удивлённо вытаращился на товариша.

– Тише, – Диоклет коротко взглянул на остальных лохагов: Клифей о чём-то говорил с Феспеем, а Медион куда-то вышел. – Отравлено было всё вино на нашем столе. Мы должны были его выпить тоже. Отравить хотели нас с тобой.

– Почему ты так решил?

– Очень удобно: обставить дело как покушение на Каллифонта. Мало ли у него недругов? Никому в голову не придёт, что убить нас для кого-то важнее, чем верховного военачальника, ведь так?

– Безумие... – выдохнул Энекл.

– Отнюдь. Мы и впрямь важнее: Каллифонт ведь не знает о связи одного вельможи с неким лекарством и некими заговорщиками... Теперь нам и впрямь нужно очень осторожно ходить мимо высоких зданий.