Эйнемида II. Право слабого.

Глава XX

Сгибаясь под тяжестью своей ноши и не обращая внимания на удивлённые взгляды встречных, Эол добрался до заднего входа храма Даяры и, боком толкнув дверь, ввалился в увешанную пучками сухих растений комнату, недавно служившую жильём покойной Горго. За время его отсутствия запах изменился: вместо душистой травяной пряности пахло чем-то кисловато-тухлым, не слишком приятным. Эол громким стуком поставил полое бревно на дощатый пол.

– Принёс? – спросила Кинана, не оборачиваясь. Всё её внимание поглотил ковшик с тёмной жидкостью, закипающей на масляной горелке. Подле царицы, на столе, на лавке и даже на полу, помещалось множество сосудов, трав и порошков, добытых в закромах покойной жрицы, а также кувшин масла и ведро с извёсткой.

– Да, госпожа, – сказал Эол. Только теперь он увидел, что к царице присоединился Белен. Вид келенфиянин имел недовольный.

– Боги, царица, зачем тебе понадобился улей? – спросил келенфиянин.

– Любишь мёд, люби и пчёл – знаешь, так говорят? – сняв ковшик с огня, царица вылила содержимое в мигом забурливший котелок и принялась толочь в ступке кусок ярко-жёлтой серы. Эол смотрел на её ловкие движения как завороженный.

– Не знаю. Царица, прошу тебя, иди спать, ты уже сутки на ногах.

– Некогда. Если не будем готовы к штурму, уснём навечно.

– Варвары зализывают раны, им нужно время оправиться. Раньше, чем дней через пять они вряд ли решатся повторить. Тем более, что таран теперь не поможет, мы завалили ворота наглухо. Клянусь Эйленосом, надо было додуматься до этого раньше!

– Много до чего нужно было додуматься раньше, – пробурчала под нос царица, смешивая на листе папируса разноцветные порошки. – Тебя не смущает то, как они взяли Ликимн? Сходу.

– Эорол говорил, что наши прозевали ворота...

– А если не прозевали? Говорят, обрушилась стена.

– Такое возможно?

– Эол, – обернулась Кинана. – Расскажи нашему гостю с Келенфа про гисерских колдунов.

– Я не знаю... – удивлённо сказал молодой человек. – У нас про них всякое болтают. Мать рассказывала, что они могут летать в виде совы и превратить человека в осла...

– Ну… Это ведь сказки?

– В каждой сказке есть доля правды, – Кинана пожарче разожгла огонь под бурлящим котелком. – А теперь, помолчите!

Она вскинула сложеные в щёпоть руки и торжественно продекламировала:

– Истинно без всякой лжи, достоверно и в высшей степени истинно. То, что находится внизу соответственно тому, что находится вверху, – пальцы разжались, разноцветный порошок дымным облачком осыпался в котелок. – И то, что вверху, соответственно тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса Единой вещи, – три раза помешала варево против часовой стрелки. – И подобно тому, как все вещи произошли от Единого, так и все вещи родились от этой единой сущности через принятие, – бросила размолотую серу и несколько белых кристалликов. – Солнце ее отец. Луна ее мать. Ветер ее в своем чреве носил. Земля ее кормилица. Вещь эта – отец всяческого совершенства во всей Вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю, – снова помешала, водя ложку древним символом бесконечности. – Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого, осторожно и с большим искусством. Эта вещь восходит от земли к небу и снова нисходит на землю, воспринимая силу как высших, так и низших областей мира. Таким образом, ты приобретаешь славу всего мира, и темнота уйдет от тебя, – влила масло и содержимое синего флакона. Жидкость в котле сменила цвет на оранжевый так неожиданно, что Белен с Эолом с моргнули. – Эта вещь есть сила всяческой силы, ибо она победит всякую самую утонченную вещь и проникнет собою всякую твердую. Так был сотворен мир, – в котёл полетели ещё какие-то порошки, Кинана помешала снова. Судя по тому, как туго двигалась ложка, жидкость основательно загустела. – Отсюда возникнут удивительные приспособления, способ которых таков...

Подхватив варево на кончик мизинца, царица резко стряхнула каплю на горящую свечу. Раздался звук «пуф-ф-ф», ярко-оранжево вспыхнуло пламя и сорванный со стола подсвечник, пролетев мимо испуганно отшатнувшихся Белена с Эолом, звонко покатился по по полу.

– Поэтому назовут Трижды-Величайшим того, кто овладеет познанием трех частей всего мира. Полно то, что я сказала о действии Солнца, – удовлетворённо сообщила Кинана, отряхивая руки. – У бедной Горго быд отличный набор веществ. Жаль, она была больше лекарь, чем герметик, прими боги её тень благосклонно.

– Это было заклинание? – Эол восхищённо перевёл взгляд с валяющегося в углу подсвечника на царицу.

– В какой-то степени, – усмехнулась Кинана. – Это священный гимн герметиков, его учат при вступлении в общество. Помимо прочего, помогает запомнить, что и когда кидать в состав. Ну и производит впечатление на заказчиков.

– Неарский огонь, – кивнул Белен. – Точнее, что-то похожее. Настоящий повторить ни у кого пока не получалось.

– Не знал, что он жидкий, – сказал Эол.

– Огонь имеет природу горячую и влажную, – назидательно сообщила Кинана. – Поэтому не горят ни пепел, чья природа сухая, ни вода, чья природа холодная. Так вот, Белен, помнишь, какой был день, когда прибыл гонец.

– Да, десятое число сефетариона, шесть дней назад.

– Значит Ликимн взяли в ночь на девятое, а завтра шестнадцатое.

– Так. И что это значит?

– Эти дни, и ещё двадцать шестое, у нас, в Селаках, называют Основаниями осени, селяне их празднуют, серые сёстры тоже. В такие дни сильнее действуют все заклятья и заговоры, самые сложные зелья тоже начинают варить в это время.

– Ты хочешь сказать, варвары применят против нас какое-то колдовство? Ну это уж чересчур. Порчу или мужскую силу укрепить, это одно, но стены колдовством рушат только в сказках.

– Они варвары, но их шаманы в искусстве разбираются на славу, сёстры у них многому научились. Но даже если ты прав и стену разрушить нельзя, гисеры-то всё равно верят, что заклинания на Основания имеют особую силу...

– Понимаю. Что ж, мы будем готовы, но огонь... Даже если он у тебя хорош, всё равно это штука опасная. Как он нам поможет? Сифонов-то у нас нет. Можно залить в запечатанные кувшины, но это часто кончается бедой...

– Раз сифонов нет значит, придётся их раздобыть, – Кинана подошла к принесённому Эолом улью, её пальцы ласково пробежались по неотёсаной коре, на мгновение остановясь у просверленной в боку дырке летка. Высотой бревно доходило девушке почти до груди, – Кажется, подойдёт. Принесите мне столько, сколько сможете найти.

***

– Госпожа, проснись, – взволнованный голос вырвал Кинану из зыбкого тревожного сна, в котором смешались все безумные события последних месяцев. Кричали умирающие и раненые, смеющаяся Нейя выпрашивала медовый пирог, а с уголка побледневших губ стекала тёмная струйка крови, Горго строго и недовольно смотрела на торчащее из груди древко, безумно смеялся дураг-убийца... Усталая царица, весь день проведя на ногах, прикорнула ближе к полуночи прямо на лавке у гарнизона. Кто-то укрыл её тёплым плащом, и благослови его Даяра за заботу: ночь выдалась холодной.

– Что такое, Эфирил? – последние дни, она прилагала нечеловеческие усилия, чтобы удержать в голове облик и имя каждого встреченного ей человека. Полководец должен знать тех, с кем собирается принять последний бой. Молодой раб, чудом переживший штурм, сразу расцвёл – как мало людям надо для счастья. Доброе слово и рабу приятно. Впрочем, поправила себя Кинана, он уже не раб: своей властью она даровала свободу каждому рабу в крепости, всех селян произвела в вольные земледельцы, а воинов повысила на звание. Почему-то вспомнился предатель Аркипп, ставший, таким образом, пентикост-тагматом. Любопытно, кому-нибудь прежде удавалось пройти по ступеням герийской военной иерархии настолько резво? Так, глядишь, через месяц станет стратегом, а через полгода и царём. Если выживет, конечно.

– Госпожа царица, стратег Белен велел тебя звать. Говорит, ты должна на это взглянуть.

– Хорошо, иду.

Упругим рывком, Кинана поднялась и огляделась. Пока она спала, всё вокруг изменилось. Прежде блестели звёзды и в ясном небе светила полнотелая луна, теперь же звёзд не было видно вовсе, а cреброликая Фено скрылась за мглистым маревом, озаряя мир тусклым мертвенно-зеленоватым светом. Судя по положению луны, час был предрассветный.

– Туман? – удивилась царица.

– С час как наполз, госпожа. Только вот не было и тут раз... Господин Белен почти сразу тебя звать и велел. Он у ворот.

– Хорошо, можешь идти, – благосклонно кивнув парню, Кинана побрела к воротам, усилием воли заставив себя оставить на лавке меховой плащ. Полководцу негоже показывать слабость, достаточно и простой военной накидки, но боги, как же зябко-то, особенно спросонья.

На стене она обнаружила встревоженного Белена в окружении нескольких воинов. Выставив вперёд факел, келенфиянин напряжённо всматривался туда, где за туманной мглой скрывалось вражеское войско.

– Что у вас тут стряслось? – спросила Кинана. Все обернулись к царице.

– Калиспера, госпожа, – поприветствовал её Белен, оторвавшись от своего занятия. – Ничего не случилось... Пока.

– Гисеры? – спросила девушка, вглядываясь в клубящуюся серую мглу.

– Вроде бы нет, но этот туман... Больно быстро он появился. Я твои рассказы про колдунов сразу вспомнил... – Белен смущённо усмехнулся. – Очень кстати для них. Под таким к стене можно подойти вплотную.

– Огненную стрелу пускали?

– Да, и на южной стене тоже: будто бы варвары на месте, но... Зря я, наверное, тебя разбудил.

– Хорошо, что разбудил. Лучше предполагать худшее. Люди готовы?

– Я отдал приказ готовиться… И на стенах оставил только наблюдателей, остальные в отдалении: вдруг обрушатся.

– А как мои ульи? Не отсыреют?

– Я велел укрыть их палатками.

– Очень хорошо… Послушай, как такой толковый человек не нашёл места дома, на Келенфе? Ты ведь приехал всего лишь сотником, так?

– Не знаешь ты Келенфа, царица, – хмыкнул Белен. – У нас главное не толк, а кто твои родственники. Если ты не из сильной семьи, о высоком положении можешь даже не думать. Я слышал, у вас, в Герии, порядки справедливее, вот и решил попытать счастья.

– Не волнуйся: скоро у нас порядки будут не хуже, чем на Келенфе, – язвительно заметила Кинана. – Впрочем, ты прибыл вовремя: вашим в Ордее сейчас благоволят больше, чем герийцам.

– Я в этом не виноват, царица.

– Я знаю. Не...

Гулкий рокот пробежал по крепости, отдаваясь в позвоночник, заставляя свернуться внутренности. Вдруг под ногами тряхнуло, с востока раздался раскатистый грохот, подобный шуму горного обвала, послышались вопли: «Стена! Стена!». Крепость наполнилась криками и топотом, защитники выскакивали на улицы с оружием наголо, пытаясь понять, откуда на сей раз пришла угроза.

– А ты говорил... – на ходу бросила Кинана. Белен, отдав кому-то факел и подхватив прислонённый к зубцу стены щит, бросился следом.

Их взглядам предстало кошмарное зрелище: восточная стена крепости, высокая и надёжная, удобно подкреплённая двумя полными стрелков башнями, перестала существовать. Прямо посередине зиял огромный пролом шириной в две, а то и три ломовые телеги, а из клубящегося за ним тумана уже доносились гисерские боевые кличи. О таком колдовстве Кинана не слышала никогда, и сама не верила, что это возможно, хоть и говорила Белену обратное. Впрочем, подумать об этом можно после, сперва нужно пережить ночь.

Не обращая внимания на летящие с башен стрелы, гисеры ринулись в крепость, с ловкостью горных коз прыгая по опасно сгрудившимся камням бывшей стены. Варваров встретила стена щитов, из-за которой летели дротики, но ломящихся в брешь гисеров было не остановить. Всё больше и больше их врывалось в крепость, ещё немного, и фалангу сомнут числом, а дальше резня на беззащитных улицах, кровь и добыча. Тёмные глазницы безликих шлемов горели сладким предвкушением.

На брошенное со стены тяжёлое бревно, сбившее наземь кого-то из наступавших, его товарищи даже не обратили внимания. Мало ли что обречённые защитники швыряют со стен: брёвна, камни – им это уже не поможет, а что соратник погиб, на то она и война. Павший в битве будет милостиво принят предками и получит место за их столом, а те, кто выжил, справят по нему добрую тризну – конечно не прежде, чем досыта напоят клинки вражеской кровью. Немного прокатившись, бревно остановилось, застряв на камнях. Туго скрученный соломенный трут в дырочке на боку быстро прогорал, сочась растворяющимся в тумане дымком.

Создать настоящий неарский огонь Кинане было не под силу. Этот секрет знали лишь в городе среброрукого Олла, да и вряд ли бы в маленькой пограничной крепости сыскались все нужные составляющие. Что есть, тому и рады. Девушка опустошила все городские запасы масла и смолы, перевела почти всю запасённую для починки стен известь и ополовинила кладовую запасливой Горго, благо действительно редкие вещества клались едва ли не из расчёта ложка на бочку. Стоило ли дело усилий? Ждать осталось совсем немного.

С гулким звуком вылетели запечатывающие снаряд глиняные пробки, и с обоих концов бревна вырвались потоки оранжевого пламени, обдавая взывших от ужаса гисеров. Раскрутившись под огненным напором, бревно взлетело в воздух, расталкивая и сшибая с ног всех, кто имел несчастье оказаться на его пути. Прежде, чем варвары успели опомниться, сверху полетели новые брёвна.

Нельзя сказать, что снаряд нанёс большой урон, но на это Кинана и не рассчитывала. Все свои умения она употребила на то, чтобы сделать снаряд впечатляющим. Не знакомые со страшным неарским составом, варвары в ужасе отпрыгивали от огненных струй, а туман только усиливал панику. Ещё одно огненное колесо завертелось в смешавшихся рядах гисеров, и ещё одно. Из-за герийских щитов вылетели горящие стрелы. Туман озарился пугающим оранжевым светом и над полем боя повис жуткий воющий вопль.

Смеси хватило на десяток брёвен, и Кинана горячо молила Неистовую вместе со всеми богами Эйнемиды, чтобы запала гисеров недостало на большее. Если они поймут, что павших от страшного оранжевого пламени немного, если устоят, пока не кончатся снаряды... Не устояли. Воя от ужаса и бросая оружие, прорвавшиеся в крепость варвары сгрудились в беспорядке, передавая свой испуг товарищам. Паника охватила вражеские ряды, и в этот миг Белен протяжно просвистел в хрипящий эпистатский свисток.

С рёвом «Спренсиэ Койорэ!» герийцы пошли в атаку. Туман, прежде благосклонный к атакующим, был теперь на стороне герийцев. Не видя, сколь малочисленны враги, шарахаясь от каждого брошенного камня – вдруг он через миг превратится в фонтан пламени – гисеры ринулись из пролома едва ли не быстрее, чем в него ворвались, и герийцы на их плечах врубились в самую гущу неприятельского строя.

Битва вышла жаркой, но недолгой. Никакие уговоры и угрозы гисерских вождей не могли остановить войско, превратившееся в охваченную безумием толпу. Варвары бежали, натыкаясь друг на друга, падая, бранясь. Кое-где они даже начали сражаться друг с другом, то ли приняв союзника за врага, то ли пытаясь расчистить путь к бегству, а посреди этого хаоса несокрушимо двигалась грозная фаланга, коля, рубя, давя ногами всё, что встречалось на пути. Казалось, они дойдут до самого гисерского лагеря, но раздался свисток, и педзетайры принялись отходить назад. Белен хорошо чувствовал грань между храбростью и безрассудством.

На все лады славя царицу, воины возвращались в крепость. За время битвы туман рассеялся, и начинающий алеть восточный край неба осветил картину небывалого разгрома. Пространство перед брешью было густо усеяно вражескими трупами, остальные в совершенном беспорядке отступали к лагерю, герийцы же потеряли немногим больше десятка бойцов. Воины были точно пьяные от радости. Вернувшийся в крепость одним из последних, Белен весело замахал поджидавшей за стеной Кинане.

– Царица, это... Это... – даже у чопорного и хладнокровного келенфиянина перехватило в горле от восторга, а на лице расплылась дурацкая улыбка.

– Благодарю за службу, воин, – усмехнулась Кинана.

– Меня?! – воскликнул келенфиянин. – Это тебя надо благодарить, этот день твой и только твой! – внезапно он гаркнул так, что слышно было, казалось, даже в Грейе. – Воины! Слава царице Кинане!

– Слава! Слава! Слава! – с готовностью рявкнули десятки глоток. Воины обступили царицу, пытаясь коснуться её плаща или сапога. Досталась порция славословий и Белену. Немалых трудов стоило убедить разгорячённых людей, что осада не закончена, нужно отдыхать и готовиться к следующей битве.

– А знаешь, я поняла, как они сломали стену, – сказала Кинана, когда все немного утихомирились. Не учавствовавшие в битве уже копошились в проломе, пытаясь хоть как-то заделать брешь.

– Колдовство? – с сомнением спросил Белен. Верь не верь, но обломки стены лежали прямо у него под ногами.

– Колдовство, но другого рода, – Кинана подняла валявшийся у её ноги камень. – Что ты видишь?

– Камень, – пожал плечами келенфиянин, ‒ Мокрый.

– А крепёжный раствор на нём видишь? – царица протянула камень Белену. Воин взял обыкновенный серый булыжник так, словно тот вот-вот был готов плюнуть неарским огнём. – Гисеры искусны в метаморфозах, а в Основания заговоры на воде удаются лучше всего. Нашли слабое место и превратили часть раствора в воду, а у нас всё-таки не Нинурта, стены не слишком толстые. Хотела бы я побеседовать с их главным жрецом...

Улыбнувшись обескураженному келенфиянину, царица отправилась досыпать столь грубо потревоженный сон.

***

– Услышь меня, Даяра, неистовая непокоряющаяся. Ответь! Мы сражаемся, мы гибнем, мы страдаем. Скажи хоть слово.

Пальцы Кинаны сжаты добела, зубы стиснуты до скрипа, на бледном напряжённом лице застыла одинокая холодная слеза. Камни молчат.

– Защити свой народ, помоги тем, кто верен тебе. Наставь, дай совет. Сделай хоть что-нибудь. Ответь!

Голос девушки дрожит, в нём боль и вековая усталость. Глаза подведены тёмными кругами, Кинана не помнит, когда спала последний раз. Камни молчат.

– Я прогневала тебя? Ты не хочешь говорить со мной, не хочешь услышать меня? Возьми мою жизнь, но люди ни в чём не виноваты! Помоги мне спасти их! Наставь, дай совет, ответь!

Тишина, лишь подвывает ветер за узкими окнами-бойницами. Камни холодны, им нет дела до суетных забот недолговечных смертных. Они молчат.

– Ты ведь мудра, ты ничего не делаешь зря. Это твой замысел? Или ты просто жестока? Или тебе просто нет дела до нас? Я... Я не знаю, я сомневаюсь. Я буду делать то, что должна, и пусть свершится то, что должно свершиться. Я пойду вперёд, с тобой или без тебя. Я сделаю то, что должна... Я сделаю...

Камни молчат.

***

– И всё-таки это безумие, – Белен со странной смесью гнева и жалости смотрел на царицу, отрешённо разглядывающую свои руки на покрытом картой столе.

– Ты видишь выход лучше? – не оборачиваясь спросила Кинана.

– Мы можем держаться ещё, – по лицу келенфиянина было видно, что он сам не верит своим словам.

– У нас в стене огромная дыра, а варваров намного больше. Один раз их удалось отпугнуть, но в следующий это не сработает. Их страх перед огнём быстро пройдёт. К тому же, огня у нас всё равно больше нет...

– Всё лучше, чем сдаваться, а то, что ты затеяла, это именно сдача.

– Это хоть какая-то возможность. Другой всё равно нет.

– И этой нет тоже! – от волнения забыв про келенфскую учтивость, Белен хлопнул рукой по столу. – Даже если они согласятся... Ангвеземест опытный воин, а ты... – он осёкся на полуслове.

– А я слабая девушка, – закончила за него Кинана. – Я знаю.

– А если знаешь, что тогда? Он просто убьёт тебя, а потом всех нас.

– Он это сделает и так. Мы продержались, сколько могли, но ещё один штурм не выдержим, и ты это прекрасно знаешь. Именно поэтому мы решили то, что решили. Зачем мы снова об этом говорим?

– Ещё не поздно передумать.

– Уже поздно...

Их спор прервало появление пенинт-эпилоха Автомеда, одного из немногих выживших командиров. Лицо воина выглядело взволнованным.

– Они идут, госпожа, – сообщил он. Кинана кивнула.

– Ну вот и всё. Идём, Белен. Будем делать, что решили. Нравится нам это или нет.

Келенфиянин недовольно промолчал.

У ворот уже собралось немало народу, о переговорах знали все и каждому хотелось узнать, о чём будет идти речь. Стараясь держаться невозмутимо, Кинана, в сопровождении Белена, взошла на стену.

– Прекрасное утро, царица. Просто замечательное, чтобы принять неизбежное и сдаться. Ведь ты об этом хотела со мной говорить? – на сей раз, Ангвеземеста сопровождала куда более внушительная свита: четверо гисерских вождей и их знамёносцы. От пестроты одежд и развевающихся лент рябило в глазах.

– Я вызвала тебя потому, что пришло время остановить кровопролитие. Слишком много воинов погибло, и ещё больше погибнет, если вы продолжите упорствовать.

– Полностью согласен, царица. Мы мирный народ и не любим крови, – гисер хищно оскалился крепкими белыми зубами. Вожди за его спиной заулыбались. – Итак, какие твои условия?

– Моё условие простое: хватит нам с тобой отсиживаться за чужими спинами, решим дело между собой. Я вызываю тебя на поединок, вождь Ангвеземест! Если победишь – крепость твоя, если побеждаю я – вы убираетесь из Герии. Что скажешь?

Повисло изумлённое молчание. Ангвеземест уставился на царицу, не веря своим ушам.

– Поединок? Я не ослышался? – он моргнул и вдруг искренне, громко расхохотался. Кинана невозмутимо ждала окончания веселья.

– Женщина, ничего глупее я не слышал в жизни! – воскликнул гисер, отсмеявшись. – Не иначе, ты обезумела от страха или выпила дурной воды. Чтобы я дрался с женщиной! С чего бы мне это делать?

– Ты ведь сам сказал, что не любишь кровопролития, – невозмутимо ответила Кинана. – Так прекрати губить своих воинов. Если победишь, крепость достанется вам.

– Она и так достанется нам. Послушайся доброго совета, женщина: сдавайся и крови не прольётся.

– Эгора не достанется вам без боя, и я тоже. Помнишь, три дня назад вы бежали от этих стен, помнишь огонь? У нас его ещё много. Приходите, мы найдём чем вас встретить. Мало ваших трупов уже оттащили от этих самых ворот? Оттащат ещё больше.

– Для воина погибнуть в битве – честь. Кто погибнет, погибнет со славой, а остальные ворвутся в крепость и перебьют вас всех без пощады. Если хочешь, чтобы твои люди увидели новый день, сдавайся. Я буду милостив.

– Конечно, раз начальник боится поединка, воинам ничего не остаётся, кроме как гибнуть со славой. Я знала, что ты варвар и лжец, но не думала, что ты ещё и трус, вождь Ангвеземест.

– Никто и никогда не называл меня трусом, – чеканя каждое слово сказал гисер.

– Значит назовут – вот эти люди, что пришли с тобой. Они увидят, как женщина вызвала тебя на бой, а ты отступил. Они увидят, как ты испугался поединка. Они увидят, как ты, вместо себя, погнал в бой их. Посуди сам, по совести, смогут ли они назвать тебя как-то иначе?

Кинана била наверняка. Взгляд Ангвеземеста, мельком брошеный на каменные лица сподвижников, стоил тысячи слов.

– Твои условия? – бросил вождь сквозь зубы.

– Бьёмся насмерть, на любом оружии, кроме метательного, завтра утром. До этого – перемирие. Если победишь, мы сдаём крепость, все, кто в ней есть, уходят беспрепятственно. Если побеждаю я – все, кто есть в твоём войске, уходят из Герии немедля, тем же путём, что пришли, и не вступают на нашу землю три года, разве что с разрешения правителя Герии. Мои люди поклянутся змеёй и камнем, твои – златым усом и чёрным конём.

– Хорошо, – кивнул Ангвеземест. – Но всё оружие, всё золото, все товары остаются в крепости. Твои люди могут забрать только то, что носят под доспехом. Это всё?

– Нет, не всё. Перед осадой твои люди захватили пленницу, эйнемку. Её зовут Диена...

– Диена? – недоуменно наморщил лоб гисер, и тут же расхохотался. – Ах, это та герозка, что так страстно ублажала наших воинов перед воротами! Конечно, я её знаю – всё войско её знает!

– Это моя любимая воспитательница, – спокойно сказала Кинана. – Если я побеждаю, её должны освободить.

– Ну не знаю, – рассмеялся Ангвеземест. – Она нам так полюбилась! К тому же, после стольких доблестных мужей, она не захочет возвращаться к скучным герозам с короткими удами.

– Если она захочет сама, уйдёт к вам, но не прежде, чем её освободят и передадут нам.

– Конечно захочет, – белозубо оскалился гисер. – Ну ладно, пусть будет так. Всё равно, ты не победишь. Если это всё, прощай, царица. Наслаждайся этим днём как сможешь, выпей вина, пригласи к себе в постель мужика с конём побольше. Этот день – твой последний, проживи его весело!

Он развернул коня, и гисеры направились к своим шатрам. Кинана молча глядела им вслед.

– Хотел бы я выйти вместо тебя... – вздохнул Белен.

– Ты ему не нужен, – Кинана ободряюще хлопнула келенфиянина по закрытому бронзой доспеха плечу. – Он не стал бы драться. Ему нужна я. Что ж, он меня получит. Вели всем приготовиться к клятве, и поторопитесь, нужно, чтобы они поклялись как можно скорее. Хвала богам, варвар пока ничего не понял. Змея сбросила золотую кожу.

– Змея... – удивился келенфиянин. – Постой, так... Ты затеяла всё это чтобы...

– Именно, – улыбнулась царица. – Золотая кожа – это я.

– Ты пошла на поединок, чтобы дать нам уйти, – в голосе Белена восторг мешался с гневом. – Ты принесла себя в жертву – ради нас...

– А гордость и блестящая кожа не дали ему это понять, – кивнула Кинана. – Скоро до него дойдёт суть, и мы услышим громкий вопль, ведь этим договором он ничего не выиграл, только проиграл. Я бы погибла в любом случае, во время штурма или как-то ещё. Крепость бы тоже стала его, но так ему доставались ещё и пленники. Теперь всё то же самое, но вы уйдёте беспрепятственно, а у меня есть небольшая, но надежда. Что досталось варвару? Он потеряет меньше людей, но их у него и так много – слабое утешение. Поэтому поторопись, нужно поклясться прежде, чем он осознает всё это сам.

– Боги, но ведь это чудовищно! Я не позволю девчонке умирать вместо меня!

– Другого выбора нет, Белен, ни у тебя, ни у меня. Наши судьбы на коленях у богов. Пойдём, нужно ещё многое сделать.

Провожаемая растерянным взглядом Белена, Кинана спустилась со стены. Перед строем гисерского войска уже устанавливали алтарь для торжественной клятвы.

***

– Услышь меня, Неистовая, ответь! Ты будешь со мной? Ты будешь с нами? Ответь! Дай мне знак! Ответь!

Камни молчат.