Эйнемида II. Право слабого.

Глава X

– ...да я тебе говорю: сам видел. Здоровенная, мать её зубатка, рыба, десятка три кораблей в брюхе поместится, а на спине – деревня. Селяне пашут, оливы выращивают, грибы собирают. Там на хвосте целый лес, – Клевст возбуждённо прихлебнул вина, заплескав рыжеватую бороду. Его единственный глаз выпучился, точно вот-вот лопнет.

– Что же она не нырнёт? – усмехнулся Хилон. – Из человеколюбия?

– Не-ет, что ты, – замахал руками помощник кормчего. – Какое там, ехидне под хвост, человеколюбие. Она, вроде как, у рыб архонтом была, но чем-то перед отцом Сефетарисом провинилась: то ли проворовалась, то ли ещё какое злодейство учинила, ну тот её за жабры и на воздух. И правильно: провинилась – отвечай. Наших воров, что и ртом, и задницей серебро загребают, кто бы так приложил, народу бы ой как легче дышалось. Ладно, к гарпиям их... А про гигантскую летающую бабу с крыльями я рассказывал?

– Тимерет? – поднял бровь Хилон, машинально водя пальцем по листу папируса.

– Да какая, к ламиям, Тимерет?! – Клевст расхохотался, точно услышал хорошую шутку. – Тимерет прекрасная, благословенная, нас, моряков, не обижает, кто из её тридцати трёх сыновей-ветров задуть собирается – знак даёт. Не дурак, так прочтёшь, а коль дурак, на дно тебе и дорога – рыб накормишь, хоть какой-то прок будет. А то тварь жуткая, вроде бы на бабу похожа, хотя кто знает, может и на мужика… В общем, как человек, но за спиной орлиные крылья, вместо рук и ног – лапы с когтями. Будто бы гарпия, но раз в сто больше. Такие, говорят, далеко-далеко на западе, на самом краю мира водятся, но и по эту сторону Запретных врат, бывает, залетают. Мой приятель, Антифон-кормчий, рассказывал: пристали они как-то на ночь к какому-то задрипаному островку неподалёку от Фтисса, ну, бирему на берег вытащили борт подлатать, всё чин по чину. Спать легли, а ночью-то всё и началось: крик жуткий, словно сотня человек разом застонала, да громко, аж в ушах закладывает. Ветер поднялся такой, что все навесы посдувало, треск, шум, гам, ну точно враги напали или землетрясение какое. Все, само собой, повскакивали, глаза продрали, ну, тут, при луне, и увидали: здоровенная тень на фоне неба, крылья расправила, башку задрала и воет, тварюга, так, что наизнанку воротит. В общем, кто тогда себе ляжки только водой обгадил, того с тех пор храбрым считают. Утром проснулись, а бирема вся ломаная-переломаная, точно на камень налетела, насилу заклепали, чтоб хоть как-то до Орола дотянула. Видать, этой скотине крылатой летать наскучило, устала или ещё чего, присела повыть, ну в темноте бирему с камнем и спутала.

– Так может они на камень и налетели? – усмехнулся Хилон, подливая моряку вина из глиняного кувшинчика. – А гигантскую гарпию придумали, чтоб портовый надзиратель за порчу корабля не взыскал.

– Э нет, ты, не знаючи, человека не обижай! Антифон – парень правильный, болтать попусту не станет. Можешь ему верить, как мне самому! – Клевст твёрдо припечатал кулаком по столу, да так, что посуда подскочила с жалобным звяканьем.

– Ну ладно, с этим ясно, лучше вот что расскажи: значит, ты говоришь, Тефей стал собираться к силетам в сефетарионе, как с Башта вернулся?

– Ну да, так и есть, ходил мрачный да задумчивый, точно папаша, которому тройню вынесли. Видно, уходили его там, в Баште, золотомордые знатно. В осмеоне сказал Фалену и Гиаканфу, что устал и хочет отдохнуть, а в эниксионе, по первому снегу – ты хоть знаешь, что такое снег? – к силетам и умотал. В одиночку, только варвары с ним были, на этих их «санях». Он даже оделся как варвар, из эйнемского только какие-то книги взял и ещё какие-то безделки... Ты только не подумай, я за Тефея – прими Урвос его тень получше – горой. Он мужик был хороший, правильный, и отец его человек справедливый, да и за тебя постою – ты же теперь, вроде как, Евмолпу сын. Так что, Диониды мне по сердцу, однако, скажу тебе по чести, маху дал наш Тефей с варварами: на языке их пёсьем болтал, точно и не эйнем, с вождями ихними дружбу водил, одевался по-ихнему, еду их жрал, от которой у цивилизованного человека кишки узлом заворачиваются… Есть у них там одна гадость, маслом называют, вот только оно не из оливы или там винограда, а из коровы: белое, жирное, съешь – будто топлёного сала напился. Дрянь дрянью, а у варваров – любимая еда, только богачи жрут… – Клевст брезгливо скривился. – Ну гарпия с ним, с коровьим маслом. Знаешь, нет, у Тефея там, стыдно сказать, баба была.

– Правда? А ты её видел?

– Видел конечно, – моряк недовольно поморщился и отхлебнул из кружки. – Дикарка, а красивая, зараза: лицо широкое, румяное, глазищи огромные, задница круглая, крепкая... Нет, всё понятно, девка ладная, ну так подол ей задери, да и отведи душу, а чтоб эйнем к варварке лип, как мокрый хитон к афедрону... Один оролиец даже болтал, что Тефей на ней, будто бы, женился по-ихнему варварскому обычаю, ну мы ему рожу расквасили да из таверны пинком: нечего на достойного гражданина наговаривать! Верно говорю?

– Да уж... – Хилон задумчиво покачал головой. – А как её звали?

– Кьярá.

– Кьяра?

– Кьярá, у дикарей все слова на последний слог тянутся.

– И что, часто он с этой девушкой встречался?

– Да почитай постоянно. Как к варварам поедем, так на неделю, на две к её родичам и заезжаем, а однажды она в Орол прикатила, с отцом, братьями и прочим сбродом – торговать, будто бы. Тефей её тогда у себя поселил и жил, как с женой, месяца три. Местным хоть бы что, у них такое в обычае, а вот наши не обрадовались. Пафрей, кормчий «Мурены», даже сказал ему было, что это не дело, а тот только посмеялся. Скажу по чести, кому другому, а не Тефею, такие штучки бы даром не прошли. Веришь, нет, но он варваров, что в наших городах жили, наравне с эйнемами судил. Представляешь, варвар эйнема в суд вызывает, и тот перед этой бородатой обезьяной в шкуре ответ держать должен! – от возмущения, моряк даже дёрнул себя за бороду.

– А вообще, силеты, какие они? – спросил Хилон, припоминая заметки Тефея.

– Да дикари дикарями, – махнул рукой Клевст. – Что ты, варваров не видал? Бородатые, белокожие, высокие, волосы у кого тёмные, у кого посветлее, у кого вообще рыжие. Живут в лесу, одеваются в лисьи да оленьи шкуры, штаны, сапоги и эти их «друфату» – что-то вроде шерстяного одеяла с узорами, надевают как наш гиматий, только до колена. Строя не знают, но дерутся как бешеные, копьями, дубинами либо мечами. Железо и медь у них неплохие, колонии покупают, и олово тоже. Некоторые, кто в городе живут, наряжаются по-нашему, кое-кто так похоже, что и с эйнемом спутать можно – пока рот не откроет.

– Некоторые считают, что у силетов могли поселиться те эйнемы, что не пошли на зов бессмертных – потерянные. Будто бы есть схожие обычаи и слова.

– Чушь это всё, я тебе скажу. Выдумываете вы, богачи, всякую глупость, оттого что заняться нечем. Ну какие там эйнемы? Эйнемы одно, а варвары другое. Это и дураку понятно.

– Ты знаешь что-нибудь по-силетски?

– Моя б воля, отродясь бы рот варварскими словами не поганил, – Клевст едва не сплюнул, но вспомнил, видно, что находится в доме Евмолпа, и сдержался. – Только вот у них многие по-человечески не понимают, одно слово: дикари. Что-то выучить пришлось, как там: «Ба ту гжьнатá?» – «Как тебя зовут?», «Клевст му гжьнатá» – «Меня зовут Клевст», «Му ту ле ккьарит» – я тебя не обижу, «Ба пьалли му атаáт» – «Как пройти?», «Ба лльили ту пейокьхь?» – «Сколько стоит»... Аж язык от этой чуши свернулся, надо запить, – он сделал могучий глоток и смачно утёр губы тыльной стороной ладони.

– Да, на локсион не очень похоже, хотя... «Пейох», это «стоить»?

– Не «пейох» – «пейокьхь», – Клевст вытянул губы, словно ехидно улыбаясь. – Это значит «продавать». Эти их дурацкие «кхь» и «гжь» попробуй только не скажи. Хочется тебе, допустим, сыра, говоришь «кали» вместо «чьали» – не понимает, только лыбится и башкой машет, хотя стоит прямо перед горой этого их вонючего сыра. Представляешь, они гнилой сыр жрут, причём стоит такой вдвое дороже нормального...

– А на локсионе «сколько стоит» – «пафор пейкифос», торговать – «пейкой». Может силеты в древности узнали слово от эйнемов и переиначили на свой лад?

– Скажешь тоже, – моряк рассмеялся и махнул рукой. – Да варвар по-древнему, небось, и слова-то не выучит! Увидал бы ты их, сразу бы понял, что этих дикарей не обучишь. Тефей, бедолага, пытался, учил их, учил, а как ходили в лисьих шкурах, так и ходят.

– Как знать, как знать... Хорошо, значит Тефей отправился к силетам. А ты знаешь, чем он там занимался?

– Дружок твой, Эолай, меня уже об этом пытал. Все вы, учёные, одинаковы. Откуда ж мне знать? Я ж там не был! Девку свою, небось, валял, да писанину писал: большой был охотник до этого дела, как выдастся минутка, тотчас за стило и строчит, не оторвёшь. Нет, не знаю ничего. Приехал он от них аккурат в аэлинионе, а там и к плаванию готовиться начали.

– Ты помнишь, как он приехал?

– А что тут помнить? Так же, как и уехал: с силетами. Переоделся в человеческую одёжу, у Фалена, Гиаканфа и прочих начальников дела выспросил, ну и дальше всё своим чередом.

– Как он выглядел? Довольный был, хорошо отдохнул?

– Как силет он выглядел, пока шерстяное одеяло с себя не стянул. Как отдохнул не знаю, сказал, что хорошо, а я, всё-таки, не того дерева олива, чтоб с Тефеем Дионидом за чашей о жизни толковать. По мне, так ещё мрачнее стал. Как знать, может ему та девка от ворот поворот дала? Так сказал бы, мы б ему её на аркане приволокли – плёвое дело!

– Силеты, что с ним были, что за люди?

– Да какие ж они люди – варвары они. Не знаю, вроде как из тевков – то племя, где он гостил – а может и другие. Охотники: шкуры привезли на продажу.

– Те же самые, с кем уехал?

– Да я ж откуда знаю? Гарпия их разберёт. Для меня их волосатые рожи все на одно лицо, – в подтверждение своих слов, Клевст вновь дёрнул себя за бороду.

– Хорошо, и вы стали собираться в плавание?

– Ну да, Тефей как чуял, что домой отплывать придётся. Всё подготовил, обо всём с начальниками порешил, варваров приструнил. Как из матери-Сенхеи письмо пришло, мы, почитай, что, и готовы уже были.

– А до поездки к силетам он отплывать собирался?

– Да вроде нет. Так, отдал приказ корабли к зимовке готовить. Ну да и толку не было что-то другое делать. Корабли к плаванию уже перед тимеретиями снаряжают, а в зиму сделаешь, все снасти, к сиренам, погниют.

– Значит весной вы отплыли в Сенхею.

– Да, как водится, шли вдоль берега через Веррен: Ретус, Нерина, Спулония, потом уже оттуда морем на Сенхею. Товары распродали, кошели набили – жить можно.

– Понятно... – Хилон задумчиво посмотрел на стило, думая, что бы ещё спросить. – Тефей жил один? Слуги? Рабы?

‒ Поначалу, Тимид с ним постоянно был, а потом да, один.

‒ Расскажи про Тимида. Я, кажется, его припоминаю, он сын евмолпова повара, играл с нами в детстве…

– Ну да, он. А что про него скажешь? Тефею прислуживал, вроде как у него чему-то даже обучался. Тихий был парнишка, услужливый. Его бы мигом в оборот взяли – ну, знаешь, есть любители – кабы не Тефей. У него с этим делом было строго. Один наш моряк, Ликим, снасильничал как-то варварёнка в Фавонии, ну и, казалось бы, гарпия с ним, а Тефей Ликимну выбор предложил: либо его сейчас делают евнухом и продают силетам, либо он сам себя вешает. Как мы за Ликима ни просили – ни в какую, так и пришлось ему повеситься. Вот какие у Тефея были порядки.

‒ Где Тимид сейчас?

‒ Да погиб, бедолага, давно уже.

– Жалко, – покачал головой Хилон, думая о своём. – Как это случилось?

– Поехал с отрядом к варварам за данью, а как обратно ехать, тут его и хватились. Начальник, Эмпол-фавониец, велел всю округу обыскать. Нашли неподалёку от деревни свежую кровь и его плащ, ну тут и дело стало ясное.

– То есть, никто не видел его тело…

– Да что там видеть? Варвары в тех краях мирные. Зверь сожрал, наверняка. Там знаешь какие медведи водятся? Больше коровы, и когти что мечи...

– Были ещё случаи, когда люди пропадали бесследно? Так, что тел не находили, – перебил Хилон, пристально взглянув на Клевста.

– Да почитай никто, – помощник кормчего наморщил лоб, вспоминая. – Во время заварушки, пара наших пропала, но их потом у варваров нашли в цепях, освободили, само собой. Кое-кого звери сожрали, но там следов было – убереги Эйленос такое ещё раз увидеть. А так там города мирные, такого, чтоб похитить, скажем, купца и выкуп требовать, отродясь не было. Акреон разве что...

– Кто это? – подался вперёд Хилон.

– Местный, в совете Фавонии заседал, сын ихнего архонта. С Тефеем, кстати, дружбу водил. Вышел из дома, и пропал – никаких следов. Все колонии на ушах стояли, дело-то неслыханное. Отец нашедшему мину серебра предложил, но как ни искали, ни у нас, ни у варваров ничего. Так мы отплыли и не узнали, чем дело закончилось.

Вот оно! Хилон чувствовал, что нашёл что-то важное, осталось понять, что.

– Когда это случилось? – спросил он.

– Да почти тогда же, когда и Тимида сожрали. Где-то в конце сефетариона.

– То есть, когда Тефей уже вернулся из Башта... – пробормотал Хилон, машинально загибая край папируса.

– Что, – переспросил Клевст, занятый винной чашей.

– Ничего. С кем ещё из эйнемов Тефей был близок, кроме Тимида и Акреона?

– С кем? Ну, с начальниками колоний, само собой, постоянно дела какие-то делали, с военачальниками.

– А не по делу?

– Да не знаю, я-то с ними вина не пил! С Героном, вроде бы, частенько беседовал, оно и понятно: оба учёные. Герон – герметик и книгочей, у него в Ороле лавка. Если нужно какое зелье, от хвори, к примеру, или, скажем, какую-нибудь старую штуковину оценить – это к нему. Гадать тоже мастак был: по звёздам, по печени, по лопатке, по птицам – что твоя душа пожелает.

– Где сейчас этот Герон?

– Сейчас не знаю, а когда отплывали, был в Ороле. Как же он свою лавку оставит?

– Понятно. Ещё кто-нибудь?

Клевст только развёл руками.

– Та-ак, – Хилон принялся что-то записывать на локсионе, моряк с простодушным восторгом следил за появляющимися на желтоватом папирусе чернильными каплями. – Это нужно обдумать. Вот бы... Запад, нужно плыть на запад... – задумчиво пробормотал он себе под нос.

– А что, решил по торговым делам пуститься? Вот это правильно, это по-сенхейски, – Клевст одобрительно пристукнул чашей по столу. – Чтоб ты знал, Диониды всегда непоседливые были. И в Талиск, и в Таврофон, да хоть куда, лишь бы монеты, хвала Феарку щедродающему, в мошну сыпались. И правильно: то дело доброе и богам угодное.

– Пошёл бы со мной в плавание? – усмехнулся Хилон, пригубив вино.

– Я тебе так скажу, ты хоть и из знатных, а мужик правильный: и с приветом, и с отношением, и не этого вашего орсеона мутного поднёс, а добрым вином угостил, да настоящим, неразбавленным, а то сухопутные как разбавят, так не поймёшь, то ли вино, то ли вода. К тому же ты Евмолпу сын. Нет, Клевст за тебя горой, и тех ублюдков, что твоих жену с сынишкой уходили, мы порешим, ты не сомневайся, – пудовый кулак моряка ударил в сосновую столешницу так, что дерево жалобно хрустнуло.

– Ты ведь только с плавания вернулся, заработал хорошо. Неужели на берегу, с семьёй отдохнуть не хочешь?

– Я тебе так скажу, я моряк, и отец мой, и дед моряки. Думаешь почему меня так зовут? Папаша был келевстом на триере, ну и думал, что я по его дорожке пойду, а я видишь – до помощника кормчего поднялся! Жаль, что папа помер раньше, вот бы он мной гордился! А там дальше и как знать? Я в колонии ходил, в Таврофон ходил, в Архену ходил, сноровка, опять же, есть, не дурак, вроде. Глядишь, кормчим кто возьмёт: четыре драхмы в день с кормёжкой, одежда два раза в год, доля в добыче. Моя Калиппа с детишками меня по полгода не видят, пусть хоть деньги мои им опорой будут. Так что, море меня кормит. Если плавание хорошее подвернётся да деньгами корабельщик не обидит, дурак я буду, коли на берегу останусь, мозоли на заднице высиживать. Ладно, сейчас война с ублюдками будет, тут, конечно, придётся со всеми делами повременить, отечество важнее, а вот как их всех дельфинам на корм пустим, можно и в плавание пуститься, Феарка златорукого почтить. Так что, надумаешь, дай знать. Клевст морскую науку знает, дело не спортачит.

– Думаешь, пустим на корм? – поднял бровь Хилон.

– А как не пустить? С такими ребятами, как наш Микеид да ваш Анексилай. Что за воин! Кентавра, говорят, на кулаках уделал! – Клевст восхищённо прицокнул языком. – Таких в Эйнемиде по пальцам счесть, а он ещё и красно-чёрных нанял, денег-то дорогу мости. Этих попробуй одолей. Нет, я тебе верно говорю: свяжутся с нами, даже дерьма от них не оставим.

– Ну что ж, спасибо тебе, Клевст, и за рассказ, и за добрые слова, – рассеяно улыбнулся Хилон. – Если что ещё припомнишь, дай мне знать. Вижу, тебе вино понравилось? Можешь забрать, что осталось. Выпей за добрую память Тефея.

– Храни тебя боги, Хилон, и за вино, и за ласку, – с чувством сказал моряк, притягивая к себе на четверть полный кувшинчик. – А мои слова попомни: ежели решишь в море выйти, без доброго кормчего никуда, а Клевст дело знает. Калимера!

Одним махом прикончив чашу, он, с кувшином в руках, направился к выходу. В дверях его чуть было не снёс входивший с улицы Эолай. Они обменялись парой слов, и моряк удалился.

– Ну что, пообщался с моим другом Клевстом, – весело спросил Эолай, садясь за стол. Он был одет в голубой гиматий и жёлтый хитон, наряд для суда или народного собрания. – Про трёххвостую деву было?

– Нет, только про рыбу с деревней на спине, – улыбнулся Хилон.

– А, это моя любимая. Ну что, узнал что-нибудь?

– Да почти ничего нового, но... Ты знал, что тефеев слуга не погиб, а пропал? Его тело не нашли, только кровь...

– Тимид? Ты главное отцу его это не говори. Старик с ума сойдёт.

– Не знаю, Эолай, не знаю. Что-то в этом странное есть: Тимид, запад, убийца, наконец...

– С убийцей-то, как раз, всё вроде бы ясно: привет милейшему Эрептолему и его своре. Ничего, даст Эанке неумолимая, ещё встретимся...

– А вот мне неясно. Убил Тефея – ладно. На Играх, чтобы меня обвинили – может быть. Но здесь, когда я уже оправдан – почему?

– Не получилось тебя обвинить – решили так прикончить.

– Или это как-то связано с поездкой Тефея.

–Ладно, что сейчас это обсуждать? Ты готов идти? Нехорошо заставлять советников ждать.

– Готов. Как думаешь, сегодня до чего-нибудь договоримся?

– Почти месяц прошёл. Самое время что-то решить. Сколько телёнка ни откармливай, резать придётся всё равно.

***

– Итак, время идёт, а мы всё ещё сомневаемся, – Проклид с самым суровым видом восседал на скамье советника, уперев руку в бедро. – Опасность, что исходит от Эфера и его союзников осознаём мы все, в услужение эфериянам пойти не готовы. Кажется, всё ясно. Пока мы готовились к Синоду и рассылали гонцов, время терпело, но сейчас настала пора действовать. Считайте это тираннией, но сегодня никто не покинет этот зал, пока мы не решим, что делать. Надо будет, станем тут есть и спать.

Помимо Проклида в экклесии находились ещё человек двадцать: сенхейские советники, включая Евмолпа с Гепсиллом, и военачальники.

– Какие у нас силы? – спросил Анексилай. В изгнании он одевался с подчёркнутой скромностью, воздерживался от пирушек и гетер, в общем, вёл образ жизни, приличный скорее урвософорцу, чем анфейскому богачу. На вопросы он отвечал: «негоже веселиться, когда Родина страдает» или «каждый обол должен служить не веселью, а освобождению Родины». Всем этим Анексилай снискал себе расположение сенхейцев. Ахелийцы, сумевшие бежать от смуты признали Менетеида своим вожаком и стекались под его знамёна, а он вооружал их на собственные деньги, заложив даже фамильные ценности.

– Сенхея может выставить семь тысяч пеших и семь сотен всадников, – сказал Микеид. – Боевых кораблей у нас около пятидесяти. Кроме того, есть четыре сотни твоих анфейцев и пятьсот воинов уважаемого Тоила. Их можно, пожалуй, считать и за тысячу, а то и за две, – он с кивнул в сторону архонта хоросфоров. Гигант в красном хитоне, огладив разделённую на три косы бороду, с достоинством поклонился в ответ. Хоросфоров Анексилай нанял, едва прибыв в Сенхею, и страшно даже представить, во сколько ему обошлась целая тысяча жрецов Хороса.

– Что слышно из Анфеи, Анексилай? – спросил Проклид. – Может ли исходить угроза от анфейских войск?

– Сомневаюсь. В Анфее продолжается резня, ищут моих сторонников. Большинство казнённых я никогда не встречал и даже не знал, что такие люди существуют. Пока анфейцы заняты этим, ни о какой войне речи быть не может.

– Так давайте нападём на них! – воскликнул Зевагет, молодой наварх, снискавший славу в борьбе с пиратами. Его чёрные глаза горели весёлым задором, – Флота у них больше нет, мы быстро займём гавань, высадим войска и перебьём этих мясников. Вернём нашим гостям их дом!

– Ты, кажется, забыл, Зевагет: Анфея теперь под покровительством Эфера, – недовольно заметил Евмолп. – Нападём на них – нападём на всех их союзников. Нас тогда сочтут нарушителями мира, и Эфер будет в полном праве навалиться на нас всей мощью. Мы это уже обсуждали, не так ли?

– Так что же, раз эти мерзавцы легли под Эфер, они теперь неприкосновенны?!

– Нет, это не так. Мы не зря созываем Всеэйнемский Синод. Нужно, чтобы он вынес порицание Эферу и объявил случившееся в Анфее преступлением, тогда мы будем вправе покарать злодеев, а тот, кто им станет помогать, будет выглядеть дурно. В одиночку мы не сможем воевать со всеми союзниками Эфера, нам надо заручиться поддержкой.

– Как это ни печально, но досточтимый Евмолп прав, – сказал Анексилай. – Время освобождения ещё не настало. Нападение навлечёт тяжкие последствия на Сенхею, к тому же, истинное положение вещей в Анфее неясно. Говорят, в Сапфировое море вышел большой эферский флот, но куда он направился, мне неизвестно. Я не исключаю, что в Анфею. Тогда анфейская гавань может стать ловушкой.

– Сограждане, я всё-таки в очередной раз призываю всех одуматься, – длинное лицо Гепсилла побледнело от волнения. – Неужели вы и впрямь собираетесь воевать с Эфером? Ведь это безумие! Я понимаю чувства Анексилая, Хилона и прочих анфейцев, они хотят вернуть то, что у них отняли, но неужто из-за нескольких изгнанников мы развяжем кровопролитие, в котором погибнут тысячи?!

Узнав, что Гепсилл будет присутствовать на советах, Хилон выразил было сомнение, но сенхейцы уверили, что на советника можно положиться. Гепсилла называли в народе Справедливым. Кто-то другой, настолько приверженный Эферу, вряд ли удостоился бы в Сенхее столь почётного прозвища.

– Никто не станет воевать с твоим Эфером, Гепсилл, если он проявит благоразумие, – сказал Проклид. – С нашими друзьями поступили несправедливо, и ты сам с этим согласился, ведь так? – Гепсилл дёрнулся было, но смолчал. – Мы оповестим обо всём эйнемов и призовём Эфер к ответу. Если они поступят по справедливости, войны не будет.

– О какой справедливости ты говоришь, Проклид? У эфериян и их союзников есть свои интересы, и они их защищают, это их право. Если они не согласятся – а они не согласятся – что тогда? Война? Из-за нескольких человек, пусть нам и приятных?

– Неужели сияющая благость Эфера так тебя ослепила, Гепсилл, что ты не видишь ничего кроме неё? – вспыхнул Эолай. – Захватив Анфею, Эфер встал прямо у нас на пороге! Это угроза для Сенхеи и для всех остальных тоже, и, если сейчас ничего не предпринять, завтра будет поздно!

– Эфер никому не угрожает! Они возглавляют самый большой союз эйнемов со времён Верренской войны, и установили в нём справедливые и разумные порядки, они распространяют демократию и свободу. Если бы не наша близорукость, мы были бы не соперниками Эфера, а друзьями, но раз мы проявляем враждебность, то и им приходится отвечать тем же.

– Послушай, Гепсилл, это уже много раз обсуждалось, и я не хочу спорить о том же самом сейчас, – сказал Проклид. – В отличие от тебя, другие не согласны пойти в услужение Эферу. Я хочу, чтобы ты понимал: война уже началась и Синод – это всего лишь битва, которая определит, кто будет на нашей стороне. Если тебе так противна мысль о борьбе с Эфером, скажи, и мы освободим тебя от обязанности участвовать в совете. В этом не будет бесчестья. Всё лучше, чем делать то, что претит.

– Я буду делать то, что решит экклесия, даже если это безумие. И буду защищать свой город во время войны против кого бы то ни было.

– Вот и славно. Если бы анфейские эферофилы поступали так же, нам бы сейчас не пришлось всё это обсуждать, а если бы Эфер распространял свои драгоценные демократию и свободу честными средствами... Эх, да о чём тут говорить? – Проклид махнул рукой. – Итак, прежде всего мы должны убедить Синод дать укорот эфериянам. Анфейские события и доказательства Анексилая многим откроют глаза. Кого мы пошлём на Синод от Сенхеи?

– Я предлагаю Хилона, – неожиданно сказал Эолай, и Хилон уставился на друга удивлёнными глазами. – Он теперь сенхейский гражданин и ему уже доводилось убеждать Синод.

– Есть возражения? – спросил Проклид.

– Я предлагаю послать с ним ещё кого-нибудь, – сказал Евмолп. – Это убедит эйнемов в нашем согласии.

– Хорошая мысль, – кивнул экклесиарх. – Лучше пусть это будет кто-то из военачальников. Микеид, ты поедешь?

– Отчего нет? Давненько я не бывал в Леване. Вино там славное.

– Хилон, ты недавно перенёс тяжкие бедствия, ты готов отправиться в путь?

– Думаю, здесь немало более достойных, но, если Совет почтит меня доверием, я не откажусь. Главное, чтобы это было полезно.

– Так и быть. Донесите до эйнемов все обстоятельства, ничего не забыв. От вас теперь зависит всё, мы же будем готовиться. Приготовления начаты. Анексилай, что предпримешь ты?

– Поеду на Синод. Мой отряд тоже вскоре выступит.

– Куда? – удивился Проклид.

– Я предпочёл бы пока сохранить это втайне.

– Что ж, ты свободный человек и не подчиняешься экклесии, поступай как знаешь. Осталось обсудить вопрос с Аркаирой...

– Да что тут обсуждать?! – воскликнул Зевагет. – Пора покончить со всем этим мятежом. Парон и его присные перешли все границы. Нужно возвратить власть законному правительству.

– Аркаирцы свободны и имеют право поступать по своему разумению, – сказал Гепсилл. – Парона избрал архонтом народ, он в своём праве. Мы не должны вмешиваться в это дело и проливать кровь собратьев. Пусть они сами решают, кто ими будет править.

– Избрал, вот только перед этим все его противники были изгнаны, – фыркнул Эолай. – Мы не можем это стерпеть. Это наша колония, мы за неё в ответе.

– Конечно, это дело сенхейцев, но я соглашусь с тем, что сейчас вмешиваться в аркаирские дрязги вам не стоило бы, – промолвил Анекслай. ‒ Опасно дробить силы.

– Это верно, – сказал Проклид. – Но верно и то, что, позволяя Парону бесчинствовать мы выставляем себя слабыми. Зевагет, Диомон, вы навархи, что вы думаете по этому поводу.

– Поручите это мне, – пылко воскликнул Зевагет. – Дайте двадцать пять кораблей, и я наведу порядок на Аркаире за неделю.

Молчаливый здоровяк Диомон согласно кивнул.

– Двадцати пяти кораблей будет достаточно.

– А если подойдут эферияне?

– С чего мы вообще решили, что они собираются на Аркаиру? – спросил Зевагет. – А если даже и так, дело стоит риска. Аркаира лежит на торговом пути в Фалумну и Лузий, если мы её захватим, весь север Сапфирового моря будет наш. Как быстро туда придут эферияне? Мы вполне можем их опередить, да поможет нам Тимерет легкокрылая, бурегонительница.

– Хорошо, все высказались, – Проклид встал, опершись на посох. – Предлагаю выставить вопрос на голосование. Поднимите руки, кто считает, что нужно послать Зевагета с двадцатью пятью кораблями на Аркаиру? Решено. Зевагет, готовься к походу. Выступить нужно немедленно.

– Я отдам все распоряжения сразу по окончании совета! – радостно воскликнул наварх. – Аркаира будет нашей! Слава Феарку и Сефетарису!

– Так и поступим, – сказал Проклид. – Есть ли ещё вопросы для обсуждения?

– Есть одно дело, – поднял руку Эолай. – Раз нам грозит большая война, предлагаю призвать Эвримедонта. Само его присутствие воодушевит воинов. Не в обиду тебе, Микеид, и вам, доблестные полководцы, Эвримедонт есть Эвримедонт. В такое время, как сейчас, каждое копьё на счету, особенно такое.

– А что, дело доброе, – ухмыльнулся Микеид. – Он хоть и стар, но за ним не всякий молодой угонится, а стратега лучше у нас и нет. Только вот удастся ли оторвать его от пашни да олив? Он как вбил себе в голову, что слишком стар для государственных дел, так в своём поместье и сидит, а такого упрямца ещё поискать. Если что решил, дело твёрдое.

– За это не беспокойся, я знаю к нему подход, – рассмеялся Эолай. – Если Совет не против, завтра мы с Хилоном отправимся наслаждаться покоем сельской жизни.

‒ Хорошо, поезжайте, – Проклид гулко ударил посохом в пол. – Мы всё обсудили, каждый знает, что должен делать и да будут бессмертные милостивы.

Наступившую после его слов тишину прорезал крик ворона. Птица всеприемлющего Урвоса горделиво восседала на подоконнике, с презрительной радостью косясь на жалких бескрылых, готовящихся накрыть пир для неё и её собратьев.