Эйнемида II. Право слабого.

Глава XXI

– Ну и какие же это некроманты? И не мертвяки вроде, – заросший чёрной курчавой бородой, пентикост Амфотер несколько раз ткнул копьём лежащее у его ног тело. – Вон, всё копьё красное.

– Как же не мертвяки? Очень даже мертвяки, – хохотнул другой пентикост, Неалей, светлобородый и светловолосый, с глубоким шрамом поперёк лица.

– Ну это же сейчас, а тогда-то не были, – здоровяк Амфотер шуток не понимал. Совсем.

«Да уж, не некроманты», – подумал Энекл, разглядывая валяющиеся в грязи тела. Невысокие, меднокожие люди в причудливых головных уборах, украшенных синими и зелёными перьями, грубые копья с каменными наконечниками, дубинки с острыми камнями по краям, из одежды только набедренные повязки всё с теми же перьями, да у одного, видно, командира – нечто вроде обшитого деревянными бляшками хитона, язык не повернётся назвать такое убожество доспехом. Жалкие дикари, совсем не похожие на грозных повелителей смерти.

– Это ти-ю, – Энекл поглубже завернулся в плащ, едва спасающий от нескончаемого дождя. – Местные жители. Когда некроманты с Занбара захватили Халлус, все племена стали им служить. Занбарцы живут в городах, а дикари – вот в таких вот лесах.

Подчинённые с уважением поглядели на проявившего неожиданные познания начальника.

– А где тогда некроманты? – спросил Амфотер.

– Некромант. Вряд ли их двое. А вот где он, хотел бы я знать.

Взгляд Энекла скользнул по густым хитросплетениям разлапистых мокрых пальм, перевитых сетью лиан, но он не мог понять, колышутся деревья от дождя или скрывают за собой других дикарей. Мидонийский лагерь был разбит на свободном от леса пространстве, вокруг холма, увенчаного полуразвалившимся сооружением из выветренного серого камня. Разрушенные стены были густо покрыты похожими на куриные следы письменами. То ли дом, то ли храм – всё, что осталось от давно исчезнувшего народа, некогда населявшего эти края.

Эти земли были частью огромного пространства, покрытого густыми влажными лесами, где деревья заживо гнили от вечной сырости, обширные болота источали зловонные испарения, а меж болот и лесов скрывались жалкие деревни диких племён, логова неизвестных в цивилизованном мире чудовищ и древние развалины навеки забытых народов. На востоке лесистое болото переходило в не будь помянутый добрым словом Цсерех, на севере же и западе граничило с пустыней Ринд и Верхней Мидонией – местностями столь засушливыми и безлесыми, что само существование этого царства вечной сырости казалось противным природе. Некроманты с острова Занбар некогда захватили западную часть болот, создав здесь колонию под названием Халлус, но вскоре их потеснили с севера мидоняне, привлечённые богатствами этих неприглядных с виду земель. Мидония и Занбар поделили между собой западные болота: на севере мидонийская провинция Каннаар, на юге некромантский Халлус. В лесах появились дороги и города, местные товары наполнили золотом сундуки смельчаков, решившихся поселиться в столь мерзком месте, но жизнь их была непростой. Сырость, болезни, чудовища, а самое главное, соседство с Халлусом отравляли жизнь каннаарцев. Границы постоянно менялись, то и дело происходили стычки, а порой между мидонянами и занбарцами начинались жестокие войны. Как и на этот раз.

Насколько мог понять Энекл, дела их были неважные. Пока войско готовилось выступить, некроманты, не теряя времени, продвигались на север. Каннаарское ополчение и присланные лугалем Верхней Мидонии войска потерпели поражение, города пали один за другим, держался лишь самый северный Тахал да несколько малых крепостей. Долгожданное появление царского войска пришлось как нельзя кстати, но тут войско некромантов исчезло.

Жители Тахала описывали происходящее почти одинаково: только что леса кишели дикарями, а меж деревьев мелькали жуткие тени укрощённых тёмным искусством болотных чудовищ, и вдруг всё это пропало, словно и не было. Разведчики не обнаружили даже брошенных стоянок, могучее войско в один миг растворилось без следа.

Не придумав ничего лучше, царское войско углубилось в леса, двигаясь по широкой грязной просеке по направлению к ближайшему потеряному городу Уш-Киталу. Война превратилась в бесконечный поход по колено в грязи. Ни тени врага, ни намёка на то, что этот враг вообще существует. Наконец, дорогу преградило нечто похожее на войско, но представить, что это воинство грозных некромантов, не смогло бы и самое изощрённое воображение. В течение часа грязные дикари волна за волной бросались на эйнемскую фалангу и гибли десятками, пока, наконец, истошно завывая, не откатились обратно в леса. Восемь погибших бойцов против двух с лишним сотен дикарей – смех, да и только. Всё это не помешало Тасимелеху объявить о своей великой победе и потратить двое суток, празднуя в шатре, пока остальное войско тщетно пыталось хоть как-то высушить насквозь сырые дрова, согреться и приготовить горячую пищу. Недавнее нападение дикарей, попытавшихся застать эйнемский лагерь врасплох, было за радость: в бою хотя бы забываешь про сырость и грязь.

При мысли о Тасимелехе ветер услужливо донёс отзвук визгливой мидонийской музыки и взрыв смеха, заставив Энекла брезгливо скривиться. Не то чтобы так уж сильно стремился командовать войсками, но, когда Диоклет, замещавший Каллифонта, поручил войско Энеклу, тот, неожиданно для себя, испытал немалую гордость. Тем большим было разочарование, когда всё обернулось по-мидонийски: придворная интрига, нашёптывания царю, и в последний момент над Энеклом поставили Тасимелеха – лугаля, предавшего прежнего царя в битве у Хура. Бывший лугаль стал большим вельможей, купался в золоте, пользовался покровительством Сарруна и метил на место Каллифонта. Начальство над царским войском и победа над некромантами стали бы хорошим шагом на этом пути.

– Опять празднуют, – недовольно проворчал Неалей. – А мы тут заживо гниём. Интересно, они там вообще заметили, что драка была? Когда это кончится уже, а лохаг?

Энекл раздражённо пожал плечами. Его отношения с Тасимелехом не заладились сразу, по причинам вполне понятным, и не стали лучше, когда выяснилось, что бывший лугаль – самовлюблённый и спесивый самодур, относящийся к нижестоящим как к скоту. Войска из Бар-Гута и Мидонии, подчинённые напрямую Тасимелеху, с завистью смотрели на эйнемов и застрельщиков, стараниями командиров, разместившихся более или менее прилично. Сами они были заброшены совершенно, единственное, о чём заботился их начальник – установка собственного шатра и кухни. Неприязнь Энекла к Тасимелеху уже на второй день похода переросла в тяжёлую душную ненависть, которую вполне разделяли прочие командиры.

По дороге к своей палатке Энекл натолкнулся на Ансара – землевладельца откуда-то из-под захваченного некромантами Сувархетту, одного из тех каннаарских беженцев, кто пожелал присоединиться к войску и освобождать свою землю. Среди этих суровых и озлобленных людей, молодой человек, почти юноша, пользовался не по годам большим уважением и стал их негласным предводителем. Энеклу молодой варвар нравился: смелый, разумный, гордый, любящий отчизну – глядя на таких порой закрадётся странная мысль, что различия между эйнемами и не эйнемами не так уж и велики. Впрочем, это, конечно, сущая глупость.

– Лохаг Энекл, с тобой можно говорить? – эйнемский Ансара звучал почти безупречно. Лицо молодого человека, как и у всех участников похода, распухло от постоянных укусов комаров, но всё же выглядело красивым: безбородое и безусое, тонкие черты, прямой нос, миндалевидные чёрные глаза, заострённый подбородок, длинный рот с чётко очерченными бескровными губами, изогнутыми мидонийским луком. Чёрные волнистые волосы до плеч и стройная тонкая фигура производили несколько женственное впечатление, но держал себя каннаарец как подобает мужчине. Энекл с усмешкой подумал про себя, что, видно, он не настоящий эфериянин, раз не чувствует ничего особенного к такому замечательному красавцу.

– Говори, Ансар, – приветливо кивнул он. – Что стряслось?

– Выступление опять отложено.

– Объявили, что выступаем завтра, – пожал плечами Энекл.

– То же самое говорили и вчера... Припасы на исходе, люди устали, а до Уш-Киталу самое меньшее два дня. К тому же, большой вопрос, найдём ли мы там еду: город захвачен врагом. Если они не выйдут в поле, придётся добывать пищу в лесу, а это опасно, либо штурмовать с ходу. Не пришлось бы нам отступать обратно в Тахал...

– Что ты от меня хочешь? – спросил Энекл, понимая, что молодой каннаарец прав.

– Ты ведь начальник, поговори с обильным доблестями Тасимелехом. Пировать нужно после битвы, а не до.

– Для этого ты выбрал неправильного человека: Тасимелех меня на дух не переносит. Поговори лучше с Бадгу, Равхаром или Эн-Табашем.

– Я уже говорил с Бадгу, – каннаарец не поддержал легкомысленный тон собеседника. И правильно: веселиться особо нечему. – Он сказал то же самое и послал меня к тебе.

– Конечно. Тасимелех не переносит никого из командиров. Да и вообще никого, чьё звание ниже. Кроме льстецов, конечно.

– Плохо, когда в войске нет согласия, – Ансар напряжённо поджал губы. – Я пытался поговорить с военачальником сам, но меня прогнали...

– Радуйся, что только прогнали, – усмехнулся Энекл. – Прости, Ансар, я не могу помочь. Всё зависит от Тасимелеха.

– Но неужели ничего нельзя сделать?

– Ждать и внимательно смотреть по сторонам. По поводу провизии, скажи, сколько вам не хватает, я посмотрю, чем сможем поделиться.

– Благодарю, лохаг, но вам тоже нужно что-то есть.

– И желательно что-то получше чем то, что мы едим сейчас, – Энеклу наконец удалось вызвать улыбку на бледном лице собеседника. – Ансар, ты ведь уже видел врагов?

– Да, я ведь об этом рассказывал. Как и все наши.

– Меня беспокоит недавняя битва. Они были... непохожи на опасного врага. Те, с кем ты встречался раньше, такие же?

– Нет, – задумчиво покачал головой каннаанец. – Я говорил с теми, кто бился при Хубитуллу, рассказывали, что враги дрались как сумасшедшие, там были набатулы, граззги – это местные животные, из болот, жуткие твари. Хотя, говоря честно, мы были толком не готовы. Последний раз некроманты нападали лет пятьдесят назад, я тогда даже не родился. Раньше-то мы их били, а сейчас вон – отдали почти весь Каннаар.

– А некроманта ты когда-нибудь встречал?

– Нет, что ты, – рассмеялся Ансар. – Они важные особы, как цари, их на всём Занбаре, говорят, двух десятков не наберётся. А так, халлусцы с нами торговали, люди как люди, будто бы. Одеты не по-нашему, ну так и ты тоже не мидонянин.

– Ты знаешь, кто этот некромант, который на вас напал.

– Новый. Зовут, будто бы, Мизаром, а до него лет сорок был Тхалиб – не знаю куда делся, уехал или умер, если они вообще умирают. Сюда, в Халлус, их как бы в ссылку присылают, я так понимаю. Все халлусцы, с которыми я говорил, хотели вернуться на Занбар.

– Что ж они сюда тогда едут?

– А мидоняне зачем не в Нинурте селятся? – пожал плечами Ансар. – Деньги, власть, торговля. В столице жизнь всегда дороже, и у них, наверное, то же самое. Но занбарцев в Халлусе немного, у них три города на побережье, а остальная земля населена дикарями. Их ты уже видел.

– Ты был в этих городах?

– Я себе не враг, – улыбнулся каннаарец. – Кто знает, какое там богомерзкое колдовство прилипнет? Кое-кто туда караваны водил, но очень немногие. Тех, кто с некромантами знается, боятся – вдруг заколдовали? А когда на тебя смотрят, как на прокажённого, да на другую сторону улицы переходят, и золото не в радость.

– Ясно, ну что ж, и на том спасибо. Если что ещё вспомнишь, подходи. Хайре.

Эйнемские палатки раскинулись на север от холма с древними развалинами. Несмотря на отвратительные условия, лагерь был разбит по всем канонам эйнемского военного искусства: ровные ряды палаток, посередине кухня, кузница, палатка на насыпи – для сушки дров. Чтобы уменьшить сырость, Энекл велел ставить лагерь на возвышенном месте и прорыть каналы для стока. Мидоняне было смеялись над тем, что чужеземцы копаются в грязи вместо того, чтобы завалиться спать после долгого перехода, но потом, когда, несмотря на дождь, в эйнемском лагере закурился дымок костра, и эйнемы уснули в сухих палатках, стало совсем не смешно. Похожим образом устроил свой лагерь и Бадгу, мидонийские же воины поставили палатки прямо в грязи и ходили к соседям клянчить угли для растопки.

Зайдя в свой шатёр и на все лады проклиная дождь и сырость, Энекл затопил походную жаровенку, развесил сушиться насквозь промокшую одежду и с удовольствием завалился поближе к огню, кутаясь в густую овечью шкуру. Никто никуда не выступает, все приказы отданы, можно немного отдохнуть и предаться увлекательному занятию, к которому Энекл, неожиданно для себя, пристрастился.

Диоклет немало потрудился, чтобы вбить в голову товарища как можно больше знаний о местности, где предстоит воевать, а под конец, скрепя сердце, выдал кипу папирусов из собственной книги – доверие, необычайно лестное. Энекл в детстве посещал гимнасий и обучился чтению, но не сказать, что это занятие его слишком привлекало – прочесть письмо или счётную книгу мог, да и ладно. Книгу Диоклета он, всё же, принялся читать со вниманием, и сам не заметил, как увлёкся. Собранные в ней истории, описания и легенды читались легко, точно сказка, к тому же и польза была немалая. Энекл полюбил, подобно Диоклету, ввернуть какую-нибудь историю к случаю и наслаждаться уважительным восторгом подчинённых.

Оказывается, давным-давно, когда Потеряная Родина ещё не была потеряной, там, где сейчас находятся пустыня Ринд да эти непролазные леса с болотами, шумело море и стояли богатые торговые города, самым могущественным из которых был прекрасный Мидон. Однажды, боги разгневались на людей, небеса потемнели, затряслась земля и море отступило – Диоклет считал, что это был тот самый катаклизм, что погубил Пнатикамену. Там, где стояли прибрежные города, возникла безводная пустыня, и народ Мидона оставил свой дом, переселившись на север, где их путь в плодородные земли преградили иллумии и другие народы, напуганные нашествием беженцев. Шесть сотен лет прожили бывшие жители побережья в пустыне. Они забыли всё, что некогда знали, стали сильными, суровыми и жестокими, как та земля, где им пришлось обитать. Так было до тех пор, пока великий Ушшур не явился вождю Хазраддону и не призвал его на север. Хазраддон победил иллумиев и создал Мидонийское царство, а те, кто не пошёл за ним и остался в пустыне, сейчас известны как риндийцы. Некогда великий Мидон же покоится ныне под песками дальнего Ринда. Жители пустыни рассказывают легенды о его сокровищах, но все, кто пытался найти бывшую родину мидонян либо вернулись ни с чем, либо не вернулись вовсе.

К востоку от Ринда море осталось, где и было, но изменилась погода. Тучи затянули небо, хлынули бесконечные дожди и там, где прежде зеленели поля да шумели кедровые леса, образовались болота и непролазные джунгли. Сгнили и обрушились на землю гордые кедры, трясина покрыла бывшие луга, одни жители покинули эти земли, другие одичали, третьих покорили ящеры-саххаки из Цсереха. Лишь много лет спустя, занбарцы и мидоняне распознали пользу этих земель и заселили их малую часть. Что до Занбара, то о том, как он появился в Южном океане и откуда взялись на нём некроманты, никто не знал в точности, а собранные Диоклетом легенды были скорее увлекательны, чем правдивы.

Из мира древних преданий Энекла вырвал шум за пологом палатки, среди взволнованных голосов он различил дребезжащий баритон Неалея. Завернувшись поглубже в шкуру, Энекл громко скомандовал: «Входи!», и на пороге появился встрёпанный пентикост, капли дождя падали с его плаща на утоптанный пол палатки. В дождливой пелене за пологом виднелись силуэты других воинов. Не знай Энекл своих людей, решил бы, что начался какой-то бунт.

– Лохаг, беда! – задыхаясь сообщил Неалей. – Тасимелех собирается казнить Амфотера!

***

– Что произошло? – на ходу спросил Энекл. Капли дождя разбивались в мелкую водяную пыль о шлем стремительно шагающего командира.

– Не знаю толком, – Неалей еле поспевал за разъярённым начальником, ещё десятка три гоплитов, при оружии и в доспехах, мчались следом. – Прибежали от Бадгу, следом этот варвар – Ансар. Велели тебя звать, пока не поздно. Они у главного шатра.

– Задница харибды! – прорычал лохаг, ускоряя шаг.

Завидев грозного гиганта в боевом шлеме с чёрным гребнем, со щитом и копьём на изговтовку, все встречные освобождали дорогу, расталкивая товарищей, если те вдруг мешкали. Не глядя ни на кого, Энекл шёл вперёд, его кожаные военные сапоги так тяжело били в землю, что вверх взлетали волны зеленовато-чёрной грязи.

– А я тебе говорю, Тасимелех, ты не можешь казнить этого человека просто так, – Бадгу подбоченившись заслонил коленопреклонённого Амфотера, которого держали сразу четверо мидонийских воинов. Пятый прилаживал петлю на палке к вбитому в землю столбу.

– Я не могу?! Да как ты смеешь, червяк?! Или ты забыл, кто здесь главный?! – высокий пьяный голос звучал так визгливо, что казалось, будто режут свинью. – Прочь отсюда или будешь следующим. А ты, Бадурру, что стоишь, дурак?! Долго будешь копаться? Немедля возьми этого человека и задуши его! Я его научу уважению к начальнику! Всех вас научу!

– Только попробуй это сделать, Бадурру, и я проткну тебя насквозь, – Энекл вышел вперёд, тяжело глядя на Тасимелеха.

Этот человек, казалось, поставил перед собой цель объединить в себе все существующие пороки, но златолюбие с тщеславием выделялись из них всех, величественно оттесняя все прочие на второй план. Из-за них-то он и предал царя Ушшурбалиссара, соблазнённый щедрыми посулами Эшбааля, которого, впрочем, тоже предал. А вот какого порока за Тасимелехом не водилось, так это глупости. Он всегда видел свою выгоду и кратчайший путь к ней, равно как и на опасность имел животное чутьё – когда был трезв.

– Что-о?! Что ты сказал?!! – брыластое лицо Тасимелеха, и без того красное от гнева, стало багровым. Голову военачальника покрывал расшитый золотом белый колпак, а грузное тело скрывалось под красным одеянием тонкой шерсти и накидкой из белого войлока, словно на гулянке в Нинурте, а не в военном походе.

– Это мой человек и только я решаю, казнить его или нет, – свирепо рыкнул Энекл так, что даже хмельной Тасимелех испуганно моргнул.

– Ты! Как ты смеешь, взять его! – завопил военачальник, но никто не тронулся с места. Воины смущённо переглядывались, глядя то на Тасимелеха, то на грозного эйнема и три десятка вооружённых мужчин за его спиной.

– Не лучшее дело начинать драку из-за пустяков, – спокойно заметил Бадгу. Он даже не двинулся с места, скрестив руки на груди. – Давайте всё обсудим как разумные мужчины.

– Что тут происходит, Бадгу? – Энекл ещё раз оглядел собравшихся: застрельщики, гуты, мидоняне, охранники Тасимелеха – все вперемешку. Из командиров, помимо Бадгу, только начальник гутов Равхар, седовласый муж лет шестидесяти от роду – этот точно меж двух огней лезть не станет. Был здесь и Ансар, его лицо побелело от волнения и гнева, вот-вот сам ринется в перепалку. Упаси Эйленос: Тасимелех имел славу человека мстительного.

– Военачальник говорит, что твой человек поднял бунт. Я и сам толком не понял.

– Он поднял бунт и будет казнён, – зло просипел Тасимелех, поняв, что сила не на его стороне. – И ты тоже бунтовщик и будешь наказан.

– В чём обвиняют моего человека?

– Я отдал ему приказ! А он его не исполнил... А потом, потом оскорбил нашего повелителя!

– Это правда, Амфотер?

– Никакого повелителя я не оскорблял... – пробурчал сквозь зубы пентикост. – Только вот этого... Он мне велел в своём шатре блевотину убрать, лохаг.

Энекл только вздохнул, ясно представив себе, как надутый варвар приказывает Амфотеру делать рабскую работу. Удивительно, как на широкой морде Тасимелеха не появилось синяка.

– Царя не оскорбляли... – обернулся он к военачальнику.

– В моём лице! – гневно ответил тот. – Повелитель вручил мне знаки власти! Кто оскорбляет меня, тот оскорбляет его!

– Я сообщу владыке, что ты равняешь себя с ним, – Энекл с удовольствием увидел, как вытянулось лицо Тасимелеха. Опасность тот почуял даже сквозь хмель. – Амфотер – свободный эйнем, то, что ты ему приказал – оскорбительно. О грубых словах он сожалеет, но вины на нём нет. Я его забираю.

– Его удавят прямо сейчас, это дело решённое, – Тасимелех с пьяным упрямством ударил кулаком по несуществующему столу. – Бадурру, поторопись!

Копьё Энекла вылетело вверх, точно атакующая змея и по толпе пробежал испуганный вздох. Удар остановился в пяди от носа военачальника, капли дождя весело разбивались об остро наточенное листовидное острие.

– Я сказал: я забираю своего человека, – медленно и с расстановкой произнёс лохаг, пристально глядя в глаза опешившему Тасимелеху. – Парни...

Пятеро воинов Энекла, с копьями наизготовку, бросились к товарищу. Державшие Амфотера мидоняне почли за благо отпустить его и смешаться с толпой прежде, чем разъярённые гоплиты приблизились.

– Это бунт! Ты бунтовщик! – завопил Тасимелех, едва к нему вернулся голос. – Что вы стоите?! Схватить их всех! Иначе казнь!

Воины мялись в нерешительности, но с места не сдвинулись даже тасимелеховы телохранители. Три десятка вооружённых эйнемов с бешеным бородатым чужеземцем во главе, а ему человека убить, что до ветра сходить. К тому же, справедливого Энекла уважали даже воины-неэйнемы, Тасимелеха же, говоря мягко, не очень... Бадгу, с самым невозмутимым видом, поигрывал свинцовой пулей для пращи.

– Тасимелех, я не бунтую, а спасаю твоё доброе имя. Не хочешь же ты убить невинного человека? Проспись, а утром мы обсудим всё с военачальниками. Сейчас же, мы пойдём, не стоит нам препятствовать.

– Я этого не забуду! – взвизгнул военачальник. – Никому из вас! Все вы изменники и об этом узнает повелитель. А этот человек всё равно будет задушен!

Пожав плечами, Энекл двинулся прочь, следом поспешили его воины вместе со спасённым Амфотером. Толпа начала расходиться. На опозоренного Тасимелеха люди старались не смотреть: мало ли, учует чего не то во взгляде.

– Как тебя вообще туда занесло? – спросил Энекл, когда они отошли достаточно далеко.

– Да с чужеземцем этим, с Ансаром, договорились встретиться, припасы распределить. Ну, пока я ждал, этот и вылез.

– Из нашего лагеря никуда не выходить, вообще. И чтоб всегда кто-то из наших рядом был. Схватят – сразу бейте тревогу.

– И долго мне так сидеть, как крот в норе? – недовольно спросил Амфотер.

– До конца похода, – отрезал Энекл. – А надо будет, так и дольше.

***

С наслаждением расслабив затёкшие после перехода мышцы, Энекл улёгся на жёсткое походное ложе и постарался очистить голову от накопившихся за день усталости и грязи. Всё-таки, начальствовать – дело неплохое: ни тебе ночных страж, ни тяжкого труда, никаких тесных палаток на десяток человек, где из-под прохудившегося кожаного полога поддувает зябкий ветер, шум не даёт уснуть, а запах товарищей, после дневного перехода и бобового супа на ужин, заставляет клясть бессмертных за то, что дали человеку нос. Всё это для простых воинов, лохаг же вполне может, раздав все указания, полежать себе с часок в тишине. Решительно, у начальственного положения масса достоинств, недостаток один: приходится думать, причём сразу за всех, и мысли эти, в последнее время, не самые приятные.

К примеру, взять сегодняшний день. Понятно, что, раз Тасимелех и его приближённые пировали полночи, пеший переход – занятие крайне утомительное и закончить его хочется поскорее. Всё это ясно, но, если войско продолжит идти с такой скоростью, враги успеют помереть ещё до битвы – от старости. А ведь они, надо думать, на месте не сидят. Пока мидоняне ползут как черепахи, некроманты перемещаются, готовят – но что и где? Когда царское войско доберётся до Уш-Киталу, их наверняка будет ждать тёплая встеча, а в том, что у Тасимелеха есть хоть какой-то внятный план действий, Энекл весьма сомневался.

И в этом ещё одна странность. Тасимелех-то ведь, как ни крути, не дурак, он должен понимать, что творит. Он ведь и войска водил, да и лугалем Тушшупа – соперника блистательной Нинурты – стал неспроста. Сгинуть в прогнивших от сырости лесах на краю света он явно не собирается, но такой опытный человек должен понимать, что его действия к этому и ведут. И тем не менее, он продолжает делать то, что делает, словно не седовласый искушённый муж, а придворный хлюст вроде приснопамятного Наду-Кура, хвала всем богам и даэмонам, нежащегося сейчас на шёлковых перинах где-то в сытой и тёплой столице.

Впрочем, обо всём этом можно подумать и после. На сегодня, будто бы, никаких неожиданностей больше не предвидится. Найденное Ансаром место для стоянки – лучше не придумаешь: чистое пространство с какими-то древними развалинами посередине, до ближайших деревьев, по меньшей мере, бросок дротика, есть небольшой водопадик с довольно чистой водой. Правда, рядом болото, но это даже хорошо: просматриваемое пространство, оттуда точно не подлезут. Врага можно заметить заранее, есть где укрепиться, палатки на твёрдой земле и имеется вода – чего ещё пожелать? Ну, разве что, оказаться в Эфере, вдали от этих гиблых мест, и встречаться с варварами только на рынке, покупая архенские специи к ужину.

Услышав шум у входа в палатку, Энекл подумал, что вернулся на день назад, а прошедшие с тех пор сутки ему приснились. Так же как в тот раз, он скомандовал: «Входи!», и на пороге появился Неалей, но лицо пентикоста было белее против прежнего вдвое.

– Командир! – воскликнул он. – Беда! Амфотер задушен!