Феодал. Том 3

Глава 9 Суд

Вся защитная стратегия адвоката Кривцова строилась вокруг моей дискредитации. Вылить как можно больше грязи, заставить всех сомневаться и выставить некомпетентным дураком.

Я собирался сепарироваться от рода ещё до смерти его главы. Это редкая ситуация, но возможная, к тому же я ещё и бастард. В Российской империи любой ребёнок, рождённый от главы, имел право взять штурвал рода в свои руки. Это уже внутриродовые разборки.

Однако отделение — крайняя мера, и её старались избегать, задобрив или запугав инициатора. Все свои — можно же договориться. В 99 % случаев все разговоры о дроблении феода — это набивание себе цены, чтобы урвать побольше привилегий и денег, но вот этот оставшийся 1 % сильно рисковал, идя до конца. И вот почему.

Оставшись без рода, человек терял защиту. То есть вчерашние родственники могли силой отобрать то, что тебе передал суд. А дальше — изгнание в лучшем случае или домашний арест до самой старости. Такая себе перспектива.

Любой аристократ вправе объявить новенькому войну, взять в плен, сделать из него посмешище и т. д.

Без заложенного фундамента отделение от рода означало отсроченное самоубийство. Я же в глазах общественности собрал сенсационную комбинацию: будучи бастардом, предъявил свои требования ещё при жизни отца. Неудивительно, что сегодня столько много народа в суде, как внутри, так и снаружи. Все не поместились.

Через зал пробежала лёгкая суета, все оживились, чтобы получше рассмотреть вошедшую пожилую супружескую пару. Знакомая тяжёлая челюсть приёмного отца сразу бросалась в глаза. Я всегда почему-то обращал внимание именно на неё, а также на пучившиеся при общении со мной глаза. Будто ещё чуть-чуть и он лопнет от злобы.

Матушка и вовсе старалась ко мне не подходить. Стоило сесть за стол, как она прокатывала в мою сторону тарелку с едой, как какому-то животному. Небрежно и постоянно цыкая.

Если кто-то отдыхал дома, меня всегда выгоняли гулять, либо наоборот. Спал я всегда «на выселках»: либо в конюшне, либо в сарае. Первый год, как сейчас помню, мёрз нещадно. Как я пережил зиму — не знаю, думаю только благодаря парочке дворовых кошек, что приходили согревать меня.

Как вы уже, наверное, поняли, я был предоставлен сам себе и бродил, где заблагорассудится. Деревенские тоже не баловали вниманием. Ребятня, завидев бастарда, либо убегала, либо закидывала шишками, а иногда и камни в ход шли. Редко когда подпускали к себе.

Так что единственным моим развлечением было бродить по лесу. Там я и напоролся на путешествовавшего Аластора, и жизнь приобрела совсем другие оттенки.

Он меня, можно сказать, социализировал. Построил дом на отдалении от хутора и забрал к себе. Спустя год-два остальным пришлось признать моё существование, и общение как с приёмными родителями, так и с крестьянами смягчилось.

«Но не настолько, чтобы доверять друг другу».

Мне было плевать на этих людей, и я до сих пор не мог понять, как они могли так поступить со мной. Да что там со мной — ни один ребёнок недостоин такого равнодушия и жестокости!

Я принял решение уйти оттуда и обойтись без мести — это излишняя злопамятность. Пусть себе живут как жили, а в моей памяти они не заслужили места. Иногда только из-за этого я жалел, что плохо забываю события.

Оба седые опекуны, тем не менее, сохранили здоровье и крепко стояли на ногах. Гаврила Борисович вёл свою сжавшуюся супругу под локоть. Приёмная матушка боялась глядеть по сторонам и смотрела только себе под ноги, иногда бросая пугливый взгляд на величественного судью и строгих присяжных. Они казались ей всемогущими существами, повелевающими судьбами простых смертных. Само место, обстановка и церемониал вызывали в ней благоговейный трепет перед судом.

Аристарх Маркович приблизился к чете, как ангел, снизошедший до несчастных угнетённых, и прикрыл своими крыльями правосудия. Тьфу ты. Поэтичненько, но именно с такой помпой он и играл на публику.

— Не волнуйтесь, Гаврила, Анфиса — сюда проходите. Вот, пожалуйста, присаживайтесь. Ответьте честно, как подобает добрым христианам: разве барон не поручил вам растить Владимира с любовью и заботой, как своего собственного сына?

Оставив робкую жену, Гаврила вышел к трибуне, нахмурился, кашлянул в кулак и высоко поднял голову, как будто оборонялся против всего зала.

— Так точно, ваше благородие. Присылали регулярно… И на пропитание, и на одежду.

— Ваша честь, разрешите представить суду расписки о регулярных денежных вспоможениях на имя Гаврилы Колотова, — подойдя к столу, адвокат ловко смахнул нужную толстую папочку и торжественно передал её судье. — Итак, средства выделялись. А как вы сами относились к мальчику? Пытались ли вы его пригреть, воспитать?

— Как же, мы люди простые, богобоязненные… Грех дитятко в обиде держать. Мы и кормили, и поили…

— Но что-то пошло не так, не правда ли? — его голос приобрёл сочувствующие доверительные интонации. — Мальчик был… Особенным? С ним трудно было находиться рядом?

Марина мгновенно встала.

— Протестую, Ваша честь! — звонким чётким словесным ударом отрезала она. — Господин Кривцов наводит свидетелей на откровенно субъективные и не имеющие отношения к делу домыслы. Понятия «особенный» или «трудно находиться рядом» не являются юридическими фактами и не могут служить доказательством или опровержением враждебности. Это не более чем догадки, рассчитанные на запугивание присяжных и увод их от сути дела. Требую снять вопрос, а ответ — признать недопустимым.

Судья задумался, погладив тыльной стороной ладони по своим бакенбардам. Он посмотрел на Аристарха Марковича, давая ему слово для возражения, на что тот немедленно пустился в объяснения с лёгкой, почти снисходительной улыбкой.

— Ваша честь, как раз наоборот. Мы устанавливаем контекст, без которого все «факты» моей уважаемой коллеги предстают в искажённом свете. Мы исследуем не «домыслы», а причины, по которым добросовестные исполнители воли барона были вынуждены действовать именно так, а не иначе.

— У вас будут какие-то существенные доказательства? — уточнил судья.

— Конечно, Ваша честь, до этого непременно дойдёт.

После некоторых раздумий нам было сказано.

— Протест отклонён. Свидетель может ответить на вопрос. Продолжайте, господин Кривцов, но предупреждаю — без подкрепления фактами я применю к стороне защиты штрафные санкции.

— Спасибо, Ваша честь. Вернёмся к мальчику, мы говорили про его «особенности», — напомнил адвокат моему приёмному отцу.

Мы встретились с ним взглядом, и он отвёл глаза в сторону. Мне показалось, что с некоторым испугом. Это проскочило на долю секунды.

«Почему он боится меня?»

— Ваше благородие, да, он какой-то всегда сам не свой был! Ребёнок вроде, но такая тоска от него идёт, иногда тревога, а иной раз ужас. На душу так накатывает, прости Господи. Мы думали в него бесы вселились, молились за него.

Защитник Черноярского-старшего повернулся к присяжным.

— Выходит, нечто, что не поддаётся объяснению, заставляло этих добропорядочных людей боятся собственного подопечного.

Он сделал эффектную паузу, позволяя остальным пропитаться мистическими настроениями. Я видел в них только бред отчаявшегося сумасшедшего. Марина тоже сидела с полуулыбкой — всю эту мишуру она в скором времени разнесёт в пух и прах, выставив Кривцова идиотом.

— И вы, следуя здравому смыслу, чтобы уберечь и его, и себя, были вынуждены подыскать ребёнку отдельное место для сна? Не из жестокости, а как рачительный хозяин отселяет больную скотину от здоровой?

На это, чуть не плача, ответила уже моя приёмная мать Анфиса.

— Мы не хотели! Мы боялись, что с нами что-то случится… Нельзя было его в доме держать!

— Аристарх Маркович, успокойте своего свидетеля, — строго велел судья.

Колотова забилась в истерике, отказываясь молчать, так что приставам пришлось её мягко выпроводить из зала, оставив только распереживавшегося мужа. Когда дверь за ней захлопнулась, адвокат продолжил.

— Перед вами — не история о жестокости. Это история о трагедии и о попытке её локализовать! Мой доверитель, барон Черноярский, знал о природной особенности сына. Он не мог подвергнуть риску свою законную семью — жену, наследника и дочь. Но он и не бросил ребёнка на произвол судьбы! Да, это было суровое решение, но оно исходило от правителя, ответственного за благополучие своего рода и своих людей. Он изолировал не сына — он изолировал угрозу.

После этих слов Аристарх забрал со стола заранее заготовленный документ и протянул его судье.

— Ваша честь, мы подключили к расследованию архив Синода и заполучили заверенную выписку из метрической книги церкви Святого Георгия, одной из старейших в нашем регионе. Эти записи проливают свет на родословную госпожи Беленькой, почившей матери истца.

Зал притих — все гадали, что же кроется за этим клочком бумаги, но Аристарх Маркович говорил всё тише, оттого голос его становился весомее.

— С разрешения суда… Согласно этой метрике, а также сопутствующим генеалогическим изысканиям, мать госпожи Беленькой, её бабка, а затем и прабабка, ведут свою родословную от ведуна Вещемысла, чьё имя, уверен, знакомо суду из хроник Смутных Времён.

Судья, присяжные и прочие присутствовавшие застыли в ожидании пояснений.

— Ведуны — маги-менталисты, чья сила кроется не в стихиях, а в самом разуме человеческом. Они способны одним лишь словом сокрушить волю армии, наслать безумие на целый город или подчинить себе королей. В какой-то момент они разом исчезли, став легендами. Ведуны превратились в призраков прошлого, о котором вспоминают шёпотом.

Он повернулся ко мне, показывая рукой, как на прокажённого.

— И этот призрак сегодня стоит перед нами во плоти! Барон Черноярский, узнал о тёмном наследии слишком поздно. Он видел, как эта проклятая кровь проявилась в ребёнке — неконтролируемой аурой, губящей всё живое вокруг! Он не изгонял сына! Он изолировал дитя, доставшееся ему от коварной наследницы ведунов. И его последующие действия — это отчаянные попытки предотвратить катастрофу, которую он породил по неведению!

Кривец с чувством ударил кулаком по трибуне.

— И теперь этот наследник ведуна, едва научившись контролировать свою силу, требует титул и земли? Да сама его сущность является угрозой империи, а вы предлагаете вручить ему легальную власть над людьми! Потому Денис Юрьевич — истинный патриот, он пожертвовал любовью к сыну ради безопасности государства.

После этого заявления началось какое-то сумасшествие. Люди повскакивали со своих мест, что-то кричали, махали гневно кулаками, а часть немедленно ринулась наружу, боясь стать объектом колдовства проклятого ведуна. Началась давка, потому что снаружи тоже теснились слушатели и не понимали из-за чего паника.

— Тишина в зале! — призывал судья, ударяя молотком, но это не возымело должного эффекта.

Тогда по сигналу вбежали приставы-маги и особо ретивых взяли под стражу, постепенно наводя порядок.

— Ваша честь, прошу объявить перерыв! Обстановка в зале более не позволяет вести нормальное судопроизводство! — выпалила Троекурская, встав со своего места.

— Просьба удовлетворена. Объявляется перерыв на один час. Призываю все стороны успокоиться и вспомнить, где они находятся.

На выходе перед нами расступились. Еле-еле удалось отделаться от назойливых журналистов. Мы нашли свободную аудиторию и с облегчением закрылись.

— Почему ты мне ничего про это не сказал? — накинулась на меня Марина. — Ты хоть понимаешь, что это в корне меняет весь наш подход? Ты должен мне доверять, я же твой адвокат, я связана клятвой, — с досадой произнесла она, на что я лишь развёл руками.

— Я и сам не в курсе, что происходит.

— Неужели? А кто мне дал наводку, что вдова и капитан получили взятку? А что насчёт этих твоих смотров, о которых бесконечно судачат люди? О них ты тоже не в курсе?

Мне был понятен её гнев, но тогда я не мог всё вывалить и раскрыть себя. Магия, что я использовал, не была от ведунов. Она… она вообще другая. Странная, оформленная в некую систему достижений с незримым оком «диктатуры». Как я мог быть властен над людьми, если сам с собой не в состоянии разобраться?

«Погоди… Но ведь к этому были свои предпосылки», — вдруг остановился я. — «Быстрый контакт с вивернами, когда перчатка сама собой светилась золотом, а ещё Мефодий…»

— Так это правда, — заключила девушка, прочитав всё по моему лицу. — Чёрт…

Маг-менталист. Тот, кто вмешивается в чужое сознание. История знала таких мало, но этот дар был настолько редким, что все думали, он исчез со смертью последнего ведуна. Видимо, что-то сошлось такое на моём отце и маме, вот и получилось…

Я хотел сказать «чудовище», но осёкся. Неужели Аластор это всё знал? В смысле, мои проблемы исчезли как раз с его появлением. Если так подумать: зачем столь сильному магу возиться с каким-то там бастардом в глуши?

В общей сложности он потратил на меня четырнадцать лет — это немалый срок для любого взрослого, а личное время учителя дорого стоило. Этот человек, на секундочку, открыл феномен врат!

И тут я вспомнил, как он часто совершал пассы вокруг моей головы и пазл сложился — он запечатал мой дар! Точно. Я был отсечён от всей магии, и этот блок разрушился только с исчезновением учителя из нашего мира. Сдерживающая сила великого мага растворилась и вместо неё осталась странная способность с кучей циферок и параметров…

— Я не ведун, — ответил я Марине. — По крайней мере, пока что, — а затем раскрыл ей принцип, по которому действовали мои способности. — Как видишь, я не могу напрямую влиять на людей, моя магия не нападает и не защищает — она просто даёт мне информацию.

— Этот твой учитель Аластор, кто он вообще такой?

— Для меня это был самый близкий человек, но кто он такой — понятия не имею.

— Ясно, — она присела на краешек стола, в некоторой задумчивости. — А что ты видишь, глядя на меня?

— У тебя есть талант к своему делу.

— И всё? — подняла она бровь. — Как будто и без тебя этого не знала, — поправила она волосы.

— Это в общих чертах, остальное потом расскажу.

— Выходит, ты меня таким способом нашёл?

— И тебя, и Нобу с Мефодием, вообще всех.

Она скрестила руки на груди и окинула меня оценивающим взглядом, как будто в первый раз видела.

— И ты точно не можешь читать мысли? О чём я сейчас подумала? — сузила она глаза.

— О том, как бы поскорее пойти ко мне управляющим?

— Ясно, тогда точно не умеешь.

— Что, совсем не попал?

— Не-а, — она оттолкнулась от стола и прошлась туда-сюда. — Так, думаю, мы сможем отбить эту нападку.

— Серьёзно?

— Ерунда, но знай, даже если мы победим, ты навсегда в глазах горожан останешься ведуном. Это прилепится к тебе на всю жизнь.

— Сейчас как умру от переживаний.

— А что ты ещё увидел в судье, например?

— У него общественный статус: «Консерватор».

Она утвердительно кивнула.

— Да, есть такое, Геннадий Петрович жаловался на него часто. Я успела изучить всех наших судей.

Я мог бы ей сказать, что по адвокатским навыкам она уступает Аристарху, но в данном случае неведение — благо. Пусть борется за меня до конца.

Все эти ранги оно, конечно, хорошо, но не полная гарантия победы. Ведь это результат смешения как обстоятельств, где удача играла немаловажную роль, так и собственного коктейля из параметров. Лишняя пятёрка отваги или интеллекта могла сильно повлиять на результат любой дуэли.

Марина Васильевна Троекурская

Отвага (15/100)

Дипломатия (95/100)

Адвокат (B)

Преданность к «В. Д. Черноярскому» (25/100) +15

Достигнута ½ предельного уровня развития

Скрытые таланты — «Искажение истины» (интерпретация логики любых правил, договоров и социальных норм в свою пользу).

А вот против неё такой субъект:

Аристарх Маркович Кривцов

Отвага (4/100)

Дипломатия (71/100)

Адвокат (А)

Преданность к «В. Д. Черноярскому» (0/100)

Преданность к «Д. Ю. Черноярскому» (16/100)

Общественный статус: «Столп правопорядка» — мнение и авторитет этого человека являются неоспоримыми для всего юридического сообщества.

Достигнут предельный уровень развития.

Противник более чем достойный, но правосудие на нашей стороне, потому что мы идём по пути правды. Нам не надо ничего придумывать — за нас говорят факты. В то время как моему отцу приходится пускаться на грязные уловки.

«Где-нибудь ты обязательно проколешься», — подумал я.

Потому мы не теряли присутствия духа и обговорили наши дальнейшие действия. Ничего не поменялось — мы всё так же жаждали победить. Пусть и вскрылись такие подробности моего происхождения, что ж, теперь сдаться без боя?

Для меня это вообще ничего не меняло. Только объяснило мотивацию всех действующих лиц в моей жизни. Ведун я или нет — время покажет. Сейчас надо возвращать баронство. Драться за него.

— Продолжим заседание, — объявил судья, когда все вернулись на свои места. — Слово предоставляется Марине Васильевне, прошу.

Троекурская уверенно поднялась на кафедру, не собираясь защищаться. Вся её поза, поведение и тон голоса показали всем готовность атаковать.

— Ваша честь и господа присяжные, мой уважаемый оппонент сам же не последовал своему совету и теперь размахивает перед вами страшилкой из древних сказок. Давайте мы придём в себя и посмотрим на факты. Вызываю для допроса свидетеля — барона Дениса Юрьевича Черноярского.

Отец нагнулся к Аристарху за советом, и тот, прикрыв ухо ладонью, кратко проинструктировал своего подзащитного. Барон занял своё место, властно обхватив руками трибуну.

Марина подошла к нему и вкрадчиво спросила.

— Барон, вы утверждаете, что изолировали сына из-за его «опасной сущности». Скажите, вы привлекали для обследования ребёнка магов-экспертов из Русского Географического Общества? Это ведь уникальный случай и возможность для империи изучить столь редкий магический феномен. Составляли ли вы официальный акт о его «угрожающих» способностях?

Денис Юрьевич проговорил сквозь зубы.

— Всё было очевидно. Моё окружение страдало от присутствия сына.

— Очевидно? То есть, у вас нет ни одного документа, подписанного сведущим специалистом, который подтвердил бы, что ваш сын — тот самый легендарный ведун? Только личные ощущения и домыслы ваших слуг?

Барон молчал. Я даже подивился его выдержке — в былое время он слетал с катушек и за меньшее, а тут обстановка нервозная, ещё и девка безродная думает о себе невесть что. Я проверил отца на всякий случай диктатурой, но всё осталось на своих местах — никаких изменений.

«Подозрительно», — вот что мне кричала интуиция, но бездоказательно.

Марина обратилась к присяжным.

— Единственное «доказательство» этой страшной угрозы — субъективные ощущения людей, не разумеющих в магии. Ни одного экспертного заключения. Ни одного зафиксированного случая причинения вреда.

В ту же секунду Аристарх Маркович встал с ядовитой улыбкой.

— Как же ловко госпожа Троекурская жонглирует словами! Давайте же акцентируем внимание на другом. Как иначе объяснить феноменальный успех её доверителя в подборе кадров? Он с одного взгляда определяет, кто ему подходит, а кто — нет. Он видит в людях то, что скрыто от других! Разве это не есть проявление ментальной силы? Владимир Черноярский использует свои способности ведуна для создания личной армии.

Марина даже не посмотрела на него, быстро парировав возражение.

— Это называется эффективным управлением, а ваши с бароном инсинуации — банальная зависть. Вы готовы выдать обычное чутьё за что угодно, лишь бы не верить в удачу и талант моего подзащитного. Он восходящая звезда этого графства, и вам поперёк горла его успехи. Господин Черноярский полагается на свою интуицию, иногда даже во вред разумным аргументам общественности. Разве это преступление?

Барон и его адвокат не нашли что ответить, и их молчание стало лучшим ответом для присяжных. Марина подвела итог.

— Обвинение в ведунстве рассыпается, как трухлявый пень. Оно не подкреплено ничем, кроме страха и суеверий. А страх — плохой советчик в зале суда.

— Что ж, я склонен думать также, — понимающе кивнул судья и предоставил Кривцову дальше выстраивать линию защиты.

Троекурская уселась рядом с гордо поднятой головой. Я показал ей большой палец, но на этом ещё ничего не было закончено. Наш соперник так просто сдаваться не собирался, припася в рукаве ещё много козырей.

Одним из них был Игнат Цыбульский, вызванный в качестве свидетеля. Он повторил свою слезливую историю о потере ценной награды, отметив, что яйцо виверны могло бы принести пользу всем. Его слова подтвердил и другой свидетель — новоиспечённый маг Филипп Морозлыко.

Сладкая парочка ещё в прошлый раз подкинула мне проблем с ярлыком, но Марина уничтожила в пух и прах позицию этих дегенератов, и закрепила нашу положительными отзывами графа Абросимова. Юрий ждал своей очереди и внёс существенный вклад в развеивании напраслины.

Наши противники пустили в ход карту с виверном, но и тут граф высказался как знающий человек и заверил присутствовавших в безопасности питомца.

Я понимал, что мы медленно, но верно вырезаем опухоль. Основной расчёт был на эмоциональную атаку, и он не оправдался. Всё, что происходило дальше, было похоже на агонию, попытку затянуть процесс.

«Зачем?»

Ответчик попытался огрызнуться на наши условия для работников в новом феоде. Дескать, мы изводим двух детей, Петра и Василия, принуждаем их к незаконному труду и тому подобное. Вот такая вот попытка переманить к себе из присяжных мать пятерых детей. Та внимательно слушала конкретно эту словесную баталию.

Марина предусмотрела данный ход, её ответ был в письменном виде — собранные документы говорили сами за себя. Пока я был в отключке, она сводила обоих ребят к ростовскому священнику и раздобыла свидетельство о том, что я, благочестивый христианин, взял их из милости, дабы спасти от голодной смерти.

Аристарх ухватился за соломинку с темой веры, напирая на еретичность нашего поселения.

— До сих пор не возведена церковь! — таким был его упрёк, чтобы заставить священнослужителя в рядах присяжных засомневаться.

Троекурская почувствовала кровь загнанной дичи и продолжила её добивать фактами.

— Ровно месяц назад в дубраве на том месте был девственный лес. Сегодня там живут шестьдесят три человека, для которых построено шестнадцать домов, лесопилка, обеспечивающая их работой и стройматериалами, кузница, конюшня и даже алхимическая лаборатория, позволяющая создавать лекарства и артефакты. Помимо всего прочего, проложено восемнадцать километров мощёной дороги. Всё это — за один месяц!

Цифры и масштаб проделанной работы постепенно дошли до слушателей. Эта стремительная стройка не укладывалась в обычные расчёты. Меж тем девушка продолжила.

— И где же в течение этого месяца жил мой доверитель? В роскошном имении, как подобало бы «жадному до власти ведуну»? Нет. Он жил в таком же доме, как и его люди. Он ел ту же пищу. Он работал рядом с ними. Разве это не подлинное христианское смирение? Не об этом ли говорит нам Евангелие?

Она обратилась к священнику.

— Отец Фёдор, вы знаете, что вера — прежде всего в делах. И какое дело важнее — поставить здание из камня или обеспечить кровом, работой и лечением шестьдесят три души? Владимир Черноярский не пожалел денег на целителя высшей категории. Для жителей поселения его услуги бесплатны. Вот так. Разве это не христианская милость, о которой мы все помним?

— Но церковь… — раздался голос Аристарха.

Марина не дала ему закончить.

— Церковь будет построена, господин Кривцов, сразу после того, как разберутся с лечебницей. Потому что Владимир Черноярский считает, что сначала нужно заботиться о теле — храме души, а уже потом возводить стены для молитвы. Или вы считаете, что Бог не слышит молитв под открытым небом?

На этом риторика плавно перетекла к вопросу о безопасности, мол, стены слабые — от зверья не защитят. Троекурская вытащила ещё одну припасённую бумажку — план укреплений небезызвестного инженера Гио Джанашия. Его репутация послужила нам щитом.

Попытка оспорить решение о приобретении дубравы тоже провалилась. К нашим договорам не подкопаешься. Тактика Аристарха Марковича была шита белыми нитками. Для воздействия на каждого из присяжных он ювелирно выбирал из своих заготовочек необходимые кляузы, но они всё равно рассыпались.

Проблема вот в чём. Марина, понятное дело, шла напролом, но неужели эта вся та хвалёная защита адвоката «А» ранга? Мне что-то совсем не верилось. Я краем глаза наблюдал за бароном, тот выглядел невозмутимым. Как будто не лишался в этот момент половины земель, а вышел на прогулку голубей покормить.

«Это поражение — часть их плана».

Кривцову ли сомневаться в законности моих притязаний? Люди такой квалификации с ходу могли определить, чем закончится судебный процесс. Тем не менее он постарался на славу, надеясь на неопытность моего адвоката. Даже такая фиктивная попытка заставила нас напрячься.

Теперь же события пошли по основной канве. С каждой минутой скука барона множилась, и он непрестанно поглядывал на карманные часы, пока Кривцов и Троекурская пикировались в словесных баталиях. Прошло полтора часа, прежде чем разборки стихли. Судья отложил в сторону перо и обратился к залу.

— Судебные прения объявляются завершёнными. Господа присяжные заседатели, вам предстоит вынести вердикт: имеются ли достаточные основания для удовлетворения иска Владимира Черноярского о признании за ним прав на баронский титул и половину феодального владения. Удалитесь для совещания.

Семеро присяжных встали со своих мест. Их лица сейчас напоминали смесь усталости, сосредоточенности и осознания тяжести момента. Они медленно, один за другим, прошли через боковую дверь в совещательную комнату.

Как закрылась дверь, в зале суда время будто остановилось. Я сидел неподвижно, прогоняя в уме множество сценариев развития своей судьбы. Отметил про себя, что представителей прислали Смольницкие и Кислица. Среди лично явившихся баронов: Рындин, Шеин и мой отец.

Марина идеально сложила перед собой стопку бумаг и сидела неподвижно. Аристарх Маркович откинулся на спинку стула и смотрел в потолок с видом человека, сделавшего всё возможное.

— Марина Васильевна, — прошептал вдруг он, выводя девушку из транса, та повернулась к нему и получила одобрительный кивок. — Так держать, коллега, поздравляю.

На удивление это было сказано искренне, и я впервые увидел на лице Кривцова положительную эмоцию. Нечто вроде гордости, ностальгии и признания.

— Для поздравлений пока ещё рано, Аристарх Маркович, — без лишней суеты ответила Марина.

— Да, вы правы, — согласился он и повернулся к своему клиенту что-то обсудить.

Минуты растягивались в часы. Шёпот в зале то затихал, то возобновлялся с новой силой. Журналисты лихорадочно набрасывали заготовки статей с двумя диаметрально противоположными исходами. Наконец, спустя два часа, дверь совещательной комнаты открылась.

Вымотанные присяжные вернулись на свои места. Тишина в зале стала гнетущей. Старшина естествоиспытатель Обухов, держал в руках запечатанный конверт.

Судья вскрыл его и пробежался глазами по тексту. Его голос, громкий и чёткий, возвестил следующее.

— Выслушав вердикт коллегии присяжных и изучив материалы дела, суд постановляет: иск Владимира Черноярского удовлетворить.

Зал взорвался криками, среди которых прослеживались как явно враждебные, так и нейтральные. Особенно распетушились журналисты и группа поддержки баронов. Эти не стеснялись в угрозах и выражениях, но сами бароны молчали, как будто и так знали, чем всё закончится.

— ТИШИНА В ЗАЛЕ! На основании предоставленных доказательств, суд признаёт факт систематической враждебности барона Дениса Черноярского по отношению к истцу. Сие выражалось в изгнании, попытках уничтожить его деловую репутацию, в покушениях на жизнь и дальнейших противодействиях его законным требованиям. Суд также, принимая во внимание личные качества, заслуги перед империей и доказанную способность истца к управлению землями и людьми, считает его достойным прав дворянина.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть мне в глаза.

— Отныне и навечно, Владимир Денисович Черноярский признаётся полноправным дворянином Российской империи с присвоением титула барона. Ему отходят во владение и управление все земли, составляющие ровно половину феодального владения Черноярских, с правом передачи оного по наследству. Решение суда является окончательным и обжалованию не подлежит.

Он ударил молотком в последний раз.

— Суд окончен.

Плотину молчания опять прорвало. Марина обернулась ко мне с широченной победоносной улыбкой и готова была запрыгать от радости, как девочка, но я ей велел следовать за мной, чтобы поскорее выбраться из зала суда. В этом нам помогли приставы и ожидавший отряд разведчиков.

— Владимир стой, что-то не так? — спросила девушка, когда мы добрались до проходной.

Мне вернули сданное ранее оружие. Наш конвой насчитывал порядка пятнадцати хорошо обученных разведчиков.

— Всё хорошо, ты отлично поработала сегодня, — для пущей благодарности я сжал её ладонь своими двумя. — Подожди меня здесь, — велел я ей, когда увидел подходящую толпу баронских гридней вместе со своими главарями. — Надо сделать завершающий штрих.

— Они ведь тебя не тронут? — испугалась девушка.

— С ними нет, — качнул я головой в сторону ребят Абросимова, самого графа среди них не было — он ждал меня в храме после того, как дал показания, специально ради меня приехал в Ростов. — Не переживай.

Отойдя от неё, я зашёл в кольцо людей, где вперёд шагнули все бароны, в том числе и мой отец.

— Что ж, теперь нас шестеро, господа, — подвёл итог Рындин. — Владимир, прошу учесть, то, что ты услышишь, ко мне никакого отношения не имеет.

— Аналогично, — неожиданно ответил Шеин, чем заслужил презрительные взгляды от представителей Смольницких и Кислица — с обеих сторон пришли сыновья глав.

— Аркадий Терентьевич, Евгений Кириллович, ни чуть не сомневался в вашей порядочности, — благодарно кивнул я обоим, последний выглядел совсем уж виноватым и страшно переживал за исход этого стихийного собрания.

— Ну хватит рассусоливать. Всё просто — мой отец объявляет тебе войну. В данный момент он занимает твои наследные земли, — самодовольно заявил отпрыск Смольницкого и передал слово наследнику Кислица.

— Мой отец тоже. У тебя есть выбор: ответить на вызов либо признать эти владения за нами, — поднял он важно подбородок. — Что скажешь?

Вот оно что. Заседание лишь ширма, чтобы успеть перебросить войска на территорию моего отца. Вероятно, тот с ними в сговоре и получит свои земли обратно. Придётся пожертвовать небольшими кусочками, но это лучше, чем отдавать всё мне.

Партия разыграна как надо — я ещё не успел поудобней устроиться в баронское кресло, как обобрали до нитки. Предсказуемо. Враги в курсе, что людей мне еле хватает. Решили воспользоваться моментом слабости.

— Земли «де-факто» — ваши, — ответил я им.

— Надо «де-юре», барон, ну же — у тебя нет выбора. Не ерепенься, — поморщился Смольницкий.

— Отдам «де-юре», но после перемирия в десять дней.

— Что ты юлишь, бастард, ты не вправе нам ставить условия, — Кислица подошёл ко мне ближе и ткнул пальцем. — Если откажешься, щадить тебя не будем. В храме вечно прятаться не получится.

— Владимир, они не шутят, — встревоженно добавил Шеин. — На тебя уже напали, пока шло заседание.

— Упс, как неожиданно, — оскалился молодой Смольницкий. — Вот так всё потерять больно, наверное?

Я безразлично пожал плечами.

— И сколько же вы послали на моих ребят, поди не хватает людишек?

Это было справедливое замечание. Войска обоих баронов сильно раздроблены: часть находилась здесь, другие в виде гарнизонов охраняли захваченные земли, ну и последние напали на мой феод в дубраве.

— По душу твоих оборванцев хватит, ведь с ними нет этого, — Смольницкий указал пальцем на мои ножны. — Без твоего артефакта им всем конец.

Я положил руку на навершие меча.

— Владимир, давай без глупостей, — предупредил меня отец, и все вокруг напряглись, пожирая взглядом страшный клинок, способный разрезать любую материю.

Не слушая его, я медленно потянул оружие. Все вокруг моментально оголили своё, но я успел выставить указательный палец вперёд, показывая, что не намерен нападать.

Вместо этого я демонстративно вытащил самый обычный полуторник, муляж моего прославленного клинка, сделанный наспех кузнецом Радомиром.

— Что это за дрянь? — выдавил из себя Смольницкий и требовательно спросил. — Где настоящий?

— А ты догадайся, — рассмеялся я, после чего эти двое придурков в панике поспешили прочь, чтобы отослать весточку своим бедолагам.

Я, право, так развеселился, что хохотал до слёз. Где-то там в лесах дубравы сейчас дрался лучший мечник в графстве, вооружённый лучшим мечом, когда-либо созданным в этом мире.