Фолкнер

Глава XLIX

Случись Элизабет увидеть Фолкнера в суде, она бы позавидовала выдержке, с которой он терпел эти унижения. Расставшись с ним накануне вечером, она даже не пыталась уснуть. Закутавшись в шаль, бросилась на диван и в течение долгой ночи просыпалась каждый час; безумные, непонятные и болезненные сны не давали ей покоя. Утром она попыталась собраться с мыслями, вспомнила о своей уверенности, что сегодня Фолкнера освободят, и оделась нарядно, чтобы поприветствовать его с праздничным видом. Дожидаясь часа, когда должен был собраться суд, она не могла побороть нервную дрожь. Но тут в ее дверь постучали; слуга объявил, что пришла миссис Рэби.

Элизабет обрадовалась дружелюбному женскому лицу; она так долго была лишена поддержки со стороны представительниц своего пола. Иногда ей писала леди Сесил, и эти письма всегда были полны теплых чувств, но ее, кажется, ошеломил масштаб трагедии, приключившейся с подругой, и она не знала, как правильно ее утешить. Леди Сесил обладала добрым сердцем, дружелюбным нравом и здравомыслием, но все же была очень приземленной и ограниченной. Однако миссис Рэби — та могла похвастаться более утонченным восприятием; она рассматривала любой предмет сквозь одну и ту же призму, и потому ее сочувствие было выборочным, но побуждения чисты и возвышенны. Впрочем, решив навестить Элизабет в этот раз, она вышла за пределы своих ограничений.

Решение покинуть самоотверженную племянницу долго тяготило ее совесть. Она восхищалась ее героизмом и всецело его одобряла; она привыкла превозносить и поощрять добродетель, но не сделала ничего, чтобы вознаградить свою родственницу. Она принимала решения с учетом принципов своей религии и интересов семьи, и хотя при этом сопротивлялась естественным великодушным побуждениям, считала, что поступает правильно. Она ни с кем не обсуждала Элизабет, кроме леди Сесил; та расхваливала юную подругу, но не упоминала о Фолкнере, а именно он был камнем преткновения, мешавшим миссис Рэби заступиться за девушку.

Когда Элизабет уехала в Карлайл, миссис Рэби вернулась в Беллфорест. Она не знала, как заговорить на эту тему со свекром, а когда все же отважилась, старик, уже почти впавший в маразм, промолвил: «Поступай как знаешь, дорогая; я тебе доверяю; делай как считаешь нужным для вашего с детьми благополучия». Рассудок и память старого мистера Рэби слабели день ото дня; к моменту начала суда над Фолкнером он уже ничего не понимал. Вся ответственность за семейные дела легла на плечи миссис Рэби, и та, желая поступить правильно и боясь ошибиться, стала бороться с лучшим в своей натуре: она колебалась, раскаивалась, но продолжала бездействовать.

Невилл крайне неодобрительно относился ко всем, кто не поддерживал Элизабет. Он никогда не видел миссис Рэби, но заранее питал к ней сильнейшую неприязнь. Случилось так, что на следующий день после смерти сэра Бойвилла он был у леди Сесил, когда явилась миссис Рэби, и хотя леди Сесил запретила кого-либо пускать, ради Элизабет для миссис Рэби сделали исключение и пригласили в дом. Когда объявили о ее приходе, Джерард сидел в гостиной один; он поспешно встал и хотел удалиться, но один лишь вид этой дамы заставил его передумать. Мы склонны смеяться над претензиями науки физиогномики, но разве можно поспорить, что первое впечатление — самое важное? А миссис Рэби произвела на Невилла самое благоприятное впечатление; ее высокий задумчивый лоб, большие темные меланхоличные глаза, благородство манер в сочетании с явными признаками эмоциональности наводили на мысль, что перед ним женщина, способная на великодушие и героические жертвы. Он почувствовал, что София, должно быть, что-то сделала не так, раз не смогла живо заинтересовать ее делом Элизабет. Пока он приходил к этим умозаключениям, у миссис Рэби сложилось о нем столь же доброе впечатление. В лице Джерарда Невилла было что-то ангельское, какая-то неземная чистота и благородная неэгоистичность, отчего люди даже вопреки себе начинали ему симпатизировать; он был воплощением чувствительности, одаренности и любви. Уже через минуту они с миссис Рэби общались как старые друзья. Узнав, что они уже беседуют, леди Сесил не стала их прерывать. Они говорили долго; Невилл вспоминал, как познакомился с Элизабет Рэби, коротко пересказал историю Фолкнера, описал его и момент, когда тот признался, что причастен к гибели Алитеи. Он добавил, что не сомневается в его невиновности, и передал миссис Рэби последние слова сэра Бойвилла. Потом они долго говорили о тюремном заключении Фолкнера, преданной любви Элизабет и испытаниях, которые им пришлось пережить. Даже каменное сердце дрогнуло бы, услышав эту историю. Слезы струились по щекам Джерарда, когда он описывал невинность девушки, ее прямоту и полное забвение себя.

— И я ее покинула! — воскликнула миссис Рэби. — Мы все ее покинули! Это неправильно. Езжайте в Карлайл завтра и идите в суд; как только мистера Фолкнера оправдают и они уедут из этого города, где их имена и история у всех на устах, я увижусь с ней и постараюсь компенсировать свое прежнее равнодушие.

— Будет уже поздно, — ответил Джерард. — Вам будет приятно осознавать, что вы восхищаетесь существом, превосходящим всех остальных людей добродетелью, но вы не сможете ей помочь. Как только Фолкнера оправдают, она перестанет нуждаться в поддержке. Поддержка нужна сейчас. В час суда эта несчастная и самоотверженная девушка останется совсем одна; она будет страдать, чувствуя, что во всем белом свете у нее нет ни одного друга, но не захочет жаловаться. Как я жалею, что для Софии столь важны приличия, иначе она уже была бы рядом с Элизабет, хотя ей, связанной с нашей семьей, это неловко. Но вы, миссис Рэби, — вам ничего не мешает! Она ваша племянница; бесполезно скрывать это от мира, пускай все будут осведомлены. Люди так или иначе узнают об этом — от меня, ведь я собираюсь сделать ей предложение как мисс Рэби; если бы она носила фамилию Фолкнер, я не смог бы больше с ней видеться. И когда все откроется, разве не осудят вас, что вы ее покинули? Поступи́те мудро и великодушно; завоюйте ее благородное и нежное сердце своей добротой, и сам этот поступок станет вам наградой. Спешите в Карлайл; будьте рядом с ней в печальный час, ведь еще никому столь юному и невинному не приходилось переживать такие тяготы!

Его слова тронули и убедили миссис Рэби; она почувствовала, как с глаз упала пелена, осознала свой долг и поняла, как скверно поступила, решив пренебречь Элизабет. Она больше не сомневалась, и теперь, увидев, как рада ей племянница в тяжелый час и как благодарит ее за доброту, услышала подтверждение в собственном сердце и перестала корить себя за прежнее равнодушие.

Опухшие глаза Элизабет, ее робость и нервозность выдали, что она не спала всю ночь и ее одолевали самые сильные тревоги. И все же она утверждала, что отца — как она с особой гордостью именовала Фолкнера в этот критический час — оправдают. Миссис Рэби воспользовалась смятением девушки и попыталась отвлечь ее от мучительных попыток вообразить ход суда, происходящего так близко от их местоположения, и направить разговор в будущее. Элизабет сказала, что Фолкнер хочет уехать из Англии, и заявила о своем намерении его сопровождать; когда миссис Рэби намеками попыталась ее разубедить, она и слушать не стала.

— Он был мне отцом; я его дитя. Что бы вы сказали о дочери, которая покинула отца в беде и болезни? Дорогая миссис Рэби, не забывайте, что отец, несмотря на все свое мужество, слаб здоровьем; он привык к моей заботе и умрет, если за ним будут ухаживать слуги. Если я его покину, он впадет в отчаяние и апатию.

Миссис Рэби слушала и восхищалась девичьими пылом, добротой, чувствительностью и твердостью. Но ее одолевали терзания; разные мысли приходили в голову, и она не смела идти у них на поводу — слишком безумными и опасными они казались. Все же щедрое от природы сердце искушало ее пренебречь соображениями благоразумия и религиозными ограничениями. Чтобы отвлечься, она упомянула о Джерарде Невилле. Тут щеки племянницы порозовели от удовольствия, в глазах отразилась радость, а на губах заиграла легкая улыбка. Она заговорила о Джерарде, превознося его как человека, чьим добродетелям нет равных на земле. Тепло и искренне она описывала его преданность матери и великодушие по отношению к ней самой; красноречиво хвалила его решение поехать в Америку и искать Осборна ради нее и справедливости.

— Но если ты уедешь с мистером Фолкнером, — заметила миссис Рэби, — вы с Джерардом больше не увидитесь.

— Я в это не верю, — ответила Элизабет, — но если так суждено, я готова смириться. Он никогда меня не забудет; я знаю, что достойна буду его и в разлуке; лучше так, чем пожертвовать всем, что я считаю благородным и добродетельным; тогда он начнет меня презирать, а это куда хуже: отсутствие любви горше отсутствия физического, оно непоправимо и вечно, в то время как расстояние будет легко преодолеть, когда наши обязательства перестанут друг другу противоречить. Я поеду с отцом, потому что тот страдает; Невилл может присоединиться к нам, ведь мой отец ни в чем не виноват. Я чувствую и знаю, что он меня не забудет и не сможет долго быть со мной врозь.