Гарпии визжат

Глава 11. Не судьба

Лулу всегда была фантазёркой. И вволю представляла идеальные отношения с Чичеро, каких ни у людей не бывает, ни у драконов, а у мертвецов и подавно. И даже после того, как узнала своего рыцаря близко — полумёртвым-полуживым, в тройственном карликовом теле — продолжала фантазировать, как ни в чём не бывало.

Примерно тогда же, улетая из замка Окс на спине Драеладра, Лулу Марципарина воображала себя похищенной красавицей и втайне надеялась, что её рыцарь всё на свете бросит, а её станет искать и непременно разыщет. В Ярале, так и в Ярале — подумаешь, недоступное место!

А что потом? Да ничего хорошего!

Как Чичеро появился в Ярале? Да неправильно он здесь появился! Лучше б вовсе не являлся, чем так.

В первое своё появление он даже не зашёл к любимой — каково?

И сразу дал понять, что вовсе он её не искал.

Потом оказалось, в Ярал его мог забросить и намного ранее некий счастливый случай.

Когда мертвецы под руководством Владыки Смерти поспешно передвинули свой Порог вплотную к Отшибине, накрыв при этом Цанц, и Дрон, и Клям, то Чичеро очутился в мёртвом Запорожье, куда специально за ним Бларп Эйуой привёл свой небесный замок.

И Чичеро поднялся на борт, и летел уже в направлении Ярала, но вот незадача: сидеаший внутри мёртвого рыцаря демон надоумил его совершить одну глупую кражу. На ней Чичеро попался, и его ссадили. Когда ссадили, неугомонный рыцарь тут же ввязался в ещё одну историю: сопроводил к царевне Оксоляне тот самый сераль из замка Окс, который та царевна — особа предприимчивая — уже однажды продала Марципарине. История вышла тёмная да некрасивая. Но и тут за ним прилетел Бларп Эйуой, и доставил-таки в Ярал. Проездом, или, вернее, пролётом. Сроком примерно на одни сутки, чтобы влюбленные могли повидаться…

Да что толку? Разве кто-то с ней повидался?

Даже поклониться не пожелал. Отправил вместо себя Хафиза. Старого наложника Марципарины — вместо себя! Это, что ли, у него юмор такой мертвецкий? Хафиз, рабская душонка, пытался ещё Чичеро выгородить. Мол, к сожалению, благородный рыцарь пока слишком занят. Мол, у него дела, у него идея секретная, страшно важная для яральской разведки…

Ну, раз дела, раз идея — Чичеро, вроде, можно понять. Идея требовала спешного воплощения, рыцарь не мог ждать. То-то и на любимую не желал отвлекаться: вдруг да помешает?

Но Марципарина расспросила Хафиза. С пристрастием расспросила. Бедный наложник, поди, и не упомнит от госпожи подобных расспросов.

И всплыли детали. Весело так, кучно всплыли.

Оказалось, безупречный рыцарь, вроде, и хотел зайти, почти мечтал, бредил об этом, но что-то его, поди ж ты, остановило! Что именно? Смешно сказать: недоукомплектованность.

При Чичеро в тот раз был единственный карлик Дулдокравн. Два прочих в дороге потерялись, но это-то был. И надо же такому случиться, что милая подружка Эрнестина именно этого последнего карлика у него и просит! И не по делу просит, а чисто для себя — истомилась.

Но если откажешь главе яральской разведки, то станет ли она рассматривать твои идеи, а, Чичеро?

И что делает рыцарь практически под крыльцом любимой женщины?..

(Ну, не совсем уж под крыльцом, чуть подалее, но Лулу Марципарина очень уж ясно представила пройдоху Чичеро совсем рядом, настолько, что кажется — и крылом дотянешься!).

Так что же делает благородный рыцарь? Топчется за дверью, не решаясь войти, да ещё, бесстыдник, отпускает последнего карлика маленько поутешать Эрнестину Кэнэкту!

Зная, прекрасно зная, что без этого самого карлика обратится в кучу тряпья, которая если и дойдёт к любимой женщине, то не своими ногами, а разве что в крепком мешке на плечах посыльного.

Кто-то, наверное, считает драконов излишне обидчивыми?!! Кто так считает, не видал ещё обидчивых драконов.

Много позже, от старой Бланш, Марципарине Бианке пришлось услышать объяснение, почему верный рыцарь её не нашёл. «Не судьба!» — с выражением фатальной суровости на лице произнесла Бланш.

Не судьба? Но что она объясняет? И какие причины предлагает принять на веру? И, главное, зачем?

Лулу Марципарина знает, зачем. Затем, чтобы никогда не найти виноватых. Чтобы Бианка устала, понемногу отвлеклась и успокоилась.

Но виноватые-то есть! Во-первых, милая подружка Кэнэкта. Попросила у Чичеро карлика, а сама и не прояснила, есть ли у того под чёрным посланничьим плащом хоть что-то ещё живое. Конечно, полюбившегося разведчице одноглазого Дулдокравна, не чинясь, одалживала подруге и сама Лулу. Но не в ущерб же собственным отношениям с возлюбленным!

Во-вторых, виновен и Бларп Эйуой. Это ведь он спланировал маршрут Чичеро с таким ничтожным сроком пребывания в Ярале, чтобы рыцарь, прибывший из низинных частей среднего яруса мира, никак не задерживаясь на Белой горе, полетел дальше — на небо, к самому Драеладру.

В-третьих, виноваит и наложник Хафиз, но, как водится, меньше других. Выгораживание Чичеро — вот основное, что раздосадованная Лулу ему вменила.

В-четвёртых, вина лежит и на карлике Дулдокравне. Он что, не знал, к чему приведёт его согласие забавлять разведчицу? Знал, но не придал значения. Видать, и сам был не менее Кэнэкты одолеваем похотью.

В-пятых (и в самых главных), виноват Чичеро Кройдонский. Тут уж — кругом виноват, без малейшего смягчающего обстоятельства. Поступился своим счастьем — ради дела, из благородства, ради справедливости к карлику — что за разница? Важно, что собственное счастье рыцарь обесценил.

А счастье у мёртвого рыцаря — живое, зовут его Лулу Марципарина Бианка. Значит, он её, её обесценил! И какие громадные, истинно драконические слёзы наворачиваются на глаза, едва Лулу добирается до этого эпизода в своих рассуждениях! А добирается не раз, не два. Она каждый день, и все дни напролёт, а также в ночном полусне только о том и думает. И честно старается простить любимого — и не может!

Хафиз остался с Марципариной. Она ему не то чтобы сильно обрадовалась, но и не возражала. Всё-таки уземфец предлагал себя не в наложники, а выказывал готовность помочь по хозяйству. Не отказываться же от помощи в тех делах, которыми сама занимаешься через силу.

Иначе уютному гостевому флигелю, занятому Лулу, грозило бы превращение в непотребную свалку.

(Ну, «непотребную», может, и сильно сказано, да только Хафизу всё равно спасибо. Когда ты истинная драконица, то человеческих домашних дел невольно сторонишься, настолько, что даже мертвецам — известным педантам, не позволяешь себя приучить к порядку).

Хафиз остался, зато Чичеро улетел. На небеса, к Драеладру. Чтобы поделиться своей идеей «мёртвой разведки», которая, конечно же, больше никого не посещала.

Когда-то люди с драконами воевали, чтобы их пленниц, а своих невест поскорее отбить обратно. Иное дело Чичеро: никаких тебе поединков за невесту, а только переговоры с драконом, и сугубо по делу. Как это, всё-таки, по-мертвецки! Как не по-человечески…

Однажды Хафиз (он больше себе теперь позволял, ведь карьера наложника осталась в прошлом) ехидно поинтересовался:

— Неужели поединок жениха с отцом для драконицы чем-то привлекателен? А если кто-то кого-то, не приведи такого Седьмое Божество, но всё-таки растерзает насмерть?

— Опасность делает жизнь ярче! — возразила Марципарина.

Но внутренне подметила, что такой «яркой жизни» с трагическими решениями ей хотелось бы лишь понарошку, не всерьёз. Овдоветь из принципа? Немного смешно.

С другой стороны, быть женщиной, ради которой трагически сцепились мужчины, не значит ли — быть самой настоящей женщиной? И если — нет, не сцепились, не следует ли отсюда глубочайшей женской неудачи? В романах Зраля — следует, но, может, романы лгут?

Возможно. Да только и уземфские героические песни самого Хафиза, получается, лгут тоже. И цанцко-карамцкие байки об Ашогеорне. Везде, везде ведь истинно верный герой спасает пленницу. Должен спасти.

А Чичеро — даже не почесался.

Не намекал ли он своим равнодушием на что-то постыдное для Лулу?

Нет. Всё гораздо хуже. Кажется, равнодушие Чичеро самодостаточно. Без намёков и подмигиваний с хитрецой. Просто оно само. По лицу.

Получается, Марципарина даже намела не достойна? Её просто забыли, без какой-либо задней цели. В том-то и вся глубина унижения.

Видно, чувство унижения толкнуло Бианку себе же во вред солгать Эрнестине Кэнэкте, когда та (вот внимательная подруга!) наутро спросила её о Чичеро. Мол, как прошла встреча…

— Сногсшибательно прошла, — хотелось припечатать разведчицу едким сарказмом, а не просто выплеснуть злость, потому Марципарина начала издалека и холодным тоном словно бы предостерегла от расспросов.

— Понимаю, — предположила Кэнэкта, — сокровенные переживания, страсти после догой разлуки. Всё это не для ушей старой подруги: прости, не подумала.

Уши старой подруги так и норовили закрыться, но Лулу всё же не позволила, выпалила будто вдогонку слабеющему очагу внимания:

— Чичеро, если хочешь знать, до меня не дошёл.

— Серьёзно? — Кэнэкта, как оказалось, попросту не знала, что утащила у молчуна Чичеро последнего карлика, без которых ему не то что не дойти до возлюбленной, а и шагу сделать нет никакой возможности.

— Но я не в обиде, — вот с этих-то слов и началась ложь. Ибо Лулу в обиде, да ещё в какой!

— Так-таки не в обиде? — насторожилась разведчица.

— Да чему же тут обижаться? — почти натурально рассмеялась Марципарина. — Я была с Хафизом. Огромное спасибо Чичеро, что спас моего самого преданного наложника и привёз его ко мне. Знойная пустиня Уземфа — вот что такое Хафиз. И поэтический дар у парня отменно развит.

Ночь с Хафизом стоит ночи с Дулдокравном, не правда ли, хотелось язвить Бианке. Оба хороши как наложники, но и только. Да, оба всего лишь наложники, одноглазый карлик ничем не лучше.

Ах, если бы так оно и было. Тогда бы Марципарина с Кэнэктой попросту поменялись. А что, Лулу готова. Уступила бы подруге Хафиза, а себе заполучила карлика. И как только заполучила — сразу сложила бы из него свого славного рыцаря. Замотать Дулдокравна в чёрный посланничий плащ — вот вам и Чичеро! Мелочь, а всё меняет.

И правда, меняет. Но в том случае, если бы сама возможность обмена не была фантазией.

Чего добилась своей ложью? Того, что Кэнэкта успокоилась. Раз у Марципарины есть Хафиз, то и ей ни к чему отпускать свого милого карлика. Можно честно глядеть в глаза подруге и сладко грешить — словно бы не вопреки, словно бы вместе с нею.

Чего добилась ещё? Того, что сам Чичеро, буде ему вздумается вернуться, тоже узнает про неё с Хафизом и — успокоится. Раз невеста уже счастлива, что ж ему надрываться? Вновь бросится в свои странствия, влекомый бесчеловечным долгом. И не вёрнётся, ибо потеряна нить отношений, которую Марципарина свивала прежде.

Чего добилась? Да ничего она не добивалась — даже цели перед собой не ставила. Просто гордость Марципарины в недобрый час смалодушничала.

Многое, что человеком не сделано вовремя, в итоге не делается им вообще. Именно так вышло с Чичеро. В следующий свой приезд в Ярал он уже не имел свободного выбора, посетить ли ему Марципарину, повременить ли. Вместо выбора — одни последствия. Поделом, сказала бы Бианка, если бы в число неумолимых последствий не попала её собственная судьба.

Не только посланнику Чичеро не видать возлюбленной. Ей его тоже не видать. Ибо в жизни ведь не бывает не обоюдной встречи.

О том, почему их долгожданная встреча откладывается на сей раз, Бианке поведала Кэнэкта, ведь она как главная разведчица Ярала всё узнала из первых рук. Причина, как водится, нашлась пресолиднейшая.

Демоническое одержание посланника усилилось настолько, что его и в город-то не выпустили. Отвели место в Карантинной башне, к которой без разрешения и магических ключей даже не подойдёшь.

Хотя, как допыталась Бианка, «отвели место» — сказано со смягчением.

Привезли запертым в одной из башен летучего замка, и едва извлекли оттуда, как с тревожной поспешностью заточили в тяжеленный сундук с крепчайшими магическими печатями, в каковом сундуке уже и доставили в Карантинную.

— Но там-то из сундука выпустили? — почему-то взбрело уточнить.

— А зачем? — безучастно спросила Кэнэкта, будто вовсе не понимала чувств Марципарины. — Карлик его выпущен. В сундуке лежит единственно чёрный плащ да несколько мёртвых частей тела.

Ну ещё бы Кэнэкте не выпустить карлика! Она ведь ещё не пресытилась ласками одноглазого Дулдокравна.

— Части тела?

— Да. Руки-ноги, голова… Им нет особенной разницы, где лежать, а я думаю, в сундуке всё же надёжнее. Лишняя ступень магической защиты против демона никогда не повредит. А тем более — в нашем родном Ярале.

В вашем родном Ярале, мысленно поправила её Лулу. Но так или иначе, Ярал хоть кому-нибудь, да родной. Не подвергать же человеческий город демонической угрозе. Всё верно, логично, справедливо.

— А что демон?

— Бушует, — односложно ответила Кэнэкта.

Ну, раз бушует…

— А карлика куда?

— Дулдокравна я пока возьму под своё начало, — сказала разведчица, — если не возражаешь.

Возражать? Лулу Марципарина вправе возражать? И хорошо бы, но Дулдокравн — это не Чичеро. Пусть он и бывает составной частью мёртвого рыцаря, но бывает и самим собой — просто мелким живым одноглазым карликом. Дулдокравну самому решать, сближаться ли ему с Кэнэктой, либо в самоотверженном смирении хранить от имени Чичеро верность Лулу.

Увы. Дулдокравну в отсутствие Чичеро многое решать самому. И кто такая Марципарина, чтобы усматривать в его решениях предательство?

В Карантинной башне сундук с Чичеро ждал возвращения в Ярал Бларпа Эйуоя. Тот обещал быть где-то через недельку, и без него Кэнэкта не решалась предпринять ничего судьбоносного — даром, что занимала пост главной разведчицы Ярала (да ещё с оставшимся от прошлого полувека особо пафосным названием, в котором говорилось про «объединённую разведку драконов и людей Эузы»).

— Чем поможет Эйуой? — поинтересовалась Бианка вечером, когда подруга по старой памяти посетила её гостевой флигель с новостями.

— Он лекарь и немного маг, — пояснила Кэнэкта.

— А что, Чичеро можно вылечить?

— Вряд ли, — помотала головой разведчица, — исцеление понадобится Калебу и Дуо — двоим живым охотникам, что по недоразумению забрели на территорию, отобранную Порогом Смерти. Обоих там парализовало и так прилепило к омертвелому запорожскому дёрну, что наши насилу отскребли, а уж поднять по верёвочной лестнице сумели просто чудом.

Наверное, это чудо сотворил Чичеро, с печалью подумала Марципарина. В том смысле, что посланник Смерти настолько кругом неправ, что просто не мог не совершить потрясающего воображение чуда — хотя бы для возвращения мирового равновесия.

Кэнэкта будто угадала мысли подруги. Тотчас подтвердила:

— Чичеро участвовал в их спасении как раз перед тем, — она замялась, приискивая слово, — …перед тем, как демон его смутил на кражу.

Марципарина знала уже, что за «смущение» имелось в виду. Стоило карлику погрузиться в сон, как Чичеро под демоническим контролем со странной навязчивостью раз за разом направлялся в замковое путевое святилище, чтобы похитить там синий полуволшебный камень, именуемый «Глазом Ашогеорна», если же Дулдокравн умудрялся не засыпать, то команды демона старались выполнить отдельные части мёртвого тела Чичеро. Холод пробегал по спине Марципарины, когда она представляла картины, исполненные жутчайшей нелепости: мёртвые ноги возлюбленного сами топают к святилищу, руки придерживают оправу камня, пока голова пытается его оттуда выгрызть.

Странное поведение Чичеро, и не менее странное — того демона, который пытался им руководить. Зачем ему, спрашивается, полуволшебный «Глаз Ашогеорна» — камень, подобные которому, как говорила Кэнэкта, можно найти в святилищах при каждом небесном замке? Бианка спрашивала у разведчицы, но та лишь руками развела. Выходило, что демон себя выдал, позарившись на вещь не слишком ценную.

Можно, конечно, решить, что демоны глупы — все, даже те, которым посчастливилось подселиться к элитным рыцарям Владыки Смерти. Можно, но что-то не верится. Не сглупить бы самой, когда слишком уж уповаешь на чужую недалёкость.

— Удалось узнать, зачем демону тот камень? — спросила Бианка, заранее зная ответ.

Кэнэкта привычно развела руками, вздохнула:

— Подождём Бларпа. Основная надежда на него. Только он сможет при снятых печатях безопасно побеседовать с демоном.

— Обязательно ли беседовать с демоном, чтобы узнать его цели?

— Без беседы вряд ли чего добьёшься, — с грустной уверенностью сообщила Кэнэкта, — хотя и беседа, скорее всего, мало чего даст: демоны в подобных случаях врут напропалую.

— Но разве и так непонятно, — фыркнула Марципарина, — что камень «Глаз Ашогеорна» — это лишь повод?

В ответе Кэнэкты послышались нотки иронии:

— Это-то понятно. Труднее догадаться, для чего именно нужен такой повод. Уж не знаешь ли ты, дорогая, лучше самого демона, какие такие козни он замыслил?

Марципарина Бианка знала, но что-то мешало произнести вслух. Опять дурацкая гордость?

— Ну вот видишь, — сделала Кэнэкта свой вывод из её молчания, — без Эйуоя никак не обойтись. Он демона разговорит и поймает в логическую ловушку, чтобы расспросить о главном. А повезёт, — она натянуто улыбнулась, — так сумеет даже изгнать.

Значит, не изгонит. Значит, «сумеет изгнать», только если повезёт. Лулу от ободряющих слов разведчицы стало ещё грустнее.

Бларп не изгонит. И, вернее всего, не поймёт. А логические ловушки — как бы самого ловца не поймали, когда он ради поиска истины соберётся поверить демону.

А Кэнэкта… Неужели она сама верит собственным словам, будто демон посланника Чичеро «смутил на кражу»?

Марципарина-то давно почувствовала, в чём дело. Да, демон бедного Чичеро, разумеется, «смутил». Но не на кражу, каковая, кстати, так и не состоялась. А что состоялось, именно на то демон и «смутил». То есть, на заточение в сундуке и в Карантинной башне. То есть, на то, чтобы Чичеро больше никогда не встретить Лулу Марципарину Бианку. То есть, на несчастную судьбу их отношений.

Ведь очевидный же ответ, не правда ли? Для Бианки он более всех очевиден, потому что (надо ли скрывать?) это ею спланирована та счастливейшая судьба, которая усилиями демона теперь перечёркнута. Кто, как не она, положив на Чичеро глаз ещё в Цанце, провела его через церемонию обручения, через фривольность романтических свиданий в замке Окс, через путь освобождения из коварных пут великана Плюста. Провела бы и дальше — к героическому поиску и успешной находке в Ярале пленницы белого дракона — но увы: на запланированном перекрёстке судеб Чичеро и Лулу поджидал зловредный демон.

Или нет, демон давно сидел в Чичеро, но на том перекрёстке не смог больше таиться. Демон явился, демон хитро нашептал, демон привёл в движение ту бездушную куклу, в которую превращался Чичеро, стоило ему хоть на миг скрыться от любящего взгляда. Демон сделал своё дело, и даже трое живых карликов незадачливому посланнику Смерти не помогли.

Итак, Марципарине всё ясно. Да любой женщине должно быть ясно, ведь судьбы, отношения, судьба отношений — всё это извечные женские темы. И лишь одно ей не ясно: что здесь вообще можно не уяснить? И настолько, чтобы ожидать каких-то озарений от диалога с демоном.

Почему не понимает Эрнестина Кэнэкта? Должна бы давно и сама сориентироваться, и подчинённых своих направить. Она ведь тоже женщина, и очень по-женски сильна. Ведь женщина же?

Да, женщина, но, как говорят мертвецы города Цанц, она «из другой партии». Марципарина — женщина из партии Чичеро. А вот Кэнэкта — та женщина из партии Дулдокравна. Вроде, и дружат, и многое пережили вместе, но главные переплетения судеб каждая видит по-своему.

Демон, который ловко расстроил судьбу Чичеро, кто он с точки зрения партии Дулдокравна? Да освободитель, вот кто!

Кажется, Бларп Эйуой явился к ожидаемому всеми сроку, но Марципарина всё равно успела известись, так как ждала его раньше. Кому, как не ей, стоило переживать за Чичеро намного сильнее всех?

Правда, когда будущий расколдовщик и спаситель её любимого прилетел, Бианка запретила себе близко подходить к запечатанному хранилищу останков Чичеро в Карантинной башне. Ведь и у неё есть гордость! Пусть человек-сундук не надеется встретить её сразу же по исцелении! Пусть сам придёт к ней, собственными ногами! Ну, на худой конец — ногами карлика Дулдокравна.

Лулу находилась у себя в гостевом флигеле, откуда на Карантинную башню даже окна не выходят. И всё же всё внимание её было там, около сундука. Если чего-то не видишь, всегда можно вообразить.

О ком первом вспомнит Чичеро, когда Бларп ухитрится его выручить и поставить на ноги? Хотелось ручаться, что о Лулу. Спросит, быть может, и о всяком другом, но подумает… О ком же ещё, как не о ней, этому горемыке-рыцарю осталось думать?

Вечерком того же дня Бианку в её гостевом флигеле навестил Бларп Эйуой. Он специально пришёл, чтобы рассказать ей о Чичеро. Причём оказалось, что почти всё невидимое — то, что Марципарина столь живо навоображала, так и не обрело зримых форм.

Начать с того, что Бларп её любимого так и не исцелил. И оставил в сундуке. Словно бы только затем, чтобы оправдать кличку «человек-сундук», которую метко придумали яральские зубоскалы.

— Исцелить Чичеро? Это не в моих силах, — покачал головой Бларп, — очень уж на много кусков расколола его судьба. Кого я пытался сегодня исцелять, так это двух охотников, пострадавших в мёртвом Запорожье. И то не преуспел. Их теперь отвезут в Адовадаи на встречу с силами земли и морским воздухом. Там сами попрапвятся. Уже без меня.

— А Чичеро? — напомнила Бианка.

— Я снимал печати, смотрел, что можно сделать, но, — Бларп скривился, — моего искусства и в этом случае не хватило. Мёртвые части тела по-прежнему контролирует демон. Изгнать его нет надежды просто потому, что в доступных частях тела — тех, что собраны в сундуке — там он не гнездится. Демоническое существо заперто, но в особой недоступной для меня части тела — в сердце. Оттуда и посылает свои команды.

— Но что мешает извлечь демона из сердца Чичеро?

— Его сердце похищено.

Ну вот: сердце возлюбленного похищено. Давно бы пора догадаться.

— Непорядок! — внутренне воскликнула Марципарина. — Его сердце похищено не мной. Значит, его сердце похищено у меня.

Сперва прокричала это про себя, но затем отважилась повторить вслух. Оказалось вполне к месту.

Бларпу Лулу Марципарина рассказала о многих своих подозрениях, которые не могла изложить сопернице Кэнэкте. Пусть Эйуой и мужчина, он всё же не «из другой партии», к тому же, как и Лулу — дракорн по происхождению.

Идея о том, что цель демона — расстроить отношения Чичеро с Лулу Марципариной — не показалась Эйуою такой уж невероятной.

— Да, — сказал он, — и я так думаю. Действительно, кражи камня — лишь повод остановить Чичеро на пути к его невесте. Вполне разумно. Только надо сделать ещё один шаг: выяснить, кому и зачем надо останавливать Чичеро. Кто-то надеется таким образом чему-то помешать. Интересно, чему.

А дальше Бларп Эйуой погрузил Чичеро на воздущный замок (ага, прямо в сундуке), прихватил одноглазого Дулдокравна — и вновь улетел. На встречу Чичеро с Драеладром, как пояснила зашедшая вечерком Кэнэкта.

— Так ведь встречались уже! — заметила Лулу.

Оказалось, нет. В прошлый раз у Бларпа нашлись дела, которые и помешали встрече. Поутру стартовал на другом замке в ином направлении.

— Так значит, Чичеро?..

Да. Чичеро ещё перед вылетом узнал, что встреча откладывается. Мог отказаться лететь, вернуться к Лулу — и всё же не сделал этого. Наоборот, он торопливо покинул Ярал, даже не увидевшись с невестой.

— Спешил к Драеладру, но так и не попал — вот комедия! — Марципарина немного при нужденно розвеселилась.

— У посланника были и другие дела, — пожала пленчом Кэнэкта.

Другие дела? Ну конечно! Бианка-то знает, что за дела. Путешествовал где-то вдалеке, за Порогом Смерти, искал там своих мёртвых товарищей из банды Дрю — пока не подхватил зловредного демона и не угодил в сундук. Разумеется, по собственной глупости!

— Но теперь-то Бларп его представит Драеладру!

Само собой, представит. Разведчица знает, что говорит. Потому Бларп и карлика её ненаглядного взял с собой. Чтоб, если встреча с белым драконом состоится, вовремя сложить посланника Смерти воедино — из подручного минимума частей, в который входит и Дулдокравн.

— Но где логика? — спросила Марципарина. — Почему его везти по частям, в тяжеленном ларе, а не составить прямо здесь?

— Драеладру демон не опасен, — ответила разведчица, — но город Ярал пострашать может. И тем болем — летучий замок со всеми, кто там будет в момент диверсии. Включая и самого Чичеро, — на всякий случай упомянула.

Ага, демона боишься, мертвец! А зря. Тебе давно пора меня бояться, меня, мстительно подумала Бианка. Демон тебе лицо не исцарапает, а я могу. Я слишком долго тебя ждала, и теперь встречу так, что сам не обрадуешься!

— Я пойду, — чувствуя её не самое дружелюбное настроение, засобиралась Кэнэкта. По обыкновению, оставила на комоде деньги на пропитание — их она платила Марципарине официально — из особого фонда своей разведки. Достаточную сумму, чтобы выжить в высокогорном городке, но и подходящую, чтобы цанцкой аристократке в кои-то веки привикнуть к известной скромности запросов.

Но не слишком ли долго она скромничала? Бианке кажется, что именно слишком. Её добротой и тактичностью здесь воспользовались, даже злоупотребили.

Злоупотребила Кэнэкта — эх, тоже начальница выискалась! И злоупотребил Чичеро: заставил её любить себя горько и безответно, а сам — обманул, не пришёл, не составил женского счастья.

Да, правда, Кэнэкте Марципарина многим обязана. Спасение от убийц, посланных заговорщиками из Цанца за нею в замок Окс — уже оно одно перекрывает многое. Но, что ж от себя-то скрывать, для разведчицы это было не дружеское одолжение, а работа. Сама дружба между двумя женщинами возникла не для того ли, чтобы Кэнэкте успешней выполнить задание? И, если так, то дружба ли она!

Но то Кэнэкта — противоречивая, но добрая. Зато у Чичеро вовсе нет никаких оправданий. Пусть не надеется — их нет, потому что и быть не может! Никакого снисхождения мужскому вероломству!

Сколько стыда изведала Лулу просто потому, что её избранник не соизволил к ней зайти… Хорошо, хоть с присланной от разведки женщиной, которая прежде убиралась во флигеле, Марципарина разругалась чуть раньше и прогнала ещё задолго до той постыдной на всю Вселенную ночи, когда Хафиз к ней явился, а Чичеро не дошёл.

Да, без прислуги во флигеле вскоре стало не так уютно, но зато не надо терпеть её хитрых улыбочек. Да и Хафиз — хоть на что-то же он годен — с уборкой худо-бедно справляется, а ночью зато спокойно спит.

Хафиз-то спит, а вот Лулу поднимается и бродит, не в силах успокоиться от передуманных за день мыслей. Иной раз в задумчивости выходит из дому и…

Тут уж главное в задумчивости не промахнуться мимо верной тропы. А мудрено ли?

Гостевой флигель — он ведь расположен так, чтобы при взгляде из окон дух захватывало. Ибо красиво, но к тому же и высоко. «Изящный домик над пропастью», как выразился Хафиз. И он прав, что изящный. И прав, что над пропастью. Пропасть всегда здесь, совсем рядом. Правда, Бианка к ней привыкла и почти не замечает. Иной раз оказывается совсем близко. Сказывается драконья родовая привычка к высоте, а человеческая осторожность не всегда успевает вовремя.

Непросто жить драконам в бескрылом человеческом образе. Опасно увлечься будоражащими душу мыслями. Понадеешься на крылья — а их-то и нет… Ищи потом опору в долгом полёте вниз с Белой горы.

Кто-то с нежной деликатностью тронул Марципарину за локоть.

Чичеро?

Ах, это Хафиз. Что ему надо?

— Госпожа, — поклонился уземфский наложник, — простите, что отвлекаю вас от важных мыслей, но пропасть уже в пяти шагах.

— Ты намекаешь?..

— Я ни на что не намекаю, — с естественно разыгранным смущением произнёс Хафиз, — просто встревожился.

Вот-вот, а кое-кто за неё совсем не тревожится. Хоть ты со скалы кидайся, хоть в омут вниз головой.

Не права ли она, что готовит Чичеро неласковый приём?

Ещё бы не права, мстительно высказалась Марципарина.

Лулу воздержалась от суждения: по большому счёту, она не знала.

А Бианка возразила. Пробормотала вслух, даже Хафиза совсем не стесняясь:

— Нет, не права! Во-первых, неласково всё равно не получится… — Ага! Стоит Чичеро вернуться, и она тотчас растает, всё забудет и простит. — Во-вторых, сама же и пострадаешь… — Точно! Обвинить себя же в неласковости — то ещё обвинение. Ты об отмщении только подумала, а неосторожная мысль твоя уже взывает о наказании за несправедливость в адрес любимого. — В-третьих, здесь рядом подходящая пропасть… — ну да, чтобы броситься туда чистого самонаказания ради…

— Простите, госпожа, вы сказали «подходящая пропасть»? — напрягся Хафиз. — А для чего подходящая? — в тёмных глазах плескался едва различимый страх, который и поднял его ни свет ни заря, заставил выглянуть наружу, направил вслед за нею к обрывистой тропе.

— Разве я тебе это сказала?

— Простите, я подумал… — ишь, подумал он.

И чего он перебивает, когда не спрашивали? Распоясался наложник, не хочет знать своего места — на приступке у мягкой уземфской постели. А здесь, в эрале — у швабры. Только у швабры.

— Госпожа, простите, не вернуться ли нам с вами к дому?

Лулу хотела одёрнуть наглеца, но вместо этого позволила ему себя увести от обрыва подальше.

В самом-то деле, чего это она? Ведь она же дождётся Чичеро, обязательно дождётся! И встретит, как подобает будущей жене и родительнице его детей. Без упрёков, с одними понимающими объятьями.

Да, всё так и будет. Бианка дождётся суженого, встретит его правильно, а пропасть… Пропасть останется ни с чем.

— Я думаю так, — произнесла Марципарина, приглашая и Хафиза в свидетели своих мыслей, — если ради приёма у Драеладра Чичеро сложится… — она помедлила, — то, может, его снова не разберут? Может, в сундук не отправят? Может, я ещё увижу его в Ярале?

Хафиз с терпеливой готовностью согласился. Конечно, зачем разбирать хорошо собранного человека? Зачем засовывать в сундук, если он не разобран? А если Чичеро будет не в сундуке, то почему бы его Лулу не встретить в Ярале?

Голос уземфца звучал успокоительно. Впору поверить в счастливую судьбу. И Марципарина в очередной раз поверила, чтобы затем опять разочароваться.

Чичеро вернулся в Ярал только после смерти самого Драеладра — в тот суровый период тревоги и неуверенности, когда люди и драконы почувствовали себя намного уязвимее, чем когда-либо. И вернулся — опять-таки, в сундуке, отдельно ог Дулдокравна. То есть, снова не к ней.

Хафиз в последующие дни ещё трижды ловил её у обрыва под гостевым флигелем — до тех пор, как Эрнестина Кэнэкта (видимо, тем же Хафизом и всполошённая) не перевела Лулу Марципарину Бианку в центральное здание дворца Драеладра.

— А за что мне такая честь? — искренне не поняла Лулу.

— За рождение наследника, — пояснила Кэнэкта таким тоном, будто говорила о некоем не то решённом, не то свершившемся событии.

— Я ведь не родила…

— Родишь. Было предсказание.

Снова лучшая подруга изъясняется глупыми загадками!

Наследника — чьего?

Посланника Чичеро? О, Лулу родила бы ему наследника. Но при чём тут дворцы Ярала? У посланника всего и наследства, что крепкий сундук, слабо приспособленный под жильё, да и тот, коли разобраться, казённый.

Наложника Хафиза? О нём лишь для смеха и вспомнила. Живое тренированное тело в наследство не передашь. Смешно, да и несбыточно, хотя сам Хафиз может думать иначе.

Неужели речь о наследнике дракона Драеладра? Похоже на то, что от Лулу ждут именно его. Ничего не скажешь, миссия почётная — но как оправдать их ожидания? Возлечь с белым драконом?

Ну что тут скажешь… Опыт, конечно, интересный, но идея припоздала. Драеладра уже нет.

Или всё-таки есть? Чем далее, тем сильнее Лулу Марципарина Бианка чувствовала себя предсказательницей, зависшей в недоумении меж временами и событиями.

Старого Драеладра либо не будет, либо нет. Новый Драеладр, наверное, вскоре родится. Наверное, у неё.

А Чичеро… Что ж, посланник пусть и вернулся в Ярал, да не вернулся из сундука, и его нескладной фигуры в чёрном плаще ей более не вилать. Ради неё его оттуда не выпустят. Никогда.

Пусть они снова совпали в Ярале, но и в этот третий и последний раз — опять им не судьба встретиться! Что за место здесь заколдованное…

Да и в самом ли месте причина? Не судьба.