Гарпии визжат

Глава 19. Круги гарпии. Новая надежда

Как только Лулу Марципарина Бианка снесла драконье яйцо, в мир вошла-таки новая надежда. До тех пор имелись лишь легенды, предсказания да обещания уже поспевающих новых предсказаний, а ещё поспешные обещания того, что предсказания вот-вот исполнятся, уже исполняются, даже якобы и полностью выполнены — но только якобы. Всё оказывалось в будущем времени, ничего в настоящем.

Ведь кого ты назовёшь Драеладром, если яйцо дракона даже не снесено? А если назвать некого, то на кого надеяться?

Хорошо ещё, что Бларп Эйуой — известный сказочник. Будь на его месте кто-то другой, разве удалось бы водить за нос целые стаи драконов, опираясь лишь на собственную шаткую уверенность в будущем?

Да ещё драконов, зачастую — очень недружественных.

«У меня не шаткая», — сказпл бы Бларп о своей уверенности. Наверняка бы сказал именно так, но лгал бы при этом во спасение, или говорил чистую правду? Кажется, Марципарина даже готова безоговорочно доверять Бларпу, но не отдельным его словам. Слова, посвящённые низменным фактам, он слишком охотно приносит в жертву высшей правде. Той, что важнее слов.

Надежда, какой тебе быть? Конечно, кто вылупится, тот и вылупится, но Марципарине казалось, что её сын будет снежно-белого окраса. В точности как ушедший Драеладр. А иначе её, наверное, будут упрекать? Что у вас за сын неположенного цвета?

Ах нет, Марципарина кокетничает. Никто её не упрекнёт ни за что, ведь она и так выполнила невозможное для других.

И только выполнила — и в тот же день, а на следующий, так точно — о ней заговорил весь город. Лестно ли это было? Откровенно говоря, очень! Отшельнический быт — всё же не для Марципарины. Она молода, она жаждет общения с людьми, и если до сих пор яральцев сторонилась — то по единственной причине. Стыдно быть брошенной.

Чувствуешь жгучий позор в ожидании, когда Чичеро… Но о нём не надо, не сейчас, потом! Сейчас у тебя родился кто-то, кому ты на самом деле нужна. И этого кого-то все готовы заранее любить и уважать. С ним и тебя саму примут в Ярале, как родную, не спрашивая, куда ушёл твой мужчина.

О снесённом Бианкой яйце весь Ярал так быстро прослышал по причине, понятной молодой матери. Повитуха, присланная Кэнэктой — это она кругом растрезвонила. И трезвонила-то неспроста, не по одной лишь природной болтливости. Уж наверное, заодно выполняла просьбу Бларпа. Для того и пускала слух, искусно «состаренный» — будто бы приняла роды яйца целым месяцем раньше всамделишных.

Всё затем, чтобы драконы не придрались. Есть яйцо? Да — есть! А когда снесено? Вот тогда, когда Бларп Эйуой говорил о нём старой Гатаматар — тогда уже и снесено. Сомневаетесь? Ваши личные трудности!

Но Марципарине-то что за дело до этих подробностей? Хоть за месяц, а хоть и сейчас — да какая разница? Важно, что кончилась, наконец, полоса прозябания в неизвестности. Она… Ой, опять она пошла по второму кругу!

Важно, что в старый флигель отныне возвращаться совсем не хочется. Здесь-то, именно здесь, перед дворцом, стали собираться неравнодушные к Драеладру люди. Бларп ли их позвал? Может, кого и Бларп. А вернее всего, людям нужна надежда. Просто надежда. Вот они и ждут, когда вылупится Драеладр, хотят первыми увидеть будущего правителя драконов — это приносит удачу, а что, Марципарине жалко?

Правда, собираются они рановато, Драеладр так скоро не вылупится — но то потому, что введены в заблуждение повитухой. Но зато Лулу Марципарине все эти люди симпатичны. Ей приятно, что они там, на площади под окнами, простаивают дни напролёт в радостном возбуждении, ведь их настроение и её заряжает бодростью. Ей бы хотелось и самой почаще к ним выходить, показывать яйцо и что-нибудь соответствующее моменту рассказывать — но, кажется, это было бы нескромным поведением?

Да и дракону в яйце всеобщее внимание — очень, очень не нравится. Он, как кажется Марципарине, недвусмысленно давал понять. Каким путём? Да через материнские фантазии! Через выдуманніе ею диалоги.

Вообще Лулу ловила себя на том, что с яйцом обращалась, как с ребёнком: и на руках носила, и баюкала, и пела яральские колыбельные песни, которые для того специально повыучивала — некроманты в Цанце ей такого, поди, никогда и не пели.

Часто она с яйцом просто разговаривала, и в эти-то моменты понимала: для того, кто в нём сидит, желательна обстановка менее парадная и более интимная, чем ныне сложилась во дворце и вокруг него. Казалось, дракон не спешит вылупляться, поскольку чувствует свою уязвимость даже внутри тонких и гибких стенок яйца — и речи нет о том, чтобы их покинуть.

Помочь Драеладру? Но как?

Убрать людей с площади? Нет, Марципарине было бы жаль, да и для Бларпа те люди — подтверждение перед драконами серьёзности намерений Драеладра поскорее вылупиться.

А вот во дворце — Бианка хозяйка. Здесь-то она и совьёт для дракончика тёплое уютное гнёздышко. И постарается, чтобы милые её сердцу приветственные звуки пореже его тревожили. Ну, чтобы она их слышала, а он — нет. Простое ведь решение?

Лулу ещё загодя, до рождения яйца, навела уют в трёх комнатах южного крыла дворца Драеладра. Конечно, не без помощи Хафиза. Получилось недурно. Уже одна починка рассохшихся стульев внесла куда больше жизни в голые дворцовые пространства. Стены Хафиз увешал картинами да гобеленами вроде бы и на свой собственный вкус, но не без нижайших просьб о господском совете, так что Бианка почувствовала себя вполне причастной к его безупречному эстетическому вкусу. Не мудрено: элитных наложников там, в Уземфе много ведь чему обучают, в том числе ненавязчиво следить за изяществом обстановки.

Но к снесённому яйцу Бианка руку Хафиза не подпустила. Чувствовала: уют вокруг будущего Драеладра должна обеспечить только она сама. Посему создала на постели для яйца подобие гнёздышка — из тёплых и нежных на ощупь стёганых пуховых одеял.

Некрасиво? Убого? Но отставной наложник благоразумно не возражал.

А ещё во дворце появилась охрана. Кэнэкта прислала своих людей. Три десятка. Не каких-то там элитных разведчиков, а простую стражу — было в её ведении и такое подразделение, не больно-то востребованное в условиях мирного высокогорного Ярала.

Марципарина, завидя людей в мундирах, сперва надула губу, но ей вежливо представились, объяснили, что задача подразделения — просто постоять во дворце, пока толпа не схлынет. Так сказать, во избежание.

Лулу и позволила охране быть. А потом оказалось, эти скромные парни на лестницах и в дверных проёмах тоже, дополнительно оживили дворец. Ведь стражники — они тоже люди. Да ещё страраются тебя от чего-нибудь защитить — это приятно.

Ожидание радостно, но оно и выматывает. В ожидании хочется что-то делать, а не сидеть, сложа руки. Но что тебе делать, когда делать тебе нечего? Вот и порываешься пойти прогуляться. Если к толпе выходить не след — то просто так, по дворцу.

Порываешься, но что-то тебя останавливает. Драеладр! Как-то ему будет в яйце во время твоей отлучки? Тут и садишься поскорей на постель у его счастливого гнёздышка, усилием воли расслабляешь позу — пока снова зачем-то не подхватываешься. Чтобы вновь остановиться, сесть.

Даже смешно!

Марципарина нашла решение. Вернее, хороший предлог. Драеладру нужна ведь хоть какая-то смена обстановки, хоть какие-то впечатления? В яйце-то ему сидеть, наверное, невообразимо скучно. И вот она, исключительно дракончика ради, запелёнывала яйцо — и с ним на руках отправлялась на прогулку по всему большому дворцу.

И так ей становилось мирно, так спокойно! А когда матери спокойно, то ведь и ребёнку жить веселей.

Жизнь — не ожидание, жизнь — движение. Вперёд, и вперёд, и вперёд. И направо, и вниз по лестнице, а теперь снова вперёд… Нет, а теперь снова направо, и вперёд, а тут — гляди ты — балкон! Здравствуйте, дорогие мои неравнодушные люди Ярала!

Марципарина и сама-то не замечала, как оказывалась на том балконе, но рано или поздно оказывалась — в каждой своей прогулке.

А ведь бродила по замку без всякой осознанной цели: прямо, направо, налево, наверх — и вот он, опять балкон!

Заинтригованная Лулу специально отшагивала по длинной дворцовой анфиладе как можно дальше, в противоположные крылья, чтобы только вернее сбиться с прежнего маршрута. Не помогало. Рано или поздно — и здравствуй, балкон. Здравствуйте, жители Ярала.

Как-то раз во время одной из затянувшихся прогулок в замок зашёл Бларп Эйуой. Внимательным, каким-то чересчур внимательным взглядом он проследил за движениями Марципарины, а затем невесть чему нахмурился.

— Гуляем, — пояснила ему Лулу, — ребёнку нужны новые впечатления.

Оказывается, Бларп так не думал.

— Ребёнку сейчас нужен покой, — смягчая голосом категоричность возражения, сказал одинокий разведчик, — потому яйцо следует пока положить и лишний раз не трогать, пока Драеладр не вылупится.

— Но почему? — воспротивилась Марципарина.

— Потому что я знаю точно.

Ничего себе аргументация!

Нет, Марципарина себя сдержала. Трудно было, но она постаралась. Перестала брать на руки яйцо в пелёнках и слоняться по замку. Не потому, что поверила Бларпу, будто для дракончика вредно.

Дело ведь и вовсе не в том. Дело в той странной силе, которая Марципарину влечёт. Эта сила ведь не вчера появилась, не с рождением яйца. Это ведь она приводила Лулу сначала к обрыву, что у гостевого флигеля, а теперь вот на балкон. Сила что-то пытается сделать.

Да, того, что пытается сделать сила, она сделать не может. Но ведь в том, чего сила может, ей так трудно, почти невозможно противостоять! Не подхватываться с Драеладром на руках — жуткая пытка.

Есть, конечно, половинчатый выход — вскакивать самой, без Драеладра. Но тогда слоняешься по комнатам дворца и вовсе потерянная: как там яйцо? Не укатилось ли? Удобно ли ему лежать?

Возвращаешься. Поправляешь подушки. Поправляешь одеяла. Проверяешь, мягко ли на них яйцу. Кожистая оболочка нежная-нежная — это вам не птичья скорлупа. Неожиданно для себя снова подхватываешься на ноги, глядь — а яйцо-то здесь, на руках. По ошибке взяла с собой.

По ошибке ли? Да, по ошибке.

Но почему тогда над твоими ошибками всякий раз кто-то мерзко хихикает?

А того, кто мерзко хихикает над твоими промахами, уж наверное, зовут гарпией. Почему? Да по определению.

Ещё тогда, когда Бларп ей рассказывал легенду о Кешле, Бианка нет-нет, да и замирала. «Хихикает»? Он сказал, «хихикает»? Как он догадался?

Но уж верно, догадался, коли поведал историю о Кешле и её общении с гарпиями именно Марципарине. Видать, и со стороны уже немного заметно.

И у Лулу тоже есть своя персональная гарпия. Причём с каждым днём уплотняется и жирнеет. Где бы ей взять на неё мудреца Авдрама?

Имя Авдрама порой, отправляясь в Карамц или другую нижневосточную местность, на себя примеряет Бларп. Говорит, ему помогает. Добавляет уверенности в своей мудрости, сообщает новую силу принятым решениям.

Но не стоит обманываться. Авдрам есть Авдрам, а Бларп — это Бларп. Один из них победил гарпию, а второй — ещё нет. В этом главная разница.

Наедине с непостижимым яйцом и проделками таинственной гарпии всякому человеку, даже дракону по рождению, впору сойти с ума. Лулу же чувствовала себя с ними именно что наедине. Постоянное присутствие отставного наложника не в счёт, охрана на проходах не в счёт, редкие посещения Кэнэкты или Бларпа — всё-таки очень редкие. Толпа, которую приветствуешь с балкона изысканно-милостивым взмахом руки — приносит известное отдохновение, но увы, это та самая толпа, которая мешает Драеладру вылупиться.

К счастью, в ближнем кругу Марципарины появились новые люди. Родственники, в особенности — родственницы. Те, кто, живя в Ярале, также происходили от драконов клана Драеладра, или же были причастны к их рождению.

Ута, первая яральская модница — оказывается, тоже родила дракона! Снесла яйцо — очень, очень похожее. Надо же, а поглядишь на неё — никак не подумаешь. Дракончик вылупился зоровый, крепкий, на радость матери. Назвала малыша Куркнартом, понянчилась с ним немного — и отправила к собратьям в небесный ярус. На земле крылатым драконам как-то не место. Где он сейчас? Проходит воспитание у самой Гатаматар! Мать-Драконица — конечно же, лучший воспитатель, какого можно представить. Уж она-то его сделает драконом самым настоящим. И научит всем тем премудростям, о которых Ута, откровенно говоря, имеет слабое представление.

— То есть, — удивилась Лулу, — ты сама отдала ей сына?

— Конечно! — слова Уты дышали уверенностью. — Это же Гатаматар, ей все люди сдают драконов не позже полугодовалого возраста. Зачем? Ну, тогда развитие у них идёт правильно…

А как оно, правильно? Бианка задумалась и решила посоветоваться с Бларпом. Вот как только вернётся от этой самой Гатаматар, которой давно рассказывает, будто её Драеладрик уже вылупился.

А потом Драеладр вылупился. Несмотря на закравшиеся было сомнения, из-за которых ни близких, ни людей с балкона, ни даже себя в зеркале уже не хотелось видеть.

Бларп Эйуой по известным ему астрологическим знакам первым догадался, что чудо свершилось. Момент пришёлся на самую середину лета, на ночную пору, когда в небе над Яралом собралось четырнадцать звёзд — по числу глаз Семерых Безымянных Божеств — разумеется, в антропоморфной версии. Оценив масштаб небесных совпадений, он уже наутро первым явился приветствовать Драеладра, а за ним подтянулась Кэнэкта и с нею — отшибинский карлик Дулдокравн. Тот самый, осколок бедного Чичеро.

В этом составе все и собрались у треснувшего яйца, откуда дракончик настороженно высунул только голову да часть крыла с неокрепшим пока шипом. Впрочем, в ответ на тёплые приветственные слова Бларпа, Драеладр выбрался из яйца и полностью.

Счастью Лулу Марципарины Бианки не было предела!

— Ну теперь-то можно поделиться радостью с людьми?

— Можно, — позволил Эйуой, — один раз можно.

Наверное, он понимал, что дата, в которую Драеладр покинул яйцо и вышел в большой мир, наверняка сохранится, что с прошлой датой, которую он называл Гатаматар, выйдет серьёзное несовпадение, но дело-то сделано. Раз новый Драеладр из яйца поднялся, династия не прервалась. А что будет Бларпу, зависит от того, судят ли победителей и насколько больно.

К тому же новая дата и астрологически намного правильнее старой.

Да только что там какие-то даты, когда есть люди с их чаяниями и радостями, люди, настолько неравнодушные к собственной судьбе, что и дракон Драеладр им как родной! Жители Ярала, подразошедшиеся было с площади, в считанные минуты на ней снова собрались, чтобы встретить бурным ликованием появление на свет Драеладра! Она видела их глаза, они просто молились на дракончика, когда, стоя на завкетном балконе, она им его показывала.

— Ты счастлива? — спросил в этот миг Эйуой.

— Конечно. Моему счастью нет предела, я же говорила.

Жаль только, Драеладрик выбрался из яйца какой-то немного хиленький. И посмотрел на мир будто и не так радостно, как она ждала.

Нет, он, конечно же, был потрясающе красив. Умные глазки, внимательный носик, нежные крылышки — всё было такое чудное! Серебристые чешуйки, конечно, очень ему шли, они очень мило топорщились на пузике и вызывали умиление не только у впечатлительной Утты, не только у других родственниц, но и у мужчин-родственников, даже у выставленной Кэнэктой охраны…

Что же до отношения матери, то главным её с ним отношением было кормление. Вроде, и страшно было впервые совать чувствительный нежный сосок — легко возбудимый, над пробуждением которого успели поработать лучшие наложники Уземфа — да в острозубый драконий клювик. Страшно, но не опасно. Драеладр постарался не причинить боли кормящей его груди, зубами не щёлкал, присасывался с деликатностью — как и подобает разумному существу. С ним Лулу Марципарина сделалась настоящей Кешлой, если только верить, что «кешла» на стародраконьем — это действительно «кормилица драконов». И кстати, выяснила, что последнее — не такая уж злая судьба. Зря Кешла дула на собственное молоко.

Всем вышел Драеладр: и красотой, и обхождением. А всё же…

А всё же Марципарине казалось, веса он мало набирает. И мало ест.

И действительно, ел он всего ничего, оттого и не прибавлял в весе. Нет, груди-то бианкины он опустошал, не без этого, но ведь дракон — он не как человеческий младенец, ему, наверное, надо гораздо больше…

Да и подруги почему-то сразу замечали: отстаёт!

То-то и стало матери так тревожно-тревожно. Людей на площади — тех теперь и вовсе не хотелось видеть. И они, наверное, чувствуя материнское настроение, понемногу стали расходиться. Ведь она вынесла им вылупившегося дракона? Вынесла. Показала? Показала. Зачем же дальше стоять? Но некоторые всё же стояли. Чего-то ждали, небось, и сами не знали, чего. По инерции, словно Лулу с яйцом к балкону тогда гуляла.

Ну, кому-то из них, понятно, просто работать не хотелось…

С вылуплением Драеладра круг общения Лулу расширился ещё сильнее. Ута привела своих многочисленных подруг, добавились и Капитолина с Валерианой. Первая приходилась женой градоначальнику Ярала, вторая — его первому советнику. Полезное, наверное, знакомство. Да только Лулу Марципарине было не до извлечения пользы. Она слишком тревожилась за Драеладра, а новые подруги помогали ей просто развеяться. Спасибо им и за это. Простое человеческое спасибо.

Всем спасибо, но гарпии — не спасибо! Хихикающая злобная сила пыталась помешать рождению Драеладра, у неё не вышло, но разве она отступилась? Нет! Она пряталась где-то в замке. Она по-прежнему пыталась командовать. Лулу Марципарина по-прежнему её иногда слушалась.

Как-то раз Бианка незаметно для себя оказалась одна на злополучном балконе, поглядела вниз и…

…с облегчением увидела не голые камни, а толпу зевак. Правда, зачем они здесь, если вылупившегося Драеладра она им давно показала? Вопрос.

Да и что у них на уме, тоже вопрос, потому что на Марципарину глядят исподлобья. В чём-то она их разочаровала? Не такого могучего дракона родила, как они хотели? Если так, тогда все свободны.

— Вы свободны! — выкрикнула Лулу.

Зеваки стояли. Ждали, смотрели, молча зевали. Особой свободы, по-видимому, не чувствовали.

Люди, без дела топчущиеся перед дворцом — совсем недавно о чём-то подобном она уже слышала. Ах да: очередь женихов под стенами замка Кешлы. Кешлу вот тоже смущала гарпия, а люди тупо стояли, подыгрывали козням злобной твари, но упрямо не расходились.

Так что же они значат, и те женихи в легенде, и люди у нас на площади? Самой не разберёшься, нужно побеспокоить Бларпа.

— Почему они не расходятся? Что их гонит опять и опять ко дворцу? — вопрошала она в следующий раз, колгда Бларп появился в Ярале.

— Люди предчувствуют грядущие потрясения, — сказал Эйуой.

— Но ведь я родила Драеладра! Я оправдала их надежды. Потрясений теперь быть не должно!

— Будут, — вздохнул Бларп. — Твой малыш послужил хорошей отсрочкой, а мы, как могли, ему помогли. Но потрясений не избежать. И не только радостных.

Кто бы прибил эту невпопад хохочущую тварь в левом ухе?

Отношение Лулу к собирающейся толпе и ранее было, так сказать, нестабильным, но теперь в нестабильности пребывало настроение самой толпы — только тут и открылась вся глубина мудрой предусмотрительности Кэнэкты. Тридцать человек стражи во дворце — какая-никакая, а сила.

И всё же порой Марципарине хотелось самой, без стражи, выйти к толпе и вывести её на разговор по душам. О чём разговор? Ну конечно, о Драеладре! Люди, вы забыли, как он хорош?! Вы забыли, как на него молились? С каким обожанием смотрели, какие надежды связывали? Люди… Эх, что же вы, люди, что же за люди вы такие!

— А что за потрясения грядут? — в очередной раз успокоившись, спросила у Бларпа.

— Я бы и мог ответить, но, кажется, после длительного обмана Гатаматар мои предсказательные способности не слишком надёжны. Точнее будет моя бабушка Бланш. Поглядит в глаза маленькому дракону — тут же всё и расскажет. В её толкованиях мало ума, зато много самого видения.

Бианка согласилась, что неплохо бы пригласить Бланш.

Та прилетела, правда, совсем не скоро. Зашла во дворец с чёрного хода, провожаемая внуком, появилась перед маленьким Драеладром без всяких церемоний — у отшельниц, видимо, так заведено. Велела Марципарине показать ей своё дитя.

— Я долго думала и согласилась, чтобы вы посмотрели в его глаза… — начала Лулу, и осеклась, потому что Бланш в глаза Драеладра уже смотрела.

Как-то всё это выглядело не очень вежливо.

— Ну, что там? — капризно спросила Марципарина, требуя больше внимания к своей персоне.

Вместо ответа Бланш отвернулась и хлопнулась в молчаливый обморок. Нет, не так: шепча обереги, медленно сползла по стене.

Как хохотали гарпии! Ну как они хохотали! В тот день их слетелось к Марципарине минимум три.

А долгожданная Бланш, так ничего и не рассказав из увиденного, убралась восвояси — к себе на нижнее небо, на небесный остров Новый Флёр, где любящий внук ей недавно зачем-то выстроил новый дом.

Да что там какая-то Бланш, вот встреча с Гатаматар — это было и вправду испытание! Марципарина Бианка и сама-то себе не поверила, что смогла, отстояла, не отдала Драеладрика небесному чудищу.

А ведь по прилёте Матери-Драконицы — даже гарпии, и те не хихикали!

Как она мощно зашла на посадку, как гневно повела взглядом!

А размах её крыльев был таков, что и старый Драеладр — белоснежный дракон, бывший некогда Живым Императором — так широко не размахивался. Наверное, все драконицы крупнее драконов. Но эта драконица наверняка перещеголяла всех в своей расе.

К встрече в открытом сверху парадном зале дворца Бианка, как могла, подготовилась. К Матери-Драконице вышла с полным осознанием своего статуса матери Драеладра. Да, этот статус — не на все века, но на её-то драконочеловеческий век хватит.

Гатаматар велела принести Драеладра, Лулу отказалась. Наотрез. На всякий случай шепнула Бларпу и Хафизу:

— Держитесь поближе ко мне! — и оба выполнили просьбу.

Пусть малая, но защита. Хотя, если Гатаматар рассвирепеет…

Нет. Бларп утверждал, что настолько не рассвирепеет.

Оказался прав. Марципарине всё сошло с рук.

— Дракон должен расти среди драконов, — сказала Гатаматар без явного гнева. — пойми, доченька, у людей ему делать нечего.

— Вы хотите у меня его отнять и держать у себя в пещерах? — голос Лулу немного дрожал, но матери-то извинительно.

— Не обязательно отнимать, мы и тебя не против принять вместе с сыном. Правда, не каждый человек выдержит драконий быт, да и не уметь летать у нас бывает опасно. Но я попрошу кого-то из молодых драконов, — и дальше пошли тому подобные уговоры.

— Род Драеладра всегда жил среди людей, Великая Мать, — возразила тогда Лулу, — в нашем роду судьбы и сущности людей и драконов переплетены. Все мы драконы, но мы же и люди, и не столь важно, кто как выглядит, — очень кстати пришлась эта идея родового драконьего братства.

— Люди предадут драконов, вот увидите. И убъют Драеладра, пока он мал и уязвим, — Мать-Драконица только теперь позволила себе резкость.

— Ваши суждения о людях, Великая Мать, несправедливы и неверны. Вы весь век провели с драконами, и людей совсем не знаете!

— Не знаю? — Гатаматар рассмеялась, и Лулу невольно напряглась, но смех драконицы был естественным, без излишней злобы. — А я ведь старше тебя, девочка. И весь мой век люди пресмыкаются перед Шестой расой, добиваясь права превратиться в мертвецов.

— Но люди Эузы совсем другие! — хотела бы Лулу сама в это верить.

— Все люди одинаковы.

С этим бы Марципарина поспорила, но как докажешь? Хорошо, Бларп ей шёпотом начал подсказывать ответы. С его помощью Бианка вспомнила главное: с Драеладром всё-таки не только люди. Есть драконы, пусть и в человеческом обличии. Да, Хафиз и Кэнэкта не в счёт, но Марципарина, Бларп Эйуой, его бабушка Бланш, наконец, родительница Куркнарта Ута..

Имя Куркнарта настроило Гатаматар на более-менее примирительный лад. Наверное, этого проказливого воспитанника она особенно нежно любила, пусть и по-своему, по-драконьи. Для вида крылатая старушка ещё поворчала бы, да и улетела — когда бы не последнее слово Мапрципарины.

И в слове-то ничего обидного не содерджалось, но тон получился непростительно резким. Великая Мать посоветовала Бианке раскаяться — и тут же стартовала, да ещё сделала несколько круг над дворцом, оглашая Ярал заунывным ритуальным плачем.

— Я поссорилась с Гатаматар? — испугалась Лулу.

— Ещё нет, — успокоил Бларп, — настоящая ссора впереди.

— Она потратила все горькие слова, — добавил Хафиз, — но сундук с обидными словами у неё полон. Оставила про завас.

— Обидные слова нам скажут её чада и сподвижники, — предположила Кэнэкта, — раз убедить нас не удалось, прибегнут к устрашению.

— О, кажется, теперь улетает. Так мы больше не увидим Гатаматар? Пришлёт кого-то из свиты поругаться? А как хорошо летит…

— Полёт Гатаматар — само совершенство, — прокомментировал Эйуой.

Провожая её взглядом, Бианка вдруг вспомнила:

— Бларп, извини меня, я ведь не показала ей сына…

— И что?

— Значит, не дала удостовериться, что он действительно вылупился.

— А, — с облегчением вздохнул Эйуой, — теперь это не так важно. Теперь, когда он есть, можно его и не показывать. И даже лучше пока не показывать.

— Почему?

— По нему видно, что вылупился он не так уж давно.

Нет… Что-то не так, подумала Марцепарина, утеряв прежнюю нить рассуждения. Бларпа, как будто бы не заботило то, что дата настоящего вылупления Драеладра может быть вычислена по появлению на небе четырнадцати светил. Драконы не станут считать? Как бы не так: многие из них очень дотошны. Видимо, победитель Бларп надеялся легко отшутиться.

Отчего же тогда Драеладра не показывать? Марципарина не показала, поскольку боялась: Гатаматар сразу, без разговоров, его отберёт. Но Бларп Эйуой такой вариант исключал. Если исключал, но дракончика всё же не показывал, значит, есть в его младенческом облике что-то, что не надо заметить Гатаматар. Но что же это?

А будто Бианка сама не видит? Конечно же, размеры. Рост, вес, размах крыльев — ой, не прибавились ещё с момента парада четырнадцати звёзд!

Не показать Драеладра древней Гатаматар было проще простого, и вот почему. Драконица, да ещё такая здоровенная, конечно же, не протиснется во дворцовые помещения, предназначенные для людей. А Бианка ещё после визита Бланш унесла новорожденного в маленькую комнатку без окон — в том уголке дворца, который, по заверениям Бларпа, был магически защищён от наблюдения не только драконов, но даже самих Божеств.

Там-то мать Драеладра и превращалась в Кешлу, то есть, выкармливала, а вернее — кормила, но выкормить всё же никак не могла. Она старалась, Драеладр благодарил за старания, но благодарил лишь взглядом, а никак не размерами. Не получалось, к вящему удовольствию гарпий, всё же не получалось. Что ж, даже у легендарной Кешлы выходило не всё сразу.

От своего желания забрать Драеладра в воспитанники Гатаматар, как и предполагал Эйуой, так просто не отступилась, но прилетать за ним вторично сочла ниже достоинства Великой Матери. Потому делегировала полномочия драконам из своей свиты, которые с добрых полгода не оставляли Ярал своим вниманием.

Чаще других появлялась вежливая советница Хинофатар, а вот первым явился воспитанник Мадротор — дракон, мягко говоря, хамоватый и несдержанный. Насчёт его-то поведения Кэнэкта и Хафиз оказались правы в своих предсказаниях — о «сундуке гнева», о делегировании обидных слов.

— Дракон должен расти среди драконов! — завопил Мадротор с тем особым взбешённым видом, который обычные слова превращает в обиднейшие ругательства.

И так далее, и тому подобное. Все аргументы Гатаматар, только чуток пересыпанные грубостями в адрес некоей дракорновой матери — кажется, прекрасно Марципарине знакомой.

К тому же у Мадротора имелся зуб и на Бларпа. А то зачем бы дракону, явившемуся на переговоры к Марципарине, упорно называть Эйуоя лжецом? Конечно же, речь о том, как хитрец Эйуой преждевременно объявил Гатаматар о рождении нового Драеладра и тем не позволил сменить правящую династию.

— Кто бы говорил! — криво усмехнулся Бларп. — Не этот ли дракон, посланный наблюдать за кланом Рооретрала, клятвенно утверждал, что там никто не хихикает? Он тоже лгал Гатаматар, выгораживая интересы своего клана. И до сих пор продолжает лгать — ибо приставлен следить за хохочущими собратьями, но по-прежнему их не замечает.

Видимо, Бларпу стоило повременить со справедливыми обвинениями, так как Мадротор после этого на него напал. Эйуой чудом отбился, применив огненную плеть, а крылатый дракон выместил здость на дворце — посбивал кой-какие архитектурные детали. Ну и зачем разбрасывать камни?

В развитие Драеладра закрался какой-то порок. Наверное, гарпии посодействовали. К четырёхмесячному возрасту средний дракон размерами превосходит телёнка, к тому же — давно умеет летать. Этот же не умел. Вместо того он наловчился ползать.

Стоило Драеладру далеко уползти — у Лулу случался приступ паники. Может, гарпии её так накручивали, а может, она сама. С нашей сестры станется всё сделать своими руками — иронизировала она позже, когда Драеладр находился. Но находился-то — ненадолго. Поводов для испуга становилось столько, что гарпии уставали хохотать.

Не мешаю ли я сама ему развиваться? Свежая мысль. Ведь если на скорость, с которой он от меня уползает, я так болезненно реагирую, что будет, когда он полетит? Этак его вообще не вернёшь к материнской груди из-под потолка — ну а если воспарит высоко в небо, что я подумаю? «Упадёт, разобьётся»! Может ради того и не умеет летать, чтобы я не переживала?

Чаще всего Драеладр уползал… Нет, не к балкону. К одной из высоких, подобных колодцу дворцовых комнат, в которой висела серебряная люстра. А на той люстре сидела парочка серебристо-серых, крылатых — нет, не гарпий — грифонов. Только лишь грифонов, но Лулу Марципарине в первый раз, как его там нашла, с перепугу невесть что показалось.

Впрочем, не с перепугу ей теперь казалось ещё больше.

Пугаться? Да кого ей теперь пугаться, если гарпии захватили дворец? Если гарпий теперь стало так много, что приходится часами протискиваться мимо них, чтобы найти себе во дворце свободное местечко?

Порой вот так часами протискиваешься — забываешь и Драеладрика покормить. Хотя что ему — он и сам уполз, ищет место без гарпий, ищет место без их несправедливо осуждающих взглядов, без их злорадного хихиканья, без истошного визга, какой они все поднимают, когда хоть одной из гарпий отдавишь её когтистую лапу!

— Ты забыла Драеладра покормить! — говорит Хафиз.

Говорит с чем? С осуждением. Осуждение — чей атрибут? Атрибут гарпии. Значит, и Хафиза захватили гарпии. Весь дворец захватили, и Хафиза с дворцом захватили впридачу. Эй, Хафиз, не стой истуканом, вытряхивай гарпий, вытряхивай! Ну, как хочешь.

Ты как хочешь, а я пойду. Надо ведь, в самом деле, покормить Драеладрика, покормить мою кровинушку, а то мальчик плохо набирает, вот надо мальчиука и покормить, чтобы набирал больше. Больше набирал чего — веса! Вот в чём главная загвоздка. Веса должно быть гораздо больше. Если веса много, то тебе проще разбежаться и взлететь. Или наоборот — вес препятствует полёту? Да, с весом всё хитро, неоднозначно! Излишний вес пригибает к земному ярусу, это определённо так. Некоторые думают, что я Драеладрика перекармливаю. Но это неправда. Это неправда. Правда не это, а что-нибудь другое. Знаете, в чём правда?

Правда в том, чтобы найти себе место, свободное от гарпий. Подвиньтесь, эй вы, подвиньтесь — ноги отдавлю!

— Марципарина, ты помнишь о Драеладре? — снова Хафиз возникает.

Ну конечно же, я помню о Драеладре. Спасибо, дорогой, что ты о нём спросил. Как же мне не помнить о Драеладре, если это я, я, я — его мать? Всем матерям обязательно надо помнить о своих детях, вот и я помню о Драеладре! Ибо драеладр — кто? Мой ребёнок. Ребёночек маленький. Он потому и маленький, что ещё ребёнок.

Вот в чём вся загвоздка-то, понимаешь, Хафиз? Драеладр маленький не потому, что я его не кормила, наоборот, я кормила его, а маленький он по совсем другой причине. Он ребёнок — вот он и маленький. Ещё ребёнок.

Ты понял, Хафиз? Да, всё понял? Эй, Хафиз, ты что-то неаккуратно ходишь по дворцу — не наступи на гарпию! Не смей наступать на гарпию — ей же больно. Подумаешь, мерзкая, но тоже ведь существо.

Да, гарпия — существо. При этом — существо крылатое. Постигнуть же крылатых существ очень помогает — что? Разумеется, логика. А как выглядит логика? Изволь, Хафиз, я тебя обучу логически мыслить. В особенности о крылатых существах, требующих в своём осмыслении известных логических скачков, ибо не подпрыгнешь — не полетишь. Итак, слушай меня, Хафиз!

Видишь Хавиз, как сильна железная логика? Всех сильнее железная логика. На неё, на логику наша новая надежда!

С некоторых пор общаться с Марципариной стало совсем тяжело. Эрнестина Кэнэкта в период после рождения маленького Драеладра была занята вовсе не понарошку — но всё же в замок подруги захаживала реже, чем могла бы. Толком поговорить, как бывало, ведь всё равно не удастся. А просто приглядывать за ситуацией — так для выполнения этой задачи во дворце есть Хафиз, да и тридцать человек охраны там топчется.

— Драеладр заколдован, — сказала Лулу в последний раз, — он не растёт, значит, заколдован. Кормить его, конечно, надо, но бесполезно. Надо бы сначала расколдовать. Пойду расколдую.

Нет, очень может быть, что в главном она и права, вот только из них двоих Лулу Марципарина выглядела намного сильней заколдованной, чем Драеладр. Если дракон просто ростом не вышел, то у неё целый букет симптомов наведённого колдовства. Как она видит мир, как общается, как говорит, какие чувства переживает, какие мысли её посещают, как выполняет (вернее, не выполняет) принятые решения — всё странно. Видать, колдун, который над ней трудился — очень усидчивый колдун.

Но что Кэнэкта понимает в колдовстве? Честнее сказать, ничего. Устранять угрозу путём удаления заколдованных предметов — как тогда, в Саламине — это ведь не выход. Когда заколдованы люди…

В общем, опять-таки надо ждать Эйуоя. Дело только ему и подвластно.

А ведь Бларп Эйуой, как проучил Мадротора — после того и в Ярал-то почти не заглядывал. Наслушался страшных предсказаний Бланш по глазам Драеладра, вот и рыщет с удвоенной энергией в поисках Лунного Пламени. Видать, новый Драеладр совсем слабосилен, а его рождение без возвращения драконам потерянного ресурса ничего не решает.

Эх, тут и без колдовства тошно.

— Тошно тебе или нет, — проницательно заметила Лулу, — а Драеладр-то ими заколдован. Потому — извини. Некогда мне с тобой болтать. Сначала пойду его покормлю. Заодно и расколдую.

Снова она о том же самом!

И пошла расколдовывать. Дошла по длинной анфиладе до второй комнаты, там, должно быть, вспомнила, что забыла какой-то важный инструмент расколдования, вернулась за ним, но тут вспомнила, что Драеладр-то не расколдован, надо сначала расколдовать, а все прочие дела отставить, снова пошла расколдовывать, снова вернулась. Порочный круг.

Вот по таким-то кругам Лулу Марципарина и ходит.

Есть ли у колдунов заклятие «порочного круга»? Наверняка, есть. Скрорей бы в Ярал прилетел Бларп, он ведь знает точно.

Железная логика очень-очень сильна!

Вооружившись логикой, можно искать утерянные предметы. Что-то такое Лулу потеряла, вспомнить бы, что именно. Да разве тут вспомнишь: гарпии галдят, сбивают с разумных мыслей, а ещё и Хафиз вмешивается.

Ах да, Драеладр. Надо бы, надо бы дракончика, наконец, покормить!

С явным намерением наконец-то дать ему материнскую грудь (стать Кешлой, ага, стать Кешлой!) Лулу идёт в соседнюю комнату и встречает там Марципарину. Ну, здравствуй, Марципарина! А Бианка-то где? Бианка пропала. А давай её вместке искать? Давай!

Надо найти Бианку и привести её к Драеладру, тогда Бианка Драеладра покормит. Хорошо, когда в логическом-то мышлении помнишь исходную посылку: этак и истину отыщешь, и Драеладра покормишь. Всё просто!

Конечно, важно ещё не кормить гарпий. А то их во дворце множество, все крылаты, все норовят прикинуться Драеладром, чтобы изведать твоего молока. Если кормить каждую пожелавшую гарпию, Драеладру твоего молока может и не хватить. Так что требуется особое искусство различения.

— Кому требуется?

Спасибо, Хафиз, что спросил. Кормилицам драконов требуется. То есть, кешлам. Ты удивлён, думал, я тебе не отвечу? А, ты просто не услышал моего ответа? Это, наверное, потому, что ответила я не вслух.

Знаешь, Хафиз, а всё-таки хорошо, что гарпии крылаты. Как бы их столько здесь поместилось? Мы бы только и делали, что наступали — а так они взмыли под потолок, обсели все люстры и плафоны, выпучили оттуда глаза и лишь только смотрят. Устали хихикать, просто смотрят. Думают, победили.

Но, знаешь, Хафиз, они не победили. Нет, они тактически проиграли — когда уверовали в свою победу в битве. А победа будет за ними. Для решающей битвы мы ждём героя. В нём — новая надежда.

Битва с гарпиями обязательно требует героя. В замок заневестившейся Кешлы в один прекрасный день пришёл Авдрам. Кто же придёт сюда, во дворец к Марципарине — неужели, Чичеро? Нет, Чичеро занят. У него дела, у него важный сундук. Чичеро не сможет.

Кто тогда? Бларп Эйуой? Ой, что-то я давно не видела Бларпа. Наверное, он занят, у него дела, у него поиски жемчужины.

Кто же, ну кто же?! Ну конечно же, Драеладр!!! Он подрастёт и со всеми справится! Только, кажется, он самую малость заколдован. Гарпии наколдовали, чтобы он не подрос.

Наколдовали — вот и расселись, довольные. Думают, битвы уже не будет. А будет битва! Битва уже идёт! Пока гарпии отвернулись, Марципарина ещё сопротивляется. Глуповато улыбается, но сопротивляется. И в этом ей очень помогает Лулу. А Бианка?

Тссс, а Бианка в этот самый миг заходит к негодницам с тыла!