Гарпии визжат

Глава 25. Кукла наследника

Оказывается, не всё выходит так, как хотелось бы Ангелоликой. Мерзавец Тпол таки выиграл выборы: кто бы мог подумать. Всё немалое сообщество учителей гарпий, собравшееся в Старых Некрополисах, наверное, с неделю ходило, как в воду опущенное.

— Что теперь будет?! — восклицал Фарадео, некогда почти любимый Оксоляной молодой натурфилософ. — Ой, Тпол не забудет, что мы в его адрес говорили. А ведь Владыка Смерти умеренно вездесущ и практически всеведущ: он прямо на Мёртвом Престоле способен узнать, кто и что о нём говорит или думает…

— Делать нечего Тполу — заниматься этой ерундой, — успокаивал его кукольник Запр.

— Наши мысли — не ерунда! — обижался в ответ Фарадео.

Пострадать, да ещё за ерунду, ему желалось ещё меньше, чем точно так же пострадать за что-то великое.

Гзырю повезло: он поехал превращаться в министра иностранных дел царства Эуза тотчас, как отбыли Патриархи — причём с явным намерением в дороге их перегнать. В пути он важной мертвецкой новости, небось, не услышит. Будет потирать руки по приезде в столицу Эузы, и лишь задним числом догадается, отчего сорвётся долгожданное назначение. А может, ещё и не сорвётся, как знать: говорят, на мелочи Тпол не разменивается.

Вот сама Мад Ольгерд — она не мелочь. Правда, и Ангелоликую Тпол вряд ли свалит. До неё у него руки коротки.

А что Оксоляна? Да ничего. Поражению Мад огорчилась, но не так, чтобы очень. Волновало совсем другое. Останки свои перепрятала в тайную нишу, открытую ею в одном из дальних склепов. Увы, сохранились скверно, но ещё можго кзнать. Жаль только, недостаёт ключевой части. Сердце мертвецу требуется для нормальной работы организма. Как ещё мёртвое тело сможет перекачивать по жилам бальзамы? То-то, никак.

Оксоляна слышала, что был такой посланник Смерти Чичеро, которого при подобной телесной разобранности некромант поднял. Правда, и некромант был виртуозом своего дела (не чета Квицу), и в тело Чичеро пришлось засунуть живые компоненты, так что полноценным посмертием его новое бытие не назовёшь. Лучше ли такое перерождение, чем просто остаться куклой — конечно, ещё вопрос.

Потом пришли вести из Эузы. Вернее, не напрямую из Эузы. Их через некроманта Квица главе штаба вторжения Карамуфу передала сама госпожа. По переданным словам, захват власти в Эузе происходил по плану. Старый царь Ксандр безвременно скончался, власть перешла к Обсерваториуму, а чисто номинально — к князю Дану, какового, дабы всех запутать, с некоторого момента стали называть царём по имени Ван Съела (ну, или как-то так). Вроде бы, Ангелоликая должна цвести и радоваться, что хоть в Эузе всё пошло к лучшему, раз уж на Мёртвом Престоле всё не так.

Однако, Мад Ольгерд событиями в Эузе не восторгалась, даже не радовалась им, а возмущалась. Они, по её понятиям, вышли какими-то бескровными. Гарпии подобной стилистики не приемлют.

Начать с того, что царя Ксандра вовсе не отравили. Он умер своей смертью, и, поговаривают, что сделал это задолго до приезда членов Обсерваториума к Старым Некрополисам на переговоры. Итог, вроде, один и тот же: царь мёртв, Однако, мёртв не с таким антуражем, который был бы мил уважающей себя гарпии. К тому же Обсерваториум пытался присвоить славу, которая ему не принадлежит. Цареубийцы они? Императора с два!

Далее. Мад надеялась, что в Эузе заполыхает смута — но ни в чём не бывало. Никто не стал никого резать единственно из-за того, что умер очередной царь. Обсерваториум действовал аккуратно, слишком аккуратно, что заставляло Ангелоликую предположить… Нет, ну в самом деле, во всём — почерк чрезмерно миролюбивого Тпола.

Царя не убили, террора толком не организовали, с геноцидом живого населения Эузы тоже как-то не сложилось. Так, закрыли несколько человек в тюрьмах. Ну, несколько сот тысяч человек — разве это число для огромных расстояний Эузы?

Даже в Ярале — в том самом человеческо-драконьем анклаве, который Патриархами обещано было стереть с лица земли — даже там Обсерваториум действовал с истинно биомантским уважением к жизни. Город организованно собрался, взял всё необходимое, прихватил всех домашних тварей, сел на подогнанные воздушные замки, да и переселился на равнину. Шутка ли — ни одно животное не пострадало. Не говоря уже о людях.

Переселение Ярала вышло точно таким же лишённым вдохновения, как и смерть царя. Снова влияние Тпола? Что ж, может быть. Если не хуже. Если в ряды Обсерваториума не затесалось предательство идеалов ангельских да некрократических.

Ээх! А гарпии, хоть они и любят предателей, но ведь не всяких. Те, кто предаёт предателей с целью реставрации старого порядка — ох, как они до дрожи несимпатичны!

— Что ж, видно, пришёл мой черед разобраться, — сказал бывший бальзамировщик Фальк, а ныне — великий разведчик, — ректор Квиц, будьте добры, попросите у Ангелоликой благословения.

— А на что?

— На поездку в эузскую Аеадемию наук. Там меня ждёт Гуго Франкенштыбз, надеется продать какие-то секретные разработки. Я проведу экспертизу его изобретений, а заодно займусь и другими делами разведывательными. На предателей у меня нюх. Обоазно говоря.

Ну конечно же, образно. Какой, спрашивается, нюх у мертвеца, лишённого способности к обонянию?

А вот вести из близлежащей Отшибины приходили обнадёживающие. Маленькому отряду гарпий под руководством Дранга и Тупси удалось-таки подбить карликов на гражданскую войну. Как это делается? Очень просто.

Для начала задались свержением правителя Отшибины. Поскольку того временного вождя, который полследним заседал в Глиняном дворце, звали Янгитравном, то этого самого Янгитравна и принялись свергать. Распустили слух, что вождь продался Живому Императору, а с друзьями не поделился. В эту новость быстро поверили, ведь вождь был как раз такой, который делиться не любил. Ой, да кто и когда в этой самой Отшибине любил делиться? Делить — всегда пожалуйста, но делиться — нема дурных.

Саму идею, что вождь не поделился, наверняка придумала Бац. Её въедливый ум способен сделать из любого вымыщленного преступления преступление просто чудовищное. Настолько чудовищное, чтобы вывести карликов на площадь перед Глиняным дворцом в Дыбре. «Не поделился!» — и все сразу возмутились. Собрались на площади, заголосили. И давай на стенах дворца писать ругательства. Стража их сначала стирала, потом плюнула. Так вот, и надписи на стене тоже выдумывала Бацилла.

На моё место метит, выскочка, с обидой думала Оксоляна, силясь наморщить деревянное кукольное личико.

А потом собравшиеся на площади принялись задирать стражу. Стража в ответ выбежала из дворца и отметелила их так, чтобы было неповадно. Но это стража думала, что станет неповадно. У гарпий всё как раз навыворот, и хорошая взбучка — верный повод, чтобы повадиться. Чем больнее, тем им больше азарта.

Вождь Янгитравн был слабаком. Нет, чтобы кого-то для устрашения прилюдно казнить или зарезать. Он пытался Великий народ умиротворить по-тихому. Но никто с ним не хотел говорить. «Он с нами не поделился!» — скрипели зубами насупленные отшибинцы и в негодовании отворачивались.

В общем-то, гарпиям и казни не помеха, им это только давай. Но без казней — ещё легче. Народ смелеет, надурняк геройствует почём зря, ищет всё новых приключений вплоть до прямого людоедства. Не страшно.

Всем оказался мил отряду гарпий вождь Янгитравн. Единственное, чем не на шутку насолил — успел убежать. А ведь такой всенародный обед испортил! В знак того, что с друзьями не поделился, вождя собирались всенародно убить и съесть. Предварительно поделив на такое количество кусочков, чтобы хватило на всю площадь.

К счастью, на случай, если варёного тела вождя на всех не хватит, Дранг и Тупси запаслись печеньем. Обложили данью местные пекарни. Подогнали к площади несмколько фургонов. Вот этим-то печеньем и пришлось ограничиться. Зато каждый ел его со значением. Ну, типа вкушает плоть великого вождя.

А как великого вождя якобы съели, между местными вождями отшибинских селений разгорелись усобицы. Гарпии и в них поучаствовали, даже не преминули обогатиться по примеру однорукого Дранга. Когда ты властен одним обещать поддержку западной некрократии, а другим в ней отказывать — ненароком и прибарахлишься.

Усобицы между карликами гарпиям и Ангелоликой приятны прежде всего тем, что их легко контролировать. И кто бы не победил, побеждают всегда наши. Победитель стелется перед западной некрократией на манер ковровой дорожки, чтобы только она его признала. Иначе ведь вся победа — псу под хвост.

А вот что гарпиям неприятно, так это решение некоторых городов и земель выйти из состава Отшибины. Оно-то, вроде, и понятно, что выйти им хочется. В тех городах — не карличье население. Полнорослое человеческое, зачастую даже живое. Понятно и то, что карлики это самое чуждое себе население давно уже громили и резали. Но вот что гарпиям никак не понять, так это по какой причине всех некарликов до сих пор так и не вырезали. Такую проблему оставил себе под боком беспечный Великий народ.

Взять хоть Кройдон. Этот город закрыл свои ворота и объявил нового карличьего вождя самозванцем. И первого из новых вождей, и второго, и третьего — их ведь на площади выбирали, и там же на площади зарезывали — как только эти свиньи разжиревали, а разжиревали в короткие сроки, поскольку не любили делиться.

И добро бы один Кройдон. Так ещё и земля Ы. И ещё несколько земель поменьше. И что ты с ними сделаешь, если признанную мировой некрократией отшибинскую власть они признавать отказываются? Естественно, штурмовать, а кого штурмовать накладно, того брать в осаду.

Вот только воюют осаждённые города и земли слишком хорошо. Приходится их успехи приписывать подкреплению из Эузы, а стоит карликам услышать, что из Эузы приходит подкрепление, как они пугаются, начинают воевать вполсилы и норовят поскорей дезертировать.

А всего хуже, как говорила Бац из Глукща, что необходимость осаждать города на собственной территории связывает карликам руки. Не в прямом смысле, а в том, что завоёвывать другие земли они пока не двинутся. И на Эузу их не натравишь, а ведь надо бы, давно надо.

И вот тогда роль гарпии в отшибинской истории снова возрастает. За недостатком успешного дела нужны ведь хоть бы слова. И не какие попало, а в том эмоциональном тоне, который способна задать гарпия.

Переписчица Бацилла, которая заезжала в Старые Могильники отчитаться перед Ангелоликой, гордо зачитала Квицу и образец своего творчества — прелестный листок, собствееноручно переписанный ею же много сотен раз:

— «Народ Отшибины! Братья наши меньшие!

Вы практически голыми руками заставили отступить стражу Глиняного дворца. Вы практически в одиночку обратили в бегство Янгитравна.

Вы с достойным великих народов хладнокровием нанесли историческое поражение его ужасающей тирании.

И поэтому вы не просто мёртвый народ, а лучший из мёртвых народов.

Теперь вы мертвецы не только по истории, но и по пролитому бальзаму.

Вы мертвецы не только потому, что сыновья Цилиндиана, Алкана и Гру, но и потому что здесь, в Отшибине, карликовая молодежь впервые гибла со Звездой Смерти на транспарантах.

Вас пытались оклеветать.

Говорили, что вы — продолжатели тёмных традиций Смерти. Но нет! Все совсем наоборот! Вы в эти кроваво-бальзамные дни стали настоящим воплощением сопротивления Жизни, которое является неотъемлемой частью духа Смерти и было вознесено на вершину Мёртвого Престола великим Владыкой Тполом. А ваши людоедство, некрофагия и мародёрство, главный позор отшибинского контингента, — все это на совести ваших врагов.

Я преклоняюсь перед сложившими головы. Я преклоняюсь перед скрутившими себе шеи. Я преклоняюсь перед вашей отвагой и как никогда искренне говорю вам: «Добро пожаловать в наш общий дом за Порогом Смерти. В запорожскую наземную некрократию.

Тем не менее, я понимаю, что для решительной победы вам, народу Отшибины, нужна помощь ваших мёртвых запорожских братьев.

Наземная некрократия должна защитить Отшибину. Наземная некрократия должна стать гарантом неприкосновенности границ вашего Великого народа и свободы ее городов. Запорожье должно без промедления, если возможно, уже завтра подписать соглашение об ассоциации, за которое все вы, стар и млад, сражались и проливали бальзамы. Наземная некрократия должна торжественно подписать это соглашение прямо здесь, в Дыбре. Это стало бы для вас гарантией безопасности, а для неё — новым испытанием.

Наземная некрократия должна поступить с Живым Императором, чтоб его (необходимое вставить) так же, как поступила с Янгитравном, сделать с хозяином то же, что уже сделала с лакеем. У неё есть средства для санкций, и она должна их использовать.

Наземная некрократия должна сказать Живому Императору, чтоб его (необходимое вставить): «Руки прочь от некрократической Отшибины! Уходи из Кройдона и трепещи, а не то мы пожалуемся самому Владыке Смерти».

Ангелоликой и верной её Оксоляне нужно дать понять покусившемуся на Кройдон хищнику, что его отныне будут ежедневно поминать в молитвах собора Вечнотраурной Смерти.

Живой Император силен лишь нашей слабостью.

Живой Император идёт вперёд только из-за нашего страха.

Так, может, ему самому пора испугаться?

Лидерам наземной некрократии нужно найти в себе хоть частицу той отваги, что показал народ Отшибины».

По словам Бациллы, в Дыбре благодарные читатели зачитывали её прелестные листки до лыр, а если были неграмотны, просили произнести вслух — и ревели от восторга в такт внутренней мужыке текста, столь требовательной и суровой.

Что ж, может быть. Оксоляну же примирило с творчеством Бац главным образом то, что переписчица нашла возможность упомянуть её имя. «Ангелоликой и верной её Оксоляне» — ах, как это было бы славно совсем недавно.

Оксоляна уже думала, что Мад Ольгерд о ней никогда не вспомнит. Кому она теперь нужна, жалкая кукла с заключённой внутрь искрой царевниного посмертия. Оказалось, не так. У Ангелоликой появились планы и в отношении кукол.

— Она сейчас поднимается из подземелья в средний мировой ярус, — пояснил Квиц, — говорит, что как выберется, всё расскажет подробнее. Но куклы — очень нужны, очень важны. Едва ли не важнее, чем все остальные гарпии. Поняла, Лейла?

Оксоляну его упрямые ошибки более не задевали. Новость — умеренно заинтересовала. А Запр обрадовался, как живой ребёнок:

— Что, так и сказала? Куклы нужны и важны? Ах, как я её понимаю!

Да, может быть, слова Мад справедливы, не случайно же их понимает кукольник. Оксоляна со своей стороны тоже не усомнится в важности кукольного племени. Но вот незадача: посадит ли кто выкрашенную в лимонный цвет куклу на уземфский престол. Ой, вряд ли!

Нельзя превратиться в куклу и не измениться при этом внутренне. В основном эти перемены носят характер потерь. Что-то изглаживается из памяти. Например, то, что у царевны Оксоляны когда-то были слуги. Да, были. Но почти всех из них вырезали мстителдьные картау, а последнего — Ынышара — пришлось оставить в Циге, в доме банкира Карамуфа.

Кстати, Карамуф ведь здесь, в Могильниках. И не мешало бы его спросить о старом верном слуге. Не сбежал ли он? У самой-то теперь вряд ли руки дойдут проверить. У кукол короткие руки.

И будто бы старый уземфский слуга за тридевять земель расслышал упоминание о себе, расценил как вызов и поскорее приехал. Сделал это инкогнито.

Кукла Оксоляна за недоступностью многих высших развлечений полюьила просто гулять по кладбищу между могилок. С утра, точно часовой, обходила участки с захоронениями по периметру.

И вот — надо же!

У одного из дальних склепов Оксоляне встретился Ынышар.

— Что ты здесь делаешь? — с ходу напустилась она на него.

Тот приложил палец к губам:

— Тише! — и шёпотом. — Ангелоликая вас обманывает, госпожа!

— Обманывает? — попыталась Оксоляна пожать деревянными плечами. — С чего ты взял? И как меня здесь разыскал, если на то пошло?

Верный Ынышар первым делом ответил на последний вопрос.

— Я встретил одного мертвеца. Мажордом замка Окс по имени Личардо — слышали? Он сказал, что был здесь и говорил с вами, госпожа, в кукольном образе.

— Мерзавец Личардо, — вырвалось у царевны, — мне-то он ничего не сказал. Я долго ещё не могла догадаться, что стала куклой. Кстати, напрасно ты с ним обо мне беседовал. У этого типа язык без костей…

— Не беда, — позволил себе ухмылку слуга, — он уже никому ничего не поведает. Я убил его. Так, на всякий случай.

Что ж, ладно. Убил, значит, убил. Будем надеяться, Ангелоликой сейчас не до расследования гибели своего мажордома.

— А что Ангелоликая обманывает, — продолжал Ынышар, — так извольте знать, что в Уземфе готовится переворот против царицы Будулы…

— Уже готовится? Ну наконец-то! — возрадовалась Оксоляна. — Я-то всё думала: ну когда же?

— Погодите радоваться, госпожа, — убитым голосом произнёс Ынышар, — весть-то для вас недобрая. Ведь в Уземфе уже появилась новая царевна Оксоляна. И это, по-моему, не вы.

— Как появилась? Я ведь здесь!

— Вот и я о том же подумал. В Уземф Ангелоликая направила самозванку, которую бальзамировщики для верности накачали лимонным бальзамом именно вашего оттенка. При этом всём она, как мне передавали, на вас похожа, но не очень сильно…

— А при чём тут Ангелоликая? Может, самозванка действует от себя.

— А при том, что эту самую «Оксоляну» она перед тем водила с собой в подземелье на некрократические выборы! — возбуждённо зашептал Ынышар. — Она должна была стать её вице-Владычицей. И стала бы, если бы в играх за Мёртвый Престол победа не досталась Тполу.

— Вице-Владычица Оксоляна? — царевна снова почувствовала то горькое понимающее разочарование, к которому пришла ещё в беседе с Фальком, когда выяснилось, что она кукла. Тогда она думала, это дно. Теперь же прежнее дно её как будто готовилось пропустить дальше и глубже. — Оксоляна, которую Ангелоликая возила к Чёрному чертогу на выборы? Так ведь это Лейла! Так называемая поэтесса Лайл, вероломная дшерь визиря!

— Не берусь утверждать, — осторожно промолвил Ынышар, — но многие в Уземфе так и подумали. Мне передавали, что самозванка явно местная, и действительно немного похожа на дочь визиря. К сожалению, в подземном мире узнать её было некому, и теперь всё мертвецкое подземелье под именем Оксоляны знает её, а не вас, госпожа.

Неслыханное вероломство! Так значит, Ангелоликая перекрасила Лейлу под неё и водила по всему нижнему миру, представляя её нужным людям! Значит, Лейлу готовила и на уземфское воцарение, и для укрепления подножия Мёртвого Престола при своём Владычестве…

А если подумать, так это ещё не всё, что укладывается в новую картину. Занюханный ректор Квиц, который получает медитативные послания от Ангелоликой — не потому ли он столь упрямо зовёт Оксоляну Лейлой, что настоящую Лейлу признал Оксоляной!

И добро бы только Квиц…

Так вот, откуда даже в жалкой писульке Бациллы по случаю отшибинских побед появилось сочетание «Ангелоликой и верной её Оксоляны»! Значит, знала даже Бац? Знала, а верной подруге ничегно не сказала!

Впрочем, гарпии не бывают верными подругами.

Что же делать?

— Бежать! — у верного Ынышара один рецепт. — Бежать, объявиться в Уземфе, раскрыть козни самозванки…

— Как бежать? В таком виде? Кто же в Узхемфе поверит кукле? — с болью воскликнула Оксоляна.

— Вам необходимо настоящее тело, госпожа. Не сохранилось ли где-то ваше прежнее?

Оксоляна признала, что сохранилось. Плохо, но сохранилось. Куда она спрятала свои останки, на всякий случай умолчала. Но призналась:

— Среди моих останков совсем не осталось сердца.

— Сердце — не беда! — возразил Ынышар. — Царевну в Уземфе узнают не по сердцу, а по лицу. Лицо-то более менее сохранилось?

— Лицо есть, — закивала царевна.

Как всё-таки важно бывает сохранить собственное лицо!

Чтобы не возбуждать подозрений и не выдавать места, где скрывается её слуга, царевна несколько раз оставляла его и нарочито медленным шагом (чтобы не побежать звонкими кукольными ножками) шла к площади меж двух ступенчатых гробниц, какое-то время крутилась там, добиваясь, чтобы её непременно заметили, а потом — скорее назад, к Ынышару.

Многое осталось уточнить, а потом… А потом, решение-то ею ещё не принято. Хотя… Что стоит его принять? Ничего не стоит!

Убежать! Всё верно, убежать, объявиться в Уземфе… Вернее, так: убежать, найти некроманта и бальзамировщика, которые согласятся молчать. А заодно — новое тело, к которому можно приставить своё лицо.

Ну, с телами заминки не будет. Подойдёт и живое тело, на худой конец. А вот чем заплатить некроманту с бальзамировщиком? За особую операцию они запросят втридорога!

— Со мною все ваши деньги, — сказал Ынышар, — я забрал их из домашнего хранилища Карамуфа.

— Как это получилось?

— Ну, пришлось чуток припугнуть слугу. Вот он перед смертью замок сокровищницы и открыл.

— Так ты ограбил дом банкира? С убийством?

— Было немножко, — скромно потупился Ынышар, — в общем, в Циг нам теперь возвращаться не стоит. В Циге меня ищут. А может статься, что и за Порог Смерти больше не пустят.

Оксоляна словно остановилдась на полном скаку. Выходит, её слуга навлёк на себя и такое. Спросила с подозрением:

— Ынышар, зачем ты мне сейчас помогаешь? Разве не видишь, что игра моя почти проиграна?

— Вижу, — вздохнул слуга, — просто не могу иначе.

— Почему не можешь?

— Я заговорён на вечную верность хозяйке, — покорно пояснил он под требовательным взглядом куклы-царевны.

Заговорён? Что ж, это надёжно. Это вам не свободный выбор, который сегодня такой, а завтра этакий. Это верность единственно подлинная. Не такая, как у болвана Личардо, который за спиной Ангелоликой позволял себе невесть что плескать ныне укороченным языком.

Итак, решено: бежать. Использовать верного слугу, как тот единственный ресурс, который у неё ещё остался.

Только бежать с умом. Ведь побежишь сразу — тебя быстро хватятся, быстро догонят, быстро приведут обратно. Надо выбежать не скоро, но так, чтобы тебя как можно дольше не хватились. Отлучиться куда-то будто бы по чьему-то заданию… Хотя кто ей здесь даёт задания? Ей, царевне Уземфа?

— Чтобы не догнали, я могу поубивать лошадей в загоне, — предложил Ынышар, — всех убьём, вскочим на последнюю…

— Нет, — вздохнула Оксоляна, — в Старые Могильники прибыло слишком много конных гостей, — лошади в основном живые, перед смертью молчать не будут, перебудят весь лагерь. А в лагере есть человек с навыками рыцаря Смерти. Против него тебе и один на один не выстоять.

— Понял, — кивнул Ынышар, — буду думать ещё.

Оксоляна тоже подумает. Это в её интересах. А пока будет думать, сократит походы к Ынышару. А то всё не может удержаться, слишком часто к нему бегает, да ещё почти по прямой: не возбудить бы ещё заранее ненужных подозрений.

Но главное — не затягивать. Как-никак, в качестве тайного убежища Ынышара избран склеп — ну пусть и уединённый, но этой своей уединённостью и привлекающий интерес. Это ведь в нём давеча Фарадео миловался с Гзырем, да и Франкенштыбз с Яцем будто ненароком тоже туда заворачивали. Всё-таки не вполне надёжное место.

Итак, будет Оксоляна приходить к Ынышару примерно раз в день или два — не чаще. И говорить только по делу. Благо, с навыками гарпии она быстро сочинит план побега. Да такого, что не прикопаешься.

А пока Оксоляна сочиняла да планировала, в Старые Некрополисы вернулась Ангелоликая. Фу ты, как не вовремя-то.

Может, и к добру, думала Оксоляна. Ангелоликая прибыла, все возбуждены, маленькой куклы нескоро хватятся. Хотя — вряд ли к добру. Ангелоликая тебя из-под земли достанет. Умеет доставать.

Как и предполагал Ынышар, Лейлы с Ангелоликой не было. Скорее всего, так и есть: это она, вероломная названная сестра, под именем Оксоляны действует в родном Уземфе. Скорее всего.

А вот каличных гарпий из своей подземной свиты Мад прихватила. Стоило бы их расспросить, разузнать наверное. Но как это сделать, не возбуждая подозрений? Непросто даже завести разговор, учитывая, что ты кукла. А уж задать нужный вопрос…

Трудно, но достижимо.

Оксоляна превозмогла себя и всё главное выяснила.

— Что же нету моей подруги Лейлы? — спросила она у самой простодушной на вид калеки из малознакомой гексы.

— А она в Уземф поехала, к родичам, — ответила та.

К родичам? Очень интересно. Не к родичам ли самой Оксоляны?

— А как она выглядит сейчас, эта Лейла?

— Как дурочка, — каличная гарпия была сама откровенность.

— Почему как дурочка?

— Да вид у неё дурацкий. Поменяла цвет бальзама, взяла в точности такой, как у тебя. Лимонно-жёлтый он, что ли? Сам оттенок, признай, не ахти, но тебе он хотя бы идёт, а вот ей… — и калека засмеялась, придерживая единственной левой рукой нижнюю челюсть.

Точно. Как и говорили. Лейла и впрямь прикинулась Оксоляной. Вот уж кобра подколодная!

Оксоляна чуть было не решилась тут же бежать к склепу, где скрывался Ынышар, а потом дальше, дальше, дальше — но к ней подошёл благородный кукольник Запр и пригласил её к Ангелоликой. В тот благоустроенный ректорский склеп, из которого Мад намедни выселила беднягу Квица.

Раз приглашает, надо идти. А свобода казалась такой близкой.

— Что не заходишь? — радушно спросила Мад Ольгерд.

— Не могу привыкнуть к своему кукольному облику, — произнесла царевна подходящую полуправду.

Будь она не в кукольном теле, так бы зыркнула на Мад исподлобья, что та бы немедленно о многом догадалась. Но кукольная мимика не настолько совершенна, вот Ангелоликая и не догадалась ни о чём.

— Ты к себе несправедлива, — покачала головой Мад, — между прочим, в кукольном облике таится великая сила. Тебе ничего не стоит прикинуться просто куклой. Улавливаешь?

— Да.

И Ангелоликая поделилась последней своей идеей, в которой Оксоляне отводилась — ну наконец-то — заглавная роль.

Для начала Мад сообщила, что царство Эуза (историческая основа Восточно-Человеческой империи, давняя кость в горле западной некрократии, и прочая, и прочая) вроде бы и захвачено близкими к идеям некрократии лицами, а всё-таки захвачена как-то не так. Как-то криво. Эти личности — Обсерваториум и те, кто за ним стоит — вроде и некрократии служат, но в то же время не забывают и себя. Не подчиняются так, как должно. Отсюда — великая опасность того, что успех в Эузе преходящ, недолговечен.

Да и слишком велика Эуза. За одно-два поколения даже идеально покорных некрократии правителей этакую махину не проглотишь. А значит…

А то и значит, что умеренно верных некрократии правителей Эузы надо контролировать. Как же без этого. И контроль требуется скрытый.

За действующими правителями контроль — особая песня. Но власть в Эузе наследуемая. Поэтому и наследникам надо бы уделять внимание. С ранних лет держать их под колпаком.

И в этом деле, как никто другой, очень помогут куклы.

— Что, серьёзно? — ликуя, воскликнула Оксоляна.

Кажется, ей и полагалось ликовать, чтобы не зародить подозрений в уме Ангелоликой, но где здесь положенное, а где непроизвольное чувство… Мимика куклы — потёмки. Иногда даже для самой себя.

— Совершенно серьёзно, — улыбаясь, кивнула Мад. — И главное, в силу обстоятельств, у нас образовалось достаточно кукол, чтобы обеспечить ими всех вероятных претендентов на престол Эузы в будущем.

— Так их много, претендентов?

— Порядочно. Но есть главный, наиболее вероятный. Это Дигги-царевич, маленький сын ныне действующего царя Эузы — Вана с-Йела VI.

— Простите, госпожа, я не поняла, кого съела? Какого шестого?

— Верно, дурное имя, — поморщилась Ангелоликая, — подлецы из Обсерваториума и в этом нас не спросили. Проще говоря, речь о потомке того самого ставленника некрократии, которого ранее звали князем Даном, а теперь провели в эузские цари.

— Значит, я буду куклой этого наследника?

А прежде-то была и сама наследницей, а не какой-то куклой. Впрочем, и Уземф — не Эуза.

— Да. Задача предстоит вовсе несложная. Маленький Дигги очень любит кукол. Вот его-то я и поручу тебе. Как истинной царевне и самому лучшему из творений Запра.

И снова Оксоляна в нерешительности. Немедленно бежать с Ынышаром? Или сперва сделать вид, что согласна поехать в Эузу к царевичу Дигги? Или действительно туда поехать, а сбежать уже позднее, при случае?

Ынышар долго ждать не сможет, его убежище в Старых Могильниках не сегодня-завтра раскроют. А с другой стороны, он ведь заговорён на верность и покорность. Значит, если Оксоляна прикажет, Ынышар приедет и в Эузу.

Ну а почему нет? Подумаешь, мертвецов там не очень любят! Всё ведь будет меняться. Новые хозяева Эузы пусть не вполне, но всё же верны некрократии. И уж добрый отец маленького Дигги, будущего хозяина куклы Оксоляны, наверняка мёртвого старика не обидит.