Гарпии визжат

Глава 22. Планы гарпии. Атака клопов

Личардо как приехал, так и уехал — негоже ведь замку Окс-в-Дроне так надолго оставаться без мажордома. Дождался решения Ангелоликой Клеопатрикс, а тогда, не мещкая, сел в свой пустой экипаж и стеганул поводьями лошадиные крупы. Никого из гарпий с собой не забрал — а ведь обещал подвезти до Цига. Оказывается, больше не надо.

Всё потому что учителя из Цига, да и многие гарпии-ученицы в скором времени соберутся здесь — в Старых Могильниках! Ангелоликая задумала передислокацию прямо на ходу, спешно передавая свои указания через Квица. Тот аж сиял, когда рассказывал об инициативах госпожи. Должно, решил, что Новомогилянская академия пополнится новыми педагогами и сможет, наконец-то, открыться. Мечтатель! Быть ли ему ректором в учебном заведении для гарпий госпожи Мад — вопрос ещё далеко не решённый. А в Старых Некрополисах будет основано именно оно. Царевна бы поручилась, что так и будет, уж она-то знает Ангелоликую всяко получше наивного некроманта, опрометчиво зовущего Лейлой царевну с другим именем.

Нашепчу на него Ангелоликой, мстительно думает Оксоляна, но потом вспоминает: Ангелоликая-то воссядет на Мёртвом Престоле, в самом низу нижнего мирового яруса — затруднительно ей будет что-либо нашептать! Особенно, если мерзавец Квиц — единственный канал связи с будущей Владычицей. Или… Нет, будет-таки надежда нашептать! Ведь у Владычицы Смерти откроется канал медитативной связи с любым из своих подданных! Когда-нибудь Ангелоликая, утомившись от рутинных обязанностей на Мёртвом Престоле, вспомнит о скромной царевне Уземфа, подумает: как там моя Оксоляна? И вот тогда — тогда ей про Квица всё-всё-всё будет рассказано. Ведь царевнам не должно же прощать обид.

— Лейла, посторонись-ка, — звучит противный голос некроманта.

Ну конечно же — Оксоляна встала у него на пути, точно в проёме ректорского склепа. Придётся-таки посторониться, она ведь теперь легка как пушинка, особой преграды для тяжеловесного упитанного мертвеца не составит. Но лживых слов царевна без возражения не оставит:

— Я не Лейла, я Оксоляна!

— Какая разница?

— Большая разница! — в ярости визжит Оксоляна, и звук её голоса оказывается едва ли не омерзительней квицевского. — Я царевна Уземфа, а Лейла — не царевна! Она дочка жалкого визиря!

— Слушай, девочка, — цедит Квиц сквозь передние зубы, — мне надоело с тобой пререкаться, но это я тебя поднял! И я видел твою киоромерхенную суэниту — «призрачную шкатулку», по-вашему. Причём она у тебя именная, и на ней ясно написано имя «Лейла». Так что не надо выдумывать!

И вот тогда-то до царевны доходит причина недоразумения. Ну конечно: когда они с Лейлой ещё в Циге собрались подружиться, то в знак вечности дружеских отношений обменялись именными шкатулками.

То-то теперь недалёкий некромант и ориентируется на глупую надпись на футляре, считая её документом. Души-то, хранящиеся в шкатулках, сами по себе не подписаны, а тени их все на одно лицо.

А потом в Старых Могильниках стали собираться учителя из Цига. Постепенно, ведь путь всё-таки неблизкий, пусть большей частью и пролегает по Большой тропе мёртвых, сильно ускоряющей движение. Первым добрался банкир Карамуф, правда, выснив, что никого из остальных ещё нет, снова уехал по делам. Да столь быстро, что Оксоляна просто не успела к нему выйти из удалённого склепа, занимаемого ею вместе с прочими — покуда бессловесными — остатками боевых гекс.

Уехал, но, по словам Запра, обещал вернуться.

Зато на следующий день прибыли сразу двое: во-первых, умница и красавчик Фарадео Фарадей — ему Оксоляна попросту постеснялась показаться в своём нынешнем виде, хотя так хотелось перекинуться хоть словечком с таким образованным человеком; во-вторых, будущий эузский министр Гзырь. К нему Оксоляна не вышла по другой причине — больно уж противно смотреть на его слюнявую морду. Правда, обе причины сошлись в одну, когда Фарадео и Гзырь принялись прогуливаться под ручку мимо дальних могилок.

Эх, будь Оксоляна во всеоружии красоты, она бы мигом отшила слюнявого Гзыря и одна всецело завладела умным красавчиком — благо, и в Саламине поднабралась кой-какого полезного опыта любовного завладения. Однако, смешно и думать о соперничестве, пока она не во всеоружии.

Но ведь будет? Будет! Приезд учителей из Цига — утешительный знак.

Ведь объявится и бальзамировщик Фальк. А он — не просто красавчик, а ещё и тот человек, который способен вернуть красоту и привлекательность любой мёртвой женщине. Милый Фальк! Очень хорошо, что он ожидается, очень вовремя. Ведь наверное же, Фальк явится со своими бальзамами. Сможет всех, кому это нужно, перебальзамировать.

А нужно почти всем, кого в Старых Могильниках отщепили от глиночеловеческого брикета. Точнее, всем, кроме кукол. Куклы-то — дуры деревянные, в них бальзам и налить-то некуда. Но худо-бедно существуют, на добрую славу кукольному искусству Запра. Он молодец!

Его куклы — марионетки. Но приводятся в движение изнутри. Все верёвочки тянутся к полому животу — за какую дёрнешь, в ту сторону сама и пойдёшь, а не дёрнешь, так остановишься. А куда потянешь, туда и тело наклонится. Полная свобода воли в плане движений: хочешь, ходи, хочешь, кланяйся. И никаких мало-мальских забот, разве что понарошку.

Оксоляне же существовать намного сложней, чем куклам. Бальзама не хватает — и это чувствуется по всему. Личардо тогда сказал, она очень изменилась, но странно, как он вообще сумел её узнать.

Странно? Ах да, лимонный цвет кожи, это ведь он составил основу её посмертной индивидуальности. Так что не больно-то и странно.

Необычно другое. Цвет кожи напрямую зависит от цвета бальзама. Лимонный цвет бальзама — Оксоляне ли не знать — очень редок. Другим участницам боевых гекс доливали бальзамы всякие, какие придётся, в основном — крупнозернистую отшибинскую гадость оранжевого цвета (и не мудрено — переливанием-то занимался бережливый да хозяйственный карлик Дранг). И особенно не повезло Бац — переписцица стала пятнистой, того неподражаемого цвета, которое приобретает болто, по поверхности которого плывут жидкие экскременты. Так вот, цвет кожи Оксоляны не изменился. Почему бы это?

Ответ у царевны, конечно, есть: ей не долили дополнительного бальзама. Подняли, как была. Карлик ли Дранг особенно пожлобился, или, скорее, некромант Квиц её сразу невзлюбил, о чём легко догадаться по демонстративной неспособности запомнить её настоящее имя, но именно на царевну отшибинской дряни и не хватило.

С одной стороны, жаль. Как поглядишь на шершавую кожу рук и ног — очень жаль. Как послушаешь скрип суставов при ходьбе — и жалко, и стыдно. А налетит ветер — Оксоляну тотчас валит с ног, так она отощала. Кожа да кости, только от неё и осталось, да и кожа присохла к костям — и не ущипнёшь. Положим, здесь не Саламин, и щипать себя она больше никому не даст, но сам принцип — жаль, жаль, пережаль-разжаль!

А с другой стороны — и к лучшему! Не закачали в её жилы оранжевого дерьма — ну и не надо! У царевны Уземфа — особая дорога. Нужно только уметь ждать — и всё будет. Привезут правильные бальзамы, дающие правильный вид и правильный цвет.

Потому-то бальзамировщика Фалька Оксоляне предстоит встретить с особо трепетным чувством. Эх, скорее бы… Даже вести о восшествии Ангелоликой на Мёртвый Престол она ждёт не с таким радостным предвкушением.

Красота — вот ужасная сила.

В ожидании других преподавателей Фарадео и Гзырь постоянно прогуливались под ручку и часто уединялись в том или ином склепе. Оксоляне-то на их шалости было, разумеется, наплевать, но всё же не заметить такое трудно, вот и подмывало любопытство посмотреть, что они там делают.

Ну хоть одним глазком! В конце концов, это не праздный интерес. Оксоляне, после успешно выполненной миссии в Саламине, любовное ремесло не чуждо, а чтобы в нём совершенствоваться, надо знать самые разные изыски, перенимать опыт и всё такое.

В общем, не было случая, чтобы Оксоляна за этими двоими не подглядывала. Чем хороши уединённые склепы, там и тебя саму на наблюдательном посту вряд ли кто-то заметит.

Жаль только, занять наблюдательный пост Оксоляна всякий раз опаздывала. Только найдёт подходящее местечко у щели, через которую что-нибудь видно, а господа преподаватели уже брюки оправляют и — буднично так — заводят разговор о политике. Всегда один и тот же.

Слюнявый Гзырь хвастается тем, как его поставят во главе всех-всех дипломатов царства Эуза. Сильные люди поставят, надёжные люди. Которые сами пусть не на высоких постах, зато нам ключевых — с которых всё контролируешь, а тебя не видно. Сильные люди ещё и очень скромны, потому что помнят добро и обучены дисциплине. Их-то расставила по надёжным местам разведка Владыки Смерти. А уж она-то кого попало в Эузе на местечко не назначит! Нет-нет, она ещё с раннего детства их воспитала точно такими, какими надо.

Поколения проходят, а разведка работает — каково? Всё потому, что она — мёртвая разведка, а поколения-то живые. Кто из них долговечнее? Ну конечно, мёртвое всегда долговечнее. Всего крепче то, что приделано намертво.

А заканчивался политический разговор тем, что господа преподаватели предавались безудержному вампиризму. То по очереди, а то и разом алчно присасывались друг к другу в местах, где жилы подходят близко к поверхности кожи, и пили ту смесь крови с бальзамом, которая и составляет основу их временного частичного посмертия.

Отрываясь, более умный Фарадео грустно восклицал:

— Кого мы обманываем! Здесь и от бальзама-то остался один привкус, а пьётся лишь одна дурацкая человечья кровь! — но тут же присасывался опять, ибо не разумом единым определял свой выбор.

А более жадный Гзырь отвечал, чавкая кроваво-бальзаменой слюной:

— Да всё понятно, коллега! Просто очень… э… хочется!!! — и вновь атаковал клыками приятельскую шею, запястье или что подвернётся.

Движениями любовников в такие мгновения руководила искренняя экстатическая страсть к веществу, дарующему посмертие. Умом Оксоляна их действия понимала и принимала, и всё же ей, как мертвечихе полноценного разлива следить за их действиями без иронии было трудно.

Фи. Что за жалкие потуги полуживых людишек уподобиться мертвецам! Иначе ведь нало…

Оксоляна не выдерживала и первой покидала свой наблюдательный пункт, а следом выходили из склепа удовлетворённые друг другом Гзырь и Фарадео. Практически тотчас. Не ей ли они намерено показывали свои вампирские забавы, порой подумывалось Оксоляне.

Но если так, значит, она для них не так уж и незаметна? Что в немалой степени обнадёживает, но и вызывает жгучий стыд.

Оксоляна и пыталась быть незаметной, и старалась, чтобы её заметили — всё одновременно. Счастливый подход к делу: при нём хоть что-нибудь, да получится. А всё же это и способ остаться вечно неудовлетворённой.

Скоро ли уже приедет этот козёл-бальзамировщик? Сколько можно ждать? Дамам это противопоказано, ведь не зря говорится: долго будешь ожидать — скоро состаришься.

А потом в Старых Некрополисах обрались все-все-все учителя гарпий. Банкир Карамуф — здесь. Поездил по делам своего Карамцкого филиала, да и вернулся. Красавчик Фарадео Фарадей — здесь. Будущий эузский министр Гзырь — тоже здесь. Ходит, слюною везде капает. Древний-древний мертвец Бдзынь из Дахо — и тот добрался. Явилось и ещё несколько малозначащих личностей, чьи имена хоть и помнятся, но ничего не дают. Оксоляне осталось лишь удивляться, кто же в Циге остался? Ах, да, бальзамировщик Фальк.

А говорили, будет и он.

— Фальк обязательно будет! — пообещал Карамуф, который среди всех собравшихся уверенно занял главенствующее место.

Квиц пытался было возражать, но резко прекратил. Видать, Ангелоликая ему медитативно сообщила, что Карамуф имеет особое право — как оставленный ею за старшего. Ну и как тот, кто лично участвует в финансировании предстоящей атаки на Эузу.

Кстати, с Оксоляной Карамуф поздоровался — она нашла в себе силы встретить его во второй приезд. Поздоровался довольно сердечно, даже выделил время наедине поговорить, правда смотрел при этом поверх головы.

Почему? Царевна-то поняла — не дурочка. Ясное дело, банкир относится к ней по-прежнему дружески, а вот видеть её пока не слишком приятно, вот он и старается запомнить её красавицей. Ведь была же, была!

И ещё будет. Только бы приехал Фальк!

А за разговор банкиру спасибо. Кажется, на Оксоляне хитрец просто тренировался перед менее доверчивой аудиторией, но ведь рассказал очень многое из того, о чём никогда не узнают рядовые участницы боевых гекс, причём — совершенно бесплатно.

О чём Оксоляне поведал Карамуф? О многом! Кроме того, что Фальк обязательно приедет, ещё о скорой смерти царя Эузы. А как же: его смерть — дело решённое. Так решила некрократическая разведка, а разведку специально попросила Ангелоликая. Понятное дело, чтобы победить на выборах Тпола, ей нужна эта скорая победа некрократии. Впрочем, разведке нужна и смерть царя Эузы, и скорая победа некрократии, и выигрыш Мад у Тпола на выборах. А когда разведке что-нибудь очень нужно, сотрудничать с ней особенно выгодно. Примерно в дюжину разт против обычного — банкиру в такого рода подсчётах есть смысл доверять.

Далее. Между Тполом и Ангелоликой Мад уже состоялся предвыборный обмен мнениями на ту тему, надо ли царю Эузы жить дальше. Тпол высказался в том смысле, что пусть пока живёт, а Мад возразила, что ему надо умереть, и немедленно. Для всех, и даже для самого царя Эузы так будет лучше. И в самом деле: зачем ему жить? И, хотя Тпол формально всё ещё занимает место на Мёртвом Престоле, всех убедила точка зрения Мад.

— Ещё бы не убедила! — воскликнула в ответ Оксоляна. — По-моему, каждому ясно, что царя Эузы лучше убить сразу, если предоставляется такая возможность. И если Тполу этого не ясно, даже сидя на Мёртвом престоле, то не шпион ли он?

— Э, нет, всё не так просто! — хихикнул Карамуф. — Эузского царя надо убить на пользу некрократии, а не во вред. Иначе место одного царя займёт другой, ещё худший, а второго случая для убийства может уже не представиться, если царство нанесёт по нашим людям ответный удар.

Ответный удар от Эузы? Да, царевна с таким явлением знакома.

Осталось только согласиться с Карамуфом, что эузского царя надо убивать правильно, а неправильно — лучше не надо. Банкир тут же сказал, что впечатлён её незаурядным умом, и, хочется верить, не из чистой вежливости.

— К счастью, — добавил он, — подходящие условия для благополучного убийства почти сложились.

— Почти? — ухватилась Оксоляна за правильное слово.

— Полностью подходящих мы никогда не дождёмся, — вздохнул Карамуф, — и всегда останется некоторый риск. Вопрос в том, готовы ли мы рисковать с Ангелоликой сейчас, или с Тполом когда-нибудь позже?

— Разумеется, с Ангелоликой сейчас, — уверенно заявила царевна, но задумалась. Всё больше о том, какие условия — подходящие.

Карамуф уловил её затруднения и главные из них назвал.

Оказывается, подготовлен правильный человек на место старого царя. Ну как человек — марионетка, тайно воспитанная придворными мертвецами. Зовут его князь Дан, а в случае восшествия на престол Эузы его, по старому эузскому обычаю, переименуют до неузнаваемости — чтобы сбить с толку вражеских колдунов. В результате мало кто и поймёт, что Эузой будет править князь Дан. Подумают на его соперников.

— А у князя Дана есть соперники? — удивилась Оксоляна.

— К сожалению, есть. Но, к счастью, его соперники тоже воспитаны нашими мертвецами, единственное что — хуже воспитаны. Поскольку же нам всё-таки лучше, чтобы новый царь был восптьан лучше, то на его соперников мы не согласны: только князь Дан! К счастью, в Династический совет, который будет выбирать нового царя, входят тоже в основном наши люди, но, к сожалению, не только наши. К счастью, у тех, которые не наши, среди приближённых обязательно есть наши…

Ох и сложное это дело — победа над Эузой. Как много всего надо предугадать, скольких людей заранее расставить. Сколько щелей заготовить, сколько клопов заблаговоеменно запихнуть в щели! Но банкиру Карамуфу сложные комбинации по плечу.

— Но даже если на престол Эузы воссядет нынешний князь Дан, сможем ли мы сказать, что уже выиграли? К сожалению, нет.

— Нет?

— Ибо Эузой управляет не один царь, и даже не царь, по большому счёту. Есть множество секретных организаций, которые занимаются внешней и внутренней разведкой и обороной. К сожалению, или к счастью, но уровень секретности так велик, что эти организации друг о друге мало что знают. К счастью, потому что во многие подразделения нами уже внедрены свои люди, а остальные ни сном, ни духом. И более того — на основе старых подразделений уже сформированы новые — чисто наши. К сожалению, потому что нашей разведке до сих пор не известно, все ли тайные подразделения разведки противника она учла — это при том, что почти все их верховные координаторы вот уже несколько лет как завербованы и работают на нас. Хорошо работают, честно.

И от внимательной Оксоляны снова не укрылось слово «почти». Вот он, бич всяческих разведок — эузских и наших.

— Да, есть одна серьёзная организация, куда наши люди всё ещё не внедрились, — вздохнул Карамуф, — это одна из внешних разведок Эузы. Та, что базируется в высокогорном Ярале и управляется некоей Эрнестиной Кэнэктой. Наше проникновение туда затрудняло то обстоятельство, что Ярал — фактический анклав. С основной территории Эузы туда можно попасть только посредством воздушных замков, и этот вид сообщения слишком завязан на драконов, а эти летучие заразы бывают чувствительны ко лжи…

В общем-то, наши могли попытаться, но решили не рисковать. Успокоились на том, что координатор, которому Кэнэкта регулярно высылает отчёты — давно уже наш человек. И, наверное, зря успокоились, ведь такие руководители, как она — много на себя берут и отчитываются довольно уклончиво. Что её люди творят в Саламине — уму непостижимо. А на бумаге выходит гладко и безобидно. Без всякого там пиратства.

— Значит, с воцарением князя Дана яральские разведчики могут воспротивиться тем его инициативам, которых так ждёт некрократия? — царевна превзошла себя, настолько умно завернула эту фразу.

— Могли бы воспротивиться, — покивал Карамуф, — но мы им не позволим. Силами организаций, безусловно верных делу некрократии.

— А что сделают эти организации?

— Поссорят Ярал с Эузой. Да так, что Эуза пойдёт на мятежный Ярал войной и раздавит его в два счёта. Вот и не станет неудобной нам организации. Что скажешь, Оксоляна, хороша идея?

— Замечательна!

— Но и она была бы не хороша, — самодовольно усмехнулся банкир, — если бы не один нюанс. Обычно за Эузу выступали драконы, а за Ярал — так и того пуще, ведь этот город — залог драконочеловеческого союзничества.

— Ой, действительно! — вспомнила Оксоляна.

— Так вот, драконы им не помогут! — хохотнул Карамуф. — Потому что заблаговременно с ними перегрызутся. Наши люди уже поработали. И, кстати, с драконами они поработали тоже!

Ох и молодец этот карамцкий банкир. Умеет же вдохновить! С таким настроением гораздо легче даётся ожидание Фалька.

Проговорив Оксоляне основные важные вещи, Карамуф тут же повторил их по большому секрету остальным коллегам по школе гарпий. Для этого позвал Фарадео, Гзыря, Бдзыня и других на тайное совещание в одну из тех здоровенных ступенчатых гробниц, к которым незамеченной не приблизишься, и там на добрых пару суток с ними заперся. Ведь собеседников много, и они не такие понятливые, как Оксоляна.

Царевна, здорово загруженная Карамуфом ещё перед тем, вовсе и не пыталась подслушивать — очень надо! А вот карлик Дранг проявлял любопытство, да только без толку: ни слова не разобрал. Или врёт.

Пока в гробнице шло учительское совещание, Оксоляна заметила, как вернулась к самой ранней из своих постыдных привычек в Старых Могильниках, когда она просто-напросто хвостом ходила за кукольником. Позже, когда стали прибывать учителя, она стала от них прятаться, ещё позже — подглядывать за играми Фарадео и Гзыря.

Надо сказать, всё существование царевны с тех пор, как её подняли, определялось привычками, почти только ими. Причиной тому скука. И невозможность быть собой в ожидании Фалька.

Откуда берётся скука — это-то ясно. Среди здешних разрытых и законсервированных могил и склепов — ей изначально как-то больше нечем было себя занять. Товаркам-то некромант возвращать ум не спешил. А кому всё же вернул — те выглядели куклы куклами: ну как с такими общаться? Чай, Оксоляна — не маленькая девочка, чтобы с игрушками разговаривать, а достойна взрослого разговора с мёртвым мужчиной. Если же постоянно таскаться за Запром по пятам, такой разговор нет-нет, да и состоится — будто невзначай. Того и гляди, что-то новое узнаешь, что-то ценное.

Да и противный некромант Квиц, если получит от Ангелоликой медитативное послание, непременно поделится новостью с Запром, а с Дрангом и остальными — только если их касается. Царевна в этих закономерностях разобралась достаточно тонко. Не зря ведь она похвалена Карамуфом за редкий ум.

Так вот, в тот самый день, когда Карамуф объяснял коллегам политику некрократии в погребальной камере на вершине ступенчатой гробницы, Квиц получил очередное послание от Ангелоликой. Оно напрямую касалось поднятых в Некрополисах остатков боевых гекс, но сообщено было лишь Дрангу и Запру. Услышала и Оксоляна, но лишь потому что вертелась рядом.

Квиц настолько не уважал «эту Лейлу», что попросту поленился её прогнать.

— Предстоит срочное дело в Отшибине, — сказал он.

— Но мы и так в Отшибине! — насупился однорукий карлик. Хотя относятся ли к ней древние Могильники на границе с другими землями — вообще-то вопрос открытый.

— Я говорю о столице Отшибины — Дыбре, — поправился некромант.

А само дело-то касалось ни много ни мало — смены отшибинского вождя. Тот, который правил сейчас — эго звали Янгитравн — многим был мил и полезен мировой некрократии, кроме одного: не хотел воевать с Эузой. Ясно, что Ангелоликая не могла этого так оставить.

Правда, нового кандидата на кресло вождя она и не присмотрела, но что за горе? В Отшибине любой на месте свергнутого Янгитравна сделается покладистым, если телохранителей ему набрать из своих людей под командованием — да того же однорукого Дранга.

Так вот, Дрангу властная Мад велела немедленно отправляться в сторону Дыбра, и добро бы только Дрангу! Всех поднятых некромантом участниц боевых гекс, всех, какие остались в Старых Могильниках, за исключением кукол — всех их определила однорукому в помощь. Славный, однако, выйдет парад инвалидов!

Оксоляна слушала и расстраивалась. Всех не-кукол? Значит, и меня тоже? Значит, пойду поднимать мятеж в Дыбре, а обо мне по приезде Фалька здесь и не вспомнят? Но я же не могу! Пока не могу — то есть, до перебальзамирования…

Хорошо, хоть в числе первых узнала. Может, ещё удастся что-то придумать, чтобы остаться?

Не придумалось ничего лучше, как сослаться на Карамуфа. Будто бы он Оксоляне уже сделал ответственное предложение от имени Ангелоликой. Будто бы у неё — отдельная миссия в Эузе, вот потому-то в Отшибину её и не надо. Ещё чего доброго, не успеет вернуться, если вождь Отшибины досидит до смерти царя Эузы… Что-то такое плела, но, главное, держалась уверенно. И голос почти не дрожал.

К её удивлению, с ней с ходу согласились. Даже Квиц не стал специально переспрашивать у Ангелоликой, «чего там эта Лейла себе удумала». Дранг надулся и промолчал, а Запр сказал примирительно:

— Да, мы знаем, у кукол будет особая миссия. И конечно же, им потребуется руководство.

Он имел в виду, что Оксоляне придётся командовать куклами? Час от часу не легче, но она попробует. Если дождётся бальзамировщика, то согласится вести в бой не то что кукол, а даже постельных клопов.

Одно тревожило — возможный гнев Ангелоликой. Ведь рано или поздно вскроется, что ни о какой особой миссии Карамуф не говорил, что командиром над куклами царевну никто не ставил, что она сама…

Но ведь мне очень нужно дождаться Фалька, успокаивала себя Оксоляна. Красивой быть не запретишь!

Если не считать особого случая с Оксоляной, повеление будущей Владычицы Смерти было выполнено так быстро, как только смогли исполнители — то есть Квиц и Дранг. Некроманту предстояло вернуть мертвечихам ум (а также память, внимание и всю полноту сознания), а Дрангу — поскорей отвезти их к Дыбру.

Обычно пробуждение в мертвеце ума, сознания и так далее требует индивидуального обряда, но, поскольку Квиц торопился, он провёл обряд один на всех, благо, все оттёртые от брикета тела находились в одном помещении одного и того же склепа.

Не исключено, что в связи с общностью обряда некромант вернул гарпиям Ангелоликой куда меньше разума, чем у них было в начале, причём не каждой собственный, а один на всех. Раз — и готово. Тупси, Бац, Данея и остальные распахивают глаза и, вроде, осмысленно глядят на мир — но только выражение глаз почему-то одинаковое. Да и голос, которым каждая из них назвалась, вышел таким, будто всех озвучивала карлица Тупси.

А некромант и говорит:

— Готово! — будто бы так и надо.

Оксоляна думала было вмешаться, попробовать пристыдить лентяя, но отказалась от такой затеи. Известно, что Квиц скажет в ответ: «Какая разница?» — зато неизвестно, что скажет Ангелоликая, когда узнает, что Оксоляна к прочим своим прегрешениям ещё и обряд некроманту затягивала.

Однорукий карлик тоже рассчитывал на более долгий обряд. Он запряг экипаж — тот самый фургон, в котором сюда довезли брикет, с наскоро починенными бортами, после чего принялся было выкапывать «лишние» части тел, которые во вскрытых могилках припрятывал, но глядь — а Квиц уже выводит из склепа всех, кому вернул разум. И строго спрашивает:

— Ты чего копаешься?

Что тут осталось сказать не в меру хозяйственному карлику, застигнутому в самом начале несанкционированных раскопок?

— Ничего! — в жестоком раздражении ответил Дранг, вскидывая на плечо мешок — очень вместительный, но совсем лёгкий. И наскоро заровнял землёю всё то, что оставил в могилке.

Между тем «осознанные» мертвечихи строем грузились в экипаж. Как только последняя поместилась, карлик с небрежной резкостью плюхнулся на козлы. И лишь тогда сказал вполголоса Запру:

— Думал в Дыбре поторговать, да видать, не судьба.

А потом в Старые Могильники приехала делегация из Эузы. Пятеро в тёмно-зелёных мантиях, чем-то напоминающих фиолетовые некромантские. Оксоляна сразу догадалась, что эти люди, даром что живые, истово служат делу Смерти. Оказалось — наоборот. Эти люди — биоманты.

— А кто такие биоманты, — полюбопытствовала Оксоляна у Карамуфа немного погодя.

— Они вроде наших некромантов, только не за Смерть, а за жизнь, — насеоро пояснил тот.

— «Жизнь» с маленькой буквы, или с большой? — попросил уточнить подвернувшийся тут же Квиц. В некоторых тонкостях своего ремесла будущий ректор разбирался лучше, чем уземфская царевна.

— С маленькой, — и Карамуф в этих тонкостях понимал тоже.

— А, ну против такой жизни и мы, некроманты, ничего не имеем, — заверил его Квиц.

— Что и позваляет нам с ними продуктивно сотрудничать, — с особой аффектацией подмигнул банкир.

Но тот учёный разговор состоялся позже, а для начала гости просто отрекомендовались как биоманты — а кто не понял, они не виноваты. Зато назвали имена и организации, откуда прибыли, чем впечатлили большинство собравшихся.

Организаций оказалось две. Во-первых, Обсерваториум, откуда прибыло трое биомантов: Гросс-Патриарх Конан, Кляйн-Патриарх Викт и Кляйн-Патриарх Няв. Во-вторых, Академия наук Эузы, откуда явились двое: настоятель Академии Гуго Франкенштыбз и какой-то Яц, просто Яц. Причём Няв м Яц в этой сборной компании — ничтожества на побегушках, а вот остальные трое имеют значение.

Оксоляна безошибочно определила, кто из прибывших главный. Лысый Гросс-Патриарх Конан явно претендовал на главенство, но всё же не вытягивал против Гуго Франкенштыбза, человека в низко надвинутом капюшоне. О, капюшоны надвигают не единственно застенцивости ради. Это делают ещё, чтобы напугать, но не очень сильно.

Гуго молчал, но и молчаливый, почему-то выглядел настоящим чудовищем. И, кстати, царевна сразу вспомнила его фамилию, мелькнувшую в рассказе Личардо о юности Клеопатрикс. Франкенштыбз… Не тот ли это Гуго, который вовсе и не Гуго, а искусственно выращенный гомункул, пожравший своего создателя? А что, похож. Выходит, чудовище нашло приют в Академии наук Эузы. Неисповедимы рути тамошней биомантии, но существо с альтернативным посмертием там пригрели.

Пока Гуго молчал, Конан и Викт хвастались. Просто не могли сложить цены своему Обсерваториуму, о котором, как Оксоляна понимала по лицам Карамуфа, Квица, Фарадео и других, все, кто не биомант, слышали впервые.

Амбиции Обсерваториума состоят, утверждали Конан и Викт, ни много, ни мало, как в том, чтобы управлять царством Эуза после смерти нынешнего царя. Они это серьёзно?

Отвечали, что да, серьёзно, для того Обсерваториум и создавался, чтобы царя заменить. Сам эузский царь Ксандр (если кто не в курсе, так его звали) подписал указ об образовании Обсерваториума себе на погибель.

— Что, ради погибели и подписал? — прищурился Карамуф.

— Разумеется, нет. Обсерваториум создан как орган управления с чрезвычайными полномочиями в отношении искоренения проявлений некрократии во всех сферах жизни Эузы, — терпеливо пояснил Конан.

— Может вы и к нам приехали… искоренять? — испытующе поглядел на биомантов Квиц. По всей его напряжённой фигуре читалось, что ректор будущей Новомогилянской академии ожидает скорейшего отъезда гостей.

Как-никак, люди учёные. Не приведи Смерть, останутся — и кто потом вспомнит, кого собирались делать ректором изначально?

— Мы приехали координировать свои действия, ну разве непонятно? — выпалил Кляйн-Патриарх Викт и тут же попросил прощения у Гросс-Патриарха. Тот махнул рукой: продолжай, мол.

— Нам необходимо связаться с Ангелоликой, дабы согласовать время предстоящего свержения царя! — столь же запальчиво ляпнул Викт.

— Да связаться-то не проблема, — сказал Квиц, — но кто подтвердит ваши полномочия?

— Я! — впервые раскрыл рот Франкенштыбз. И тут же нырнул рукой к себе под капюшон, поскольку, как царевна поняла, у него отпадала челюсть.

И Гросс-Патриарх немедленно вспомнил главное:

— Конечно же, наш Обсерваториум — интеллектуальное детище Академии наук Эузы, втайне верной идеалам некрократии.

— Да, — признал Карамуф, — у вас достойная рекомендация.

И Квиц — тот тоже, как по сигналу, успокоился.

Уже позднее Оксоляне стало известно, что Академия наук в Эузе — не простая, а засекреченная, поскольку имеет оборонное значение. И, как дал ей понять Карамуф, это одна из тех секретных организаций Эузы, на которые некрократия возлагает особо трепетные надежды. Может, надежды с тем-то и связаны, что некромантия и биомантия близки как ремёсла и как духовные практики. А что другое название, да цвет у мантий иной — это ведь ширма. И многое другое — ширма. Даже оборонные разработки.

Некрократическая-то разведка всё надеялась, что Академия наук помимо разных усыпляющих бдительность фокусов на погибель мертвецам однажды изобретёт что-нибудь на погибель самой Эузе. Вот и дождалась Обсерваториума. Славно, что Франкенштыбз это подтвердил, его слово дорого ценится.

Что же до Обсерваториума, то, судя ещё по первому рассказу Викта, он — организация пусть новая, но амбициозная. Сформирован только из числа биомантов, прошедших обучение в Академия наук. То есть, из людей с мировосприятием, близким к некромантскому. Обсерваториум рад управлять Эузой, но нуждается в чутком внешнем руководстве. Вот его верхушка и прибыла в Старые Могильники в надежде связаться с Анегелоликой.

— Сейчас обеспечу связь, — пообещал некромант Квиц и закатил глаза, погружаясь в медитативный транс. Когда же Мад ему ответила, выкатил их обратно и заговорил вслух, вкратце передавая суть запроса Патриархов. — Что? — переспросил он. — Биоманты спрашивают, нужно ли убивать царя немедленно, или немного ещё подождать?.. Да, Академия наук в курсе… Сказать, чтобы поторопились? Хорошо, передам. Итак, — обратился ректор уже к присутствующим, — господа биоманты, смело убивайте царя. Она разрешила. И просит сделать это поскорее, не откладывать.

Оксоляна, да и Квиц, думали уже, что получив одобрение Ангелоликой, эузские Патриархи бросятся его выполнять. Но этого, конечно же, не случилось. Ясно, что убийство царя — шаг ответственный. Важно оговорить малейшие детали. Потому переговоры, к ужасу Квица, затянулись на целые сутки.

Некромант слушал, что хотят сказать биоманты, потом вслух повторял то, что он передаёт Ангелоликой, потом слушал и воспроизводил её ответ. А глаза то закатывал, то выкатывал — так что царевне казалось, что они вот-вот навсегда выкатятся. Но ведь на качество связи это не повлияет?

Ангелоликую даже там, в нескольких шагах от Мёртвого престола, живо интересовали такие подробности плана Патриархов, как, например, способ устранения царя, способ устранения Кэнэкты, способ устранения с лица земли города Ярал.

Патриархи отвечали чётко, как по-военному. Царя устранят самым традиционным, хорошо зарекомендовавшим себя способом — ядом в пищу. Кэнэкту физически устранять пока поостерегутся, так как до конца неясно, кто же за ней стоит, но её обязательно дискредитируют. Сделают так, что её люди (а люди у неё с одиозной репутацией) попадутся на воровстве. Она, по обыкновению, за них вступится, а они её же и оговорят.

— Отлично, — отвечал Квиц от имени Ангелоликой Мад, — и запомните имя «Бабозо». Этот тип — с самой одиозной репутацией. Он в Саламине… Ну, в общем, сорвал очень хорошо подготовленную операцию нашей разведки. Вывел из под удара все корабли Кьяра, которые мы чуть было не похоронили. Такое, конечно же, не прощается.

— Принято, — согласился лысый Конан, — где нам искать Бабозо?

— Ангелоликая полагает, что он сейчас покинул Саламин и перебрался в Адовадаи, — передал Квиц.

— Хорошо, — кивнул Конан, — дискредитировать Кэнэкту будем в Адовадаи, во время выездной инспекции.

Что же до гибели Ярала, её должны обеспечить подконтрольные Обсерваториуму войска. Впрочем, после смерти царя Ксандра, все войска будут ему подконтрольны. Войска будут руководиться мудрым Патриархами, которые смогут проследить, чтобы на первом этапе в Ярале не осталось ни одного дракона, а на втором — никого живого вообще.

— Как они этого добьются? — от имени Мад поинтересовался Квиц.

— У нас есть специальные индикаторы, — пояснил Конан, — отдельно на драконов, отдельно на живых существ крупнее крысы. Индикатор на драконов нам особенно важен, чтобы обезвредить нового Драеладра, недавно вылупившегося из яйца, снесённого Лулу Марципариной. Индикатор на живое позволит оценить качество зачистки.

— Отлично, — кивнул Квиц от имени Мад, — ясно, что яральцы воспротивятся переселению, начнётся заваруха — но нам-то того и надо! И в заварухе проще будет убить дракона.

— Может быть, — уклончиво сказал Конан, — мы надеемся на беспрекословное подчинение населения, но, конечно, всяко бывает. А Драеладра пусть лучше убьют свои. С ними есть предварительная договорённость.

— С родом Рооретрала? Понимаю, — снова кивнул Квиц от имени Мад.

И много-много других важных политических вопросов.

Настоятель Академии наук Гуго Франкенштыбз в беседе с Ангелоликой участия не принимал. Если верно то, о чём рассказывал мажордом Личардо, они ведь в своё время были противниками — и вряд ли с тех пор вполне успокоились.

Зато Франкенштыбз поспрашивал банкира Карамуфа о бальзамировщике Фальке.

— Вы хотели застать Фалька? — изумился тот. — Собственно, он уже несколько дней, как должен быть, но, видно, в пути задержался. Зачем он вам, если не секрет?

— Не секрет, — настоятель Академии снова заговорил — надтреснутым голосом, двигая вручную нижнюю челюсть, — для взаимовыгодных научных дискуссий. Биомантами нашей академии совершено много секретных изобретений, пришло время ими поделиться с некрократической наукой. В этой связи нам и требуется Фальк. Я слышал, только ему под силу оценить качество биомантских разработок.

Надо же, с грустной надеждой вздохнула Оксоляна, не я одна жду бальзамировщика. Кому-то ещё он очень-очень нужен.

Франкенштыбз непунктуального Фалька так и не дождался. Собираясь прочь, крепко ругался, хотя в порядке утешения Запр ему неплохо вправил челюсть. Ну, вернее, не вправил, а прикрутил винтами, но ведь важен сам результат, а применённого метода под капюшоном всё равно не видно.

Наверное, настоятель Академии мог бы ещё подождать. Но в Старые Некрополисы он приехал вместе с обсерваториумными Патриархами, и с ними же хотел и уехать. А Патриархи, как Оксоляна уже знала, спешили уехать, чтобы вовремя убить царя — не правда ли, уважительная причина, чтобы никого не ждать?

Впрочем, подождать-то себя старый дряхлый Гуго таки заставил. В последний момент уединился с Яцем в одном из дальних склепов, ранее облюбованных Фарадео и Гзырем — и давай с глазу на глаз обсуждать политическую ситуацию. Правда, обсудили весьма по-быстрому, так что прибежавший поторапливать Няв застал их вполне удовлетворёнными беседой.

— Одеваются уже, — сказала Оксоляна, как ни в чём не бывало выходя Няву настречу.

— Тьфу, чёртова кукла! — с перепугу выругался биомант.

Ну да, не красавица. Прямо скажем, немножко страшненькая. Но это мастер Запр господам Патриархам ещё настоящих кукол не показывал! Тех, деревянных марионеток с верёвочками внутрь.

А как уехали эузские биоманты, очень быстро после этого к Старым Могильникам добрался и Фальк. Оксоляну аж передёрнуло от тревожного умиления, когда она прибежала к нему со всех ног и застыла, как вкопанная у его лёгкой кареты.

Фальк не прихватил бальзамов? Он что, серьёзно?

— Я больше не чувствую себя бальзамировщиком, — тряхнул Фальк тёмно красной изысканной головой, — я разведчик, милая. Разведчие, и точка. Потому и бальзамы мне в долроге совсем без надобности.

Оксоляна пыталась настаивать. Мол, мастерство не пропьёшь, как говорят уземфские ремесленники-пьяницы, возвращаясь под утро из жестоких загулов в чайханах кранглийского типа.

— Нет, — отвечал Фальк. С каждым разом всё односложнее.

Когда же царевна и тут не угомонилась, он вдруг утратил остатки скромности и заорал на целую площадь:

— Ты издеваешься надо мной, кукла? Куда в тебя лить бальзамы, а, полированная деревяшка?

Как он меня назвал? Оксоляна ужаснулась.

Потом повнимательнее пригляделась к своему телу. Кажется, кругом виноватый Фальк в одном всё-таки прав. Она кукла. Ростом чуть выше колена всякого, кто не карлик. Деревянные руки, деревянные ноги, неладно полированный живот, с которого местами облущивается лимонная краска, а под нею-то — болотно-серая. Была у Запра старпая кукла, он её наскоро перекрасил, получил Оксоляну.

Как она могла до сих пор этого не замечать? Видать, сама себя обманула. Но другие-то?

Подошла к Запру, спросила:

— Я кукла?

— А, вы заметили, — натянуто улыбнулся в ответ рыцарь-кукольник. И в утншение добавил, — ваше высочество.

Кукольное высочество!

— Но почему вы ничего не сказали? Вы все?..

— Не хотели вас преждевременно расстраивать, — нашёлся кукольник.

Нет. Всё это бред. Этого просто-напросто не может быть. Как она может быть куклой, когда на протяжении месяца, или около того, испытывала острую нужду в бальзамах?

Но как она поняла, что нужны бальзамы? Да просто на ощупь. Показалось: конечности одеревенели.

Нет, кто-то сошёл с ума. Или Оксоляна сейчас, или Оксоляна недавно.

Кажется… Кажется, есть лишь один надёжный способ проверить. Вжимая враз одеревеневшую голову в плечи, царевна подошла к памятной могилке, куда однорукий Дранг всё прикапывал части тела гарпий, а когда его с ними послали в Дыбр, так и не успел выкопать.

Что-то она там обнаружит?

Очень быстро в ворохе разноцветных мертвецких ног ей попалась изящная ножка лимонного окраса. Такая была лишь у неё. Или нога не считается? Ну вот, рядом рука. И какая-то кожная тряпочка того же цвета — ах да, грудь. Далеко уже не упругая, поскольку бальзамы были на исходе, но несомненно её собственная. С династической родинкой у соска.

Искать ли голову? Да, очень важно найти голову. Если головы нет в этом раскопе, она может оказаться и на плечах. Что? Чуть ниже нашлась и голова? Но почему ниже: может, всё-таки чужая? Нет, лимонного цвета — то есть моя. А что глубже — так ведь голова тяжелее других органов, потому и глубже. Значит, всё тело царевны — у карлика в подсобной могиле.

О чём это свидетельствует? Ах да, вот о чём.

Итак, Оксоляна теперь кукла. Чёртова кукла — это Оксоляна.

Но только останки себя она перепрячет.