Гарпии визжат

Глава 24. Подвиг разведчицы

Слово «подвиг» звучит громко. Но из иной героической песни его не выбросишь. А песни про разведчиков — героические все. Любовных да лирических среди них нет. И шуточных нет, хотя добрую шутку разведчики любят. От чего бы не посмеяться, да хоть бы и на тему подвига.

Таковы вот подвиги у Кэнэкты — обхохочешься. А всё же по-другому их не назовёшь. Вся жизнь, отданная разведке — это подвиг.

Между прочим во славу родительскую, ведь Эрнестина занимает в разведке наследственный пост. И к известному драконьему признанию, ведь не зря возглавляемая ею служба в древних официальных документах названа чуть ли не драконочеловеческой. Пусть даже ныне от драконьей стороны в неё введён один дишь Бларп Эйуой.

Ну а в чём основная суть подвига разведчика? В сохранении. Что-то, чему должно спастись, не отдать врагу. Ну, и своих людей вовремя вызволить. Да и просто своё дело.

Разные бывают периоды. Иной раз понимаешь, что вся твоя разведка, все разветвлённые сети информаторов, все добытые ими сведения — лишь балласт, никому не нужный, а то и вредоносный.

Поневоле поймешь, когда садишься писать донесение человеку, о котором почти наверняка знаешь: он завербован. Да, нет доказательств, но всё его поведение так и кричит о противоестественной любви к мертвецам, о недовольстве по поводу лучших твоих успехов и бесстыдном злорапдстве в связи с неудачами.

Разоблачить его? Но и тут засада: кому ты напишешь рапорт? Его начальству, которое точно такое же самое? И что после такого демарша останется от тебя, от твоих людей, да и от налаженного тобой дела?

И остаётся единственное пользоваться навыками своего ремесла. Невозмутимо актёрствовать в надежде на более благоприятную ситуацию, а то и новые времена.

Сохраняться и людей сохранять вопреки всему. Это ли не подвиг?

Для своего жизненного подвига Кэнэкта нашла приемлемую форму, позволяющую делать своё дело сравнительно честно, но без особенного надрыва. Многое было в её компетенции. По сути, главное из того, что представлялось ей важным.

Важно противостоять мертвецам? Она это делала. Мешала, как могла, хитрым мертвецким козням, по собственной инициативе держала за горло самих душителей. Вывела и спасла из цанцкой ловушки Лулу Марципарину Бианку. Легко пресекала в дружественном Эузе порте Адовадаи попытки вербовать матросов для военно-морских диверсий. Отобрала у мертвецов контроль над пиратами в море Ксеркса. Уже немало.

А совсем недавно предотвратила серьёзную диверсию мертвецов против пиратского флота, правда, ценой крупных разрушений и человеческих жертв в городе Саламине. Морские разбойники практически не пострадали, а вот скупщики барахла, торговцы разбойным товаром, увеселители «добрых людей» — все они в лучшем случае понесли разорительные убытки, а в худшем — навеки сгинули. Разумеется, их по-своему жаль, тоже ведь люди. Но и не сказать, что Кэнэкта раскаивается — отводила-то чужой удар от своих. Да и не знала сути удара.

Но диверсии диверсиями, в подвиге разведчицы их места будто заранее зарезервированы, как и места всех прочих поражений и побед. Есть враг, есть ты, есть обмен ударами в общей игре. В равной игре невозможно побеждать постоянно. Что-то смогла, что-то не сумела — дела житейские. Истинными катастрофами для разведчицы могут стать совсем иные события.

Например, смена царя в твоём собственном царстве.

.

Был Ксандр III, стал Ван с-Йела VI. Это ведь не просто имена, это политические линии. Для главной же разведчицы Ярала это и режимы её деятельности, и — что намого серьёзнее — основные цели, за выполнение которых ей предстоит отчитываться.

При старом Ксандре Кэнэкту не очень-то устраивал жёсткий режим: с секретностью случился явный перебор. А вот Ван с-Йела — тот царь, который пришёл задать вовсе неприемлемые цели.

Царь Ксандр не столько любил драконов, сколько ненавидел мертвецов, поскольку же и драконы к мёртвым относились аналогично, ничего не имел против союза. Иное дело царь Ван. Этот мертвецов уважает превыше живых людей, зато драконов ненавидит.

Судя по присланному в Ярал манифесту, дело обстоит именно так. Расторгнуть все договоры с драконами… Прекратить отношения… Выслать из Ярала всех, кто является драконом в том или ином смысле…

А ведь в том или ином смысле этот манифест направлен против Кэнэкты и всего её жизненного дела. И не важно, что родственников-драконов у неё нет. Есть разведка, которая… Ой, да что там говорить!

— Новый царь не боится, что в Эузу вломятся мертвецы? — спросил Дулдокравн.

— Не только не боится. Он их и пригласит… — начала Кэнэкта, да прикусила язык. Нечего!

Прежде чем вести политические беседы, пусть даже и с возлюбленным карликом, надо бы определиться с собственной политикой. Протестовать? Затаиться? Вести себя, как ни в чём не бывало?

Обсуждать политику нового царя можно только в режиме «протестовать», который вряд ли окажется самым действенным. До сих пор в своём жизненном подвиге Кэнэкта не отводила места протестным деяниям.

Правда, протестовать она умеет. Как-то раз дошло даже до дуэли — но то было в неразумной юности. Сейчас, уж наверное, поумнела. Достаточно ли поумнела — вот вопрос.

Дулдокравн между тем заметил, что без драконов Ярал в принципе невозможен, и он, разумеется, прав. Ярал — город разведчиков. Сам себя он не прокормит. А добраться сюда, на вершину Белой горы, можно только на небесных замках. Но вот ведь незадача: эти замки летают не сами собой. В каждом — четверо рулевых драконов.

Отсюда можно сделать двоякий вывод. Оптимистичный его вариант предложил Дулдокравн. Так и сказал, успокоительно улыбаясь:

— …раз без драконов Ярал невозможен, драконы здесь будут!

Но есть и пессимистический вариант, который Кэнэкта проговорила про себя: раз без драконов Ярал невозможен, не останется никакого Ярала.

Кто прав? Кто угодно, но только не оптимист.

Поскольку же милый карлик принялся развивать свою далеко отстоящую от жизни логику, Кэнэкта решила главное прояснить:

— Царь Эузы не допустит, чтобы в его царстве остались города с особым мнением. Именно поэтому Ярал из всех городов Эузы пострадает первым! — так и сказала. Не слишком ли явно следует из её слов, что нынешний царь — предатель?

А потом — без долгого времени на раскачку в Ярал понаехала куча людей в зелёных мантиях — Патриархи из Обсерваториума. Раньше этакого чуда никто не видел — да вот появилось.

Кажется, тот Обсерваториум основал одним из последних свлих указов ещё прошлый царь. Но, как у него водилось, основал для каких-то секретных целей, открытым текстом в указе не прописанных. А вот новый царь в своём манифесте по восшествии на престол передал Обсерваториуму столько власти, что сделалось ясно: ничего доброго не жди. Этакие полномочия даже изначально честного человека доведут до жутких злоупотреблений. А если к полномочиям добавляются и враждебные тебе цели…

Хорошо, Кэнэкта ещё до рейда Патриархов успела надёжно припрятать или уничтожить самые важные документы — те, из-за которых кто-нибудь мог серьёзно пострадать.

Жаль, все опасные документы бесследно не уничтожишь. Средства на разведдеятельность Кэнэкта получала из царской казны — и подробно отчитывалась, на что и с каким эффектом они были потрачены. Отчёты её хранятся не только здесь, но и где-то в столичном Кроме. Начнёшь беззастенчиво править — уличат. Патриархи не слишком умны, но весьма дотошны. Да и просто тошны, откровенно говоря.

Тошны — именно то слово. Как-то заходит Эрнестина к себе в башню — а Патриархи уже там. Расположились и распоряжаются.

— Кто это вас сюда пригласил? — спросила Кэнэкта как можно приветливей.

И приветливое слово возымело впечатление. Из носителей зелёных мантий вышел вперёд один, представился Кляйн-Патриархом Виктом.

— И что вы делаете с моими бумагами, Кляйн-Патриарх?

— Инспектирую. По личному указанию Гросс-Патриарха Конана.

— Вот оно как? — очаровательно улыбнулась Кэнэкта (ну, ей самой эта улыбка показалась именно такой, а за Викта она бы не поручилась). — А есть ли у вас моё разрешение?

Кляйн-Патриарх забормотал, что Гросс-Патриарх — достаточно высокая птица, чтобы разрешения не спрашивать.

— Гросс-Патриарх — достаточно высокая, — не стала перечить Эрнестина, — а вы?

Полезно бывает помнить свои права и обязанности. К добру ли, неизвестно, но этого Викта Кэнэкта красиво поставила на место. Даже если и не к добру, то к собственному удовольствию.

Кляйн-Патриарх Викт всё-таки побежал за Гросс-Патриархом Конаном. И Конан, блестящий лысиной, пришёл к Кэнэкте, вместо того, чтобы где-то усесться и вызвать её к себе. Мелочь, а тоже приятно.

Правда, и Патриархи, и Кэнэкта понимали, что она делает себе приятное напоследок.

Ясное дело, Конан, доставляя удовольствие Кэнэкте, чувствовал себя настолько принуждённо, что чуть не выходил из себя. Как пришёл, принялся свысока кричать. Кэнэкта покорно слушала. Кому-кому, а Гросс-Патриарху она не имела ни малейшего права перечить. Что ж, мужчина из себя видный, породистый — пусть покричит.

Сперва разведчицу больше всего занимал приятный тембр голоса Конана (у Викта был вовсе неприятный), и она совсем не вникала в смысл сказанного, благо крики Гросс-Патриарха были совсем беспредметны и складывались в самодостаточный монолог. Однако потом сердитому главе Обсерваториума понадобились её ответы. Что ж, она вникла и в смысл.

— А знаете ли вы, госпожа руководитель местной разведки, — язвил Конан, — что Высочайшим Манифестом нашего царя Ванна с-Йела VI вам предписано немедленно расторгнуть все договорённости с драконами, а также обеспечить изгнание из Ярала всех драконов и членов их семей?

— Знаю, — кивала она.

— Плохо знаете! — рявкнул Конан. — Как показала наша экспресс-инспекция, среди населения города по-прежнему сохранились драконы!

— Трудно не согласиться с выводами столь уважаемой инспекции, — с озабоченным видом ответила Кэнэкта, — но, к сожалению, выполнение положений манифеста его величества встречается с трудностями самого неодолимого свойства. Во-первых, с точностью отделить людей от драконов часто невозможно по причине давности родственных связей…

— Уж с этой-то задачей мы справимся, — бросил Конан с выражением самым победоносным, — Обсерваториум располагает специальным камнем-индикатором драконьего присутствия. Дальше!

— Во-вторых, возникает трудность иного свойства, касающаяся не различения изгоняемых, а осуществления самого процесса изгнания.

— Драконы нам окажут сопротивление? — оживился Конан.

— Нет, я о другом. Дело в том, что сообщение Ярала с различными земными и небесными пунктами назначения происходит не иначе, как в присутствии драконов. В этой связи не могу не спросить у уважаемого Гросс-Патриарха, планируете ли вы когда-либо покинуть Ярал?

— Планирую, — буркнул Конан, — однако, оставлю вместо себя Кляйн-Патриарха Викта со всеми полномочиями, а также с индикаторным камнем для контроля за ходом изгнания драконов.

Конан по-прежнему пугал Кэнэкту своим камнем, а о сути её вопроса не догадался. Дело-то не в том, кто за чем проследит, а в том, сумеют ли многомудрые Патриархи отсюда выбраться.

— В таком случае прошу простить мне дерзость следующего вопроса: правда ли, что Обсерваториум способен поднять в небеса воздушный замок без участия четырёх драконов, которыми он обычно управляется? Спрашиваю об этом потому, что если все договоры с драконами будут немедленно расторгнуты, а сами они изгнаны, средство своевременного возврата уважаемых Патриархов в столицу может оказаться утерянным.

Вот тут-то лысый Гросс-Патриарх понял свой промах. И сразу нашёл виноватого: конечно же, именно Кляйн-Патриарх в недостаточной степени подготовил вопрос. Кто же, если не он?

Викт под его красноречивым взглядом стал извиваться ужом на сковородке, бормоча оправдания:

— Хочу заметить, что воздушнымизамками управляют подневольные драконы, с которыми особые договорённосмти не устанавливаются… Как существа, лишённые волеизъявления, они, конечно же, не могут рассматриваться в качестве врагов Эузы… — но уже по лицу Конана было заметно, что лепечет он ерунду.

Индикаторные камни, небось, не делают различия между свободными драконами и подневольными. Камни, выявляющие даже людей, принадлежащих к драконьему роду.

Кэнэкте осталось противного Кляйн-Патриарха походя добить.

— Подневольных драконов не бывает. Просто некоторые драконы провинились и отбывают наказание на всяких полезных работах!

— Подневольные, провинившиеся — какая разница? — взбеленился Викт.

— А та, — хлёстко возразила Кэнэкта, — что драконы-водители замков провинились не перед людьми, а перед свободными драконами. Стоит людям со свободными драконами поссориться — и они отзовут тех, которые провинились. Поэтому время для ссоры лучше выбирать такое, чтобы самому не оказаться в труднодоступном месте.

Пока она говорила, Викт зеденел от внутреннего яда, а Конан становился всё более похожим на грозовую тучу.

— Благодарю хозяйку яральской разведки за преподанный урок, — сказал он наконец, и в словах его не то, чтобы не было угрозы, просто кроме угрозы имелась и благодарность — насторожившая Кэнэкту ещё больше. — Урок был полезен. Обсерваториум его учтёт, чтобы не наделать подобных ошибок в следующий раз… Кстати, госпожа Эрнестина Кэнэкта, не напомните ли вы, в каких городах и землях имеются ваши подпольные дружины? — в момент вопроса ощущение угрозы усилилось, выдавая какой-то скрытый замысел Гросс-Патриарха.

— В Бегоне, Уземфе, Карамце, Глукще и Адовадаи, — быстро ответила Кэнэкта. О Саламине на всякий случай умолчала. Мало ли какую бурю можно раздуть из происходящего сейчас в Саламине?

— Замечательно! — всерьёз обрадовался Конан. — Вы не откажете в любезности сопровождать комиссию нашего Обсерваториума в инспекционной поездке по этим чудным городам?

Знает ведь, что правом отказать Гросс-Патриарху в подобной просьбе Кэнэкта не наделена.

И уже под самый занавес визита, властно выпроваживая Викта и других Патриархов из бащни разведчицы, Конан сделал попытку пошутить:

— Надеюсь, что до завершения нашего облёта ваших дружин вы не успеете выполнить требования царского манифеста в полном объёме. Хотелось бы полетать на воздушном замке. Напоследок.

Кэнэкта сразу догадалась, что её совместный с Патриархами полёт задуман ради какой-нибудь хитрой провокации. Догадаться догадалась, а что сделаешь? Любой демарш Гросс-Патриарха приятно удивит.

Поможет уничтожить её прямо в Ярале, а не где-то на выезде.

Последние указания, которые разведчица оставляла своим людям, предполагали, что, скорее всего, она не вернётся. За старшего оставила Дулдокравна. Его было удобнее всего инструктировать — давний любовник понимал с полуслова. Конечно, среди её людей были кандидатуры и посолиднее. Да какая разница, если разведке осталось существовать в лучшем случае считанные месяцы. Не дольше, чем самому Яралу.

Но есть задачи, которые бросить нельзя. Во-первых, маленький Драеладр. Его надлежит хорошо спрятать. Если вывезти из Ярала не удастся, есть лишь одно подходящее место, куда Патриархи не сунутся с индикаторными камнями — Оползневый склон.

Во-вторых, Лулу Марципарина. Мать Драеладра столь тяжело заколдована, что направить её в Канкобру — единственно правильное решение. Но важно, чтобы манифест его драконофобского величества не помешал драконам от Гатаматар за ней прилететь.

В-третьих, сундук с Чичеро. Надо бы его перепрятать от греха подальше. Слишком уж многие интриги мертвецов до сих пор оказывались завязаны на этого многострадального посланника Смерти.

В-четвёртых, картотека…

И многое-многое другое.

Стараясь охватить всё, Кэнэкта обнаруживала себя в нехарактерном для неё растревоженном состоянии. Пыталась встряхнуться, уговаривала себя. Ну вот ещё! А ну соберись! Помогало, но не надолго.

— Отдохни! — советовал Дулдокравн. Его единственный глаз глядел на неё с ласковой болью.

Чтобы отдохнуть, Эрнестина заключала карлика в объятия, прижималась к нему — и только тогда тревога отступала.

Кстати, оставленного в Ярале карлика-возлюбленного Кэнэкта теперь тоже вряд ли увидит, ведь чтобы им встретиться, нужно, чтобы устоял Ярал, чтобы остался на посту Дулдокравн, чтобы сохранилась и сама Кэнэкта.

Как ни парадоксально, местом, где разведчица давала карлику последние инструкции, был дворец Драеладра. По непонятной причине Патриархи его пока обходили стороной. Тогда как в других местах шныряли, что твои тараканы.

Первым, и, кстати, единственным городом, куда Кэнэкта отвезла на воздушном замке членов Обсерваториума, оказалось Адовадаи.

Начать с Адовадаи придумал сам Гросс-Патриарх Конан. Спросил:

— А служит ли в ваших подпольных дружинах такой Бабозо?

— Да, — ответила Кэнэкта, — он в Адовадаи.

— Вот туда-то нам и надо.

Чем им не угодил Бабозо? Впрочем, Бабозо — такой человек, что может не угодить многим и во многих отношениях.

Во время полёта разведчицу тихо изводили младшие Патриархи. Рассказывали ей, какие хорошие люди мертвецы, как много теряют живые и что за прелесть это посмертие.

Приходилось кивать. За ней ведь следили, вот и приходилось кивать. Но кивала она с задумчивым видом, будто бы своим собственным мыслям. Рассказчиков такая двусмысленность раздражала.

Уже на подлёте к городу назначения Гросс-Патриарх подошёл к Эрнестине и вдруг спросил:

— А нельзя ли нам замок здесь… приземлить?

— Нет, — категорически возразила Кэнэкта, — замок на такую посадку не рассчитан. Он может приземлиться, но лишь однажды, поскольку треснет. И больще ему не взлететь.

С опозданием ей подумалось, а так ли ценна для Патриархов возможность взлететь повторно? Многое убеждает в обратном.

Но Конан удовлетворился пояснением. Когда в замковый люк был выброшен верёвочный трап, он первый полез вниз.

Со сложным чувством Эрнестина вела Патриархов к портовому трактиру «Ржавый якорь». С одной стороны, она обязана, с другой стороны, она ведь показывает путь к своим людям не начальству — явным предателям. Значит, и сама их предаёт? Что ж, может и так. Зависит от того, как всё дальше сложится.

Как только она вошла в общий зал трактира, из нескольких глоток вылетел приветственный клич:

— Госпожа Эрнестина!

Но затем её люди поглядели на лица тех, кто пришёл сюда с ней — и ощутили: не время для искренних проявлений чувств. Радостные крики примолкли, а кто её не успел заметить, предпочёл не заметить. Официант кивнул с холодком.

Лысый Гросс-Патриарх с деланным оживлением огляделся, потом ткнул пальцем в спину одного из хмельных моряков у стойки:

— Это Бабозо?

— Да, это Бабозо, — подтвердила Кэнэкта.

Счастье великое — нашёлся Бабозо.

— О, этот матрос — непревзойдённый рассказчик! — и Конан тут же кивнул на него подчинённым.

Парочка типов в зелёных мантиях немедленно подсела к Бабозо и завела разговор — почему-то о Саламине.

— Да что вам тот Саламин! — отмахивался Бабозо. — Лучше я вам расскажу о своей борьбе с кракеном.

— Нет, не надо про кракена! — возражали слушатели. — Лучше про Саламин.

— Ну хорошо, про Саламин! — согласился Бабозо. И тут же начал длинную-длинную историю про кракена.

Патриархи слушали, не перебивали.

Даже Конан так заинтересовался кракеном, что после затопления оным пятого незпадачливого парусника тоже придвинулся к рассказчику.

Тот моментально приостановил рассказ и обернулся. Новый слушатель предложил ему продолжать:

— Так что там стало с шестой шхуной?

— Эй, приятель, полегче! — дохнул Бабозо перегаром в гросс-патриаршее лицо. — Если думаешь что-то стянуть, то напрасно: в моих карманах поселился ветер.

— Какой ветер? — не понял Конан.

— Такой ветер, — пояснил Бабозо, и сново дохнул перегаром.

Качество ветра Гросс-Патриарха удовлетворило, и он, отодвинувшись от моряка, засобирался прочь. Спросил у Кэнэкты ключ от свободного номера, велел не тревожить.

— А шестая шхуна села на задницу! — провозгласил Бабозо ему вслед.

— На задницу? — не понял один из двух первых слушателей, в раздумиях прислоняясь подолом зелёной мантии к залитой вином стойке.

— Что непонятного? — фигурно развёл плечами Бабозо. — Шхуна села вроде бы на мель, но оказалось, что это не мель, а задница кракена. А из задницы-то у него ростут щупальца! Ты в курсе? Точно, растут! И капитан думал, что судно сидит на мели, а на деле-то его щупальца держат. И не просто держат, а к заднице подгребают. Так этот кракен и заглотил шхуну — точно говорю! Задницей и заглотил. Всё у них, кракенов, не как у людей. Всё у них через задницу!

Бабозо травил байки до самого утра, перебравшись уже от стойки за дальний столик. Зелёные мантии терпеливо слушали — к утру из общего зала народ разошёлся, и вокруг Бабозо остались только двое заказчиков истории о Саламине, да пятеро других Патриархов, да Кэнэкта поодаль, да заснувший в уголке матрос Бонг.

— Да, кстати, за Саламин, — сказал Бабозо напоследок, — однажды кракена обнаружили и там. Прямо в фонтане посреди города. Мерзкая тварь просочилась туда прямо из моря, да и завтракала спасшимися от неё на море матросами. А Саламин — городок людный. Кракен от жадности так объелся, что обратно ему никак.

Тут-то и выходит вперёд главный герой всего Саламина — одноногий пират по имени Зильбер. Размахивается своим костылём — да кракену прямо промеж глаз! А чудовище от этого удара чпок — и лопнуло! Все тут кинулись скорее его затаптывать. Затоптали щупальца, затоптали голову, затоптали задницу, затоптали рот. Один лишь глаз убежал.

Не верите? Точно убежал. Нет, сперва, понятное дело, укатился по уклону, но как докатился до порта, там как раз уклон кончился, вот он тогда встал на ножки и побежал. Добрался до пирса, а уже оттуда в воду бултых — только его и видели. А из того глаза — представь, парень — всё остальное в кракене отросло. И голова, и зад, и щупальца. Говорю же, моллюск он головозадый!

Вот и плавает он по сей день по морю Ксеркса. Какие моряки его с корабля видят — тут уж пиши пропало. Вот и спускаются с мачт, а кто и из трюма выходит, с юта, с бака — всей командой на палубу, становятся рядком и уныло затягивают песню, сочинённую специально для такого случая. В песне поётся: «А ждёт меня вдова, вдова у дома! Весёлая, весёлая вдова!».

— Замечательная песня! Очень пожходящая к случаю, — похвалил Гросс-Патриарх, который как раз спустился из своего номера. — Кстати, госпожа Кэнэкта, не будете ли вы любезны составить поимённый список всех моряков, которые были здесь вчера вечером и немедленно мне этот список предоставить?

Кэнэкта пообещала, что будет так любезна. Уточнила:

— Записать наличный состав подпольной дружины? — так хоть кого-то можно было исключить.

— Нет, всех. Всех, кто здесь вчера был. Ваших людей, не ваших — всех. Общее количество было пятьдесят четыре.

Что ж, Кэнэкта знала на память всех пятьдесят четверых. Она кликнула чернил, бумагу, перо — и размашистым почерком быстро всё написала.

— Замечательно. А теперь, не откажите в любезности, пригласите лиц, поименованных в списке, ко мне в комнату для индивидуальной беседы. Сегодня же с пяти вечера чтобы первый вошёл. И ни минутой позже.

Первым номером в списке стоял Бабозо.

Индивидуальная беседа со всеми, кто попался? Любопытный способ инспекционного смотра городской подпольной дружины, с иронией подумала Кэнэкта. Но что делать, если туговатый на выдумку Обсерваториум затрудняется вплетсти свою провокацию против руководимой ею разведки Ярала более естественным путём.

Что делать, когда и вовсе-то делать нечего?

Кэнэкта в точности выполнила требуемое. Пятьдесят четыре, так пятьдесят четыре. Обеспечить явку не так-то и сложно. Всё-таки к ней в «Ржавый якорь» случайные люди не заходят. И сами не хотят, и вышибала на входе старается.

В пять часов, как и было обещано, Бабозо первым вошёл в номер к Гросс-Патриарху. Там к тому времени собралась делегация зелёных мантий в полном составе — и как только разместились?

Выходя от Патриархов, Бабозо уступил место Бонгу — второму в списке. Вид имел необычно для себя недоумённый.

— Что там было? — спросила Кэнэкта. — О Саламине расспрашивали?

— Нет, — помотал головой Бабозо, — побрякушки какие-то ищут. Их главный вчера обронил.

— Это не ты? — строго спросила Кэнэкта.

— Да что я, закона не знаю?

Кэнэкта ему поверила.

А потом из номера Гросс-Патриарха вышел один из подручных Конана и передал Кэнэкте указание никого из прошедших беседу из трактира не выпускать.

— Что ж, — кивнула Бабозо разведчица, — проследуй-ка в общий зал. Выпивка за счёт заведения.

По мере индивидуальных бесед к Бабозо в общем зале присоединился Бонг, а там и все пятьдесят четыре подтянулись. Как и стоило ожидать, не ранее, чем к глубокой ночи.

— Ну как, нашли свои ценности? — спросила Кэнэкта у Гросс-Патриарха. Тот выглядел удовлетворённым.

— Конечно же, нет, — ответствовал Конан. — Будьте любезны, госпожа разведчица, допишите к вашему списку точные адреса подозреваемых.

Адресов Кэнэкта не знала, но свои люди ей помогли.

— А теперь прогуляемся по адресам, — сказал Гросс-Патриарх. — Госпожа Кэнэкта, ступайте-ка с нами. Всё-таки, это в основном ваши люди, а нам придётся прибегать к обыску.

Стоит ли удивляться, что кошель с каменьями нашли именно у Бабозо?

— Подбросил, мантийщик поганый! Сволочуга… Тьфу на тебя! — вскричал Бабозо и действительно плюнул в лицо Гросс-Патриарха.

Вернее, на лысину. Такое действие — за маловероятностью — и в кодексах-то вряд ли было прописано.

Что ж, подумалось Кэнэкте, останется Обсерваториуму извлечь воторой полезный урок, и включить в кодексы пункт об оскорблении действием Гросс-Патриарха лично. Этак мы с Бабозо из пугал в зелёных мантиях ещё сообразительных людей воспитаем!

Не желая привлекать внимание к плевку, Кэнэкта высказалась по сути:

— В чём подозреваемый несомненно прав, краденую вещь ему кто-то подбросил. Об этом свидетельствует небрежность, с которой кошель был спрятан. Засунуть под матрас на лежанке в проходной комнате — не лучший способ что-либо сохранить. Опытные разведчики вроде Бабозо подобных проколов не допускают.

— Посмотрим! — весело улыбнулся Гросс-Патриарх Конан.

У него в рукаве явно имелся ещё один козырь. Какой? А вот он:

— Побрякушки-то у меня волшебные, — тихо произнёс он, — индикаторные, если сказать поточнее. Проведём-ка эксперимент. Подозреваемый Бабозо, вытяните-ка вперёд руки кверху ладонями!

Бабозо не пошевелился. Впрочем, трое в зелёных мантиях обеспечили выполнение.

Кэнэкта, да и сам Бабозо в недоумении поглядели на ладони. Ничего в них особенного. Типичные моряцкие руки. В меру грубы и мозолисты.

— А теперь задуйте-ка свечи! — ликуя, воскликнул Конан. — Только держите его крепче, чтобы не воспользовался темнотой!

В темноте ладони Бабозо засияли. Не то, чтобы озарили весь погружённый во мрак общий зал трактира, но светились поярче обычного трёхсвечного канделябра.

— Что и требовалось доказать, — потёр Гросс-Патриарх собственные ладони. Да, что ему требовалось, то и доказал.

— Так ты всё-таки трогал эти дурацкие камни? Вынимал из кошеля? — допытывалась Кэнэкта много позже, когда и Бабозо, и она сама сидели в чужом трактире под домашним арестом. Она — поскольку за него поручилась.

— Было, — скрипнул зубами Бабозо. — Кто ж их знал, эти камни, что на них это вонючее волшебство…

— Значит, украл?

— Хуже! Подставился.

Он рассказал, как было. В тот первый вечер, когда он развлекал и себя, и вынужденных слушателей в мантиях невыдуманной историей о кракене, к нему тайком приблизился Гросс-Патриарх и нагло залез в карман.

Уже звучало сомнительно. Но Кэнэкте ли не поверить, что так и было?

— Я-то помнил, что карман у меня пуст. Потому и сказал тогда про свистящий ветер. А карман тогда не сразу проверил. Редко ко мне в карман залезали, чтобы что-нибудь ценное положить.

— А вес камней карман не оттягивал?

— Они невесомы.

Ещё бы. Это же волшебная вещь. Говоря по-научному, артефакт.

По словам Бабозо, нашёл он кошель только тогда, когда в утренний час покинул «Ржавый якорь». Собрался было отлить с ближнего пирса, глядь — а карман-то не пуст. Вытянул кошелёк, повертел. Сразу понял — подстава.

— Так что ж ты?..

— Так я же его выкинул!

— Как выкинул?

— Прямо с пирса в море.

— А руки?

— Вот тут — да… Не удержался, преждеи чем выкинуть, открыл кошель, посмотрел, сколько же мне подсунули. По весу-то не определишь.

— А как увидел камни, выбрасывать расхотелось?

— Да чего там расхотелось? Говорю же, бросил. Подумаешь, стекляшки блестящие. Вовсе и не жалко было. Всё равно ведь пропью.

Что было дальше, Кэнэкте не трудно и самой додумать. Верно, подобные камушки не так-то легко потерять. Кто-то из Патриархов или верных им людей — мало ли кто по порту Адовадаи шныряет — взял багор и выловил кошель. После просушил над огнём, да и отнёс по адресу Бабозо, известному Патриархам заранее.

Каверза проста. Жаль, что недоказуема.

А ведь Бабозо грозит очень многое.

Плевок в глаза Гросс-Патриарха пройдёт бесплатно. Кража у Гросс-Патриарха даёт пожизненный тюремный срок, но кража особо ценного артефакта — уже повешение. Клевета на Гросс-Патриарха тоже гарантирует виселицу. Выбирай — не хочу, а то и применяй в любых сочетаниях.

Делу давно уже могли дать ход. Патриархи сами тянули. Якобы продолжали изучать обстоятельства и инспектировать работу подпольной дружины в Адовадаи.

На самом деле ждали отмашки Гросс-Патриарха. Конан же отбыл из Адовадаи куда-то в сторону Эузы. Уехал в наземном экипаже, справедливо полагая, что небесный замок может стать для него не только противным царскому манифесту, но и небезопасным средством передвижения. Ещё бы! Как бы его с небес ненароком не уронили — а ведь желающих это сделать с каждым днём прибавляется…

— Хорошо, что их Гросс-Патриарх по земле едет. А лучше бы вовсе пешком ходил, — говорил Бабозо, намекая на то, что чем дольше Конана не будет, тем дольше ему жить осталось. Юмор висельника, кажется, это так называется?

Кэнэкта понимала другое. Обсерваториум не торопится, так как главная мишень — не Бабозо, а она сама. Её изолировали в Адовадаи — чего ещё желать? Пока её нет в Ярале, можно всласть разрушать Ярал.

Что до Бабозо — не смерть его Патриархов прельщает, а угроза смерти, которая позволяет давить на Кэнэкту, добиваясь уступок, бездействия, потворства чужой воле. Потому за Бабозо не придут ещё долго.

Впрочем, придут — не пожалеют.

Трактир, где держали Кэнэкту с Бабозо, назывался «Пузатый боцман». Тоже знаковое место. Именно здесь пытались закрепиться в Адовадаи шпионы мертвецов. Стерегли не то чтобы очень усердно. Так, намечали намерение ограничить свободу.

Смешно надеяться насильно устеречь Кэнэкту вражескитм силам в Адовадаи, ведь у неё в этом городе сил больше.

Вся надежда Патриархов на неё саму. Будет сидеть под арестом, поскольку обязывают правила. Начальница разведки Ярала иначе поступить и не может. Кэнэкта — может, но от своего личного имени, без обратного пути в преданную разведку.

В Адовадаи у неё связи. Множество людей, которые прежде работали на неё. Но если она уйдёт из разведки, то не сможет давать им задания. Останется в порту трактирщицей. Станет для Патриархов лишним поводом позубоскалить.

— Один трактир? Да, это мелко, — согласился Бабозо. — при наших-то способностях. Неужели новым властям Эузы подполье в Адовадаи больше совсем не нужно?

— И не только здесь. Никакое не нужно.

Печальная правда.

— Но от нас же большая польза. И не только Эузе. Может, поговорить с властями Адовадаи?

— В Адовадаи слабая власть. Было бы иначе — мы бы здесь не закрепились. И у здешней слабой власти нет охоты становиться сильной. Им не нужна собственная разведка. Не увидят смысла на неё тратиться.

Патриархи тоже не дураки, что-то да понимают. Они ждут от Кэнэкты новых ошибок, потому что положение её безвыходно и трудновыносимо. Стоит выйти из-под слабой охраны — и ты сбежала. Стоит не выйти — и охрана всё равно может инсценировать твой побег.

Правда, если ты не сбежала, то можешь ввести противника в искушение не морочить себе голову инсценировками. К чему, если ты и так под рукой? Поддаться ли на искушения — в этом, конечно, его, противничья свободная воля — разумеется, если она хоть минимально свободна…

Сложные логические завороты возникают в уме, когда пытаешься придать структуру медленно текущему времени.

Оказывается, бывают ситуации, в которых бессмысленно любое действие, и бездействие бессмысленно тоже. Кэнэкта попала именно в такую. Кэнэкта, но не Бабозо.

— Уходи, Бабозо, — сказала Кэнэкта.

Он и ушёл.