Герои Ленинградского Неба

Е. ПЕРОВСКИЙ

«ИДУ ЗА ГАСТЕЛЛО!»

Они жили в опрятных, окруженных зеленью трехэтажных домах. Вернее, там жили их семьи, а сам командир эскадрильи Леонид Михайлов и его друзья — заместитель по летной части Михаил Живолуп и штурман эскадрильи Григорий Левенец большую часть времени проводили на аэродроме, где базировался их 10-й скоростной бомбардировочный авиаполк.

С тех пор как полк получил самолеты СБ, «эмка» все реже и реже привозила капитана Михайлова и его товарищей к семьям: нужно было как можно быстрее освоить новые машины. Но не только техника занимала служебное время пилотов. Комэск взял за правило: нет полетов — командирская учеба. Изучались тактика боя, инструкции, уставы. Особенно внимательно он относился к занятиям молодых пилотов, недавно окончивших училище, а те в свою очередь старались перенять у «стариков» их опыт.

«Стариков» отличали от молодежи не только высокое летное мастерство, но и слава боевых командиров, добытая в сражениях с врагами Советской Родины. Их мужество, храбрость и воинское умение принесли эскадрилье капитана Михайлова славу лучшей в полку. На гимнастерках комэска и его друзей были ордена. У таких пилотов стыдно было плохо учиться, тем более что «старики» сами стремились передать молодежи опыт и знания, готовы были для этого по нескольку суток оставаться на аэродроме.

...В 1935 году выпускник авиашколы Михайлов получил назначение в 10-й авиаполк и несказанно обрадовался, узнав, что служить ему придется под Ленинградом. Леонид Васильевич был доволен, что сможет часто бывать в родном городе, где ему все было знакомо с детства. Теперь он будет наверстывать упущение — посещать театры, музеи, любоваться городом. Но часто бывать в Ленинграде Михайлову не довелось. Любовался он городом больше сверху, видел, как его панораму широкой лентой рассекала Нева, как приветливо сверкали позолотой купол Исаакиевского собора, шпили Адмиралтейства и Петропавловской крепости.

В 1937 году коммунист Михайлов был назначен командиром эскадрильи. И если она за короткое время стала передовой в полку, то в этом была немалая заслуга командира, сумевшего вдохновить подчиненных на самоотверженное воинское служение Родине.

Именно такой была служба в боевую морозную зиму 1939/40 года. Морозы досаждали тогда всем: пехотинцам, артиллеристам, танкистам, саперам. Но летчикам казалось, что хуже всех приходится им. Ведь если на земле температура воздуха падала до минус сорока, то на высоте в три-четыре тысячи метров она была еще ниже. И ни унты, ни свитеры, ни шарфы, ни меховые комбинезоны не помогали. В таких условиях совершать полет можно было, лишь обладая величайшей самоотверженностью.

Однажды полк получил приказ — разбомбить скопление вражеских войск на железнодорожной станции. Задание было дано полку, хотя в обычных условиях для его выполнения достаточно было эскадрильи. Командование понимало, что такая задача под силу далеко не каждому пилоту. Ведь лететь предстояло в мороз, при котором не заводились даже автомашины.

Сумела подняться в воздух только эскадрилья капитана Михайлова. В такую погоду враг никак не ждал появления советских бомбардировщиков. Михайлов повел свою «девятку» на небольшой высоте. Бомбы точно легли в цель. Железнодорожные эшелоны и станционные сооружения — все было охвачено вихрем огненных взрывов. Ошеломленный противник даже не смог открыть зенитный огонь. На обратном курсе Михайлова тревожило главным образом одно: не замерзла ли во время полета смазка шасси у машин. Удастся ли их выпустить при заходе на посадку? Но все обошлось благополучно.

Следующей, уже мирной зимой 1940/41 года, когда в эскадрилью к Леониду Васильевичу прибыли для прохождения службы новички из осеннего выпустив летных училищ, он заставил и их проводить тренируя ночные полеты в лютый мороз. Комэск готовил пилотов к войне в самых трудных условиях и ставил перед ними наиболее сложные задачи. Нелегко было ему короткий срок, в зимних условиях обучить молодежь технике пилотирования и помочь освоить новые машины, поступившие в полк, который получил теперь название 10-го скоростного бомбардировочного авиационного полка. К маю 1941 года молодежь эскадрильи успела получить необходимые навыки. Леонид Васильевич хорошо знал каждого пилота, в каждом был уверен, как в самом себе, и радовался, что молодежь становится все более под стать «старикам».

Это был один из тех редких и замечательных вечеров, которые проводились в семье. Вернувшись с аэродрома, Леонид Васильевич сидел перед настежь открытым окном, слушал, как в соседнем доме на патефоне крутили пластинку, и сожалел о том, что мало бывает дома. Было уже далеко за полночь, когда в квартире раздался настойчивый телефонный звонок. А час спустя «эмка» уже мчала комэска в сторону аэродрома. Авиадивизия, в которую входил полк, получила приказ немедленно привести свои части в полную боевую готовность, с рассветом рассредоточиться на полевых аэродромах и подготовить боекомплекта для действий по живой силе и аэродромам противника. Было ясно — война.

В тот день, 22 июня 1941 года, эскадрилья капитана Михайлова перебазировалась на другой аэродром, расположенный неподалеку от Луги. Отсюда начались боевые вылеты в Прибалтику, где 8, 11 и 27-я армия Северо-Западного фронта вели ожесточенные бои с напавшими на нашу страну фашистскими полчищами. Подвергшиеся мощным ударам крупных танковых к моторизованных соединений группы армий «Север», наши войска вынуждены были отступать, неся большие потери в живой силе и технике.

Эскадрилья краснозвездных бомбардировщиков наносила врагу удар за ударом. А делать это было нелегко: плотный зенитный огонь противника, низкая облачность и, главное, полет без прикрытия истребителей. Надо было иметь большую выдержку и самообладание, чтобы, преодолевая огневой заслон зениток, выходить на цель. Со времени советско-финляндской войны комэск слыл в полку одним из лучших ведущих, а от ведущего в большой степени зависит успех всей боевой операции. Уверенность капитана передавалась командирам звеньев, каждому пилоту «девятки». Эскадрилья капитана Михайлова уничтожала вражеские переправы, колонны фашистских частей на марше, скопления гитлеровских эшелонов на узловых станциях. И каждый раз в шлемофонах пилотов звучал уверенный голос командира: «Не растягиваться», «Следить за дистанцией» и наконец: «Внимание! Выходим на цель!»

В результате упорного сопротивления частей Красной Армии и бомбовых ударов советской авиации противник, потеряв множество боевой техники, вынужден был приостановить продвижение своих бронетанковых частей. Лишь 4 июля, произведя перегруппировку, эти части вновь перешли в наступление. В тот день эскадрилья Михайлова получила боевой приказ: разбомбить колонну вражеских танков, двигавшихся в направлении Резекне — Лудза — Пыталово.

В 10 часов утра комэск поставил перед летчиками боевую задачу и предупредил:

— Истребителей нам не дадут. Но опыт полетов без прикрытия у нас есть. Если каждый в случае встречи с истребителями врага будет строго сохранять свое место в строю и следить за соседом — «мессершмитты» отвернут не солоно хлебавши. Итак, соблюдение плотного группового строя и согласованность маневра обеспечат успех. У меня все. Моим заместителям быть готовыми принять командование в воздухе.

Такое напоминание заместителям всегда делалось перед полетом, так как всем было известно, что огонь противника направлен в первую очередь на самолет ведущего, а заменить его нужно в любой момент.

По сигналу ракеты бомбардировщики один за другим поднялись в воздух и, пробив облака, собрались в «девятку». Во главе ее, как обычно, шел СВ Михайлова. На борту флагманской машины кроме командира находились штурман капитан Левенеп и стрелок-радист старшина Шереметьев. Справа шел бомбардировщик капитана Живолупа.

Эскадрилья миловала не одну сотню километров прежде чем летчики обнаружили цель. В пяти-шести километрах от Резекне гигантской черно-зеленой змеей ползла по большаку колонна фашистских танков и каких-то машин. Ветер относил на поле поднятый гусеницам» густой шлейф пыли. Вся эта бронированная армад шла на Ленинград.

— Приготовиться к бомбометанию! — отдал команду Михайлов.

Эскадрилья легла на боевой курс. И вдруг, откуда ни возьмись,— шестерка вражеских истребителей. Зенитный огонь сменился огнем авиационных пушек и пулеметов. Девятка плотным строем продолжала приближаться к цели. Стрелки эскадрильи меткими очередями отбили атаку, сбив при этом две фашистские машины. Но теперь в небе снова появились дымки от разрывов зенитных снарядов. Зенитчики сосредоточили огонь на самолете ведущего. Флагманскую машину подбросило вверх. Показалось багровое пламя, к полоса черного дыма потянулась за бомбардировщиком. Однако он по-прежнему оставался в строю, вел эскадрилью на цель. Михайлов отдал команду, и бомбы устремились точно в центр колонны танков. Седом за ведущим отбомбились и остальные. На дороге столбом поднялся дым, мелькали сполохи огня, лежали груды исковерканного металла, преграждая путь уцелевшим фашистским машинам, которые словно жуки начали расползаться от большака в поле.

Самолет ведущего продолжал гореть. Пламя подбиралось к кабине и бензобакам. Однако моторы работали, и поврежденный бомбардировщик подчинялся пилоту. «Надолго ли?» — с тревогой подумал Живолуп, машина которого летела рядом с флагманской. Он внимательно огляделся. Внизу, насколько хватало глаз, тянулся забитый фашистами большак. Можно, правда, было спланировать и посадить машину на поле, можно воспользоваться парашютом, но в обоих случаях впереди плен. Несмотря на пламя, флагманский СБ шел прежним курсом. Там, видимо, не думали о посадке, о парашютах. «Они еще могут спастись»,— пронеслось в голове Живолупа.

Он посмотрел вниз, а гам сквозь дым, расплывшийся над большаком, виднелись остатки разгромленной армады. Уцелевшие танки по полю обходили воронки, груды поверженных машин и снова старались построиться в колонну. И вдруг заместитель командира эскадрильи увидел, как флагман круто изменил курс и понесся туда, где скопились фашистские танки. В то же мгновение он услышал по радио приказ:

— Живолуп! Принимай командование,— передал открытым текстом комэск.— Я иду за Гастелло!

У Михаила Живолупа от волнения пересохло во рту, он понял, что наступил тот самый случай, о котором летчикам рассказывал комиссар полка Манухин. Речь шла о подвиге Гастелло. О нем говорилось в оперативной военной сводке. Капитан Гастелло повел подбитый врагом бомбардировщик на скопление фашистских танков и врезался в них. Этот подвиг взволнованно обсуждался в эскадрилье. Разговор о нем был и вчера. Начал его парторг эскадрильи Григорий Левенец.

— Экипаж Гастелло пошел на верную смерть, чтобы победить врага. Запомните этого человека.

Штурман был самым «старым» из «стариков» в эскадрилье. Он участвовал в войне с фашистами в Испании, защищал независимость народной Монголии в боях на Халхин-Голе, за что был награжден двумя орденами Красного Знамени.

— В Испании у нас бывали ситуации, когда плен казался неизбежным, но никто из ребят к фашистам не попадал,— взволнованно говорил Левенец.— Они берегли последний патрон.

— Если нас подобьют, мы ведь тоже так,— горячо заявил старшина Иван Шереметьев,— мы тоже в плен не сдадимся!

Ему ответил командир.

— Про патрон не знаю, а вот если с жизнью расставаться придется, Ваня, то и запросить за нее надо втридорога!

«Все это говорилось только вчера»,— подумал Живолуп. Перед ним мысленно возникли все трое из экипажа флагмана. Он понял, что они делают то, о чем говорили вчера,— все трое! Он хорошо их знал. Ему вдруг отчетливо представилось, как там, в пылающей машине, звучали в наушниках штурмана и стрелка слова Михайлова, предлагавшего им покинуть самолет, как, услышав ответ обоих, комэск принял решение, бывшее их общим решением. Бомб больше нет, горящий самолет оказался последним средством, чтобы преградить путь врагу. Таран! Живолуп увидел, как огромной огненной стрелой СБ вонзился в скопление танков. Яркое пламя высоко взметнулось, опередив на какое-то мгновение грохот содрогнувшего воздух взрыва.

Восьмерка самолетов сделала прощальный круг над местом гибели героического экипажа. Летчики в скорбном молчании смотрели, как вился над полем черный дым от пылавшего там огня. Капитан Живолуп повернул эскадрилью на обратный курс. Задание было выполнено.

22 июля 1941 года капитану Михайлову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. ,

Шкут звал Кудряшову, а сам, не отрываясь, смотрел в одну из ям, которых за последние два дня его отряд «Поиск» — ребята из Даугавпилсского мебельного комбината — понарыл немало.

— Ольга Осиповна! Идите сюда!

Заведующая военно-патриотическим отделом редакции даугавпилсской газеты «Красное знамя», председатель секции «Поиск» Ольга Осиповна Кудряшов» давно занималась розыском места героической гибели капитана Михайлова и его экипажа. Сведения собирали терпеливо, по крупицам.

Было известно, что фашистские танки шли в направлении Резекне — Остров, поэтому таран мог быть совершен и на территории Латвии и в Островском районе Псковщины. На запрос Ольги Осиповны военный комиссар Латвийской ССР сообщил, что по имеющимся в республиканском военкомате данным самолет капитана Михайлова был подбит у Острова. В выписке Архива Министерства обороны СССР указывалось более определенно — в 15—20 километрах юго-западнее города.

В этом направлении от Острова и начал свои розыски отряд «Поиск», которым командовал Я. И. Шкут. Под руководством Кудряшовой следопыты из Даугавпилса стали расспрашивать жителей сел и деревень. В деревне Рубеняты к ним пришла долгожданная удача. Жительница деревни Анна Ивановна Караманзина рассказала, что однажды, в начале войны, над их деревней произошел воздушный бой.

— Остров был уже оставлен Красной Армией и горел,— вспоминала она.— Самолеты летели большой группой, машин двенадцать или около того, а по дороге гитлеровские танки. Один из самолетов загорелся и врезался в самую их гущу.

Рассказ Караманзиной подтвердили и другие ее односельчане. Оказалось, что жители нашли среди обгоревших обломков самолета останки летчиков. Их перевезли на ближайшее кладбище в деревню Федосино и захоронили в братской могиле.

Теперь поисковый отряд мог начать выборочные раскопки в точно указанном месте.

9 июля 1975 года ребята приступили к делу. Волновались при этом все — и сами следопыты, и их руководители, и прибывшие на место раскопок председатель сельсовета и подполковник — представитель райвоенкомата. Вот почему когда Шкут громко позвал Ольгу Осиповну, к нему поспешили и остальные. В это время в яме ребята ловко освободили от земли кусок обшивки фюзеляжа. По нему можно было бесспорно определить, что это советский самолет времен Великой Отечественной войны. Следом были обнаружены осколок плексигласа от фонаря, кусок целлулоида от планшета и обломок радиаторной трубки. Последняя находка помогла специалистам точно определить марку самолета. Именно с такими радиаторами были бомбардировщики 10-го авиаполка. Сомнений быть не могло — это был самолет капитана Михайлова.

В акте специально созданной комиссии говорилось:

«Комиссия считает доказанным, что наземный таран по фашистской мехколонне действительно был совершен у переправы через приток р. Великой — Березку, в 8 км южнее Острова, в районе Шлыковой горы, и что останки экипажа захоронены в годы войны на Федосинском братском кладбище.

Имена погибших должны быть обозначены на могиле с воздаянием воинских почестей».

На месте свершения подвига Псковский обком КПСС принял решение поставить памятник. Теперь здесь установлен мраморный обелиск.

Есть героям и другой памятник. Он не менее прочен, чем мрамор, камень или сталь. Недавно Герой Советского Союза генерал-майор авиации Михаил Андреевич Живолуп побывал в части, где навечно зачислен в списки личного состава его бывший командир и боевой друг. В этой части, сформированной на базе 10-го авиаполка, ежедневная перекличка начинается так:

— Капитан Михайлов Леонид Васильевич!

— Герой Советского Союза капитан Михайлов пал смертью храбрых в боях за Советскую Родину! — следует четкий ответ правофлангового.

Михаил Андреевич с волнением рассказал летчикам о подвиге своего командира, сказал и о последних его словах, запомнившихся на всю жизнь: «Иду за Гастелло». Генерал подчеркнул, что и после гибели командира эскадрилья оставалась одной из лучших в дивизии и до конца войны успешно выполняла самые ответственные боевые задания. Летчики этой эскадрильи Николаев и Люлин при освобождении Риги в 1944 году повторили подвиг Михайлова, совершив огненный таран по скоплению вражеских войск. К тому, времени Николаев был командиром полка, а Люлин его штурманом.

— Ваша часть прославилась в боях за честь, свободу и независимость нашей Родины, на ее стяге — государственные награды. Я рад видеть,— заключил свой рассказ генерал-майор,— что традиции героев живут среди вас.

— Служим Советскому Союзу! — раздалось в ответ.

Михаил Андреевич вынул из кармана аккуратно сложенный листок и показал его. Это было письмо из ленинградской школы-интерната № 62. Ребята писали генералу о том, что у них в пионерской комнате есть стенд, посвященный подвигу капитана Михайлова и его экипажа.

— Традиции бессмертны,— сказал Михаил Андреевич,— если они подхватываются новыми поколениями. Ребята, написавшие это письмо, и юные следопыты из Даугавпилса, и вы, летчики, служащие в авиачасти,— продолжатели этих традиций.