Т. ЗАЛЕСОВ
С ПЕРВОГО ДНЯ
После боевого вылета летчики» собрались в тени камуфляжной сетки у приземистого домика КП. Разбор провел командир полка майор Александр Иванович Кобец. Закончил он так: «С боевым крещением, товарищи! Налет был удачный. Такое придется повторять и повторять. Борьба предстоит беспощадная!» В чистой ученической тетради, прошитой суровой ниткой, скрепленной гербовой сургучной печатью полка и озаглавленной «Учет боевой деятельности лейтенанта Позднякова А. П.», появилась запись: «22 июня 1941 года — бомбежка аэродрома у озера Сарви, высота 900 метров, продолжительность полета 3 часа 46 минут».
...Еще вчера было мирное время, и дела тоже были мирными. Оставаться на субботний вечер и выходной в деревне, близ которой на освоенном недавно аэродроме базировался полк бомбардировщиков СБ, холостяку Алеше Позднякову не хотелось. Он попросил разрешения съездить в город на танцы. По такому случаю положено быть при параде. Алеша начистил в глянец сапоги, выгладил белую рубашку.
Но на танцы попасть не удалось. Объявили тревогу. Алеша надеялся на быстрый отбой, но вскоре ему стало ясно — это надолго. Видно, маневры...
Воскресным утром майор Кобец дал экипажам задание. Маршрут, ориентиры, силы сопровождения — все как при обычной учебно-боевой задаче. Только объект бомбежки — за кордоном. Майор помолчал и, чтобы не осталось сомнения, добавил:
— Война, товарищи. С фашистами война.
Запущены моторы. Командирский самолет, совершив разбег, оторвался от земли. За ним одна за другой с полной бомбовой нагрузкой взлетели остальные машины полка.
В воздухе эскадрильи привычно построились и дальше полетели строем «клин» из трех девяток. Недалеко от Минска произошла встреча с полком наших истребителей, которые летели на встречно-пересекающемся курсе.
Бомбардировщики стремительно приближались к государственной границе. Внимание штурмана Позднякова привлек быстро расползавшийся во все стороны странный дымок. Вот он ближе, ближе, можно рассмотреть клубы дыма, пламя — большой пожар. Горел подожженный фашистами приграничный город Гродно...
Остались позади, растаяли на горизонте дымы гродненского пожара. Самолеты летели на запад, к Пруссии. Когда вдали сверкнула Бодная гладь озера Сарви, перед боевым строем вскинулась стена темно-серых клочковатых облачков, закрывших и головную девятку, и блики озера, и даже небесную голубизну июньского утра. Машина врезалась в клочковатые разводы; штурман почувствовал острый запах пороха, кашлянул.
«Лупят из зениток,— сообразил Поздняков.— Как говорится, понюхал пороху...»
Внизу показался аккуратный зеленый прямоугольник аэродрома. Вражеские самолеты, длинным пунктиром покрывшие край летного поля, заполыхали после захода нашей девятки. Неподалеку занялся склад с горючим. Пожар быстро ширился. Когда разворачивались в обратный путь, увидели, что почти все окрест было охвачено огнем.
По возвращении с разбора командир экипажа Есиков и Поздняков вместе с механиком самолета осмотрели машину. Насчитали больше ста пробоин.
— Дырка на дырке. Машину будем списывать,— покачал головой механик.
— Война только началась. Кто тебе спишет? Дай аппарату ремонт. Он живучий, послужит,— подбодрил себя и экипаж Есиков.
Они еще учились воевать, и их рассуждения не выходили из русла устоявшихся понятий мирного времени, когда жесточайшая требовательность к технической исправности самолета считалась нормой. Разве могли они предположить, какая тяжкая доля их ждет? Разве можно было вообразить, что в тот же день при налете вражеской авиации Есиков будет ранен и отправлен в госпиталь, а командир полка майор Кобец скончается от ран на руках Позднякова и что впереди будет отступление через Прибалтику, Псков и Остров?
В последних числах июня — начале июля наши бомбардировщики приняли на себя роль воздушного арьергарда, с неба прикрывали отступление. Они разрушали переправы противника, рассеивали скопления его войск, бесстрашными ударами несколько раз задерживали движение фашистских танковых колонн.
За первые десять дней войны у Позднякова было восемь боевых вылетов — больше, чем у кого-либо в полку.
Тяжело доставались эти вылеты в начале войны: противник часто сбивал самолеты, расстреливал в воздухе спускавшихся на парашютах летчиков. За короткое время Алексей сменил несколько самолетов. И вот в строю полка осталась одна машина. Ее пилотировал Владимир Константинович Солдатов, а штурманом летал Поздняков. И эту машину «мессеры» подожгли буквально на последнем развороте перед приземлением.
Много лет спустя Алексей Петрович выяснил, сколько в среднем продолжалась боевая жизнь экипажа и самолета летом — осенью 1941 года. По полку цифры достаточно красноречивы: продолжительность пребывания бомбардировщика в строю — 9 вылетов, боевая жизнь летчика — 10 вылетов...
Полк был отправлен на переформирование. В далеком тылу Позднякова ознакомили с новым двухмоторным бомбардировщиком Пе-2. Накопленный военный опыт помог авиатору без особых затруднений освоить эту машину.
Затем с группой летчиков и штурманов он был послан под Москву. На аэродроме вместе со своими товарищами по полку он принимал новенькие, только с завода самолеты. Погода стояла отличная, и это помогало облету машин. Вооружаемый полк направлялся в осажденный Ленинград.
Город на Неве, в котором Поздняков всегда мечтал побывать, открылся ему с высоты. Вылеты следовали один за другим. Двадцатый, сороковой... Поздняков дважды, а позже трижды и четырежды пережил средние цифры жизни экипажа.
Наступил день, когда в строю опять остался единственный самолет. Его по очереди пилотировали «безлошадные» летчики полка. Штурманом брали опытного Позднякова.
Однажды в свободную минуту командир эскадрильи Солдатов разговорился с Поздняковым. В общем похвалил «пешку» (куда лучше СБ), хотя и пожаловался:
— Трудно против »хейнкелей», у них скорость... Нам бы хоть чуток километров прибавить, сразу стало бы легче маневрировать в бою.
Поздняков обдумал слова командира, посоветовался с инженером полка. Для облегчения машины, когда бомбили ближние дели, предложил летать с недобором горючего. Если не предвиделось бомбежек с пикирования, по его совету стали снимать тормозные решетки (потом снятие тормозных решеток, коли они не требовались, стало обыденным приемом, а тогда на такое надо было решиться). Скорость облегченного бомбардировщика несколько возрастала, а это оборачивалось бесценной прибавкой в борьбе с «хейнкелями».
...День 16 декабря 1941 года надолго запомнился Позднякову. После того как противник был остановлен на Пулковских высотах и у больницы Фореля неподалеку от Кировского завода, под стенами города завязались многодневные изнурительные бои. Чтобы ослабить нажим противника, командование поставило задачу разбомбить скопление войск в его ближнем тылу — в районе железнодорожной станции Тосно. С утра командир 125-го ближнебомбардировочного полка подполковник Владимир Александрович Сандалов1 дал это задание первой эскадрилье. Вскоре комэск Анатолий Резвых поднял свою девятку в воздух.
Через какие-то четверть часа эскадрилья без потерь возвратилась. Почему так быстро, что произошло? Как доложил комэск-1, железнодорожную станцию Тосно наглухо прикрыли истребители противника, прорваться к объекту не было никакой возможности. Сам опытнейший пилот, Сандалов понимал: люди сделали все, на что были способны. Вроде бы следовало переждать. Но суровая военная необходимость требовала выполнить задачу безотлагательно любой ценой. Тогда подполковник послал на задание эскадрилью комэска-3 Солдатова.
— Попробуем подойти к цели как бы из их глубинки,— предложил своему командиру штурман эскадрильи Поздняков.— Немного потеряем во времени, зато выиграем внезапностью (с начала войны он крепко усвоил, как дорого стоит внезапность).
— В футбол играешь? Так вот, трудный этот финт, твой глубинный заход,— предостерег комэск.
— Ты не хуже меня знаешь любимую присказку нашего бати Сандалова: хорошего летчика готовят десять лет, а губит его один неудачный маневр. Будем настойчивы и будем осторожны 1.
Будто назло выдался ясный день. Напрасно штурман и летчик вглядывались вдаль, пытаясь высмотреть так нужную сейчас облачность. Была, как любят говорить в авиации, видимость «миллион на миллион». Это означало, что нечего надеяться на скрытность подхода к цели.
Через несколько минут после взлета эскадрилью Солдатова догнали истребители прикрытия. Над Финским заливом наших бомбардировщиков атаковали «мессеры». Истребители прикрытия завязали встречный бой с «мессерами» и сумели отвести их в сторону от бомбардировщиков. Эскадрилья Солдатова взяла курс на Тосно.
Четко выполненный маневр с заходом на Тосно со стороны вражеского тыла предопределил успех эскадрильи. Ну а прицельная бомбежка с высоты 4900 метров была чистой заслугой штурмана эскадрильи.
Киногруппой, обслуживавшей авиацию Ленинградского фронта, руководил молодой инициативный кинооператор Ефим Учитель. Ему хотелось подняться на боевом самолете и с высоты полета заснять действия наших войск (великолепная панорама!), а также, само собой, и летчиков в деле. Но в этом авиационное командование отказало ему наотрез.
Е. Учитель нашел остроумный выход в организации автоматической съемки: в бомбовых люках Пе-2 или в крыле штурмовика устанавливали киноаппарат. На Пе-2 кинокамера включалась одновременно с раскрытием бомбовых люков, а на штурмовике — когда летчик нажимал гашетку пулеметов. Но автоматика автоматикой, а оператору по-прежнему хотелось, чтобы камерой управлял человек. Такого человека следовало найти среди летного состава.
Еще до войны Поздняков приобрел аппарат «Фотокор» со штативом. Фотографировал много, безалаберно, как это делают начинающие, и слыл в части заядлым фотолюбителем. Когда руководитель киногруппы Е. Учитель попросил командира 125-го полка порекомендовать ему летчика, который стал бы в воздухе его коллегой, выбор Сандалова, естественно, пал на штурмана Позднякова. Алексей отнесся к предложению командира полка «поснимать» с энтузиазмом.
Фотография и кино близки, словно братья, хотя, пожалуй, двоюродные. Первичная подготовка у Позднякова была, поэтому с помощью кинодокументалиста он быстро одолел азы операторского мастерства. Затем Е. Учитель вручил Позднякову камеру «Аймо». Во время своих боевых вылетов штурман снимал разрывы зенитных снарядов у крыла самолета, эпизоды воздушного боя, результаты бомбежек.
Как-то группа бомбардировщиков летела бомбить железнодорожный узел Мгу. Головной самолет вел командир полка Сандалов. За ним пилотировал машину комэск Солдатов. Фашистская зенитная артиллерия неистовствовала, и каждая секунда пребывания в зоне досягаемости ее снарядов была словно бы пролетом в огневом коридоре. Отбомбившись, пока остальные самолеты громили сосредоточенные на станции вражеские эшелоны, Солдатов с разрешения командира полка специально для кино сделал повторный заход. Камерой, пристроенной в бомболюке, Позднякову удалось заснять сползающие под откос платформы с военной техникой, искореженные классные вагоны, спасающихся в панике уцелевших гитлеровцев.
Была снята лента длиной 60 метров, что составляет две минуты экранного времени. Кинодокумент неожиданно стал полезным разведотделу 13-й воздушной армии: служивший в армейском штабе С. П. Иванов (изобретатель линзовой системы стереокино) представил некоторые кадры в объемном виде, и это помогло разведслужбе получить дополнительные сведения о фашистской военной технике. А сама лента сохранилась как уникальная съемка с борта летящего бомбардировщика.
— Трудно передать, сколь велико эмоциональное воздействие этого двухминутного сюжета, показывающего разгром вражеского эшелона.
Так отозвался о маленьком шедевре Позднякова руководитель армейской киногруппы.
Миновали годы, однако и ныне известный советский кинодокументалист лауреат Государственных премий народный артист СССР Ефим Юльевич Учитель использует в своих фильмах кинокадры, снятые с борта пикирующего бомбардировщика штурманом Алексеем Петровичем Поздняковым.
Пришла зима 1941/42 года. Рано завьюжило. Наступили нелетные дни, для авиаторов — редкий случай передохнуть, отоспаться. Нежданный вызов на КП озадачил Позднякова. «Зачем понадобился?» — подумал штурман, торопливо шагая к землянке КП. При входе к командиру полка он невольно подтянулся. Подполковник окинул его взглядом. «Выправка у парня что надо. Военная косточка»,— мелькнуло у Сандалова.
— Для дальнейшего прохождения службы вы направляетесь на учебу в Военную академию.
Поздняков на мгновение растерялся, но, собравшись, спросил:
— За какую провинность в академию?
«Принял за обиду».— Подполковник сел на скамью, указал на нее Позднякову:
— Что тебе сказать на прощанье, Алеша? Дед твой был каменщиком, отец — слесарем, а ты будешь инженером и штурманом высшего класса.
— Зачем же так, товарищ подполковник? Ленинград голодает, кровь льется, а меня посылают сидеть за партой!
— Ты веришь в нашу победу?
— Конечно, верю!
— Тогда загляни-ка, Алеша, гораздо дальше: тебе и твоим будущим однокашникам по академии предстоит готовить послевоенные летные кадры.
Поздняков вскочил со скамьи:
— Оставьте меня в строю. Из полка у меня больше всех боевых вылетов. Вы сами говорили, что я теперь надежный штурман!
— Отменный, Алеша!
«Молодец, парень. Ничего, притрется, в академии объяснят что к чему».— Подполковник Сандалов встал:
— Вы свободны, лейтенант.
А высшей награды за подвиги в начальный период войны Поздняков был удостоен два года спустя, когда уже учился в академии.
За исключительное мужество, проявленное при выполнении боевых заданий, высокое воинское мастерство, успешное выполнение 75 подтвержденных 2 боевых вылетов, совершенных в первые месяцы Великой Отечественной войны, Алексею Петровичу Позднякову было присвоено звание Героя Советского Союза.
Оставшиеся годы войны Поздняков был слушателем академии. Лишь когда Родине приходилось очень тяжело, бывали... стажировки. Например, на Курской дуге.
Выпускник академии офицер Поздняков долго служил в строевых частях, занимал большие командные должности. В его летной биографии произошел крутой поворот. Когда возникла служебная необходимость, он стал летчиком-истребителем и летал на различных скоростных машинах.
Полковник Поздняков уволен в запас в 1961 году.
...Легкий ветерок сносит облака, и сквозь открытые окна кабинет прожигает щедрое краснодарское солнце. Директор курсов повышения квалификации руководящих и инженерно-технических кадров Министерства пищевой промышленности РСФСР Алексей Петрович Поздняков щурится, выходит из-за стола, задергивает темные шторы,— комнату заливает мягкий свет, достаточный, чтобы обойтись без настольной лампы.
Алексей Петрович читает почту, расписывает документы по службам. Ошибаться нельзя: что решено, потом перерешить трудно. Понемногу стопка отработанных бумаг растет. Привычным движением Поздняков берет очередную. Это заявление слушателя: «Прошу отчислить с курсов, так как...»
«Ну и ну, а еще руководящий товарищ»,— думает Поздняков.
Вскоре вызванный автор заявления, кряжистый мужчина лет сорока, переступает порог кабинета.
— Товарищ директор, посудите сами,— начинает он объясняться.— Работаю начальником цеха, диплом у меня есть. Людей своих знаю. План цех выполняет. Зачем, спрашивается, мне в аудиториях номер отбывать?
— По-вашему, на курсах повышения квалификации отбывают номера? Лихо у вас получается. Вы когда закончили?
— В семидесятом.
— Так, так. Скажите, вы занимались математическим моделированием деятельности своего цеха? У вас есть представление о социальном планировании, скажем. в масштабе предприятия?
— Я ж говорю, план регулярно...
— Сегодня — да, а завтра, а в перспективе? В ногу с жизнью надо шагать, иначе худшая из бед — застой.
Кстати, вот проспекты новых машин. Что скажете о них?
— Красивые проспекты. Как я по ним оценю машины?
— Справедливо. Практически у нас ознакомитесь. Для того и курсы. Ну а план — это хорошее мерило, однако вам, командиру производства, положено расширять кругозор, заглядывать в будущее, когда стократно усложнится техника и с нею обязательно вырастут люди. Пожалуйста, возьмите свое заявление. На завтра знаете расписание занятий? Смотрите, не опаздывать!
Позже в кабинете Алексея Петровича идет совещание заведующих учебными кабинетами и методистов. Секретарь по переговорному просит ответить городу. Директор берет трубку. На другом конце провода говорят громко, почти декламируя, всем отчетливо слышно каждое слово:
— Можно к телефону Героя Советского Союза Алексея Петровича Позднякова?
— Я слушаю.
— Пионерская дружина имени Малой земли приглашает вас на торжественный сбор. Просим прибыть к семнадцати часам. Очень просим по всей форме, с наградами...
— Есть прибыть в форме,— улыбается Поздняков.
1
Был генерал-майором, Героем Советского Союза, ушел из жизни в 1980 году.
2
Вылет засчитывался как боевой, если результаты бомбежек подтверждались аэрофотосъемками, донесениями партизан или уточнением на месте.