Герои Ленинградского Неба

Г. МУРАШЕВ

НЕ ЗНАЯ СТРАХА

Алексей Хлобыстов сидел возле окна купе, подперев щеку рукой, и задумчиво смотрел на медленно проплывавшие за окном вагона леса, белые снежные наносы, громадные черные валуны. А вот невдалеке показалось озеро. В центре его — чистая ровная ледяная площадка, будто кто ее специально расчищал. Да только кто тут будет этим заниматься, если согласно статистическим данным плотность населения едва достигает трех человек на один квадратный километр... ,

Три человека! Эта цифра как-то сразу напомнила Ленинград, его шумные, многоголосые улицы. Как он любит Ленинград! Бывало, вырвется из гарнизона на часок-другой в будний день и то за праздник считает. Так бы и ходил по улицам, рассматривал лепку на домах, решетки садов, мосты...

— Да вы не печальтесь, товарищ командир,— вывел его из задумчивости неожиданно прозвучавший голос соседа.— Полюбится вам наш северный край, сердцем прикипите. Уезжать не захочется.

— А я... ничего... не печалюсь,— пытался было отказаться от разговора Алексей. Но сосед оказался настойчивым и мало-помалу втянул Алексея в беседу.

За разговором время побежало быстрее. Но память настойчиво возвращала туда, в Ленинград, где остались друзья по 153-му истребительному авиационному полку; напоминала до мелочей каждый полет, каждый воздушный бой. Ну и, конечно же, тот, за который получил орден Красного Знамени.

...Солнце еще только золотило верхушки сосен, а летчики и техники уже приехали на аэродром. Наземные специалисты сразу направились к укрытым ветками «чайкам», летчики пошли на берег озера. Алексеи Хлобыстов с разбегу сделал переворот через голову, поднял подвернувшийся под руку плоский камешек и пустил его над водой. Тот, подпрыгивая, летел по воде, оставляя за собой круги.

— Тишина-то какая! — тихо, ни к кому не обращаясь, произнес Алексей.— И чего ему надо от нас?! Ведь все равно разобьем. Сколько бы он сейчас на нас ни бросал танков и самолетов, всех уничтожим. Мыслимо ли нападать на Советский Союз?

— Это ты верно сказал,— поддержал Алексея командир звена старший лейтенант Николай Макареко,— сокрушим Гитлера.

— Послушай, а не искупаться ли нам?

На лице Алексея появилась озорная мальчишеская улыбка, серые с голубинкой глаза стрельнули молниями. Он быстро расстегнул портупею, разделся и бросился в воду. Вынырнул метрах в десяти от берега, шумно выдохнул воздух, а потом легко, ровно и красиво вытягивая руки, поплыл к середине озера.

Как он любил вот такие минуты! Они напоминали ему детство, Москву-реку.

Накупавшись, Алексей поплыл к берегу, согнал руками с мускулистого тела воду, зажав ухо, попрыгал на одной ноге, стал одеваться.

Над аэродромом взлетела зеленая ракета. Оба летчика сразу стали серьезными, бросились к самолетам. Механики мгновенно разбросали ветки, техники крутанули винты, и спустя несколько минут «чайки» уже летели над лесом в сторону границы.

«Юнкерсы» шли на Ленинград. Алексей их заметил первым и знаком показал ведущему. Тот кивнул головой и показал рукой на левого: мол, я беру его на себя. Алексей согласился и увеличил обороты. «Чайка» затряслась, но подчинилась воле летчика и быстро «полезла» вверх.

Наши летчики знали о преимуществах Ю-88 в скорости, знали о его мощном вооружении, и еще на земле договорились использовать великолепные маневренные качества 4чайки», выходить на ближний бой, чтобы бить наверняка. Макаренко решил напасть на «юнкерсы» сверху сзади, отрезав им обратный путь.

Вот они оказались сзади и выше «Юнкерсов». Какое-то время, словно примериваясь, шли тем же курсом. Потом разом ринулись на фашистов. Но вражеские стрелки не дремали. Как только советские истребители устремились в атаку, они дружно открыли огонь. Пули прошили плоскость и чудом не задели Алексея.

«Юнкерсы» начали маневрировать. «Чайки» не отставали. И вдруг на очередном вираже Алексей заметил, как вспухла плоскость самолета ведущего, пулеметная очередь, видимо, прошила машину Макаренко.

Алексей, не отрывая взгляда от своей цели, косил глазом на друга и успел заметить, как тот, словно сосредоточив в последнем рывке все силы машины, приблизился к «юнкерсу» и выпустил в мотор и тупорылую кабину заряд всех четырех пулеметов. Ю-88 вспыхнул. Фашистский летчик попробовал было скоростью сбить пламя, но огонь прочно окутал машину, и, не долетев до земли, она взорвалась.

Алексей, последовав примеру ведущего, так же энергично провел атаку и поджег второй самолет. Проследив, как тот, разматывая огненно-черный шлейф, упал в лес, бросился на поиски друга. «Чайка» Макаренко, медленно снижаясь, шла на болото. Это было правильное решение, потому что всюду под крылом были лес и камни. Убедившись, что Макаренко сел удачно, Алексей круто развернул самолет и, качнув крыльями, пошел за помощью. Авиаторы, выехавшие на поиски командира звена, довольно быстро нашли его и доставили на аэродром.

Это было в начале июля 1941 года, а в конце месяца комбриг, прославленный летчик. Герой Советского Союза А. С. Благовещенский вручил им ордена Красного Знамени. К тому времени Алексей имел уже четыре десятка боевых вылетов. Летал на разведку, штурмовку позиций, вступал в единоборство с численно превосходящим противником. Словом, показал себя бесстрашным бойцом, проявил исключительное самообладание, отвагу и мужество.

И вот однажды его и еще нескольких летчиков 153-го полка вызвали в штаб. Навстречу им . из-за стола поднялся начальник штаба бригады генерал-майор авиации Н. П. Абрамов. Пожав каждому руку, он приветливым взглядом окинул летчиков. Напомнил, что враг наступает. Что упорные бои ведутся на всем протяжении от Черного моря до Северного Ледовитого океана. Что Советское правительство принимает меры по организации отпора врагу. И как доказательство этого — новые самолеты, поступающие на вооружение.

— Хотите переучиваться на новый самолет?— спросил генерал, обращаясь сразу ко всем. Алексею же показалось, что вопрос относится прежде всего к нему. Словно боясь опоздать и будто читая мысли друзей, сказал:

— Конечно, товарищ генерал.

— Другого ответа от вас и не ждал. Вы лучшие летчики полка. Освоили полеты днем и ночью, летаете в самых сложных метеорологических условиях, отлично стреляете из бортового оружия, вам, как говорится, и карты в руки. Но есть одно условие.

Генерал помолчал. Медленным взглядом обвел всех присутствующих и продолжил:

— Осваивать новую технику придется в разных полках. А те, кто освоил полеты ночью, поедут на Север.

«Как? — хотелось спросить Алексею,— в такую трудную для Ленинграда минуту бросить его? Правильно ли это?!»

Генерал-майор Н. П. Абрамов, будто прочитав мысли Хлобыстова, тут же пояснил:

— Летать на Севере, товарищи, очень сложно. Скоро там начнется ночь. По данным разведки, враг сосредоточил на Мурманском направлении полки ночных бомбардировщиков. И воевать с ними, как вы сами понимаете, могут лишь те, кто освоил полеты ночью. Кроме того, сейчас любой участок фронта важен в не меньшей степени, чем здесь. Представьте себе, что будет,— генерал энергично подошел к карте, взял указку,— если враг перережет Кировскую железную дорогу. Нарушится связь с Севером, с нашими союзниками.

...И вот он на Севере. Мурманск встретил его без единого огонька. Попутчик, как выяснилось, потомственный рыбак, выйдя из вагона на перрон, глубоко вздохнул и, мягко улыбнувшись, сказал:

— Ну вот мы и дома.

Алексей не разделял восторга бородача. После памятной беседы с начальником штаба бригады генерал-майором Н. П. Абрамовым он стал внимательно изучать все, что касалось Севера. И однажды, развернув газету, обнаружил статью американского писателя Дейва Марлоу о Мурманске: «Суровый мир полумрака и жестокого холода, обжигающего лицо... Нужно быть упрямым, чтобы выносить это, даже в мирное время. А теперь, при недостатке пищи, тепла и нормального крова, когда линия фронта всего в сорока милях, при нескончаемых ночных налетах и постоянном риске оказаться убитым... Нужно быть русским, чтобы выдержать здесь».

Слова американского писателя не прибавили оптимизма, но зато четко обрисовали картину. Алексей уже знал, что на днях Красная Армия отбросила фашистские войска от Москвы, Волхова, Тихвина. Однако враг вводил в бой все новые и новые силы, рвался к Мурманску, пытался задушить Ленинград. И теперь, выйдя из вагона и окунувшись в тот самый « полумрак», окончательно убедился в правоте командиров: кому же, как не тем, кто освоил ночные полеты, защищать Север?

Он уже другими глазами посмотрел на перрон, на старые деревянные постройки, на редких прохожих, подхватил чемодан и направился к помощнику военного коменданта.

Ночь он провел в гостинице. А вечером следующего дня уже был в 147-м истребительном авиационном полку. Командир звена старший лейтенант Алексей Павлович Поздняков сразу пришелся Алексею по душе. Простой, доступный, такого же, как Хлобыстов, среднего роста крепыш, он, после того как были решены все организационные вопросы, ввел летчика в курс дела.

— Давит, понимаешь, фашист. Первая его задача — сжечь Мурманск. Вторая — перерезать Кировскую железную дорогу. Ну а третья вытекает сама по себе из первых двух: захватить Север.

— Большая тут у него сила? — спросил Алексей.

— Большая. Пятый воздушный флот, что-то около четырехсот самолетов, да финских пятьсот.

— А наших?

— Воюем. Держимся. Значит, и наших немало.

Командир звена не присутствовал на совещаниях высшего командования и потому не знал, что в Заполярье и Карелии мы в тот момент могли противопоставить врагу всего лишь 273 самолета. Что только за счет исключительного героизма, мастерства и находчивости летчики воздушной армии и Северного флота удерживали натиск численно превосходящего противника.

Алексей еще на подходе к штабу увидел издалека какой-то необычный трехлопастный истребитель.

— Это что за машина? — спросил он у Позднякова.

— «Киттихаук». Вообще-то это самолет американской фирмы «Кертисс». Но в сороковом году лицензию на его строительство купила Англия.

— Ну и как?

— В целом воевать можно. Машина маневренная, с шестью пулеметами калибра двенадцать и семь десятых миллиметра. Одно плохо — скоростёнка мала, да и описания все на английском языке. И собирать, и изучать пришлось, как говорится, вслепую.

Несколько дней Алексей Хлобыстов посвятил изучению техники. Любознательный от природы, он до всего старался дойти сам. Но даже при беглом знакомстве с техническим описанием требовалось знание языка, и он часто обращался к товарищам. Командир звена, вернувшись из очередного полета, поощрял:

— Чаще, чаще спрашивай, Алексей. Чем больше узнаешь на земле, тем меньше вопросов возникнет в воздухе.

А Алексей, сочувствуя уставшим от частых вылетов однополчанам, приходил в ярость и говорил:

— Выпускайте в воздух! Не могу я сидеть на земле, когда мои товарищи воюют.

— Э-э, нет, братишка. Ты нам нужен живой. А потерять голову много ума не надо. Ты погибнешь, другой погибнет, кто же тогда Мурманск защищать станет? — остужал боевой пыл подчиненного Алексей Поздняков.

Хлобыстов запускал пальцы в свою красивую шевелюру и продолжал изучать описание самолета. Вскоре Поздняков был повышен в должности, и в тот же день Алексею разрешили самостоятельный вылет на «киттихауке».

— Значит, так,— наставлял Поздняков,— ручку тянуть на себя не торопись. Это тебе не «чайка». Потяни малость, дай машине набрать скорость. Смотри, не увлекайся. Круг над аэродромом — и на посадку.

А если фашиста увижу?

— Ни в коем случае не связывайся! Тебе окрепнуть надо. Понял? Хватит и на твою долю этих мерзавцев.

Медленно увеличивая обороты мотора, Алексей осторожно вырулил на полосу. Дал полный газ, отпустил тормоза, пробежался по взлетной. Вернулся, все повторил сначала. И только в третий раз дал волю машине, пошел на взлет.

В тот день они вылетели в паре с Поздняковым на разведку. Облетев район аэродрома, Поздняков посмотрел на четко пилотировавшего ведомого, качнул крылом: «Следуй за мной!»

Хлобыстову только этого и надо было. В считанные минуты они долетели до Мурманска. С высоты птичьего полета осмотрели город, увидели следы пожаров, прошли к порту. Посмотрели на корабли конвоя. Потом набрали высоту, зашли на Туломскую ГЭС, направились вдоль железной дороги и уже в сумерках вернулись домой.

— Вот это и есть основной наш район,— сказал Поздняков.— Но в нашу задачу входит прикрытие и другого участка в направлении Алакуртти — Кандалакша. Там от границы до железной дороги рукой подать. К тому же финский аэродром в десяти минутах лета от нашей территории. Так что приходится быть постоянно настороже. А гитлеровцы, как ты уже заметил, ходят большими группами и под многочисленным прикрытием.

Разговор затянулся. О тактике и повадках врага Поздняков рассказывал Алексею и в столовой, и потом, после ужина.

— Теперь давай поспим малость. Ночью наверняка налет будет.

— Меня возьмешь?

— Нет. Сначала днем полетай.

— Но ты же видел, как я пилотирую?

— Видел. Можешь. И все-таки потерпи. Дойдет до тебя очередь.

Дошла... Буквально на следующий день. На Мурманск шла армада более чем из ста фашистских самолетов. В воздух были подняты все истребители.

По давней привычке, отработанной еще в 153-м полку в полетах с Макаренко, Хлобыстов, словно привязанный, летел за Поздняковым. На них несколько раз набрасывались «мессершмитты». Но Алексей мгновенно доворачивал самолет и пулеметными очередями отгонял стервятников. Во взаимодействии с истребителями других авиационных полков они разогнав ли врагов, заставили сбросить бомбы на сопки и не позволили прорваться к городу.

Вернувшись домой, Поздняков сказал:

— Молодец! Словом, за хвост я не опасаюсь. Но и ты будь осторожен. Лезешь на рожон, будто... заговоренный.

— А я и есть заговоренный,— поддержал ведомый.— Таких, как я, смерть не берет.

После ужина в ожидании команды на вылет друзья не раздеваясь прилегли на койки, которые Алексей Поздняков, с той поры как утвердили Хлобыстова его ведомым, поставил рядом. Ему все больше нравился этот парень. Чистый, бесхитростный, готовый последним поделиться с товарищем, Хлобыстов уже одним этим вызывал уважение и симпатию. К тому же вел себя всегда ровно, никогда не пытался выделиться, хотя орден Красного Знамени вроде и давал для этого основание. В полку немногие имели такое отличие.

Но окончательно покорил Позднякова ведомый в воздухе. Как-то раз, возвращаясь из разведки, Поздняков не заметил подкравшийся к нему «мессершмитт*. Хлобыстов уже готовился к посадке, как это принято, впереди ведущего, повернул голову и увидел «мессершмитт». Он тут же увеличил обороты, набрал высоту, и атаковал противника. На все это ушли считанные секунды. И если бы Алексей не обладал молниеносной реакцией, Поздняков был бы сбит.

К весне 1942 года фашисты активизировали боевые действия. Выполняя приказ Гитлера любой ценой захватить Мурманск и перерезать Кировскую железную дорогу, они все чаще и чаще стали совершать массированные налеты. Большими группами, численностью от 30 до 120 самолетов, пытались прорваться к порту, нанести удар по городу. Иногда их бомбы достигали цели, и тогда останавливалось движение поездов.

Советским авиаторам приходилось нелегко. Летчики делали по два-три вылета ночью, неоднократно поднимались на отражение налетов днем. Из жестоких схваток нередко прилетали на изрешеченных осколками и снарядами машинах. Техники, механики, мотористы сутками не отходили от поврежденных самолетов, ремонтировали их, восстанавливали. И спустя десять — двенадцать часов машины возвращались в строй. Летчики с громадным уважением относились к своим боевым помощникам.

Алексей Хлобыстов стал командиром звена, затем заместителем Позднякова, который принял эскадрилью. Все чаще стал он задумываться о своем месте в жизни, с любопытством присматривался к коммунистам. Старался понять, чем они отличаются от остальных. Вот Поздняков, например. Алексей тщательно анализировал его жизнь и приходил к выводу: да, комэск — настоящий коммунист. Первым начинает бой и ведет его до победного конца. А если потребуется, отдаст свою жизнь не колеблясь.

«А я? — думал Алексей.— Смогу ли я быть таким, как он?»

Возвращаясь с аэродрома, он подошел к Позднякову и, шагая плечо в плечо, спросил его, каким должен быть коммунист. Поздняков остановился. Внимательно и молча посмотрел на друга. Тот понял взгляд по-своему. Встревожился и спросил:

— Ты чего?

— Да вот смотрю и радуюсь. Растешь ты, Алексей. Хороший из тебя человек получается.

— Постой, ты ответь на вопрос.

— Вопрос твой, Алексей, насколько прост, настолько и сложен. Понимаешь, коммунист — это прежде всего предельно честный человек. В работе, в общении с людьми, в семье. Это качество особенно четко проявляется здесь, на фронте. И если ты в самую трудную для государства и своего народа минуту думаешь о партии, значит, ты и есть самый честный человек. Ну а все остальное — смелость, мужество, отвага — это приходит со временем, с опытом. Так что подавай заявление. Такие, как ты, партии нужны.

Вскоре Алексея Хлобыстова на партийном собрании эскадрильи приняли кандидатом в члены ВКП(б). По роковой случайности день 8 апреля 1942 года, когда в полк приехала партийная комиссия, чтобы утвердить решение партийного собрания и вручить ему кандидатскую карточку, стал для Алексея и самым счастливым и самым тяжелым.

С утра вдвоем с Поздняковым они летали на разведку. Затем сходили на штурмовку, после чего к Хлобыстову подошел парторг полка.

— Как полет, Алексей Степанович?

— Нормально. Дали фашистам жару,

— Партийная комиссия приехала. Приглашают тебя на заседание.

— Партийная комиссия? Сейчас приду,— сказал Алексей.

Он легко выбросил свое тело из кабины, отстегнул парашют, сменил шлемофон на предупредительно поданную механиком шапку-ушанку, надел телогрейку и, стараясь унять волнение, торопливо направился в штаб...

— Расскажите свою биографию,— попросили его.

Алексей набрал полную грудь воздуха, стал рассказывать:

— Родился в восемнадцатом году в селе Захарове Рязанской области. Отец погиб под Царицыном. Веко ре умерла мать. В колхозе окончил семь классов, потом уехал в Москву. Устроился учеником электромонтера на завод. Там же записался в Ухтомский аэроклуб. По окончании его поступил в Качинскую школу летчиков, которую закончил в сороковом году. По окончании получил назначение в Ленинград, а с января этого года нахожусь в сто сорок седьмом истребительном полку.

— Все?

— Все.

— Вот тебе на. Прожил человек чуть не четверть века, а вся биография уложилась в несколько фраз. Может быть, скромничаете? — спросил батальонный комиссар.— Тут вот сказали, что вы награждены орденом Красного Знамени. За что? Когда?

— «Юнкере» сбил. Под Ленинградом. В июле прошлого года.

— И что... Страшно было?

Алексей улыбнулся и сказал:

— Нет.

— Он у нас, товарищ батальонный комиссар,— вставил комиссар полка Громов,— заговоренный. Ничего не боится, в самое пекло лезет. Фашисты от него шарахаются, как от огня.

— Ну что ж, мы ознакомились с протоколом партийного собрания,— сказал председатель комиссии.— Ваши товарищи хорошо отзываются о вас.

И, обратившись к членам комиссии, спросил:

— Голосуем, товарищи?

Спустя некоторое время прямо к самолету пришел батальонный комиссар и, крепко пожимая руку, вручил Алексею кандидатскую карточку.

— Теперь, Алексей Степанович, еще крепче бейте врага. Пусть знают, что собой представляет коммунист, выступивший на защиту своей социалистической Родины.

И от того, что партийный документ ему вручили прямо возле боевой машины, Алексей разволновался.

— Спасибо, товарищ батальонный комиссар. Я постараюсь.

В эту минуту взлетела зеленая ракета. Летчики, механики, техники бросились к самолетам. Командир эскадрильи капитан А. Поздняков закричал:

— Семеньков, Фатеев, Бычков, Юшинов, по машинам! Хлобыстов, пойдешь замыкающим. Смотри за молодыми!

Взревели моторы. Истребители, вздымая снежные вихри, устремились на взлет. Алексей Хлобыстов внимательно следил за горизонтом и за молодыми летчиками. Он по себе знал, каково приходится при первых встречах с врагом.

В какое-то мгновение он посмотрел на землю. Кажется, сотни раз ее видел. И вдруг только сейчас понял, насколько она ему дорога — северная, скалистая, покрытая снегом. А главное, он знал, что это его земля. И ни клочка, ни камешка ее он не отдаст врагу, хотя бы за это пришлось заплатить жизнью.

Он первым заметил «юнкерсы». Вместе с истребителями прикрытия их было двадцать восемь.

«Двадцать восемь — это много,— подумал Алексей.— Если хоть один или два прорвутся к городу, много зла принесут. Пропускать нельзя. Любыми путями надо заставить сбросить бомбы на сопки».

Алексей нажал кнопку радио и доложил Позднякову.

— Вижу. За молодыми смотри. Иду в атаку,— ответил тот.

Самолет Позднякова прибавил скорость и пошел на сближение с противником. «Мессершмитт-110» довернул было на Позднякова с намерением открыть огонь, но было уже поздно: командир эскадрильи нажал на гашетки. Огненные струи впились в тело стервятника, и тот, кувыркаясь, пошел к земле. Поздняков потянул ручку управления на себя и влево, ушел на боевой разворот, готовясь к новой атаке.

Фашистские истребители почувствовали свое численное превосходство и стали атаковать беспрерывно. Хлобыстов с трудом успевал уворачиваться. Бросаясь то на одного, то на другого, то пикируя, то уходя свечой вверх, он дрался, забыв о себе.

И вот в какое-то мгновение снизу из-под него вынырнул двухместный «Мессершмитт-110». Алексей быстро оглянулся и обнаружил еще трех. Дело принимало плохой оборот. Он нажал гашетку пулеметов, но патроны кончились. Добавил газ, догнал самолет противника и правой плоскостью ударил его по хвостовому оперению. Фашист врезался в сопку. Те трое, что висели на хвосте у Хлобыстова, подумали, видимо, что он тоже упадет, и на две секунды раньше крутым виражом ушли в сторону.

Но Алексей не упал. Машина хоть и отяжелела, однако слушалась. С трудом он вытянул ее наверх. Наши самолеты стали в оборонительный круг. В этот момент Поздняков, выполнив крутой разворот, снова устремился в атаку. Все это произошло почти мгновенно. Фашист, видимо, не успел сообразить и отвернуть в сторону, как самолет Позднякова врезался в него. Обе машины рухнули на землю. В следующую секунду Хлобыстов увидел сразу два «мессершмитта», направившихся к нему. Поняв, что маневрировать ему не удастся, Алексей нажал кнопку радио:

— Принимаю команду. Атакую. Прикройте хвост.

И снова — таран. Алексея бросило на приборную доску. Если бы не привязные ремни, разбил бы голову. Машина вошла в штопор. По привычке летчик надавил левую педаль до отказа и понял, что самолет еще послушен, что он вытащит его из этой смертельной круговерти.

Фашисты, ошарашенные тремя таранами подряд, решили не испытывать дальше судьбу. Открыв бомболюки, они высыпали свой смертоносный груз на голые сопки, развернулись и ушли на запад. «Мессершмитты», разогнанные советскими летчиками, беспорядочно последовали за ними.

Потом, много лет спустя, прославленный летчик трижды Герой Советского Союза А. И. Покрышкин скажет: «Где, в какой стране мог родиться такой прием атаки, как таран? Только у нас, в среде летчиков, безгранично преданных своей Родине. Таранные удары были гордостью советских летчиков, как нельзя лучше характеризовали их упорство и волю к победе».

Алексей вытащил-таки из штопора свою израненную машину, убедился, что враг не прошел, и только тогда развернулся домой. Семеньков не выдержал, спросил:

— Командир, как идешь?

— Ничего иду,— ответил Алексей.

Машина кренилась, падала. Ее надо было удержать в воздухе, и он держал сколько было сил. И су-мел-таки посадить на своем аэродроме.

К нему сразу сбежались люди: техники, механики, мотористы. Батальонный комиссар сжал его в своих железных объятиях. Но ему было не до них: он потерял друга.

Хоронили Алексея Павловича Позднякова утром следующего дня. Обложив еловыми лапами гроб, который стоял на вездеходе, товарищи провожали Позднякова в последнюю дорогу. Не в первый, да и не в последний раз авиаторы хоронили своих соратников. По к гибели друзей привыкнуть невозможно. Каждая смерть оставляла неизгладимый след, вызывала ожесточение, желание мстить. Кровь за кровь! Смерть за смерть!

Алексей с трудом, боясь разрыдаться, выдавил из себя несколько слов о том, что погиб прекрасный человек и верный товарищ. Что память о нем навсегда сохранится в сердцах однополчан.

После гибели друга он стал молчалив, часто уединялся, часами, даже когда не дежурил, сидел в кабине самолета, ожидая команды на вылет. И как только в небо взлетала ракета, первым выруливал на старт. Первым бросался в бой.

Вместе с однополчанами он наносил удары по аэродромам противника, прикрывал союзнический конвой, защищал дорогу, город, Туломскую ГЭС.

Гитлеровцы снова активизировались. Особенно широко действовала вражеская авиация на участке Кировской железной дороги от станции Кандалакша до станции Лоухи. На западе в 75 километрах, то есть в десяти минутах полета от дороги, фашисты сосредоточили на аэродроме 25 бомбардировщиков Ю-87 и столько же истребителей прикрытия Ме-109. Кроме того, там постоянно находились разведчики Ю-88 и ФВ-189.

Маршрут полета фашистских самолетов пролегал над глухой лесисто-болотистой местностью, где почти не было наших постов ВНОС. Это позволяло противнику появляться в районе дороги внезапно, наносить ощутимые удары, иногда закупоривать движение.

И все-таки магистраль жила! Летчики-истребители 147-го полка бдительно охраняли дорогу.

Для завоевания господства в воздухе по личному распоряжению Гитлера на Север была направлена группа летчиков-асов. На шее у каждого из них висели своего рода амулеты в виде игрушечных ботиночек на красных шнурочках. Но и амулеты им не помогли.

В тот день, 14 мая 1942 года, солнце уже с раннего утра стояло в зените. Жаркие лучи его ослепляли. Алексей Хлобыстов сидел на крыле самолета, читал газету «В бой за Родину». Враг все дальше и дальше проникал в глубь страны. В материалах рассказывалось о зверствах фашистов, об издевательствах над мирным населением.

Алексей читал и думал о том, что вел себя до этой минуты неправильно. Его бесстрашие граничило с безрассудством. А это плохо. Надо как можно больше уничтожить врагов. Для этого следует быть более осмотрительным, хитрым, осторожным.

В полку уже знали, что на него послали представление на присвоение звания Героя Советского Союза. Знал об этом и Алексей. И это тоже, как и вступление в партию, обязывало быть собранным, смелым и решительным.

Над аэродромом взвилась зеленая ракета. Алексей быстро занял место в кабине. И уже две-три минуты спустя его «киттихаук», подпрыгивая на неровностях летного поля, мчался на взлет. Следом за ним — летчики эскадрильи, которой еще месяц назад командовал А. Поздняков.

По радио сообщили, что северо-западнее Мурманска появилась группа фашистских бомбардировщиков под прикрытием истребителей.

Прием обычный. Истребители прикрытия коршуном бросались на советские самолеты, а бомбардировщики в это время устремлялись вперед, к намеченной цели. И тогда в городе начинались пожары, в порту, где шла разгрузка судов союзнического каравана, рвались бомбы.

Обнаружив на горизонте черные точки, Алексей нажал кнопку передатчика:

— Атакую ведущего. Прикройте хвост.

Группы самолетов сближались. Истребители прикрытия вырвались вперед и завязали бой. «Мессершмитты» лобовую атаку не принимали. Они уходили от удара, нападали сами, все дальше и дальше уводя советских летчиков от бомбардировщиков.

«Не выйдет у вас этот номер!»— подумал Алексей. Он вырвался из круговерти боя и устремился за бомбардировщиками. Подчиненные поняли замысел своего командира и последовали его примеру. Воздушная карусель теперь переместилась вперед, ближе к городу и оказалась на пути бомбардировщиков. Те, пытаясь

прорваться, бросались то вверх, то вниз, то в сторону, но всюду натыкались на пулеметные очереди советских истребителей. Вот задымил один «юнкере», со снижением ушел к себе второй. И в этот момент на Алексея Хлобыстова свалилась пара «мессершмиттов». Одно мгновение его хвост остался незащищенным, и враг воспользовался этим.

Одна пуля угодила в руку, вторая — в грудь, самолет загорелся.

Превозмогая боль, Алексей выровнял истребитель и, заметив тенью промелькнувших перед его носом «мессеров», устремился за ними. «Только бы догнать! Только бы не упустить!» —теряя сознание, думал пилот. Его машина тряслась от напряжения. А он, стиснув зубы, давил на сектор газа.

Вот до хвоста стервятника осталось не более десяти метров, пяти... трех... Летчик самолетом обрушился на хвост «мессершмитта». Раздался короткий, сухой, как выстрел, хрустящий треск. Но и машина Хлобыстова перестала быть управляемой. Алексей с трудом перевалился через борт и дернул кольцо парашюта.

И на этот раз он остался в живых. Упав на скалистые сопки, Алексей вскоре был найден морскими пехотинцами и отправлен в военно-морской госпиталь.

Но пролежал он там недолго. Еще не затянулись раны, как Алексей стал проситься на фронт.

— В полку я быстрее вылечусь,— говорил он врачам.

Но те, понимая, что летчику, совершившему третий таран, нужен покой, хотя бы месячный отдых, изо всех сил старались удержать Хлобыстова в госпитале. Лечащий врач Сергей Иванович Дерналов пошел даже на хитрость: при очередном осмотре «обнаружил» у раненого аппендицит и настоял на немедленной операции.

— Нужна операция? — удивился Алексей.

— Да. И чем скорее, тем лучше.

— А надолго она меня здесь задержит?

— Суток на десять.

Ровно через десять суток Алексей Хлобыстов сбежал из госпиталя. И как раз вовремя: 21 июня 1942 года полку вручали гвардейское знамя. Член Военного совета Карельского фронта корпусной комиссар А. С. Желтов огласил приказ о переименовании 147-го авиационного истребительного полка в 20-й гвардейский и вручил командиру полка знамя. Тот, преклонив колено, поцеловал край бархатного полотнища с изображением В. И. Ленина и произнес первые слова. Полк гулко повторял священную клятву гвардейцев: «Слушайте нас, великий советский народ, чудесная наша Родина, героическая партия большевиков!

Мы, сыны твои, склоняем наши головы перед заслуженным в боях гвардейским знаменем и клянемся, что будем беспощадно драться с врагом, громить и истреблять фашистских зверей, не ведая устали, презирая смерть».

Алексей произносил эти суровые слова и думал, как точно они отображают его личные чувства.

«Если не хватает патронов в бою — таранить врага! — вот наш боевой девиз. Пусть содрогается фашистская гадина при встрече с летчиками-гвардейцами!»

Гвардейцы были в приподнятом настроении. Желание делом ответить на высокую оценку партии и Верховного Главнокомандования не покидало всех авиаторов. И они не щадили себя, защищая родное небо Заполярья.

Алексей Степанович Хлобыстов летал до середины декабря 1943 года. За это время он совершил 335 боевых вылетов, сбил 7 вражеских самолетов лично и 24 в групповых боях. Таков был счет мести летчика-гвардейца за нашу нарушенную мирную жизнь, за погибших друзей.

12 декабря 1943 года, когда Заполярье окуталось мглой. Герой Советского Союза гвардии старший лейтенант Хлобыстов, человек, не знавший страха и презиравший смерть, не вернулся с боевого задания.

В поселке Килп-Явр, неподалеку от Мурманска, есть средняя школа, которая носит имя Героя Советского Союза Алексея Степановича Хлобыстова. В этой школе действует музей боевой славы. Юные следопыты проводят большую работу по розыску героев, защищавших небо Заполярья. Они собрали уникальные сведения о многих летчиках, пропавших без вести.

Ведя поисковую работу, юные следопыты школы установили связь с опытным заводом ВНИИМетМаша, где А. С. Хлобыстов работал до поступления в Качинскую школу летчиков. Узнали, что Алексей Степанович, получив в 1942 году в Кремле Золотую Звезду Героя, посетил завод. Любительская студия завода создала о нем короткометражный фильм. Там же, на заводе, в тенистом уголке парка установлен памятник герою. Возле него постоянно живые цветы.

К порту Мурманск, за который сражался и погиб отважный летчик, приписана плавучая база с именем Алексея Хлобыстова на борту.

Никто не забыт и ничто не забыто. На примере героя-летчика юноши и девушки нового поколения учатся любить Родину, быть мужественными и смелыми, готовыми, если понадобится, отдать жизнь за счастье людей.