А. ЖУРАВЛЕВ СЛУЖИЛИ ДВА ДРУГА



Они родились и росли в разных местах. Петр Самохин — сын рабочего Апрелевского завода граммофонных пластинок, что под Москвой, а Владимир Саломатин — из крестьян Ухоловского района Рязанщины. Как и все мальчишки послереволюционных лет, они учились в школе, были свидетелями больших перемен, происходивших в стране, помогали, чем могли, в строительстве нашей жизни. Встретились они и познакомились в фабрично-заводском училище в Москве. После окончания училища оба слесарили на заводе, стали комсомольцами. Перед ними были открыты все дороги в жизнь, выбирай любую..

Они выбрали авиацию. На ней скрестились их мечты. Оба окончили аэроклуб, потом вместе учились в школе военных летчиков. В 1939 году после окончания летной школы были направлены под Ленинград, в 65-й штурмовой авиационный полк.

Молодые, энергичные и настойчивые летчики быстро входили в строй. А командир полка В. И. Белоусов день ото дня повышал требования к боевой подготовке летчиков.

— Каждый вылет должен быть лучше предыдущего,— говорил он.— Ни одной минуты в воздухе без отработки необходимых элементов полета и боевого применения. Последовательно и упорно продвигаться от простого к более сложному, от одного этапа освоения летного мастерства к другому. Шлифуйте до блеска свои индивидуальные качества штурмовика и истребителя. Дерзайте! Маневр, скорость, меткий огонь! Из этих компонентов складывается мастерство военного летчика, без которого нельзя победить врага в современной войне.

— И помните,— добавлял комиссар Кузьмин,— в воздухе пахнет пороховым дымом, и нам не миновать схватки с мировым империализмом, а его главная ударная сила — германский фашизм...

— Совместная работа, общие интересы, одна шеренга в строю — все это породнило нас, и стали мы как братья,— вспоминает Владимир Ильич Саломатин.— Жили, радовались каждому дню. Шло время — мужали, закалялись, росли как летчики. К полетам готовились вместе, дотошно проверяли друг друга. После полетов обсуждали свои успехи, промахи и ошибки. Спорили. Часами просиживали над картой района полетов, заучивали на память наиболее характерные ориентиры. «Гоняли» друг друга по мотору, вооружению, электро- и радиооборудованию самолета И-153 («чайка»), который был на вооружении нашего полка...

В 1941 роду Саломатин и Самохин стали командирами звеньев. Забот у них прибавилось. Они по-прежнему много летали на полигон, но теперь уже каждый со своим звеном. Настойчиво отрабатывали различные упражнения по бомбометанию и стрельбе по конусу, проводили учебные воздушные бои, осваивали тактику действий штурмовиков над полем боя, при отражении вражеских истребителей или попадании штурмовиков в зону заградительного зенитного огня противника. В боевой подготовке хорошим подспорьем был накопленный ими опыт военных действий во время советско-финляндской войны.

Наступило лето. Напряженная боевая учеба не прерывалась ни на один день. И вдруг в воскресенье, 22 июня, на рассвете неожиданно раздался сигнал боевой тревоги.

— Война! Войска фашистской Германии сегодня на рассвете атаковали нашу западную границу на всем ее протяжении,— сообщил на построении полка Владимир Игнатьевич Белоусов.— Фашистская авиация бомбит наши города, пытается прорваться к Ленинграду.

— Никогда не забыть этих слов командира полка,— вспоминает Саломатин.— Тогда, поднятые по тревоге, мы стояли в сомкнутом строю и каждый говорил себе: «Мы готовы в бой!»

И бои не заставили себя ждать. С первых дней летчики 65-го штурмового авиаполка по нескольку раз в сутки вылетали на боевые задания. Они штурмовали колонны автомашин и танков, артиллерийские батареи и живую силу противника, пытавшегося прорвать наши оборонительные позиции и развернуть наступление на Ленинград. Почти ежедневно во главе своих звеньев вылетали на боевые задания Саломатин и Самохин. Они похудели, почти валились с ног, но никакая усталость не останавливала их. Снова и снова поднимали они свои самолеты в небо, громили боевую технику врага, уничтожали его живую силу. В документах той поры о Петре Самохине говорилось:

«Отлично владеет летным делом. Смело и отважно проводит групповые и одиночные штурмовки позиций врага и бои в воздухе».

О Владимире Саломатине:

«Дисциплинирован, требователен к себе и подчиненным. В бою решителен, инициативен и настойчив».

Шел сентябрь 1941 года. Однажды вечером командир полка пригласил в штабную землянку Самохина и Саломатина, спросил:

—- К вылету готовы?

— Как всегда, товарищ майор,— ответили друзья.

— Отлично. Задание важное и сложное. В районе Лодейного Поля враг: навел понтонный мост. Его надо уничтожить. Разведка сообщает, что переправа хорошо прикрыта зенитной артиллерией — будьте внимательны. Вылет на рассвете.

Саломатин и Самохин весь вечер внимательно изучали карту района переправы с нанесенными на нее данными разведки, продумывали маршрут полета и подхода к переправе. В районе наведенного на реке Свири понтонного моста на карте были обозначены две зенитные артиллерийские батареи и несколько крупнокалиберных пулеметов. Из данных разведки было также известно, что в дневное время над переправой поочередно парами барражируют «мессершмитты».

— Крепкий орешек,— сказал Самохин.

— Что и говорить,— согласился Саломатин.

Маршрут полета выбрали над лесами и озерами, договорились о порядке действий над переправой.

Техники и механики тем временем подготовили самолеты. Они подвесили под крылья каждой «чайки» по две пятидесяти-килограммовые бомбы «ФАБ-50» и по четыре реактивных снаряда «РС-82». «Подарок Гитлеру!» —написали на них мелом оружейники.

Прочитав эти надписи, Владимир Саломатин, прищурив карие глаза, улыбнулся и сказал:

— Утречком пораньше постараемся преподнести эти подарочки непрошеным гостям...

Еще до восхода солнца, оставляя темные тропки на траве, побелевшей от выпавшей за ночь росы, одна за другой уходили в заревое небо тяжело нагруженные «чайки». Набрав необходимую высоту и построившись клином, два звена штурмовиков, ведомые Саломатиным, взяли курс на северо-запад и скрылись за горизонтом.

В целях маскировки группа летела на небольшой высоте. Под крыльями «чаек» мелькали островерхие макушки елей, стылая синь озер, просеки и охотничьи домишки. Впереди по курсу заблестела извилистая речушка Оять, а за ней вскоре показался и старинный поселок Лодейное Поле. А там, за железнодорожной станцией и шоссейной дорогой, где-то понтонный мост на реке Свири — конечный пункт их маршрута.

Группа летела спокойно. Вражеских истребителей не было: видно, спали еще немецкие летчики. Молчала и земля, не щетинилась зенитным огнем.

Самолеты на малой высоте неслись к цели, маневрируя по извилистому фарватеру реки.

—- Вижу цель,— первым заметил понтонный мост Самохин и доложил об этому ведущему.

Впереди, чуть левее курса, за изгибом реки Саломатин увидел понтонную переправу. Сплошной колонной двигались по ней танки, автомашины, солдаты.

— За мной, в атаку! — скомандовал по радио ведущий и стал быстро набирать высоту.

Самохин и все ведомые, не отрываясь, следовали за ведущим. Набрав необходимую для атаки высоту, штурмовики устремились к цели. Зенитки открыли яростный огонь по атакующим штурмовикам. Трассирующие снаряды и пули потянулись пунктирными строчками к «чайкам», но те упорно продолжали идти вперед. Владимир Саломатин ударил по первым понтонам реактивными снарядами, потом одну за другой сбросил бомбы...

Замыкающим в атакующей группе «чаек» шел Самохин. В его задачу входило зафиксировать результаты штурмового удара по мосту. Когда он проходил над переправой, было хорошо видно, как сброшенные ими бомбы и реактивные снаряды рвали на части мост, разносили в куски понтоны, сметая в воду танки, автомашины, повозки, вражеских солдат, заволакивая дымом прибрежные кусты и разбитую переправу.

— Переправе крышка! Раздолбали,— доложил Самохин ведущему по радио и дружески добавил: — Молодец, Володя! Здорово вывел на цель. Вовремя подоспели наши подарочки!

— Всем разворот на сто восемьдесят градусов! — скомандовал Самохин.— Атакуем зенитки.

«Чайки» вновь взмыли вверх, развернулись и сразу же пошли в атаку на зенитные батареи и пулеметные точки. Они пикировали на них, обрушивая шквал пулеметного огня почти трех десятков пулеметов, которых было на каждой «чайке» по четыре.

Зенитный огонь прекратился. Теперь можно было уходить домой.

Группа в полном составе вернулась на свой аэродром. Саломатин и Самохин осмотрели все самолеты. На каждом они увидели десятки пулевых и осколочных пробоин в плоскостях, фюзеляжах, хвостовых оперениях. На некоторых самолетах были повреждения.

— Пощипали-таки и они нас,— огорченно говорил Саломатин.

— Ничего! Залатаем... А «орешек»-то мы все-таки разгрызли,— довольно улыбаясь проговорил Самохин.

Сентябрь 1941 года стоял на редкость теплым и солнечным. На участке, где базировался 65-й штурмовой авиаполк, шли жестокие бои. Летчики полка летали на штурмовку техники и войск врага, нанося ему ощутимый урон. Иногда им приходилось совершать ежедневно по три-четыре вылета. Особенно отличились лейтенанты Петр Самохин и Владимир Саломатин.

Вот краткий дневник боевых действий, в которых участвовали Самохин и Саломатин:


«1 сентября 1941 года в составе шести самолетов их группа атаковала бомбами и пулеметным огнем до 60 грузовых и 10 легковых автомашин противника, следовавших к передовой. Несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии, группа уничтожила 15 автомашин.

2 сентября вместе с другими летчиками полка Самохин и Саломатин штурмовали автомашины и прислугу зенитной артиллерии. Батарея и 4 машины выведены из строя.

8 сентября они атаковали и уничтожили 6 крытых автомашин. Петр Самохин прямым попаданием бомбы разбил танк.

10 сентября в стыке шоссейных дорог в районе Лодейного Поля ими уничтожены 4 автомашины с грузом.

15 сентября четверка «чаек», ведомая Самохиным, обнаружила и атаковала колонну вражеских танков в районе Пряжи. Метким попаданием бомб уничтожены два танка, поврежден один. Колонна была задержана на несколько часов.

19 сентября шестерка «чаек» под командованием Саломатина уничтожила войсковой штаб противника в районе севернее Киндасова, что было подтверждено сводкой штаба 7-й армии. В этот же день восьмерка «чаек», ведомая Петром Самохиным, успешно атаковала колонну автомашин, следовавшую от Меркальды на Петрозаводск, и уничтожила 8 автомашин, 3 из которых сгорели».


...Это было 26 сентября. Вечерело. Владимир Саломатин и Петр Самохин с наслаждением растянулись на траве и потихоньку напевали. В это время по стоянке разнесся голос дежурного:

— Саломатин и Самохин, к командиру эскадрильи. Срочно!

Летчики поднялись, быстро привели в порядок одежду и побежали на КП, приказав техникам готовить самолеты группы к боевому вылету.

— Получено срочное задание,— сказал комэск капитан Митрофан Петрович Краснолуцкий, разворачивая перед ними полетную карту.— Где-то здесь, вот на этой проселочной дороге воздушной разведкой замечена большая колонна автомашин. Она движется от станции Мегрега, что южнее Олонца, по направлению на Лодейное Поле — Заостровье. Ее надо проштурмовать и если и не остановить, то хотя бы задержать. Вылетайте немедленно. Я бывал в том районе. Зениток там понатыкано на каждом километре. Будьте внимательны и осторожны.

Пятерка «чаек» ушла в воздух без задержки и, набрав высоту, словно растаяла в лучах заходящего солнца.

«Что-то сулит им этот поздний вылет? Всем ли удастся вернуться домой?»—думали техники, проводив взглядами удалявшиеся «чайки».

Набрав высоту около ста метров, Саломатин уверенно вел товарищей по намеченному маршруту. Вдали показалась линия фронта, проходившая по берегам Свири, заблестела зеркальная гладь Ладожского озера, внизу проносились небольшие плешины полей, окруженные частоколом, березовые и осиновые рощицы, луговины между ними, редкие хутора.

Углубившись на территорию противника и отыскав указанную на карте проселочную дорогу, летчики стали искать автоколонну, прикинув по времени, где она должна примерно находиться спустя четверть часа — час с того времени, когда ее засекли воздушные разведчики.

Прошло несколько минут. Колонны не было. «Может быть, свернула где-нибудь в лесную чащу?»—думал Саломатин, пристально осматривая панораму раскинувшейся внизу местности, и вдруг увидел ее за крутым поворотом дороги, прикрытым высоткой. Колонна растянулась на несколько сот метров. В середине катил штабной автобус.

— Вижу за поворотом автоколонну,— сообщил Саломатин ведомым и скомандовал: — Атакуем на встречном курсе!

Обойдя колонну стороной, Саломатин вывел группу на встречный курс и пошел в атаку. Пикируя, он сначала обстрелял реактивными снарядами голову колонны, а потом хвост. Попадания были точными, и колонна застопорилась. В это время по ней ударили ведомые Саломатина. На дороге там и здесь запылали автомашины. Выйдя из атаки и развернувшись, штурмовики следом за ведущим повторили атаку. Во время третьего захода штурмовики ударили по сгрудившимся автомашинам из пулеметов. Петр Самохин видел, как автомашины шарахались в стороны, сталкивались, горели, падали под откос, поднимая столбы дыма и пыли...

А Владимир Саломатин после второй атаки искал автобус. Тот же словно сквозь землю провалился. «Куда он скрылся?— досадовал ведущий.— В лес, что ли, рванул?» Снова и снова зорким и цепким взглядом осматривал он укромные местечки близ дороги и наконец нашел: автобус искусно замаскировался за высокой разлапистой елью.

— Ага, вот ты где!— обрадовался Саломатин.-Теперь не уйдешь!

Он сделал крутой разворот и сразу пошел в атаку. Секунда, другая. Вот автобус четко вписался в прицел, и Владимир нажал на кнопку бомбосбрасывателя. Выйдя из атаки и развернувшись, Саломатин увидел вывернутую с корнем ель и дымящиеся воронки, а поодаль — догоравшую штабную машину.

— Командир, колонну мы раздолбали! Автобус горит в лесу,— доложил Петр Самохин.

— Всем сбор. Уходим домой,— скомандовал Саломатин и в ту же секунду услышал встревоженный голос Самохина:

— Володя, я ранен. Машина повреждена.

— Долететь сможешь? — спросил Владимир друга.

— Постараюсь...

— Держись, Петро! — подбодрил его Саломатин.

Петр Самохин, превозмогая боль и слабость от потери крови, довел поврежденный самолет до своего аэродрома и сумел посадить. Силы оставили его, когда самолет остановился. Подбежавшие к самолету товарищи увидели, что Самохин без сознания. Они поспешили открыть кабину и вытащить из нее раненого летчика.

— Мы были восхищены мужеством Петра Самохина,— вспоминает Саломатин.— В невероятно тяжелых условиях полета мой раненый друг сберег боевую машину. Командир полка майор Белоусов, отправив Самохина в санчасть, осмотрел самолет и сказал: «Хороший запас прочности!» — «Запас прочности и летчика и самолета»,— добавил комиссар полка Кузьмин. «Конечно, в первую очередь — летчика,— согласился Белоусов.— Был случай в первые дни войны. На наш/ аэродром однажды неожиданно сел немецкий самолет. Сначала мы думали, что вражеский летчик либо заблудился, либо решил добровольно перелететь к нам и сдаться в плен. Но случилось нечто совсем иное. Оказалось, что осколками нашего зенитного снаряда фашистский пилот был ранен в руку, а мотор его самолета поврежден. Гитлеровец испугался, что потеряет сознание и разобьется. Увидев наш аэродром, он, не задумываясь, произвел на него посадку и первое, что сделал, стал звать на помощь доктора. Словом, слабоват был запас прочности у фашиста». Я запомнил на всю жизнь эти слова и рассказанный командиром случай. У Петра Самохина действительно был хороший запас прочности. Всего месяц пролежал он в госпитале. Вернулся в полк и вновь сел в кабину «чайки».


Седьмого ноября 1941 года Саломатин и Самохин вылетели на «свободную охоту». Стояла пасмурная, унылая погода. Небо было почти сплошь затянуто низкими клочковатыми облаками. В районе населенного пункта Вача летчики обнаружили четыре автомашины, ехавшие по дороге. Произведя две атаки, Саломатин и Самохин уничтожили их. Потом полетали еще немного, но подходящей цели больше не встретили и решили возвратиться на свою базу.

— Когда мы пролетали над Кировской железной дорогой, в районе перегона Сегежа — Медвежьегорск нас внезапно атаковала пятерка «хаукеров»,— рассказывает Саломатин.— К счастью, от первой их атаки нам удалось увернуться. А через несколько секунд мы уже сами атаковали вражеские истребители. От мощных залпов наших реактивных снарядов одна пара «хаукеров» буквально шарахнулась в сторону и с резким набором высоты скрылась из глаз. «Видел, Петро? Не понравились им наши "гостинцы"»,— сказал я по радио Самохину. Он что-то мне ответил, но я уже его не слышал, потому что в это время увидел, как в хвост 4чайки» Самохина заходит «хаукер» из оставшейся поблизости тройки. «Петя, Петя! У тебя в хвосте «хаукер». Уходи!»—во весь голос закричал я ему и, развернувшись, пошел наперерез фашисту. Не успел он, не догнал «чайку»: попала его застекленная кабина в мой прицел, и врезал я по ней длинной очередью из всех пулеметов. «Хаукер» дернулся, рванул резко вверх, а потом рухнул вниз и через несколько секунд, пробив тонкий еще ледок Выгозера, скрылся в воде. После этого боевого вылета Петр крепко обнял меня и сказал: «Спасибо, друг. Спас ты меня». А я шутя ответил: «Стараюсь. Берегу тебя». Но вот не уберег я Петю Самохина. Не уберег...

Это было 17 декабря 1941 года. В землянку вошел командир эскадрильи капитан М. П. Краснолуцкий и сказал:

— Самохин, готовьтесь звеном к вылету. Погода улучшилась. Будете прикрывать «железку» от Сегежи до Пиндуши. Вылет по готовности.

— Семенихин, Борисов, Сердюченко! На вылет! — дал команду Самохин летчикам своего звена, взял шлемофон и направился к двери. Летчики поспешили за ним.

Через несколько минут четверка Самохина улетела и, прибыв в район указанных станций, стала барражировать там на высоте тысячи метров. Не прошло и десяти минут, как Самохин заметил метров на пятьсот выше большую группу финских истребителей — «брустеров». Он пересчитал их: одиннадцать. Подумал: «Многовато... А что делать? Не удирать же?!»

— Всем внимание! — обратился он по радио к своим ведомым.— Выше нас метров на пятьсот большая группа «брустеров». Приготовиться к бою!

Самохин был уверен в своих товарищах. Он знал, что никто бы из них не принял иного решения и что, если им придется схватиться с вражескими истребителями, они будут драться до последнего.

Тем временем «брустеры», разбившись на три группы, начали атаку. Пятерка атаковала Петра Самохина и Дмитрия Семенихина, а четверка — Павла Борисова и Николая Сердюченко. Пара «брустеров» осталась в резерве и маневрировала на высоте.

Огрызнувшись пулеметным огнем, «чайки» отразили первую атаку и по команде ведущего образовали в воздухе оборонительный круг. «Брустеры» заходили, заметались вокруг огненной карусели «чаек», не рискуя приблизиться к ней. Они пробовали разбить «круг», бросались на него с разных сторон группами и поодиночке. Но не тут-то было: «круг» не поддавался. В одно из мгновений Самохин увидел впереди себя распластавшиеся крылья «брустера», моментально чуть довернул свою «чайку» и тут же нажал на гашетки всех пулеметов. Пулеметный залп достал «брустер». Тот заложил глубокий вираж влево, стал уходить, покачиваясь с крыла на крыло.

— Дмитрий, добивай его! — скомандовал Самохин своему ведомому.

Семенихин не заставил себя ждать. Он догнал подбитый «брустер», дал по нему мощный залп из всех пулеметов и тут же возвратился в круг. «Брустер* задымил и стал резко снижаться. Через секунду-другую от него отделилась черная точка, потом раскрылся белый купол парашюта...

Воздушная карусель продолжалась. Один из «брустеров», видимо ведущий, атаковал самолет Самохина, но промазал, зато два реактивных снаряда, выпущенных Семенихиным по «брустеру», догнали фашиста.

— Готов! — обрадованно закричал Дмитрий, наблюдая, как падает, разваливаясь на части, охваченный пламенем «брустер». В то же мгновение Семенихин услышал голос Самохина:

— Дима, прикрой меня! Иду в лобовую!

Следуя как привязанный за Самохиным, Дмитрий видел, как, стремительно приближаясь, шли лоб в лоб «чайка* Самохина и «брустер».

— Бей, Петя! Бей! — не выдержав, заторопил ведущего Семенихин.

Самохин дал залп двумя реактивными снарядами и сбил «брустер». А в это время два истребителя насели на Николая Сердюченко. Отбиваясь от их яростных атак, Сердюченко подбил один «брустер», но и его машина оказалась поврежденной. У него внезапно зачихал и заглох мотор. Сердюченко вынужден был выйти из боя и произвести посадку.

В небе осталось три «чайки» — Самохина, Семенихина и Борисова. Они продолжали бой с семеркой вражеских истребителей, хотя под крыльями «чаек» уже не было реактивных снарядов, а в их патронных ящиках иссякали боеприпасы. На исходе было и горючее. Самохин доложил на командный пункт полка по радио о сложившейся обстановке, попросил выслать на помощь истребителей и заверил:

— Будем драться до последнего!

Решение драться до последнего летчики приняли совместно. В этом неравном бою они все время старались держаться вместе, поддерживая и выручая друг друга.

— Ребята! Не отрываться. Только все вместе! — несколько раз напоминал Самохин своим ведомым.

А летчики «брустеров» своими замысловатыми маневрами стремились растащить «чайки», чтобы расправиться с ними поодиночке. Но вот во время одного из таких маневров бок ближнего «брустера» всего на несколько секунд оказался в прицеле Павла Борисова. Тот разом всадил в него длинную пулеметную очередь. Подбитый «брустер», растягивая за собой хвост дыма, полетел к земле и через минуту уже догорал в лесу. Но за эту минуту и самолет Борисова попал под огонь двух атаковавших его «брустеров». Машину сильно затрясло, скорость резко упала, голубые струйки огня, облизывая капот мотора, поползли к кабине.

— Самолет горит! Выхожу из боя,— доложил он, имитируя падение.

Уйдя в сторону от карусели боя, Борисов стал бросать «чайку» из стороны в сторону, стараясь сбить пламя. Наконец, ему это удалось, но мотор еле-еле тянул, и через несколько секунд «чайка» Борисова, скользнув лыжами по снегу, приземлилась...

Теперь в небе остались только Самохин и Семенихин против шести вражеских истребителей. Обе «чайки» — с пустыми патронными ящиками и с последними граммами бензина. Производя каскады головокружительных фигур высшего пилотажа, советские летчики имитировали атаки. Но вражеские летчики очень скоро поняли, почему молчат пулеметы «чаек», и стали действовать смелее, нахальнее. А тут вдруг сдал мотор у Семенихина.

— Садись, Димка! Я прикрою,— приказал Самохин, направив свою «чайку» наперерез «брустерам», погнавшимся за снижающимся самолетом Семенихина. Посчитав его сбитым, «брустеры» отвернули, но прямо на них неслась одинокая «чайка* Самохина. Прикрывая товарища, Петр, видимо, решил такой неожиданной «психической атакой» нарушить строй «брустеров» и отсечь их от самолета Семенихина. Но они сами отвернули, и Самохин проскочил мимо. «Брустеры» стали гоняться за его одинокой «чайкой». Одна из их атак оказалась смертельной...

Так в неравном, тяжелом воздушном бою, выручая товарища, погиб лейтенант Петр Самохин. Его ведомые Дмитрий Семенихин, Николай Сердюченко и Павел Борисов через несколько дней вернулись в полк.

Вот что записал в те дни в своем фронтовом дневнике боевой друг Петра Самохина старший лейтенант Владимир Саломатин: «Петя, Петя, друг мой незабвенный! Вот и нет тебя в живых, боевого сокола. Вот и отплясали твои ноги русского казачка, осталась недопетой песня о любви, о невесте, о семье. На траурном митинге по случаю твоей гибели я видел, как в тяжком молчании стояли командир полка Герой Советского Союза Владимир Игнатьевич Белоусов, командир эскадрильи Митрофан Петрович Краснолуцкий, твои боевые друзья Дмитрий Семенихин, Николай Сердюченко, Павел Борисов, другие летчики. И я стоял. Смотрел на твой портрет в черной рамке и, отвернувшись от товарищей, скрипел зубами и плакал. Прости меня за слабость. Мы с тобой никогда не плакали, провожая друзей в последний путь. Мы клялись мстить врагу и бить его нещадно. Теперь будем мстить врагу и бить его и за тебя, наш отлетавшийся сокол».

— Петр Яковлевич Самохин за полгода войны совершил более ста двадцати боевых вылетов,— говорит Владимир Ильич Саломатин.— Он вылетал на штурмовку боевой техники и живой силы вражеских войск, на воздушную разведку войск противника, патрулирование наших важных объектов. За время боевых действий он сбил три вражеских самолета лично, уничтожил десятки автомашин и другой техники врага. Это был толковый воздушный боец, мужественный и храбрый воин. Он знал, во имя чего идет в бой, и ни разу не дрогнул. В схватках с врагом никогда не отступал перед опасностью, всегда приходил на выручку товарищам, попавшим в тяжелое положение. Всегда был готов за друга жизнь отдать. И отдал. Было тогда ему только двадцать лет. Но грудь его уже украшал орден Красного Знамени.


Летчики полка помнили своих погибших товарищей и всегда чувствовали их рядом и на земле и в воздухе. В боях с врагом каждый из них дрался не только за себя, но и за своего погибшего друга. Это была их святая месть врагу. Владимир Саломатин, уходя на боевое задание, тоже всегда чувствовал рядом с собою своего друга Петра Самохина. Он разил врага и за него. только за период с марта по июль 1942 года он совершил более пятидесяти боевых вылетов.

В начале марта 1942 года, участвуя в групповых налетах на аэродром противника в районе Тикшозера, Саломатин вместе с товарищами уничтожил девять самолетов врага. 6 апреля 1942 года он вновь летал на штурмовку аэродрома противника. Уничтожено пять самолетов типа «брустер». 3 августа 1942 года Саломатин летал ведущим группы на штурмовку вражеского аэродрома. Уничтожено шесть немецких истребителей типа Ме-109.

— Это была моя месть за гибель Петра Самохина,— рассказывает Владимир Ильич Саломатин.— В начале сорок второго года летчики нашего полка много и успешно летали на боевые задания. Вскоре наш полк стал гвардейским. Меня назначили командиром эскадрильи и наградили орденом Красного Знамени. И снова штурмовки, полеты на «свободную охоту», воздушные бои...

Однажды капитан Саломатин, командуя восьмеркой самолетов, встретил в воздухе десятку бомбардировщиков «Юнкерс-87» и четырнадцать сопровождавших их истребителей «Мессершмитт-109». Фашисты намеревались бомбить переднюю линию наших войск. Разбившись на боевые пары, наши летчики решили дать бой «юнкерсам». Первой очередью гвардеец Саломатин сбил ведущего «лапотника» (так прозвали наши летчики немецкий бомбардировщик Ю-87 за его не-убирающиеся шасси). Строй нарушился. Сбросив бомбы в лесную чащу, «юнкерсы» развернулись и убрались восвояси.

Тогда, в январе 1943 года, командир полка капитан Барковский писал: «Командир эскадрильи В. И. Саломатин показывает образцы боевой работы. Он лично сбил несколько самолетов врага. Проявляет отвагу и героизм. Летает отлично днем в сложных метеорологических условиях и ночью».

В начале 1943 года В. И. Саломатину и П. Я. Самохину (посмертно) было присвоено звание Героя Советского Союза.

Сейчас Владимир Ильич Саломатин проживает в родном Подмосковье — в поселке Дзержинский. Ветеран войны всегда в гуще жизни. И хотя неумолимое течение времени давно уже заставило его расстаться с авиацией, оно не погасило в его сердце вечную любовь к ней, вспыхнувшую в юные годы. Наверное, поэтому его особенно часто можно встретить среди молодежи,— он рассказывает ей о войне, о великом подвиге советского народа, о героизме, отваге и мужестве своих боевых товарищей. И обязательно — о своем друге Петре Самохине.



Загрузка...